Салага-жена или как выжить в офицерском общежитии. Асенька.⁠⁠

Долго заниматься обидами времени нет, обиды – дело непродуктивное, обиды нужно быстренько перекурить. Под сигаретный дымок в голове всплывают идеи, которых ранее там не наблюдалось: «Сметанки бы к щам…укропчика…» Видимо, это в подсознании очнулись мои хозяйственные прабабушки. Да, зря я отмахивалась от маминых предложений посодействовать на кухне томиком Жюль Верна. Мужа Жюль Верном не накормишь, оказывается. Ну, так мы научимся, не зря у нас в школе был лучший аттестат, обучаемы все-таки.

Накинула плащик и побежала на рыночек, как хорошо, что он в трех минутах бега рысцой. Подлетев к овощному развалу, растерялась – так много всего, так красиво лежит…а что мне нужно-то было?

- Что ыщешь, красавыца? – выглядывает из-за лотка пожилой то ли грузин, то ли армянин, я не разбираюсь.

- Укропа, пожалуй.

- И все? А огурчык? А помыдорчык? А селдырей мужу? – подмигивает продавец.

- Давайте по парочке. А сельдерей? Зачем???

- Нэ нужэн селдырей? Ах, как повэзло с мужэм. – хохочет продавец, скидывая в пакетик овощи и запихивая сверху пучок укропа и петрушки. – На, дэржы. И вот тэбэ от мэня ыщо груша, попробуеш – ышо прыдеш.

На всякий случай краснею, чем веселю южного человека еще больше. Но раз уж он так раздобрелся…- Не подскажете, у кого тут сметаны можно купить немножко?

Продавец кивает на крайнюю из старушек, болтающих за сколоченными из ящиков прилавков.

- Спасибо!

- Прыходы еще, дорогая.

Обратно к общежитию возвращаюсь с чувством растущего с каждым шагом достоинства: без мужа, одна, сходила купила что нужно. Прямо римская матрона, они наверняка также же степенно разгуливали. Конечно, с такими сумками-то. Ой, блин, щи!!! Римская матрона несется, размахивая пакетами, через ступеньку взлетает на этаж, прямо в плаще на кухню…

Кастрюлька мирно побулькивает на самом маленьком огне. Кто-то позаботился…Спасибо тебе от всей души, неизвестный добрый человек…

Муж, чуть ли не урча от удовольствия, поглощает вторую тарелку щей, жадно поглядывая на кастрюлю. Вот так, и не понадобилась ничья помощь, приправленная сплетнями. Зато я поняла, как точно выглядит удовольствие мужа от вкусной еды, а не просто съедобной пищи. «Выписать Оленьке благодарность» – делаю я заметочку на память. Внутренний голос добавляет: «С занесением в грудную клетку» и подхихикивает. Армейский фольклор-с, моя учительница музыки сейчас бы в обморок упала.

Вечерами мы с мужем бродили по городку. Маленький, если не сказать крохотный. Наше общежитие находилось на краю города, дальше только промзона с ее унылыми пейзажами, так вот от нашей автобусной остановки до автовокзала на другом конце было ровно 13 минут поездки. И это при условии, что автобус делал змейку вокруг кварталов, а не ехал по прямой. При этом город был уютный… Старинный монастырь, брусчатка главной улицы, спускающейся широкими ступенями к храму за земляным валом. Забавные скульптуры барышень с кавалерами, корзинками, собачками и букетиками на улицах, прямо на дорожках, как будто им тоже нравится бродить по улочкам, засыпанным листвой. Странная машина, похожая на большую стиральную машинку, снабженную щетками спереди. Дергаю мужа за рукав: - это что?

- Пылесос дорожный, он каждый вечер проезжает.

Дорожный пылесос? По идеально гладкому асфальту??? Да возможно ли это в нашей стране?

- Тут на мэра молиться не положено, случайно?

Муж принялся изобличать отца города в коррупции. И все родственники-то у него пристроены, и сын владеет бизнесом по производству брусчатки, все тендеры ему уходят, поэтому тут даже самый мелкий проулочек вымощен как Красная площадь.

- Ну зато все деньги в семью, а жить здесь приятно. Пусть даже у него золовка-скульптор и шурин –штукатур по старинным зданиям, ну ты посмотри, как все красиво. Люди гуляют…

Над головами покачивается сетка-гирлянда из фонариков, пешеходная зона заканчивается поющим фонтаном. Везде отцветающие клумбы, стенки которых – тумбы-скамеечки. Длинные, вдоль всей улицы… На них сложно найти свободное место даже в осенние сумерки – кажется, что весь город здесь. Целуется, держится за руки, болтает и просто смотрит на жизнь. Уютно…

На главной улице трехэтажные особнячки, заполненные бутиками. Калейдоскоп дверей, витрин и вывесок. За неприметной дверцей винтовая лестница в мансарду: тут за дверью с колокольчиком притаился книжный магазин. Тесный от стеллажей, вдвоем не разойтись. Пока я воркую над корешками любимой серии, муж крадется следом и вытаскивает особо отмеченные возгласами книги. Так и подходим к кассе: я со смешным магнитиком и любящий лейтенант со стопкой книг, которую я вижу, только развернувшись на пятачке свободного места у выхода. Он радуется подарку, я же смущаюсь – столько вкусного и только для меня.

