Санёк⁠⁠

Я не люблю детей. Так сложилось. Точнее не то, чтобы прям вот они мне противны, нет, есть три ребенка, которых я люблю — дети моей сестры. К остальным спокойно отношусь. Короче, не люблю наглых детей и их тупых мамочек. Не вызывают у меня умиления детские слюни и зеленые сопли. Я за адекватные реакции. Моё — люблю. Не моё — ну и слава Богу.

Но есть дети, которых детьми трудно назвать. Это маленькие люди с умными глазами. Честные, без налета фальши и избалованности. Не косящие под картавых дегенератов, пытающихся в свои десять выглядеть на пять, дабы родители не начинали от него ничего разумного требовать.

Это дети, как правило, из детских домов и смертельно больные. Я и тех, и тех видела.

Была волонтером. Ездила в детский дом.

Помню, приехала я обучать девочек маникюрам, по программе "Подари ребенку профессию". Ездила за город. На трех автобусах и метро. Но очень хотелось поделиться, своими навыками с теми, кому это реально может помочь в жизни. Приехала я значит, остановилась у забора перед детским домом, и закурила. Обдумывала, как себя вести с ними, как если что отвечать на провокационные вопросы. Немного погодя я зашла в здание. Нужно было найти заведующую. В меня врезался пацан, лет шести. Посмотрел так серьезно и спросил :

— Ты к кому?

— Мне нужна Мария Васильевна.

— Пошли, заблудишься.

По-деловому взял меня за руку и повел по коридорам. Он молчал и я молчала. Никакой щемящей в душе боли или еще каких соплей я не испытывала. Просто стало странно, что такой маленький, а такой деловой. Он остановился возле двери, засунул руку в карман и протянул мне конфету.

— На, не грусти — сказал мальчишка и подмигнул — заходи, она там.

И пошел в обратную сторону.

— Тебя как зовут-то, джентльмен?

— Санек! — крикнул парнишка и побежал.

Санек. Белобрысый, голубоглазый, смекалистый Санек. Будешь грозой всех девчонок. Лишь бы не связался с уродами никакими.

Меня встретила добродушная Марь Васильевна и отвела в группу к девочкам подросткового возраста. Я с ними занималась по выходным. Санька больше не видела. Но какое-то время вспоминала о нем. Почему — сама не знаю. Потом я прекратила туда ездить. Как-то все закрутилось. Учеба-работа-домашние дела. Но настал тот момент, когда я опять вспомнила про Санька.

Пошла волонтерствовать в детскую онкогематологию. Устраивали с ребятами флешмобы, чтобы собрать детям деньги на операции, подарки и всякие другие полезные вещи. В очередное мое посещение этого отделения, ко мне подошла мед. сестра и попросила как-то организовать день рождение одному из больных детей. Он единственный на тот момент лежал там без родителей. Сирота. И его звали Сашка. Восемь лет. Из них два года он боролся с лейкозом. Мужественно боролся. Всё, что можно сделать — делали по квотам и полису. Надо было выяснить что же хочет Сашка в подарок получить. Я зашла к нему в палату.

Это был тот самый Санек. Уже не белобрысый, а лысый как коленка. Зеленого цвета лицо, красные глаза и взгляд такой, будто он уже давно не на этой земле.

Меня затрясло. Я смотрела на него, а он на меня. Его уголки губ приподнялись.

— А я узнал тебя — тихо произнес Санек.

— Привет, Сашка. Как же ты так?

Он проигнорировал мой дебильный вопрос, уселся в позу лотоса и его настроение из амебно-депрессивного трансформировалось в игриво-позитивное.

— А как ты меня нашла? — потирая руками коленки, улыбался ребенок.

Я не могла на этот вопрос ответить правдой, что я его не искала, что вообще про него забыла. Да что уж там. Про него все забыли. И родители, и воспитатели. Все. Кроме заведующей Марь Васильевны, которая раз в неделю навещала пацана в больнице. Он всем говорил, что это его бабушка.

— Слушай, ну вот приехала в дет. дом, спросила про тебя, а мне сказали, что с тобой вот такое приключилось.

— И ты сразу захотела меня увидеть, да? — заглядывал мне в глаза Сашка.

— Конечно.

— А почему?

— Так, Санек. Потому что - потому! — я присела на краешек его кровати и обняла. — Давай колись, что тебе хотелось бы на день рожденье получить в подарок!

Он уткнулся лицом мне в грудину и туда буркнул что-то. Я не расслышала и переспросила.

— Духи свои мне подари.

— Эт что за прикол такой, Саш? — я рассмеялась. А он отодвинулся от меня и посмотрел в глаза.

— Я запомнил тебя тогда по запаху. Он мне понравился.

