Россиянин поневоле
Так. Для начала сразу обозначу. Текст ниже - намеренная гиперболицазция, клюква и чернуха. Написанное не соответствует лично моему мнению о мире. Я не преследую цели кого-либо задеть или оскорбить. А то мало ли)
На вдохновение меня пробило вот этим комментарием, за что ему спасибо)
Марек беззаботно прогуливался по улице небольшого европейского городка, и думал ни о чем.
Это был солнечный выходной день, спешить было некуда, а потому он просто решил скоротать время в парке, выпить кофе и, возможно, выкурить пару терапевтических косячков.
Вокруг летали и насвистывали свои песни яркие птички, издали доносились звуки парада гордости. Можно было бы сходить туда, тем более что в колонне было множество его друзей, а группу университета и вовсе возглавляла его сестра-близнец Карл... Каролина. Он никак не мог привыкнуть к её переходу, но старался себя контроллировать, чтобы не обижать близкого человека.
Но он не пошёл в центр - сегодня хотелось тишины и покоя.
Марек свернул в переулок, ведущий к парку, как вдруг... Грубый голос что-то пролаял за спиной, он почувствовал резкий удар по затылку и мир резко сжался в точку и исчез.
Пришёл в себя он уже в кузове обшарпанного древнего минивэна. Руки его были связаны за спиной. Рядом сидел неприветливого вида бородач в камуфляжной форме в обнимку со старым автоматом, отделанным деревом. Вроде бы, такими пользовались террористы в фильмах и советские солдаты.
Спереди, из кабины, звучали непонятные и грубые разговоры, перемежающиеся не менее грубым мужским смехом. Пахло потом и крепким алкоголем.
- Что, отчнулся? - с жутким акцентом спросил его попутчик. - Это ты поспешил, братуха, мы ещё даже границу не пересекли. Спи дальше!
И новый удар прикладом в висок погасил сознание бедолаги.
В следующий раз осознал себя наш герой уже в полутёмной камере. Свет, едва пробивающийся через заплывшее окошко под потолком, выхватывал ржавую железную дверь, простую облезлую кушетку да стены с облетевшей краской и вздувшейся штукатуркой. У себя на родине такое он видел лишь однажды - когда их, ещё в школе, вывозили на экскурсию в музей памяти советской оккупации. Кажется, такие места назывались гулагами, и в них пытали съевших хлеба сверх нормы. Марек содрогнулся.
Снаружи раздались тяжелые шаги, в двери откинулся небольшой лючок, куда упала металлическая миска с непонятной субстанцией и кусок серого хлеба. В отверстии мелькнули хищные глаза.
- Что, европеец, очнулся? Обживайся давай, жри. Излечение быстрым не будет - ты тут надолго. Ах, да! Совсем забыл! Компот!
Рядом с тарелкой опустилась кружка с мутной жижей, в которой плавало нечто, похожее на сушенный абрикос. Люк закрылся с обратной стороны.
В этот момент Марек понял, что влип по полной. Потянулись дни, недели, а может и месяцы в заключении. Он не знал где он, не знал что это за люди и что им нужно.
Ночи он проводил вжавшись в угол камеры, обняв колени и беззвучно рыдая. Как там его друзья? Его сестра? Ищут ли они его, помнят ли? Увидит ли он их ещё хоть раз?
Раз за разом он прокручивал в голове последний день на воле и задавался вопросами - почему он? Мог ли он что-то сделать иначе? Где совершил фатальную ошибку?
Днями его выводили на допросы, и тогда суровые люди спрашивали его о жизни на родине, о друзьях. Заостряли внимание на колбасе, алкоголе и межполовых отношениях, а после грубо хохотали и обменивалиь непонятными гавкающими словами меж собой.
Временами над ним проводили процедуры. Его привязывали к, напоминающему противоестественный гибрид стоматологического и гинекологического, креслу. Кололи что-то в вену и показывали картинки на огромном пузатом телевизоре. На картинках были виды его родных мест, перемежающиеся взрывами, кадрами военных хроник, парадов - военных и мирных, странными символами и суровым лицом, лающим и плюющимся, от ярости, в камеру.
Голова после таких процедур болела невыносимо, а ещё очень хотелось пить... Но не воду. Хотелось выпить крепкого алкоголя.
В какой-то момент он понял, что с каждым днём что-то внутри него, в самой глубине, меняется.
Виды его родины на экране уже не радовали. Взрывы - не пугали. В нём росла тёмная, жгучая, всеобъемлющая ненависть. Но не к пленившим его, нет. Он чувствовал ненависть к прошлой жизни. К друзьям Он всё сильнее ненавидел родные улочки, парки, зелёные деревья. Но больше всего он ненавидел своего брата. Этого поехавшего пидараса, который решил, что он теперь - баба. Каждую ночь ему снилось, как он разбивает этому придурку лицо. Как высокими кожанными сапогами выбивает ему зубы и размазывает кровь по мерзкой крашенной роже.
Ещё ему снились танковые колонны, взрывающие брусчатку на его родной улице. Снились алые, как будто кровавые, флаги. Снились огромные ракеты и бесконечные заводы, штампующие тысячи снарядов.
Одновременно с этим местный гавкающий язык стал звучать мягче и мелодичнее. Казалось, он даже начинает его понимать. Одновременно с этим его родной язык как будто стирался из памяти.
И вот, в один из дней он набрался смелости, и когда в люк привычно просунулась рука с кружкой густого, черного чая, он произнёс на чистейшем русском:
- Эй, товарищ, а плесни ка лучше водочки!
Из-за двери раздался взрыв одобрительного хохота.
- Ты готов, товарищ! На здоровье!
Дверь отворилась, но за ней были не надзиратели. Нет. За ней были его новые друзья, братья, соратники. Настоящие люди, а не эти размалёванные уроды из прошлого.
Марека, нет, Марата - теперь его зовут только так и никак иначе, заключили в крепкие мужские объятия и налили фронтовые сто грамм.
Жгучая жидкость провалилась в желудок, смывая последние следы его прошлой жизни, сжигая последние мосты между ним и мерзкой гейропой, распаляя до невозможности огонь ненависти к западу.
Осталась самая малость - новорожденного Россиянина провели тёмными коридорами мимо камер, где держали поражённых, ещё не вылечевшихся от пиндосской чумы, людей. Мимо процедурных кабинетов, где из мозгов вымывали потоками концентрированного патриотизма русофобскую пропоганду. Мимо смотровых, где опытные врачи выискивали в умах его бывших и будующих сограждан последние метастазы толерантности. Его вели в Красную Комнату. Мистическое место, где Здоровому Человеку выдавали сакральный документ - Паспорт Гражданина. И путёвку в новую, свободную и счастливую жизнь. В жизнь полную труда и борьбы. Борьбы за свою веру, за новую родину, за спасение человечества.
В жизнь Россиянина, пусть и поневоле.