Рассказы переводчика 14 - 15
14. СИМВОЛЫ НОВОЙ ЭПОХИ.
Сенсей хентаю не помеха!
Что-то вроде школьного юмора (или что-то вроде того).
Рассказать о японской школе, и не затронуть самого главного - это было бы не правильно. Хотя, я почти уверен, что отечественный читатель, читая этот рассказ, будет недоуменно пожимать плечами, кто-то просто не поймет, о чем это я толкую. И лишь немногие, кто уже вступили в новую эпоху, или хотя бы слышали о ней, восхищенно начнут скандировать что-то положительное. Но, тем не менее, не рассказать о самом главном в японской школе тоже нельзя. Рассказать о Японии, и японской школе, но обойти этот вопрос, это все равно, что налить читателю стакан безалкогольной водки. Как брачная ночь без невесты! Как первый прыжок с парашютом, без пинка инструктора! Как ружье Станиславского, которое в четвертом акте не выстрелило! Нет, не могу я обойти этот вопрос, потому что когда-то, меня, простого постсоветского подростка это не волновало в должной мере, и теперь в моей душе навсегда осталась легкая горечь, потому что я действительно упустил нечто важное. Мой мозг, перегруженный свалившейся на меня лавиной информации, не фиксировал происходящего на моих глазах чуда во всех подробностях... ах, как я об этом жалею сейчас. И как об этом жалеют те, кто видят фотографию, где я, японский школьник, стою в окружении одноклассников и одноклассниц...
Автору этих строк действительно выпал миллионный шанс своими глазами видеть, и мало того, участвовать в тихом, почти незаметном становлении этой новой эпохи, которая тихо, и неотвратимо вступает в свои права. Итак, я начну издалека, а то читатель ничего не поймет.
Новая эпоха началась в феврале 1992 года. И не спорьте со мной, это бесполезно! Как фанатичный приверженец религии новой эпохи, я останусь непреклонен. И тебе, дорогой читатель, советую сильно не сопротивляться, а то рискуешь остаться на обочине вчерашнего дня.
Новая эпоха родилась в Японии, незадолго до моего переезда туда. Она снесла все мыслимые и немыслимые грани школьного сознания, стала идолом всей учащейся японской братии и головной болью всех тех, кому нет места в вагоне номер два, по премьер-министра включительно. Она, как горная лавина захлестнула Японию, и начала стремительно расползаться по планете.
Она явилась нам в виде новой моды, новой философии...
Она стала бичом парижских модельеров и медово-шелковыми снами Гумбертов-Гумбертов...
Она легко доказала всему миру, что нет в мире ничего ее прекраснее...
Тогда, в феврале 1992 года, она изменилась до неузнаваемости и стала эталоном молодежной моды.
Школьная форма.
А произошло все это потому, что на экранах телевизоров Японии... ох, как мне тяжело просто написать об этом... нужно кричать на всю Вселенную! СЕЙЛОР МУН!!! Да, читатель, залезай под стол, и кричи "Чур меня! Чур меня!"! Бейся головой об ближайший острый угол! Проклинай ненормального японца русского происхождения! СЕЙЛОР МУН изменил Вселенную! Прими это как факт, и подчинись его законам! Скоро тебе будет некуда от него деться. Лучше не сопротивляйся, а то хуже будет!
Так, о чем это я? Увлекся я, дорогой читатель, извини. Со мной иногда бывает. Несет меня, когда я говорю на эту тему. Как и любого фанатика. Сейчас, отдышусь, и продолжу.
Итак, мы с вами люди взрослые, нам кричать "кавай! сугой!" - не с руки. Оставим это право кавайно-сугойным японским школьницам. Давайте общаться серьезно. Тут необходимо рассмотреть вопрос в исторической ретроспективе.
Дорогой читатель конечно же не помнит, что такое школьная форма. Мальчики с пионерскими галстуками, девочки в кружевных передничках... Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!
