Си-бемоль и до-диез на хуторе⁠⁠

Спросите меня - хочу ли я вернуть детство? Отвечу - да! Спросите меня - хочу ли я снова в школу? Отвечу - нет. Это при том, что я всегда хорошо училась и не доставляла хлопот ни учителям, ни родителям. (Последнее утверждение, правда, не относится к 10-му классу, но сегодня не об этом). С большим интересом читала всё, что народ навспоминал и наразмышлял после поста "Я такой старый, что:" и очень благодарна вдруг возникшим ровесникам за крепкую память и, как всегда, за отменный юмор и сарказм.

На этой волне интереса к детству и юности нас, бумеров, затесавшихся на Пикабу, хочу рассказать в какой школе я была, по большому счёту, счастлива, и почему именно эти годы примиряют меня с остальным временем, проведённым за партой. (Эту "заметку" я писала для газеты "Блокнот-Анапа" в прошлом году ко дню учителя. Сейчас кое-что дописала, кое-что убрала и, надеюсь, сей факт не разочарует моих постоянных читателей. А также хочу сказать, что я такая старая, что могу рассказать правду (и только правду!) о советском образовании в отдельно взятой глубинке и не только.

...За годы моей учёбы наша семья  несколько раз переезжала (папа был строитель), и поэтому я сменила пять школ. Учителей перед глазами прошло много, а в памяти остались единицы. И особняком в ней — учителя Моревской средней школы в Ейском районе на Кубани. Здесь учились дети совхоза «Моревская птицефабрика». Сюда, в посёлок Мирный, центральное отделение совхоза, привозили учеников из хуторов Владимировка и Моревка. Причём не всегда на автобусике, а иногда в вагонетке на тракторе. Назад зачастую ходили пешком. При хорошей погоде пять километров не крюк!

Само двухэтажное кирпичное здание школы было очень небольшим, без спортзала и столовой. В каждом классе печка. Зимой на переменах мы толпились около неё, грели руки. Сидели на уроках в верхней одежде. И как-то раз я прожгла полу зимнего пальто — до горелой дырищи! - и рыдала остаток дня. Бедная моя мама! Купить новое было не на что, поэтому она изощрялась в дизайнерском ремонте...

В нашей деревенской школе нас учили всему и по-настоящему. Были все предметы и преподаватели. Нам показывали учебное кино, были лабораторные занятия по химии и физике, нам выдавали учебники и не собирали с родителей никаких денег. Ну, а физкультура была всегда на свежем воздухе, когда позволяла погода. Единой школьной формы с нас не требовали, поэтому ходили кто в чём, но с пионерским галстуком непременно. А в 8-м классе с комсомольским значком.

С особой теплотой вспоминаю нескольких учителей, навсегда врезавшихся в память. Супруги Климовы, Николай Васильевич и Зоя Николаевна — он преподавал нам русский язык, литературу и рисование, она — немецкий. Худая и высокая, Зоя Николаевна была на голову выше мужа, что являлось, конечно, темой для наших шуток. Кроме того, у Николая Васильевича была выдающаяся лопоухость, и мы (злые дети!) за глаза звали его Ушастиком. Узнав их получше, мы перестали замечать все изъяны внешности и полюбили. И кто бы как ни учился, на их уроках не филонил.

Николай Васильевич, несомненно, был художественной натурой, поэтому уроки литературы были всегда похожи на театральные представления. Ничего более смешного, чем чтение им «Ревизора» по ролям, я не припомню за все школьные годы. Мы, разнокалиберные по воспитанию дети, внимали ему, как артисту на сцене. Так же интересно было на рисовании. Эти уроки Николаю Васильевичу позволяли с нами просто беседовать, шутить, учить по-отечески уму-разуму, вникая в наши подростковые проблемы и делая скидки на обстоятельства деревенского быта.

Николай Васильевич научил меня делать первую мою стенгазету: шрифты, колонки, заголовки... Все заметки настрочили мы с подружкой Наташкой. Карикатуру на одного мальчиша-плохиша нарисовал сам учитель, а я сочинила какой-то ехидный текстик. Газета имела большой успех, а я впервые поняла, что такое действенность публикаций. Плохиш подкараулил меня возле дома и затеял  драку. Мы волтузили друг друга с переменным успехом, пока на шум не прибежала мама. Мне сильно попало за порванное платье и за маты, на которые я тогда была способна. Мои новые деревенские друзья с приличиями в лексиконе не заморачивались особо. Мама была в ужасе!..

А Зоя Николаевна была строга, говорила по-немецки, беспощадно учила нас грамматике и произношению и обходилась с нами без сантиментов. Никакое прожжённое пальто не могло быть поводом не прочесть наизусть стихотворение про Лореляй. Я почему-то немецким сильно прониклась с первых же уроков, он мне легко давался, да и девочка я была упорная. Поощряя мои успехи, Зоя Николаевна вручила мне пачку журналов «ГДР» и подписку на следующий год. Мы всем классом с восхищением разглядывали фотографии про прекрасную чужеземную жизнь. Зачастую донашивающие одежду старших братьев и сестёр, мы с завистью смотрели на нарядных немчурят. Но в семьях моих одноклассников были погибшие в годы оккупации родственники или угнанные в Германию в трудовое рабство. Так что картинки из журнала в конце концов заронили в наши головы первые сомнения: а почему они живут так здорово, а мы  - как-то бедно?!

Знания от Зои Николаевны, полученные с 6-го по 8-й класс, накрепко засели в голове. Остальные педагоги потом её не превзошли по умению заинтересовать предметом. (В институте мы и вовсе только всё немецкие газеты переводили). Впервые немецкий мне неожиданно пригодился спустя много лет. Как-то (дело было в Красноярске) знакомый художник попросил поводить его австрийскую гостью по галереям и мастерским. Сам он был нездоров и никаким иностранным языком не владел. И вот я целый день возила эту фрау по городу, не прекращая беседу, мешая немецкий и язык жестов. Даже втолковала ей, что мой отец после войны ещё два года служил именно в Австрии. Гостья осталась очень довольна нашей экскурсией, а я – в полном изумлении от своих лингвистических достижений.

И ещё об одном человеке хочу рассказать, с которым связаны большие перемены в укладе нашей сельской школы. Но, прошу прощения, помню только фамилию - Реклина. Она была жена нового директора школы, Андрея Андреевича Реклина, и вела у нас пение. Но мы не просто пели! Нас учили нотной грамоте, мы писали диктанты по сольфеджио, ходили на школьный хор. Благодаря этой женщине в школе началась какая-то певческая эпоха. Было создано несколько вокальных групп, ездили с концертами и на районные конкурсы. Наш хор занимал почти всю сцену совхозного клуба.

Обидно, бог весть, почему из памяти стёрлось её имя! Белокожая, светлоглазая, с тихим  голосом, она ни разу не прикрикнула и не разгневалась на нашу разношёрстную ораву, ни разу никого не унизила и никого не высмеяла за отсутствие слуха. А ведь и хулиганистые балбесы в классе были! Но ведь они на её уроках не баловались и пели, и в си-бемоли и до-диезы вникали. А когда наша учительница нам показывала, КАК надо петь, мы просто замирали — у неё было прекрасное  контральто!..

Читая всякие вести из современных школ, "предоставляющих образовательные услуги", думаю, что мне очень повезло узнать, как это - учиться у таких талантливых людей. Сказать спасибо им за те три счастливых года детства — не сказать ничего...