Страх, смех и эротика русских Святок⁠⁠

Автор: Алексей Зиннер.

«Помните, что мир принадлежит не только живым, он принадлежит главным образом мертвым», — писал Т. С. Эллиот. Наивные провинциалы, мы празднуем новоселье и благодарим товарища Сталина, стараясь не задумываться о том, кому раньше принадлежала наша квартира. А старым жильцам есть что рассказать: сегодня вас ждут ритуальный травестизм, кудеса, окрутничество, игры в умруна и вождение кобылки — до того, как это стало Хэллоуином.

Маски ряженых и вождение медведя

«Святки» или «коляда» длились от Сочельника и до Крещения, то есть с вечера 24-го декабря до 6-го января. Славянские истоки этой славной традиции теряются в веках — болгарская Кормчая книга 1282 указывает, что святые мужи «не повелевают моужем облачатися в женьские ризы, ни женам в моужьскаыя, еже творят на праздьники Дiонисовы пляшюще, не лиць же косматых възлагати на ся, ни козлих, ни сутоурьских», а наш Стоглавый собор от 1551 года отдельно предупреждает о играх, «на смех у блуд воставляюща многих». Пусть вас не смущает имя Диониса: православная церковь редко различала сорта язычников, в том же Стоглаве праздник Ивана Купалы называют «игрищами еллинскаго бесования». И было за что.

Основой, духом и куражом Святок было ряжение. Молодежь обряжалась горбатыми, чумазыми, плешивыми стариками, старики — молодыми, мужики — бабами, и девки — парнями; на деревенских дорогах можно было встретить солдат, цыган, бурлаков, татар, офень и самого чёрта; налаживались зверьём: цаплями, волками, медведями, лебедями. Иногда играли — водили — кобылку или козла, двое парней надевали особым образом сшитый мешок, а на место головы животного помещали особо сработанную морду, которая могло щелкать пастью и вытягивать язык. Маски ряженых могли быть безлики или изображать местную нечисть; популярны были маски и костюмы из соломы, коры, льна, тряпок; зубы могли делать из редьки, картошки или брюквы; иногда просто мазали лицо сажей, мукой или мелкой крупой. Одежду часто надевали навыверт — особенно если изображали животных.

Однако маска — только начало, билет в мир безудержного русского карнавала. Развлечений доступна масса: ряженые, которых также называли окрутниками или шуликонами, могли ходить по деревне процессией, изображая похороны или свадьбу, заходить во дворы, врываться в избы. Приняв личину, ряженый истинно вживался в роль, шутил и острил, и говорил даже будто бы не своим голосом. Приведу несколько описаний второй половины XIX века:

Показались два парня в берестяных масках и с деревянными лопатками в руках; они подходят то к той, то к другой девице и спрашивают: — Сколько набить аршин набойки <…> — С сушоною рыбой! Кому сушеной рыбы? кричит новый ряженый, держа за спиной пару сухих лаптей. <…> В избе крик и хохот. Влетает еще ряженый, это — наездник.

<…> Но самую соль удовольствия играющим доставляет представление чорта: изображающий его, с красными глазами и губами, с длинными когтями, хвостом и рогами, весь обтянутый кожей, вбегает быстро в комнату, к страху глазеющих старух.

Вся эта толпа кричит, смеётся, пляшет. Вот седой старик начал свои повествования. Цыган заводит речь о лошадях. Цыганка начинает гадать судьбу девушек. Нищие просят милостыню.

Фотография DPH09_ARCH-LESH_00594 электронного архива «Русская повседневность»

У нового времени новые образы — вот ряженый советский милиционер выписывает ряженой старухе штраф за хищение леса. Атмосфера хаоса и неразберихи, сценок и сцен, беспорядочно и лихо сменяющих друг друга, истого веселья и весёлого страха — настоящее лицо русских Святок.

Но не одними окрутниками колядки делаются — развлечений хватало всем и на всю неделю. Девушки повсеместно гадали: закликали вещие сны, выкупали у хозяев избу на весь вечер и высматривали в слабом мерцании свечи образ суженого, бросали башмачок за ворота, пололи снег — за подробностями читайте «Светлану» Жуковского. Интересно подблюдное гадание: в некую емкость с водой — блюдо — девушки клали по колечку или подвеске, а затем пели песни, что могли пророчить и свадьбу, и долгое девичество, и богатство, и бедность, и даже смерть. Затем наугад вынимали предмет из блюда: «Кому вынется, тому сбудется».