А вот люди постарше - помнят. Вот и я, относящийся к тем, "кто постарше" - помню, и для меня школьная форма всегда останется атрибутом школы, когда я все еще учился в школе на Родине. Она навсегда останется неизменным, и, пожалуй, главным, и самым светлым моим воспоминанием о том, как я учился в школе в Японии. Но с одним различием. Я никогда не романтизировал свою советскую, пионерскую школьную форму. А вот мою японскую я буду хранить всю жизнь, в самые тяжелые моменты вынимая ее из шкафа, и подпитываться ее непостижимой магической силой. Ах, знал бы ты, дорогой читатель, как я хочу одеть российских школьников и школьниц в японскую школьную форму! Если мы это сделаем, то мы создадим небывалую в истории предпосылку к решению ВСЕХ спорных вопросов между Россией и Японией, потому что форма роднит. Она стирает все мыслимые и немыслимые барьеры, и даже языковые. По себе знаю, а мои бывшие одноклассники, ныне уже женатые, не дадут соврать.
Так, меня опять понесло... да что же это со мной такое? Итак, по порядку.
Некогда в Японии школьники и их родители требовали отменить школьную форму, называя мундиры мальчиков, и матроски девочек "уравниловкой", и "пережитком самурайской военщины". Школьные уставы, разрешающие мальчикам и девочкам лишь стандартные, указанные в каталогах, прически, подвергались жесточайшей критике. Доходило до демонстраций "за права школьников" и пинания министра образования на пороге его собственного дома. Даже бедный Император Хирохито получил в физиономию тарелкой из-под гречневой лапши. Страсти накалялись... но вдруг! СЕЙЛОР МУН!!! Да, в Божественном откровении была воспета Божественная красота школьной формы, и процесс повернулся вспять. Теперь мечущиеся чиновники пытаются отменить школьную форму, а мальчики упрямо носят мундиры с оловянными пуговицами, а девочки юбочки, матроски и галстуки, до боли напоминающие пионерские, но всевозможных расцветок. Мальчики украшают свою форму кружевными пришивными воротниками и искуссными вышивками на рукавах, подражая прусским солдатам девятнадцатого века, а девочки пришивают к подолам юбок колокольчики, заплетают в волосы ленты под цвет школьной формы и символа префектуры. На подкладке моей школьной формы красуются тщательно вышитые мной в 1995 году серп и молот, потому что я был единственным русским в школе, и меня без серпа и молота просто не поняли бы.
Мундиры расшиваются, юбки укорачиваются. На головах юных японок красуются мерцающие диадемы, волосы черноволосых от природы японцев становятся рыжими, белыми, даже зелеными или синими, а иногда и разноцветными, мерцающими в темноте. Моя русская рожа была предметом общей гордости школы, и девочки подсчитывали вероятность рождения у русского и японки детей с голубыми глазами... ах, читатель, как я хочу, чтобы ты оказался на моем месте, и почувствовал то, что чувствую я.
Просто мне посчастливилось застать начало эпохи, которую в Японии школьная братия называет эпохой «махо седзё». Тогда я относился к этому лишь как к чудачеству местной молодежи, и сам следовал этой моде, желая ничем не отличаться от своих товарищей. Пришло время, я вернулся в Россию. Школьная форма заняла свое место на полке, и я ее уже никогда не одену для того, чтобы сесть за парту.
Но вот, после того, как начали выходить эти рассказы, русские, да! Именно русские, начали объяснять мне, при каком историческом моменте я присутствовал. Начало эпохи «махо седзё» некоторые представители российской молодежи приравнивают к изобретению колеса, открытию Америки и первому полету человека в космос. Стоит показать им фотографию меня и Мидори в школьной форме… и все. Я гуру. Я для них Дионис, Аристотель, Ломоносов и Джон Леннон в одном лице! И им нет дела до того, что я всего лишь переводчик, и мне уже дела нет до японской молодежной культуры, со всем их бренчанием на электрогитарах, ежедневных смен причесок, авангардной музыки, и, самого главного – аниме. Меня гораздо больше волнует, что мне опять придется сидеть полночи, разбираясь в очередном заказе, текст которого я не понял бы даже если бы имел его уже переведенным, а их волнует то, что я пришел из того, другого измерения, где родилась новая эпоха. Я терпеливо отвечаю, что да, разумеется, мне в свое время очень нравилась форма японских школьниц, что мне нравится манера японок не использовать косметику, а искать другие пути подчеркивания собственной красоты, но, видите ли, мне некогда собирать вокруг себя любителей японских мультиков, и переводить для них тайный смысл непередаваемо прекрасного лунного наречия анимешных персонажей. Они обижаются, но не догадываются, насколько при всем при этом обидно мне. Мне больно до слез, что я проворонил, упустил, недооценил момент, когда мода на японскую школьную форму стала всемирной. Иногда мне сейчас кажется, что если я начну торговать в России японской школьной формой, то стану миллионером за год. Но, я никогда этого не сделаю, потому что это будет преступлением против нашего культа школьной формы и вагона номер два.
