То ли девушка, то ли... Часть 5.⁠⁠

Часть 1  Часть 2  Часть 3  Часть 4

- Так вы утверждаете, что это вы поцеловали Рину, а не она вас? – в третий раз переспросил холеный офицер с нежными белыми руками. Я уже не мог смотреть на его лицо с постоянно приподнятой бровью, словно он сомневался в каждом моем слове, и потому уставился на его руки. Они были такими чистыми и ухоженными, что я даже не мог представить, как он вытирает задницу. Наверное, за него это делает его денщик.

- Да, сэр, именно так, - в третий раз ответил я.

- А почему вы это сделали? Вам нравятся девушки? И раньше тоже нравились?

- Мы выпили, и мне захотелось с кем-нибудь поцеловаться, - мои реплики были очень коротки и однозначны, так как в самом начале допроса, когда я пытался давать подробные и развернутые ответы, этот хлыщ впивался в каждое слово, перевирал смысл фраз, задавал еще сотню уточняющих вопросов. И я решил говорить по минимуму.

- А что, молодых людей в кабаке не было? Вас, кажется, даже пригласили на танец.

Кажется ему. Передо мной допросили всех, кто имел несчастье оказаться в тот вечер в кабаке, а меня оставили на закуску.

- А вы бы с кем предпочли целоваться? С грязным потным солдатом или красивой девушкой? – уже не в силах сдерживаться, съехидничал я. На лицах присутствующих промелькнули едва сдерживаемые улыбки, но офицер нахмурился.

- Отвечайте на вопрос.

- Молодые люди в кабаке были, - и снова понеслась тягомотная волынка.

Суд проходил в одном из офицерских домиков. В гостиной вдоль стен были расставлены кресла и диваны, где расположились несколько офицеров. Напротив входной двери стоял массивный стол, за которым сидели три человека, офицеры, выносящие приговор, справа от них на отдельном стуле сидела Рина, упорно не поднимающая глаза от пола. Я бы на ее месте тоже не стал, так как за те полчаса, что я находился в зале, меня буквально извозили грязными взглядами и сальными ухмылками. Как она выносила их все эти месяцы? Может, поэтому она безвылазно и занималась с нами?

Весь вечер, всю ночь и утро я не знал, нужно ли признаваться в том, что я парень или нет. Для начала решил, что буду тупо говорить, что это была моя инициатива, но сейчас меня уже так достал этот офицер, так допекли эти надменные рожи, что было уже плевать на все.

- И почему вы не захотели целоваться с ними?

- А почему вы не хотите с ними целоваться?

- Потому что я мужчина, и я предпочитаю делать это с девушками.

- Вот вы и ответили на свой вопрос.

- Не понял, - опешил офицер.

- Я мужчина, и я предпочитаю делать это с девушками, – так приятно было видеть, как улыбочки застыли на их лицах. Рина впервые за то время, что я был в зале, подняла голову и посмотрела на меня.

- Да, именно так я и сказал, но…, - все еще недоумевая, начал было говорить допрашивающий, но я перебил его:

- Я тоже мужчина. Мне рубашку расстегнуть или штаны снять?

В зале стало кристально тихо. Военные пытались сообразить, как реагировать в этой ситуации. Я прямо чувствовал, как все мысленно пытаются примерить на меня мужскую роль. Именно роль, так как одет я был в привычную солдатскую форму: штаны, рубашку, ботинки. Сегодня я не стал надевать корсет, но тяжелая пышная коса спокойно лежала на плече, сбивая им картинку.

- Рядовой Рип, ваше заявление оскорбляет суд. Вы над нами насмехаетесь? Или всерьез рассчитываете, что мы вам поверим? – проскрипел один из судей.

Тогда я молча стянул рубашку через голову, впервые обнажив на людях свой торс. Рина смотрела на меня, не моргая, но я не мог понять, о чем она думает, злится ли, обижается или хуже того разочарована.

Зал загудел, я выхватывал только куски фраз: «Это издевательство», «…смотрели же в деревнях», «…девок не проверяют что ли», «…офицерша типа не знала…».

Судейский резко хлопнул ладонью по столу и заорал:

- Все вон!

Остались только трое судей и мы с Риной.

- Какого черта, рядовой? Как ты посмел обмануть армию и прикинуться женщиной? И оденься уже.

И пока я, натянув рубаху, вытаскивал косу из-за шиворота, один из них, пожилой такой, с усами, расхохотался:

- Да он же рассчитывал слинять! Закон-то приняли меньше года назад, а такую шевелюру надо всю жизнь растить. Мать-поди придумала?

У меня уже начали уши гореть от стыда. Как все-таки позорно! Почему стыд появляется только тогда, когда твой секрет вытащен наружу, а не тогда, когда мы его создаем?

Я кивнул. Тогда усач быстро успокоился и сказал:

- Если по закону, то раньше бы его сочли за дезертира и повесили бы. Но он пришел в армию по первому же призыву, так что в буквальном смысле он не дезертир. К тому же там по большей части мать его виновата, мозги ребенку выкрутила по полной программе. Всю жизнь в платьях ходил?