— Да на кой черт тебе сдались эти вонючие духи? Может тебе трансформер какой, машинку, выжигательный аппарат, толпу клоунов притащить, а?

— Нет, не надо.

— Хорошо. Духи так духи. Фетишист маленький .

— Кто? - Санек задумчиво на меня посмотрел.

— Да это... — замялась я — игра слов просто.

Я встала с кровати и направилась к выходу, уже открыв рот для того, чтобы попрощаться.

— Уже уходишь?

— Да, мне пора.

— Придешь?

— Приду, Сашка.

И я приходила к нему каждый день. Я рассказывала ему сказки, из головы, сочиняла на ходу. Он катался от смеха, когда я придумывала всяких длинноухих бормосранцев или одноногих баб-ёжек с бородавкой во весь нос. Рассказывала про свое детство, про жизнь. Про все. Однажды, он меня обнял и сказал, что все мужики козлы. Это было очень трогательно и смешно одновременно.

На День Рождение я ему подарила свои духи, кучу всяких машинок, выжигательный аппарат и привела толпу клоунов. Он смеялся и танцевал. Это был очень душевный праздник. Так же я испекла ему торт, в который входили ингредиенты лишь те, которые позволяли ему врачи.

Пока мед. сестры и дети из других палат танцевали под "Арам-зам-зам" вертясь меж капельниц, Санек обнал меня за шею и в ухо сказал:

— Спасибо тебе, ток торт-говно.

— Эй, че эт говно-то? — я ущипнула его за бок.

Санек залился смехом, а я продолжала "обиженно" причитать и щекотать его худощавое тельце.

Праздник закончился, я уложила Сашку спать и пошла домой. В коридоре меня остановил врач, поблагодарил за организацию праздника и сказал, что у Саши заметно пополнился лексикон словами "мандец и папиздохен шварц ", но также улучшился аппетит на фоне эмоционального подъема.

— Супер. Значит я говеный воспитатель, но улучшитель настроения сносный. Буду строже следить за своим языком.

— У вас просто нет опыта общения с детьми. Главное, не привязывайтесь — врач снял очки — они слишком неожиданно от нас уходят. А вам с этим жить.

— Ниче он не уйдет никуда. До свиданья.

Мне стало дико обидно за то, что врач не верит в Сашкино выздоровление.

Через два дня после праздника меня свалил с ног дикий бронхит. Всем курильщикам знакомо это заболевание, которое не дает никакой возможности на нормальное существование. Неделю я пролежала пластом, пугая всю семью своими хрипами и свистами, доносящимися из организма. Естественно, к Саньку я не ходила. А потом еще неделю я докашливала и не имела право идти на отделение, дабы не нести инфекцию итак иммунодефицитным детям.

Через две с половиной недели я пришла в больницу. С мешком подарков и вкусностей. Санька я не узнала. Он похудел еще сильнее, лежал подключенный ко всевозможным аппаратам и тихо постанывал, сжимая в руке пузырек моих духов.

— Не поняла, а че это ты мне тут умирающего лебедя изображаешь, Сашка? — я пыталась не выдавать свой испуг и прятала дрожащие руки в карманы.

— Ты пришла — ребенок улыбнулся.

— Конечно, пришла. — я присела рядом на стульчик.

— А почему ты в маске?

— Болела, а сейчас на всякий случай надела. Ты как?

— Я скучал.

— И я скучала, малыш.

— Спой мне колыбельную.

— Сань, это плохая идея, я очень хреново пою. Особенно после бронхита.

Саша молча смотрел на меня. Я поняла, что отказывать ему не имею права.

— Но учти, я тебя предупреждала. Пою хуже, чем тот торт.

— Хуже твоего торта ниче не может быть.

Мы засмеялись. Я спела ему колыбельную, которую пела мне бабушка. Саня в одной руке сжимал флакончик с духами, а в другой мою руку. Он заснул. Я сразу же метнулась к врачу.

— Состояние тяжелое. Рецидив. Сосуды его не выдержат химиотерапию.

— А что делать-то? Надо же как-то действовать. Давайте его в Израиль, Германию? Денег соберем?

— Времени нет. Не успеете.

— Успеем. Только нужны все справки, запрос в клиники, кто сможет его принять и примерный счет!

Началась война. Война с нашей системой здравоохранения, недоверием народа, война с собственной верой в успех. Мы собрали половину от той суммы, которая нужна. Санька загрузили в самолет и, вместе с Марь Васильевной, отправили в клинику.

Через два месяца он умер.

Я не люблю детей. Так сложилось. Я черствая, грубая и эгоистичная особа. В этом я убеждаю себя и окружающих. Зачем не знаю. Может, защитная реакция.

В последний раз Санька мне звонил и говорил, что точно такие же духи, как мои, есть и у его лечащего врача. Но на мне они намного лучше воняют

(с)еть