Это будет преступлением против моих одноклассников, которые знают, как на самом деле тяжело учиться в японской школе, каким мощным командным духом был связан наш класс, и почему на самом деле нам никогда не запрещали привносить в форму элементы «самодеятельности». Я никогда не смогу объяснить, что это значит, впервые увидеть девчонок своего класса в пестрых кимоно, когда они из сумасшедших, вечно флиртующих школьниц, мгновенно превращаются в традиционных японок. И как мне в такие моменты становилось жгуче больно от того, что я всего лишь гайдзин, и мне дорога в это тайное братство во многом закрыта. Как объяснить?
И тогда я прихожу к выводу, что мне ничего объяснять не нужно. Мир и без моих восторженных воспоминаний понемногу начинает понимать свет нашего культа школьной формы.
Для меня это время безвозвратно ушло, и мне остается лишь сожалеть, что я не в полной мере насладился им. Сейчас, когда я приезжаю в Нагано, я всегда смотрю на шумных школьников и школьниц, в которых я узнаю нас. Друзья улыбнутся, и тогда мы соберемся, и пойдем в школу, навестить преподавателей. Тогда я достану из чемодана свою форму, пришью новый белый воротничок, начищу медяшки и оловяшки. Подойду к зеркалу, за моей спиной встанет смеющаяся Мидори, уже одевшаяся в свою старую школьную форму, из которой она уже никогда не вырастет. И на ее голове будет красоваться тонкая стальная диадема, на руках будут белые перчатки до локтей…
- Мидори ва махо седзе даро! – скажу я, и она, щелкнув застежками перчаток, улыбнется мне в ответ.
Я посмотрю на свое отражение в зеркале, и увижу на шевроне надпись: Выпуск 1997 года, ученик номер 51.
И тогда я сразу и незаметно, повинуясь магии формы, перенесусь на годы назад, почувствую себя мальчишкой, и мои мысли станут восторженными и путанными. Совсем как этот рассказ.
15. ОРГИЯ ЧИСТОТЫ.
Может быть в какой-нибудь далекой стране,
На ветреной Венере иль на полной Луне,
Кто-то так же спит, и видит нас во сне.
Алексей Кортнев
Чего я никогда не смогу понять, так это того, чем руководствуются составители учебных пособий по иностранным языкам, когда эти самые пособия пишут. Сначала я думал, что такие глупости бытуют только у нас, а потом выяснил, что мы ничуть не хуже остального мира. После заучивания первых слов, и произнесенного у доски кем-то из учеников «май нэйм из… тэйбл», класс приступает к изучению тематических терминов. Вот мы, еще в бытность моей учебы в советской школе, начали с изучения коммунистическо-революционной терминологии. Американцы рассказывают о том, что изучая в школе французский, они начали долдонить про Вашингтона с Джефферсоном, но уже по-французски. Японцы в школе, изучая английский, начинают с зазубривания терминологии по теме «реформация Мейдзи». Интересно то, что после этого, приступая к практике общения с носителями, все мы обнаруживаем, что совершенно не можем понять собеседника, и, фактически, начинаем изучать язык с начала. Сделав такой вывод из наблюдения за подрастающими коллегами, я пришел к глубокому убеждению, что учебные пособия по иностранным языкам должны больше всего напоминать… сборники анекдотов. Как профессиональный переводчик, со всей ответственностью заявляю, что сей устный народный литературный жанр присутствует во всех языках мира. А еще могу сказать, что это самый унифицированный жанр в мире.