Я снова кивнул. Больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю. И посмотреть на Рину. Но было так страшно.

- Так, полагаю, что с капитана Штенхаммер мы можем снять все обвинения. Насилия никакого не было. Наоборот, мы должны поблагодарить ее за то, что сделала нашу длинноволосую красавицу настоящим мужиком. Все согласны?

Остальные судьи согласились с усачом, который, судя по нашивкам, был генералом.

- Но что нам делать с ним?

- Остричь и отправить к другим парням, - полувопросительно предложил правый судья.

- Нет, так будет неинтересно, - прищурившись, ответил генерал. – Ты, парень, знал, на что идешь, когда признавался, верно? Вот и хлебай по полной программе. К парням мы его, конечно, отправим. Но стричься запрещаю до момента отправки на фронт. Если его постричь, то никто его и не узнает, а так огребет по полной. Второе – месяц отработки в выгребной команде, естественно, по вечерам, после основной службы. Третье…, - тут генерал обернулся к Рине, - капитан Штенхаммер, стоит ли засчитывать ему срок обучения в вашей роте? Как вы оцениваете уровень его готовности?

- Рядовой Рип была… был лучшим, - еле слышно сказала Рина. – Лучший в стрельбе из арбалета и лучший – с гладиусом.

- Хмм, ну допустим. И к кому же его отправить? А что тут думать, к арбалетчикам и отправим. Ну, решено. А вы, капитан Штенхаммер, завтра возвращаетесь в свою роту с занесением выговора: за два месяца не смогли отличить мужика от бабы. Хотя…

Генерал знал, на что обрекает меня, запрещая стричься. Наказание хуже было бы сложно выдумать.

Когда я вошел в казарму арбалетчиков вместе с новым сержантом, то был оглушен свистом, воплями и улюлюканиями:

- Ой, какая хорошенькая девочка!

- Мы тебя ждали!

- Парни, кто будет первым?

- У меня уже встал!

Сержант рявкнул:

- А ну заткнулись! Это ваш новый солдат, неплохо управляется с арбалетами! Не бить, волосы не резать. Если завтра он выйдет из казармы в другом виде, всех запорю.

И, развернувшись к выходу, шепнул мне:

- Держись, парень. Не дай себя сломать.

Я боялся издевок и насмешек? Вот я идиот! Меня же сейчас попросту изнасилуют и прирежут по-тихому.

По спине пробежала холодная струйка пота. Я никогда в жизни не дрался, только гладиусом на тренировке, но его у меня забрали. Держа в одной руке сверток с запасной формой, я стоял и смотрел на этих парней, ожидая первого удара. В какой-то степени я мог их понять: скучно, нужна игрушка для развлечения, отомстить за то, что я прикидывался женщиной и жил в женской казарме; но легче мне от этого не было.

- Ну что, научим девочку, каково жить с настоящими парнями?

А ведь где-то среди них могли быть и наши деревенские парни… Думаю, они бы были еще злее.

Я швырнул тряпки в лицо первому кинувшемуся, резко ударил в живот второму, отшатнулся от замаха, открытой ладонью ткнул в чье-то лицо, кажется, разбил нос.

- Блин, он мне нос сломал! – заорал кто-то.

Главное для меня было – устоять на ногах. Если свалят, то запинают насмерть. Первый натиск я выдержал, и сейчас они будут принимать решение – бить дальше или закончить на этом. Толчком могла послужить любая фраза или действие, поэтому я стоял настороже и молча.

- Где ж тебя так драться научили? Неужто бабы?

- Точно, - тихо ответил я, - и драться, и стрелять.

- Да ладно? Вот завтра и глянем, как ты из арбалета мажешь. Ладно, парни, отбой.

И, как ни странно, на этом все закончилось. По крайней мере, на сегодня. Я подобрал с пола свои вещи и ушел к свободной койке. Спать я сегодня даже не собирался, так как понимал, что лучше перебдеть.

Я провалился в чуткую дрему. Пару раз за ночь слышал подозрительные звуки и приподнимался, показывая, что не сплю. И каждый раз ожидал встречного удара в лицо, но скрипучие кровати пока спасали меня.

Рано утром я проснулся по привычке до побудки, вскочил, быстро переплел косу в узел потуже и приготовился идти на пробежку. Но сержант, внимательно оглядев меня и кивнув, заорал:

- Подъем! Морды умыть, на завтрак и бегом на тренировочный плац.

Не понял. А где же разминка, пробежка и прочее? Парни что, только из арбалетов стреляют?

Так оно и было. Считалось, что мужчины сами по себе физически крепкие, поэтому здесь их не заставляли бегать, отжиматься и растягиваться, только вбивали нужный навык в руки и голову. А то, что у них и дыхалка слабовата, и ноги тощие, а руки и спина постоянно перенапряжены, - никому и в голову не приходило. Хотя мы ж тут все пушечное мясо, нас готовили к определенной задаче, и умелые разнопрофильные солдаты слишком дорого бы обходились нашему государству.