Домой меня ведут незнакомыми дворами, запорошенными листвой. Цепляю ее носом сапожек, шорох, запах осени. Муж довольно улыбается, он специально так пошел: «…шурши, ты же любишь…». Общежитие желтеет окнами, разгоняет темноту. Сердится вахтерша – поздно, да еще и топчут. Пора спать. Завтра еще пойдем, пошуршим, пошепчемся…

Днем, оторвавшись от книжки, бреду в сторону КУТка (Курилка-Умывальник-Туалет). Здороваюсь с махровым халатом на Офицерской кухне, в ответ мне машут сигареткой. Двери комнат старшего офицерского состава приоткрыты, проветривают что-ли… Из-за одной вальяжно выходит пушистый комок шерсти, точит когти о коврик и медленно пересекает коридор. Ой, как вовремя, у меня как раз переизбыток нежности намечался.

- Кыыыыысонька, - наклоняюсь, хватаю на руки шерстяное облако, прижимаю к груди и глажу, глажу. – Кисонька хорошая, красавица какая…

По весу кошечка правда смахивает на теленочка, да и наклоняться за ней сильно не пришлось, она мне четко до коленки спиной доставала, белая с рыжими пятнами шерстка, на ушках беличьи кисточки…

- Ставь на пол и беги, - прерывает мои сюсюканья строгий женский голос за спиной.

И тут я чувствую, как где-то в центре миленькой кошечки зарождается клокотанье, да и шерсти что-то с каждой секундой становится все больше. Я женщина понятливая, бежать ближе всего к туалету. Ставлю кошку, застывшую возмущенной статуей, на коврик. В три прыжка долетаю до туалетной двери, слыша только, как урчание достигает высшей точки и взлетает животным взвизгом. Погоня!!! Хлопаю дверью и прижимаю ее плечом. Бумс! Ощущение, что в дверь ударили кирпичом. И еще раз. И еще. И все это с воплями кошачьим басом: «Аааааааа….рьяааааааа…». Мамочки…

-Асенька, успокойся….Асенька, тише… - уговаривает строгий женский голос.

Асенька? Эту помесь тигра с крокодилом зовут Асенька?

Асенька, не отвлекаясь на хозяйку, деловито шарит лапой с растопыренными лезвиями под дверью. Дичь в панике наблюдает, как когти клацкают по кафелю… Странно, что царапин не остается. Судя по сосредоточенному пыхтению хищника, жить я теперь буду здесь.

-Ну, Асенька…Маш, ну на хера вот тебе оно надо было, - вздыхая, удаляется строгий голос.

Ой, только не оставляйте меня одну здесь…В тишине кошка мечется вдоль двери, обтирая ее боком, урча себе под нос проклятья.

-Кисонька, прости я больше не буду, - а вот подавать голос было ошибкой. Взвыв, Асенька повторно атаковала дверь. Слышны быстрые шаги, и кошачий рев вдруг заглушается…

- Ася…Ася, бля!... Маш, выходи, я её забрала.

Выглядываю за дверь и успеваю увидеть, как Махровый халат скрывается в своей комнате, прижимая к груди дрыгающийся и орущий кошачьим матом комок из ватного одеяла.

Так, ну в туалет мне что-то уже расхотелось, как и курить… Спряталась в комнату, звоню любимому мужу:

- Привет, а я тут дракона погладила!

- В смысле?

- Асеньку…

-…ты живая?

- Живая, и даже не обглоданная. Бегаю хорошо. Ты что ж не предупредил о хищниках в саванне?

- Да думал, что ты в курсе.

Вечером мы сидели на правах гостей в комнате Асенькиных хозяев. Длинный лысоватый замполит Саша на пару с моим мужем строили версии, как именно я сбегала от Аськи, обладательница махрового халата и по совместительству молчаливая жена замполита Вера разливала чай с какими-то вкусными травками. Я сидела, боясь пошелохнуться, – из-под скатерти в области моих ног на меня внимательно смотрели желтые немигающие глаза.

Аська оказалась помесью мейкуна с кем-то еще, по крайней мере Саша обозвал ее породу «тибетской сторожевой», но лично я полагала, что мейкун соблазнился рысью или львицей. Горбатая, бесхвостая, огромная кошка весила около 8 килограммов и держала в страхе весь этаж общежития. Асенька люто обожала своего хозяина, терпела его жену и дочь, и не менее люто ненавидела всех окружающих. Поэтому размять лапы кошечку выпускали только в пустой коридор по утрам, минут на пять. На руки последний раз ее брали около трех лет назад. Гладили примерно тогда же. Поэтому моим объятиям Ася безмерно удивилась и подарила мне аж целых пять секунд, позволивших мне выжить. Длинные тонкие белые шрамы на загорелых Вериных руках заставляли меня внутренне ёжиться. На прощание Александр заявил, что Асе я понравилась, иначе она бы не пустила меня в комнату. Господи, какое ж счастье… Зачем заводить дома такое чудовище, я не понимала. Не понимала, как такой умный мужчина не боялся за свою дочку, хотя Ася воспринимала малявку как имущество хозяина и охраняла ее соответствующим образом.

Но теперь, когда из-за их дверей слышался грохот от падения гири с высоты шкафа на пол, от которого на коридорном подоконнике подпрыгивала пепельница, я улыбалась: «Доброе утро, Асенька.»