Если кто-то считает, что изучение чужой культуры и языка следует начинать с государственного устройства и политической обстановки, то я убежден, что начинать нужно с чувства юмора. Тут даже пословицу перефразировать можно. Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу, кто ты. И вот, я, с садистским энтузиазмом юного натуралиста, опробовал свою идею на студентах в университете. Эффект был убийственным. Рассказанный заезжему японскому преподавателю японский анекдот на японском языке, сразу с грохотом сносил ту тяжелую стену, именуемую культурно-языковым барьером. Серьезные физиономии в аудитории превращались в улыбающиеся, и общение сразу входило в нужное русло. Именно поэтому меня в России чаще всего спрашивают о том, над чем же смеются японцы, как развлекаются, просят рассказать японский анекдот, и удивляются, насколько сильно они похожи на русские. Самое анекдотическое в том, что в Японии задают абсолютно те же вопросы. Рассказанный японцам русский анекдот из серии «совсем коротких» «Впервые я познал радость секса в тринадцать лет. Как жаль, что в тот момент я был один!» вызывает у них точно такой же смех, как и у нас. Смех роднит, и люди, еще десять минут назад относившиеся ко мне как к гайдзину, который просто хорошо говорит по-японски, уже воспринимают меня как своего. Способ беспроигрышный.
Мои рассказы о том, как я познакомил японских сверстников с русским детским юмором и детскими играми, вызывают у соотечественников встречный вопрос о том, а в какие игры играют японские дети. Я подумаю минуту, о чем же рассказать, и мысленно перенесусь на более чем десятилетие назад, когда мы, сумасшедшие японские старшеклассники, предавались нашим забавам, иногда носившим уже не совсем невинный характер. Я улыбнусь, вспомнив тот, незабываемый, чисто японский колорит, которым были окрашены наши полусерьезные, последние детские игры, когда шутливые геройства уже вполне серьезно совершались во славу дам наших сердец, а их восторженные возгласы были для нас, шестнадцатилетних мальчишек, лучшей наградой. Я со светлой грустью подумаю, что это время ушло от меня безвозвратно, и начну рассказывать…
Конец апреля был уже жарким, и совсем летним. Я не стал одевать френч, и решил, что пойду в школу только в форменной летней рубашке. В открытое настежь окно моей комнаты мягко вошел утренний ветер, и, поиграв с занавесками, покачал красную звездочку, висящую на веревочке на настольной лампе. В комнате стало прохладнее, и повеяло легкой сыростью – ночью был самый настоящий ливень. Я посмотрел на часы, и выглянул в окно. Солнце уже вышло из-за гор, и начало нещадно испарять лужи, оставшиеся после ночного небесного водопада. Свет солнца рассеивался и преломлялся в утреннем тумане, делая утро каким-то особенно ярким, и казалось, что свет идет со всех сторон сразу, проникая в каждый уголок, все освещая и согревая. Над уже нагретой железной крышей дома напротив появилась рефракция.
Я подхватил портфель, и побежал в коридор обуваться. В дверь позвонила Мидори, и мы бегом пустились на станцию, где все уже нас ждали.
- О! Бегом! Бегом! Электричка уже здесь! – кричали нам с перрона, мы подбежали к таким же школьникам, и электричка, ворвавшись на станцию, с металлическим визгом начала тормозить.
- Ты знаешь, что сегодня наша группа вместе с вашей моет бассейн? – спросил меня Асагава Юсуке, парень из параллельного класса.
- Да! Мы и вас уделаем! – прокричал за меня в ответ Кенджи.
- А это мы еще посмотрим! – со смехом крикнул Юсуке – Я просто хотел, чтобы Антон-кун в этот раз пропустил матч, а то против него играть нереально просто! Нару-кун за нашу команду играть не будет, а только он такой же высокий!