Что ж, значит, у меня будет преимущество.

Первое, что меня поразило, так это их техника натягивания тетивы на арбалете. Ребят никто не учил, как это правильно делать, и они тупо, чистой мускульной силой рук и спины, отводили тетиву. На сколько выстрелов их хватит?

Сержант всучил мне арбалет, сумку болтов и сказал, что пока не отстреляю все снаряды, никуда отсюда не уйду. И после этого я должен буду найти все свои болты, куда бы их не запулил. В сумке было, судя по весу, болтов пятьдесят. Ха, мне этого на полчаса хватит.

И я начал отстрел, натягивая тетиву, включая мышцы всего тела, капитан Рин постоянно заостряла на этом внимание. Бывало, что целых полчаса тренировки мы тратили на оттачивание движений, вплоть до малейшего наклона тела. Сейчас я уже делал это, не задумываясь. При этом руки уставали значительно меньше, не дрожали, и увеличивалась точность стрельбы.

Когда я отправил последний болт и опустил арбалет, то обнаружил, что весь отряд, включая сержанта, смотрит на меня. Молча.

- Рядовой Рип закончил стрельбу, - доложился я согласно Уставу.

Сержант также молча подошел к моей мишени и сосчитал болты. Затем обернулся и сказал:

- Пятьдесят попаданий.

- Да как это возможно? – воскликнул один из ребят, тот самый, который хотел глянуть на мою стрельбу. – Он натягивает тетиву как будто она из резины, а не из железа.

- Хочешь проверить? – сержант кивнул мне, чтоб я отдал свой арбалет. Я повиновался. Рядовой ощупал оружие со всех сторон, покрутил его, сделал усилие для натяга тетивы, наконец, он догадался потрогать саму тетиву.

- Ого, тетива горячая. Где ты так стрелять научился? Поди, отец учил?

Видимо, они уже забыли, кем я пришел в армию.

- Нет, я рос с матерью, как и все. Научили в женской роте, - если я не мог стереть из своего прошлого этого факт, то стыдиться его и вовсе бессмысленно. Пусть примут это.

- Да ладно врать! – раздался одинокий неуверенный голос.

Сержант помолчал еще немного, подумал и сказал:

- А ну-ка, парень, покажи, как ты натягиваешь тетиву, медленно и с объяснениями.

Я взял свой арбалет обратно и очень медленно стал показывать порядок действий, комментируя каждое движение, как это делала Рин. Сержант выслушал, ухмыльнулся и продемонстрировал, как он заряжает арбалет. Я удивился: он делал все точь-в-точь, как я.

- Но вы же делаете все верно!

- Еще бы, - крякнул от удовольствия сержант, - лет двадцать постреляй, и тоже не хуже будешь, – и осекся, ведь я уже не хуже. Я понял, что этот мужик за двадцать лет опытным путем нащупал оптимальный вариант зарядки, но не знал, как этому научить, и повел за собой зеленых пацанов тем же путем, что и он, - натянуть, прицелиться, выстрелить – повторять двадцать лет. Но сколько человек сможет пройти его?

Капитан Рин же проанализировала движения опытных стрелков и смогла научить нас всего за несколько месяцев.

- Чему тебя еще учили? – спросил сержант.

- Бой на гладиусах. Еще мы каждый день бегали, растягивались, отжимались…

- Понятно, - оборвал он меня. – Так, Трист, сможешь уложить новенького за три минуты, получишь увольнительную на этой неделе.

- Ха, это я с радостью! – с этими словами вперед вышел крепкий парень. Вчера, мне помнится, он не был в первых рядах напавших на меня.

- А ты, рядовой, представь, что у тебя в руке гладиус, только покороче, и покажи все, чему научился.

- Да, сержант, - я не понимал его целей, не понимал, зачем сержанту наша драка. И, кстати, где тут капитан? За все утро он ни разу не показался нам. Уже потом мне рассказали, что это обычная практика, капитаны редко появляются на тренировочном плацу, да и вообще рядом с солдатами, только дают указания лейтенантам, а те – сержантам.

Я проверил, не расплетется ли в самый неподходящий момент моя прическа, и встал в базовую стойку: левая рука, согнутая в локте, выставлена вперед, правая рука прижата к боку. Трист небрежной походкой подошел ко мне и резко, без замаха, ударил, я, как на тренировках, левой отвел его руку в сторону, а правой пробил ему в солнечное сплетение. Если бы у меня был гладиус, это был бы смертельный удар, но ему хватило и кулака. Он побледнел и попытался вдохнуть, разевая рот и хрипя.

- Достаточно. Криг учил?

Я кивнул.

_______________________________________________________

Теперь выложено все, что есть. По идее, дальше нужно крутить что-то другое, помимо гендерной интриги, продолжить насчет отношений с Риной, рассказать про Ари и о чем она реально думала. Возможно, сделать Рип героем войны или наоборот дезертиром. Но продолжения нет.