Последние слова, быть может, напомнили кому-то летовскую «Песню про дурачка», и правильно напомнили. Вся эта песня проникнута похоронным, а равно святочным символизмом, ибо тема мертвецов и похорон — один из лейтмотивов святок. Блины, к слову, наравне с кутьёй — традиционные похоронные и поминальные блюда; и да, и блины, и кутья стояли на праздничном столе в эти тёмные зимние дни. Великоруссы часто выливали на стол первую чарку — для покойников — и ели в их поминовение особого кесарийского поросёнка (в честь святого, чья память выпадала на 31 декабря), тушу свиньи, что зажаривалась и елась целиком. Среди любопытных традиций малороссов — разводить огромные костры, чтобы предки могли прийти погреться.

Попытка реконструкции игры в «умруна» в Центре народной культуры д. Пожарище Вологодской области

К мертвецам в те славные годы относились без лишнего беспокойства и чина. Так, один вологодский священник начала XX века сообщал, что для исполнения комедии народного театра «Маврух» («Мальбрук»), равно как для некоторых других увеселений, «иногда, вынув из гроба случившегося тут покойника, ущемляли в его зубах лучину и ставили его в угол светить». До такого, впрочем, доходило редко. Куда чаще в похороны (в умруна) играли — наряжали парня или мужчину постарше в чистые одежды, с искренней народной издёвкой наряжали попа, снаряжали хор плакальщиц и причётчиц, играли семью покойного. Впрочем, у этой игры был еще один важный элемент, который упоминают почти все его свидетели:

В избу мнимые родственники покойника зовут девок или просто волокут прикладываться к покойнику — в рыло целовать или даже в «шишку»

Даже когда покойника изображала кукла, про «шишку» не забывали — её могла изображать, например, почтенных размеров морковь. Такие игры также иногда совершались в Масленицу, а кое-где (в Беларуси) сохранились по сей день.

Хотя в Святках участвовали все, это был впервожды праздник парней и девок, незамужней молодёжи, и развлечения были под стать. Кроме имитации похорон можно вспомнить игру «в кузнеца», где ряженых стариков «перековывали» на молодых, а девкам за поцелуи «ковали» украшения. Подвох состоял в том, что с каждым ударом молота с «кузнеца» ко всеобщему веселью слетали портки. Ряженые, «налажившиеся» в быка, медведя или другое животное, часто «забывали» о нормах приличия и норовили задрать юбку или «пободать» зазевавшуюся девку. Детей во время таких игр из избы, понятное дело, выталкивали — чтобы свободнее было.

Во все времена были старики и старухи, всегда были парни, всегда были девки. Сами участники Святок по-разному относились к происходящему, кто-то искренне верил в нечистую силу, что гуляет наравне с ряжеными, кто-то этой верой пользовался. Представьте себе группку из трёх-четырёх подружек, что вышли на отдалённый от деревни перекрёсток погадать на суженого: конец декабря, самые длинные в году ночи, непроглядная тьма, зимняя тишина. Ну как тут не подстеречь, ну как тут не напугать суеверных, выскочив с криком и воем из-за сугроба. Автор этих строк честно признаётся, что сам не сдержался бы. Вот что рассказывает Анфиса Ивановна Панова, 1912 г.р., жительница д. Зубово Вологодской области:

<А правда, что на Святках нечистая сила ходит?>

Святки-то?

<Угу.>

Не то, что нечистая сила, а вроде люди пугают. У нас всё говорили, вот в том болоте чудится, да чудится. Надо три километра идти. А там чудится – робята сретятся во всё бело да вот выйдут под дорогу да – вот и чудо. Да. Они как увидят девок ли маскированным идут, дак и дуют. «Ой, видели опять там чудо! Ой, опять чудо». Вот это вот только.

<Пугали ребята девок?>

Пугали. Да. Пугали.