- А вы его за ноги хватайте! – крикнула какая-то девчонка в школьной форме, помладше нас.
- Мидори, обещай, что будешь болеть за наш класс! – кричал Кеничи. Он был вторым по росту парнем в классе после меня.
- Да! Да! Мы пригласим родителей Мидори-тян на игру! Пусть они посмотрят, чем она занимается в свободное он учебы время! Поддержи меня безумными воплями, Сидзуко-сан! – орал Кенджи, подбрасывая свой портфель к потолку электрички.
- У-со! – прокричал Юсуке в притворном отчаянии, и начал жаловаться на тяжкую долю – Только двенадцать прекрасных подруг солнечной богини Аматерасу способны развеять мое горе! Я сделаю себе харакири электричкой! – кричал он, и делал вид, что собирается открыть окно, и выпрыгнуть из него.
- Так! Спокойно! Все девчонки, считающие себя красивыми, разбиться на группы по двенадцать человек, и марш утешать Юсуке, а то игра не состоится! – кричал кто-то из толпы, девчонки визжали, Мидори протянула мне половинку мандарина. Я поблагодарил Мидори, и разделив свою половинку на две четвертинки, протянул одну Кенджи. Мидори протянула четвертинку мандарина Маи.
Игра, для которой никто так и не удосужился придумать название, была одной из наших излюбленных школьных забав. Просто мы так и называли ее – «мытье бассейна». Причины и смысл игры были следующими:
В Японии одной из обязательных дисциплин по физической подготовке является плавание. Поэтому с середины апреля до самого начала октября мы, как учащиеся школы, могли бесплатно пользоваться школьным бассейном хоть круглыми сутками, но, было одно «но». Обслуживали бассейн мы тоже самостоятельно, иными словами, раз в неделю, а в жаркое время и того чаще, вода из него сливалась, и на стенках и на дне бассейна оставалась скользкая пленка из микроскопических водорослей, которые необходимо было смыть. Для этой цели выделялись… два класса. Хотя, хватило бы и одного. А дело тут том, что ежегодно проводился неофициальный чемпионат по «чистке бассейна», и командование школы знало, что ни в коем случае нельзя позволять какому-то классу чистить бассейн во время уроков, потому что уроки во всей школе просто будут сорваны.
Со стороны выглядело все весьма обыденно. Нам выдавали огромное количество щеток с длинными ручками, похожие на швабры, и несколько огромных цилиндрических кусков хозяйственного мыла, диаметром сантиметров пятнадцать, и высотой сантиметров шесть. Выложенные синим кафелем на дне бассейна линии дорожек для плавания становились разметкой игрового поля. У нас было восемь дорожек, значит, одновременно играли восемь человек, по четыре с каждой стороны. Бросался жребий, какая команда занимает четные дорожки, и игроки не имели права выходить за их пределы. Поскользнешься и вылетишь – три штрафных очка команде, а пол-то скользкий, черт… можно только щеткой на соседние полосы залазить. Это только кажется, что скользить по дну бассейна, да еще и менять траекторию скольжения легко… а вы сами попробуйте! Быстро убедитесь, что это не так-то просто, тут даже умение правильно падать на скользкий, но твердый кафельный пол пригодится! Ну, так вот. В концах бассейна ставились вполне привычные отечественному читателю пластиковые полуторалитровые бутылки, причем ставились они в шашечном порядке, этакая дикая смесь бильярда и кегельбана. Бутылки хорошо прилипали к склизкому полу бассейна, и порывы ветра их не валили, а если и валили, то просто наливалось маленько воды. Задача противоборствующих команд заключалась в том, чтобы повалить как можно больше «вражеских» бутылок, и не давать валить свои. За каждую поваленную бутылку – очко в пользу команды. Мыло было шайбой, швабры – клюшками. Бить по мылу «по-хоккейному» запрещалось, потому как мы играли босиком, и все это могло привести к серьезным травмам, можно было только толкать мыло-шайбу, или гнать его перед собой. Нельзя задевать щеткой соперника – штрафное очко. Нельзя толкать соперника – штрафное очко. Три штрафных очка подряд – дисквалификация. Случайно повалишь свои бутылки – очки соперникам.
Команды не делятся по половому признаку, и наличие в команде девушек парней вынуждает парней действовать более «по рыцарски», никому ведь не хочется показать себя грубияном! В игре два периода по тридцать минут.
Вот такая дикая смесь крокета, хоккея, боулинга и даже керлинга под палящим летним солнцем и была самым значимым школьным массовым развлечением, оставляя позади себя по популярности соревнования по прочим «официальным» видам спорта. Но самое веселое заключалось в том, что преподавательский состав школы знал о таких наших забавах, и с удовольствием был в числе орущих болельщиков, иногда, если игра была в выходные, в числе болельщиков были и родители… а все потому, что они сами когда-то играли в эту игру. Но самое главное заключалось в том, что бассейн к концу игры оказывался просто идеально чистым, его оставалось только сполоснуть водой, и нудная обязанность мытья бассейна превращалась в культовое мероприятие.
Весь день мы сидели в классах как на иголках, и умоляли учителя по гимнастике не спускать воду из бассейна раньше времени, а то пол засохнет.
- Лишить себя такого удовольствия? Да ни за что! – ответил Учида-сенсей.
Мы знали, что он будет судьей, но все равно считали своим долгом предупредить его. Каждого учителя мы спрашивали:
- А вы придете смотреть, как мы раскатаем вторую группу?
- Вторая группа только что меня спрашивала, приду ли я смотреть на то, как они раскатают третью. – как один отвечали учителя, с трудом сдерживая хохот.
Приближались три часа дня, когда основные занятия заканчивались, а дополнительным состояться в тот день была не судьба. Вся школа шла смотреть на мытье бассейна. Нашу команду возглавлял Кеничи, а команду соперников – Юсуке. В команды старались набирать как можно более рослый народ, и я, сразу же, как только усвоил правила, и освоился на скользком полу, в нее попал. Мы переоделись в спортивные майки и шорты, и повязали на головы зеленые ленты. Команда Юсуке носила желтые. Вооружившись швабрами-щетками, мы вышли из раздевалки, и публика шумно нас приветствовала. Раздетый до пояса Учида-сенсей возвышался перед трибунами как скала. Его могучие и невероятно гладкие мышцы профессионального пловца блестели от пота.
«Хочу такие же» - подумал я. Но мне, с моими чугунными костями и бугристыми, будто собачьи, жилами вместо мышц была не судьба.
Вооруженная микрофоном, преподававшая у нас дореформенную иероглифику, Юкино-сенсей, которую вся школа считала самой красивой и молодой учительницей, начала представлять участников команд. Каждого из нас трибуны встречали ревом и свистом, мы по очереди кланялись, и приветствовали публику. Юкино-сенсей подошла ко мне, и сказала:
- Антон-кун, первый класс, ученик номер пятьдесят один, третья группа. Антон-кун, скажи что-нибудь публике!
Я поклонился, и крикнул в микрофон по-русски:
- Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!
Мгновение потребовалось публике, чтобы понять, что я сказал это по-русски, и этого было достаточно. Я крикнул это с улыбкой, и воинственным голосом, все как-то поняли это по-своему, и заорали мне «Удачи!», но уже по-японски.
Мы бросили жребий, и поняли, что наша команда займет левую крайнюю дорожку. Это была выигрышная сторона для наступления, зато держать оборону было сложнее.
- Гэ-му дзюмби! – рявкнул Учида-сенсей, и мы спустились в бассейн, и заняли места на наших дорожках в разных концах бассейна.
- Хадзиме!!! – проорал Учида-сенсей, и пустил мыло скользить по центральной перпендикулярной линии.
Мы рванулись навстречу друг другу. Команда Юсуке оказалась расторопнее, и рослая Курохане Натсуко-тян толкнула мыло в направлении наших бутылок, причем по крайней дорожке, вдоль самого борта бассейна, не оставив нам ни единого шанса дотянуться. Она преспокойно догнала остановившееся мыло, и изо всех сил шарахнула по нашим бутылкам, оставив нас далеко позади, да так, что мыло снесло сразу три или четыре бутылки, отрикошетило от стенки бассейна и снесло еще две или три бутылки. Одна из бутылок от такого удара вылетела из бассейна. Это был удар ниже пояса. Трибуны взревели.
