Страшная история "Серая Вожатая"⁠⁠

Лагерь «Солнечный» не просто заброшен — он прогнил насквозь. Местные называли его «Межой», шептали, что здесь стирается граница между мирами. Говорили, что до 1989 года это был не пионерлагерь, а детская колония для «исправления» малолетних преступников. Но архивы сгорели, а в лесу до сих пор находят кости с ржавыми наручниками.

Дорога в"Солнечный" начиналась там, где заканчивался асфальт. Последний указатель - покосившийся столб с едва читаемой надписью "Детский оздоровительный комплекс 2 км" - был испещрен глубокими царапинами, будто кто-то точил о него когти.

Местные называли эти места Чернолесьем. Не из-за деревьев - сосны здесь были обычные, - а из-за странной тени, которая ложилась на землю даже в самый ясный день.

Мы поехали туда с целью изучить это место, заодно и пошикатать нервишки. Но мы не знали какие последствия будут от этого. Настя достала из рюкзака пожелтевшее письмо - последнюю весточку от брата, пропавшего тридцать лет назад. Бумага пахла плесенью и чем-то лекарственным.

*"Если читаешь это - не приезжай. Она ходит за нами, как тень. Вожатая..."*

Последняя страница была изъедена странными дырочками, будто её кто то грыз.

Маршрута на которой мы добирались, явно отслужила свой срок. Сиденья были покрыты липкой плёнкой, а из динамиков доносились не песни, а странное потрескивание, будто кто-то водил иглой по старой пластинке.

Водитель - коренастый мужик с лицом, напоминающим смятый пакет - весь путь молчал. Лишь когда мы стали выходить, хрипло бросил:

"Обратных рейсов нет. Если решите уходить - идите вдоль реки. Но не ночью. Ночью она меняет русло."

Саша, сидевший у окна, вдруг резко втянул воздух:

-Вы... вы видите её? На обочине? Девочку в мокром галстуке?

Мы обернулись. Дорога была пуста. Но на стекле остался влажный отпечаток детской ладони.

Лагерные ворота когда-то были голубыми - теперь краска слезла, обнажив ржавое тело. На табличке "Солнечный" кто-то грубо выцарапал слово "Межа".

Артём первым заметил странность:

-Ребята... ворота заперты изнутри.

Цепь и амбарный замок действительно были накинуты с нашей стороны. Но за последние десять лет здесь явно никто не бывал.

Настя подошла ближе и вдруг вскрикнула, металл под её пальцами оказался... тёплым. Будто кто-то только что держался за него.

Мы перелезли через ограду. Мои ладони покрылись странной липкой субстанцией - не ржавчиной, а чем-то органическим. Позже, при свете фонарика, я увидел - это была запёкшаяся кровь, смешанная с сосновой смолой.

Здание администрации сохранилось лучше других. Сквозь разбитые окна виднелись пожелтевшие бумаги на столах - будто сотрудники вышли пять минут назад.

Лиза нашла журнал посещений. Последняя запись:

*"17.07.89. Отряд №4. 28 человек. На ночное мероприятие."*

Ниже - росчерк: *"М.П."*

Следующая страница была вырвана. Но на обратной стороне остался отпечаток - кто-то писал что-то с такой силой, что чернила проступили:

*"ОНИ НЕ ВЕРНУЛИСЬ ИЗ ЛЕСА"*

Вдруг с верхнего этажа донёсся грохот. Мы замерли - явственно слышалось, как что-то тяжёлое волочится по полу... И мы решили не рисковать и поспешили уйти отуда.

Здание столовой пахло кислым супом и чем-то ещё - сладковатым, тошнотворным. Как испорченные консервы.

Лёша первым зашёл на кухню:

-Чёрт... здесь всё как будто вчера готовили.

Кастрюли стояли на плитах, в некоторых даже осталась еда - давно превратившаяся в чёрную жижу, но... без следов плесени.

Я заметил узкую дверцу за котлом. Внутри - крошечная камера с матрасами. На стенах - царапины. Не надписи, а счёт:

|||||

Каждая группа - пять палочек, перечёркнутых диагональю.

Последняя дата - 17.07.89.

Дверь захлопнулась сама. Снаружи раздался детский смех.

Когда мы выбили её, Лёши внутри не было. На полу лежал его диктофон. Запись:

*"Пять ударов топором за ложь. Семь минут под водой за болтовню. Исправляйся. Исправляйся. ИСП..."*

Голос на плёнке был не человеческий - что-то имитировало речь, копируя интонации, но не слова.

Портреты вождей висели криво. За ними - дыры в стене. Облеенные старыми газетами стены.

Внутри - куклы.

Слепленные из глины, волос и... кожи. Каждая в пионерской форме. Настя закричала, узнав в одной кукле брата — тот самый шрам на щеке. И она..

Манекен в сером платье. Лицо — пепел. На груди — значок *«Лучший вожатый»*, но перевёрнутый.

Когда мы попытались уйти, дверь захлопнулась. Воздух наполнился шёпотом: «Плохие… нерадивые…» Настя упала, схватившись за голову. Из её уха выполз белый червь, покрытый буквами- И, С, П, Р, А, В, Л, Ю, С, Ь. Она раздавила его ботинком, но тут стены зашевелились. Это были не газеты — *сотни записок, склеенных в папье-маше. «Помогите», «Она здесь», «Простите».

Лиза сорвала с манекена парик.

А под ним — зеркало.

— Это… мы…

В отражении за нами стояли *те* дети. С фотографии 1989 года. Их руки впивались в наши плечи, а в глазах горели звёзды.

Настя закричала:

— Брат!

Зеркало треснуло.

Мы начали убегать и забежали к озеру.

Песок оказался трясиной. Назар тонул медленно, с ужасом наблюдая, как из глубины поднимаются бледные руки.

"Они... они залезают мне в рот..."

Я остался один. Серая вожатая ждала у бункера. Впервые я видел её лицо — как потухший костер с чем то на подобии рта и глаз. Но назвать это глазами и ртом нельзя было, это были черные как черная дыра отверстия с ползающими в них червями.

'Ты хорошо старался.

и из её рта посыпались иголки.

— Но лето кончилось.

Меня нашли в 50 км от лагеря лежащим в грязи со следами земли и крови на одежде.

В кармане - записка:

*"Следующая смена начинается в июне. Так что не опаздывай. Я не люблю опоздавших."

А ещё...

Иногда ночью я чувствую, как под ногтями шевелится сосновая хвоя.

И слышу, как в венах стучит чужая кровь.

Он вложил в меня семя.

Скоро оно прорастёт.

И я знаю — чтобы остановить его, мне придётся вернуться.

Но уже не как жертва.

А как новый вожатый.