Шалости, бесчинства, кудеса — другая особенность Святок. В эти дни можно затащить сани на крышу незадачливому соседу, облить водой ему крыльцо или ворота — чтобы замёрзли, разворошить поленницу, забить дымоход. Так вечерами развлекались парни, однако бывало и так, что и девки их в обиде не оставляли:

О святочных кудесах

И это только общие слова, примитивная попытка классификации. В каждой деревне своих традиций, обычаев, веселых случаев на каждых Святках было столько, что хватало на год вперёд. Приведу только ещё одну запись со слов той же Анфисы Ивановны:

<А вот на Святках старые рядились во что-то?>

Старые тоже сряжалисе.

<А кем?>

А кем? Кем придётся. У нас, у мня у сестры у троюродной помер муж. Ну, и она дверей не закрывает: «Пусть Ваня придёт. Пусть придёт, похоронили, пусть придёт». Я грю, надо напугать ее. Как напугать? Взяла штаны надела, марли на голову напутала, клюквой намазала эту марлю всю, как кровей, и захожу мужиком. (О лице) закрыто было. Они сидят да в карты играют. Три бабы, кажется, было. Да потом был ещё племянник с женой тоже сидел. Я-то захожу эдак-то. – «Ой, ворот-то мы не закрыли! У кого-то набили, вот скажут, что мы набили это, человека-то мужика-то какого-то!» Матушки. А я захахала да и пала, чтобы голову-то ко подстолу, чтобы они не видели-то. Они скочили все из-за стола да и глядят. «Чё-то, – грят, – трясётся». Я и не могу терпеть-то – хохочу, а как не трясёт. Чё-то, грю, трясётся. Да потом она: «Ой, да кума!» Давай меня бить, давай бить, так болько набила. (Смеётся).

<Это вы молодая были?>

Нет, не молодая уж была.

<Не молодая?>

Нет, не молодая была.

<И так шутили?>

Да, да, так пошутила. Ну они меня и набили. Так будешь топерь закрываться. А то, знаешь, первый месяц дак, (неразб.) к ночи ходила я к ёй – она боялась сразу там, а потом всё поло: «Пусть Иван ходит, пусть Иван ходит». А вот и пришёл Иван весь в крови.

Фотография DPh14_Arch-Lesh_00250 электронного архива «Русская повседневность»

Свои развлечения были и для детей — те самые «колядки», песни, которые распевали , выпрашивая у хозяев угощения. С ними не всё так просто — как и ряженые, колядовщики сбивались в артели и ходили по деревне от дома к дому. Были среди них мехоноша — тот, кто собирал все угощения в мешок, а потом делил их между участниками процессии. Как правило, колядовщики посещали все избы в деревне, но могли и нарочно обойти кого-то стороной — для хозяина это был повод крепко призадуматься. Его разочарование можно было бы сравнить с тем, что почувствовал бы ты, дорогой читатель, если бы лучший друг отказался бы звать тебя на свой День рождения и молча бы сбрасывал звонки.

Сами песни представляли собой сложносоставные конструкции: сначала колядовщики представлялись заморскими гостями, затем описывали богатое убранство хозяйского двора — даже если пели у крыльца худой лачуги, пели щедрость хозяина, красоту его жены и дочерей и браваду сыновей. Тех, кто их достойно одаривал, певцы благодарили; скупым же сулили несчастья, а то и открыто угрожали шалостями. Насчитывается несколько видов традиционных песен, которые немного отличаются по строению, но к началу XX века во многом перемешались: собственно, колядки, овсени, виноградье. Были и христославные колядки — зрелище равно умилительное и душеспасительное.

Таковы русские Святки — почти две недели жизни навыверт, бытия на границе миров. Нечисть бродит по земле в человеческом обличии, человек — в облике нечисти. Но приходит день Крещения, и каждый, преобразившись и омыв тело, возвращается в свой мир, чтобы еще год трудиться и отдыхать, переживать и любить, и волноваться, и радоваться; чтобы жить еще один год — до следующих Святок.

P.S. Первоклассная библиография по теме есть у В.Я. Проппа в «Русских аграрных праздниках» и у Л.М. Ивлеевой в «Ряжении в русской традиционной культуре» — из этих работ взят основной материал. Часть фотографий заимствована из электронного архива «Русская повседневность», записи разговоров с Анфисой Ивановной — из коллекции folk.ru, фотография праздника в д. Пожарище — из этого блога, заглавные картинки — вот отсюда. Видео взято с youtube-канала проекта Прагмема. У них есть еще одна замечательная запись про Святки — на десерт любопытным читателям: