Тридцатилетняя война в лицах
Что такое Тридцатилетняя война? Определённо, мир до 1618-1648 годов не видел ничего ужаснее. Да, была Столетка, но все 116 лет она носила вялотекущий характер, и на её полях с обоих сторон стояли настоящие рыцари. Тридцатилетка вышла совсем другой: интенсивной, абсолютно бескомпромиссной и безжалостной. Её жернова перемололи целое поколение, выкосили 70% населения юга Германии. Даже во времена Чёрной Смерти не было ничего подобного.
Если у Бога бывает отпуск, то он явно брал его именно с 1618 по 1648. Незначительный, на первый взгляд, религиозный конфликт в центре Европы разгорелся по канонам литературы, постепенно превратившись в борьбу против власти Габсбургов над половиной континента. Миллионы полягут на полях сражений, будут вырезаны в захваченных землях и городах, умрут от болезней и голода. Опустеют не то, что деревни - целые регионы. Католичества церковь закроет глаза на многоженство в южной Германии: а что делать, если мужиков просто не осталось? Спустя почти сотню лет "эхо войны" будет местами ещё очень отчётливым.
Думая об этой войне, лично прихожу к одной мысли, выраженной в песни Владимира Семёновича: "Здесь нет ни одной персональной судьбы: все судьбы в единую слиты".
Просто попытаемся взглянуть на людей, которых она затянула в свою воронку. Вот они, смотрите, прямо перед вами, все 8-10 миллионов погибших. Хотите - в строю, хотите - бесстрастными рядами архивных папок. И в каждой своя история. Ну же, берите наугад, смелее.
Вот Йохан, простой нидерландский крестьянин, но этой осенью 1624 года ему не убирать урожай: с мушкетом в руках, он стоит на стене Бреды. Повезло, конечно. Восьмидесятитысячная армия Спинолы едва ли оставила что-то на своём пути, но Йохан с семьёй сбежал в город вовремя. Успел укрыться в надёжном, современном замке. Бреда продержится в осаде и год, и больше, так гарнизонные солдаты говорят. Они очень рады беженцам: собственных сил для обороны не хватило бы.
Отец Йохана ещё помнил, как солдаты Альбы без разбора резали голландцев в Наардене: бейте всех, Господь узнает своих. И нынче ничего хорошего ожидать не приходится. Йохан пока ни в кого не стрелял, но ему не терпится убить хотя бы одного из тех людей, что в одночасье разрушили его жизнь. Когда Йохан теперь попадёт домой? И что он там увидит?
Но ничего Йохан не увидит. Уже будет смеркаться, ополченец расслабится, а тут какой-то испанец выстрелит из окопа: со скуки, или на спор. "С неба упала шальная звезда - прямо под сердце". А в начале следующего лета город сдадут. Потом отобьют снова. Ещё 24 года войны впереди.
Вот саксонская девушка Марта, родом из-под Лейпцига. Она слабо представляет, где находится сейчас: уже не первый год блужданий по Германии от сражения к сражению. И ей, в принципе, давно уже всё равно.
Брата Марты вербовщики забрали ещё в начале войны, а через год какие-то ушлые солдаты напоили отца, и утащили в свой обоз. Вроде как одни вербовщики были из Католической лиги, а другие из Евангелической унии, но есть ли разница? Марта уже обирала тела солдат что тех, что других.
Марта давно уже кампфрау при банде ландскнехтов, которые успели послужить обеим сторонам конфликта. Всё равно никто тут всерьёз в Бога не верит, так что читают ли враги псалмы на латыни, или на немецком - наёмникам всё равно. Умирают и католики, и лютеране одинаково.
Ну, а что ещё Марте оставалось? Вслед за мужчинами, в деревне реквизировали сначала лошадей, потом и скотину, и большую часть припасов. Дело шло к зиме, и было ясно, что она сулит только голодную смерть. А не этой зимой, так следующей: в соседней деревне ещё год назад мужиков запрягали в плуг вместо лошадей, так там эти мужики хотя бы оставались. Женщинам подобное не под силу.
Марта поняла всё быстрее других, и ей крупно повезло: в отряде, к которому прибилась, командир и дисциплину держит, и торговаться с нанимателями умеет. Денег у ландскнехтов столько, что пропить невозможно. А откладывать - бессмысленно, потому что "завтра" может не наступить.
Никого из семьи Марта больше не увидит. Она доживёт до конца войны, но от родной деревни давно и углей не осталось. А куда дороги войны завели отца с братом, если те вообще живы - кто знает? Социальных сетей нет, передачи "Жди меня" тоже.
Вот Фридрих, бравый кирасир императорской армии. С утра он лихо скакал в атаку на шведские позиции, но Паппенхайма застрелили мушкетёры, а суровая финская конница разогнала проклятых хорватов. Фридрих бежал, в компании ещё нескольких всадников, и ему от этого вовсе не стыдно. Как назло - туман, и поди разбери теперь, как выбраться к своим...
В тумане они встретят такой же небольшой конный разъезд, тоже десяток потерявшихся после неудачной атаки - но это враги. Товарищи возьмутся за палаши, а Фридрих, первым делом, схватится за пистолет. Выстрел - и падает из седла самый хорошо одоспешенный, богато одетый швед. А может, и не швед, кто его знает? Главное, что это был командир.
Тяжёлая победа в локальной стычке около полудня. Пленных брать нет смысла, и раненных добивают: Фридрих уже занесёт меч над смертельно поражённым его пулей командиром, когда вдруг решит напоследок узнать имя. Кого он всё-таки убил?
- Кто ты такой?
- Я был королём Швеции.
И всё равно, Валленштайн проиграет эту битву, а Габсбурги - эту войну. Но Фридрих погибнет через два года при Нёрдлингене с ощущением, что творил победу для императора: тогда всем ещё будет казаться, что Габсбурги одерживают верх.
Вот отставший от войска еврей-маркитант Давид, разрывающийся между желанием сохранить телегу с товарами для нужд армии, и инстинктом самосохранения. Вообще-то, хорошо, что он отстал от "своих": говорят, все эти плохо обученные пехотинцы уже втоптаны вражескими рейтарами в землю, заместо семян: пахать всё равно некому. А Давид рассчитывает выскользнуть из района боевых действий, не встретившись с недобитками и разбойниками. Поэтому он избегает больших дорог, и двигается по ночам.
Но только всё больше похоже, что он бежит от войны не в ту сторону. Больше недели в пути, а Давиду попадаются только сожжённые деревни, да гниющие трупы - хоронить их некому. Родственник его, магдебургский гробовщик, делал знатный гешефт. Этот товар теперь в постоянном дефиците! Вот только Магдебург взял Тилли, и, обозлённые отчаянным сопротивлением, победители вырезали его под корень. Богатейший город Германии за один день превратился в пустующие руины. До штурма там жило 30 тысяч человек, и меньше 5000 осталось после - самые везучие.
В последние пару дней вообще кажется, будто вся Германия вымерла. Ни одного живого человека, да что человека - хоть бы где трубы дымили, да голоса можно было услышать. Только волки воют повсюду. Нужно отсюда выбираться, на восток: там, у ляхов, родня живёт, и войны нет.
Только далеко ещё до тех мест, а вокруг всё выглядит более зловещим с каждым днём. Брошенные дома, свежие братские могилы победителей, и тлеющие останки проигравших. Если это дни Мессии, как Давид в Торе читал, и иго гоев кончилось, потому как перерезали они друга друга, да перестреляли... то где же сам он, Машиах? Не чувствуется в разорённых, залитых кровью немецких землях божественного присутствия.
Вот Алонсо - опытный пикинер из терции Альбукерке, стоящий сейчас в рядах жалких остатков армии де Мело. И далась командирам эта осада Рокруа? Уже неважно, впрочем. Испанцы окружены, пытавшихся бежать вместе с обозом французы разбили. И Алонсо, и его товарищи, и принявший командование Меркадор, понимают: Бек со своей немецкой конницей, на помощь которого они так отчаянно надеялись, уже не придёт. Союзники - сволочи. А значит, это конец.
Нет, новый командир как раз хотел сдаться, чтобы сберечь жизни своих людей. Вот наивный: забыл спросить у самих солдат. Это испанская терция! Едва принц Конде выехал в сторону габсбургского боевого порядка, как по нему дали залп из мушкетов. Пусть и без толку, но переговоры на том закончились: будет бой. Последний.
И для Алонсо, и для терций, какими они были последнюю сотню лет. Все уже поняли, что испанцы больше не непобедимы в поле, осталось только официально закрепить этот факт. Печатью крови оставшихся нескольких тысяч пехотинцев, ещё недавно - лучших в Европе, которые с поля боя не побегут.
Потом скажут, что огонь по Конде открыли случайно, мол, приняли его отряд за новую атаку. Смешная, конечно же, отговорка, но Меркадору нужно было что-то сказать. Вон, французы уже и пушки подтаскивают, а у стрелков терций порох почти закончился. Но на встречу четвёртой атаки ещё хватит, а большего и не нужно. Дальше только смерть, ну, или бессмертие - смотря, как повернуть.
Вот Вальтер Деверу, драгун полка Бутлера, пропивает кровавые деньги. Его 36 надёжных парней, аккуратно перерезавших неугодных в крепости Хеба, получили по 500 талеров. Это большие деньги. А самому Деверу досталась 1000: во-первых, он командовал, а во-вторых - лично заколол алебардой главную цель. Альбрехта фон Валленштайна. Смешанные чувства: вроде и убил великого полководца, да вот только союзника. И не в честном бою, а ворвавшись ночью в спальню.
Но деньги заглушают бубнение совести. Да и Деверу - не человек Валленштайна. Вот этот шотландец, комендант Гордон, что пустил их в крепость - даааа... он Валленштайну обязан всем. Из простых солдат в высшие офицеры. Пусть его и совесть мучает, и черти в Аду. Говорят, Гордону не просто заплатили за смерть командира: он получит земли убитого. Не все, конечно же, часть... зато в плодородной Германии, а не в своих куцых горах.
Забавные они, эти шотландские наёмники. Знавал Деверу одного: тот сшил себе штаны в цветах клана, "тартан", как они говорят. Спрашивают - зачем? А тот и отвечает: уже трёх ландскнехтов палашом порубал за насмешки над "мужиком в юбке", надоело. Четвёртый раз-то может и не повезти уже.
Ну, за упокой души имперского генералиссимуса. Великий был человек... в 500 талеров на брата оценили. Не шутки. Это война, которая идёт уже 16 лет, тут жизни цена - ломаный грош в базарный день.
...как-то, друзья. Это случайная выборка из судеб, сплавленных в одну. Перетасуйте карточки, да вытащите другие: каждая история яркая, каждая похожа и, в то же время, непохожа на прочие. Тридцать лет сотни тысяч солдат гуляли по просторам империи Габсбургов. Убивая друг друга, убивая всех встречных, сжигая деревни и города, славя одного и того же бога на разных языках. Но что-то не похоже, чтобы Бог был где-то рядом всё это время. А вот Дьявол, определённо, гулял меж вагенбургов и осаждённых стен. В следующий раз для него такая отрада - только в 1914 году.