Раздался свисток судьи, который провозгласил:
- Ивата-неудачник! Семь-ноль в пользу второй группы!
Мы понуро отправились на свою сторону бассейна.
- Сокращаем счет! – сказал Кеничи. Антон-кун, ты как крайний слева принимаешь. Бей перпендикулярно.
- Рё-кай! – ответил я, и по свистку судьи мы бросились ловить мыло. На этот раз повезло нам, и мыло поймал Синтаро, который повел его к вражеским бутылкам, ловко уводя его от подставленных щеток. Внезапно он повис на щетке, придавив ей мыло, и толкнул его через почти весь бассейн ко мне. Не ожидавшие такого финта соперники замешкались, и я поймал пас, внезапно поведя его в сторону своих бутылок.
- Ты что творишь? – крикнул Кеничи.
- Нормально! – крикнул в ответ я.
Соперники по своим дорожкам бросились за мной, в надежде перегородить мне дорогу для паса, но я внезапно развернулся, оставив их в недоумении скользить в противоположную сторону.
- Кен! – гаркнул я, и толкнул Кеничи мыло.
- Суторайку! – прокричал Кеничи.
Теперь мы скользили к обреченным бутылкам вдвоем, и Кеничи, почти у самой разгонной линии, отпасовал мыло мне. Я ударил, и бутылки со звонким цоканьем полетели во все стороны.
- Да! Вот так! – прокричал я по-японски.
Кеничи упал на колени, и скользя так по склизкому кафелю дна бассейна, перехватил щетку так, будто это была гитара, и тряся головой и теребя воображаемые струны, запел мотив из «Deep Purple».
- Smoke on water! – орал Кеничи, трибуны ревели. Учителя аплодировали. Щелкали фотоаппараты.
- Семь-пять! Ведет команда второй группы! – крикнул Учида-сенсей.
- А мы повыше закатаем рукава! И всю планету порубаем на дрова! - подпевал я Кеничи по-русски.
Матч продолжался.
- Show must go on! – орали с трибун.
Яркое весеннее солнце сушило дно бассейна, и его иногда поливали из шланга водой.
Вечером мы возвращались домой. По традиции победившая команда угощала проигравшую обедом. Весь вагон обсуждал подробности «мытья бассейна».
- И все-таки мы вас разделали. – говорил Юсуке.
- Ага! Теперь вам предстоит предстать перед грозным оком Нару-куна и его шайкой! – ответил я.
- Да не говори! Я уже боюсь.
- Тогда мы уделаем вас в футбол! – крикнул Кенджи.
- Ты бы лучше по оценкам всех уделал. – ответила ему Мидори.
Кенджи что-то промычал, и приложился к бутылке с минералкой. Мы вышли на нашей станции. Кенджи, Кеничи, Я, Мидори, Маи, Сае, Ёта... и пошли по домам.
- Жаль, мы проиграли все-таки. – сказал я.
На меня посмотрели с недоумением.
- Совсем не жаль! – ответила Мидори. – Спорт плох лишь тем, что в нем всегда есть выигравшие и проигравшие. Зато как было весело когда Юсуке шлепнулся и улетел прямо в гущу своих же бутылок! Было бы хорошо, если бы отменили счет очков, а просто играли бы для удовольствия.
- Что-то в этом есть. – согласился я.
Мы распрощались с нашей компанией до завтра, и поднялись на наш этаж.
- И все-таки сегодня было очень весело. Ты всем сегодня понравился. – с улыбкой сказала Мидори.
- Ну и хорошо! – радостно ответил я.
- До завтра! – я приготовился ответить так же - Увидимся во сне! – внезапно добавила Мидори, и отправилась открывать свою дверь.
И тогда я почувствовал себя счастливым.
Июль 2007