«Расплата», или Как Феррус встретил Азирнота, снова
Сесть за продолжение Потерянных пока нет времени, но на днях внезапно нашлось время на другое. Абсолютно спонтанно между делом я меньше чем за 10 минут написал рассказ. И только позже в разговоре с другом по поводу этого рассказа неожиданно понял, что лично для меня он получился чем-то вроде откровения. Потому что целая плеяда гипотез относительно некоторых лорных моментов обрела наконец целостность и апофеозом ее стали эти восемьсот слов.
Как вы уже поняли, сегодняшний разговор будет отличаться от предыдущих. Вначале я прочту вам тот самый рассказ. Он короткий, и это не займет много времени. Остальная часть стрима будет посвящена тому, что (точнее – кто) стоит за кулисами этого рассказа и почему, на мой взгляд, события разворачивались именно так. Да, это очередная гипотеза о Феррусе Манусе. Она с одной стороны нетривиальная (мягко говоря), с другой – гарантировано разорвет для вас пару шаблоном.
Например, глаза Ферруса изменили цвет вовсе не из-за Азирнота, это прямо подтверждено лором. А сам Азирнот не имеет никакого отношения к некронам, и это тоже факт, подкрепленный лорными источниками. Заинтересовал? Что ж, таких моментов я сегодня упомяну немало. Однако интереснее не они сами, а то, к чему они нас подводят. Поэтому со вступлением всё.
Алексей Фролов «Расплата»
Насколько никчемным должен быть мир, забывший собственное имя? Человек не знал. Но удивляло не то, что он чего-то не знает. Удивляло то, что он продолжает называть себя человеком.
И это после того, как всё человеческое в нём оказалось ненужным. После того, как плоть доказала свою слабость. После того, как он был предан забвению тем, кто…
Нет.
Он запретил себе вспоминать. Воспоминания заставляли специализированные структуры мозга непроизвольно модифицировать базовые механизмы нервной и эндокринной системы, приводя к секреторным, органическим и наконец двигательным изменениям.
Так рождалась единственная эмоция, которую человек не хотел испытывать. Единственная эмоция, которую он мог испытывать в последние двенадцать тысячелетий.
Гнев.
От гнева у него начинала нестерпимо болеть голова, и он отлично знал, что нужно делать, чтобы унять бьющиеся в агонии эффекторные клетки.
Достаточно на долю мгновения ослабить тиски воли, дав шанс монстру, что живет внутри него столько же, сколько живет он сам. И тогда плоть отринет слабость. Она неузнаваемо изменится, обращаясь в нечто такое, что не должно существовать по законам материальной вселенной. Человек станет всем. Абсолютом. И вместо боли гнев будет приносить удовольствие, особенно когда…
Нет.
Человек сделал глубокий вдох, который длился целую вечность. Монстра нельзя выпускать. Ведь это из-за него он двенадцать тысяч лет провел в темпоральной тюрьме. Из-за него он потерял всё, что имел. Всё, что ему предначертано было иметь.
Человек вздохнул снова и ужаснулся от мысли о том, сколько времени прошло в мире за пределами его темницы. Ведь это не должно было закончиться так. Это вообще не должно было закончиться.
Он помнил фазовое безумие, из которого не мог вырваться. Он перепробовал всё, и лишь потому сохранил рассудок. Потому что не переставал бороться. Хотя вряд ли предполагалось, что в таком состоянии человек будет что-то воспринимать. Что-то помнить.
Но всё изменилось.
Нечто пришло извне и сорвало замок с его тюрьмы. Когда реальное время заструилось под своды хронодемпферной сферы, человек от удивления потерял контроль над собой. Это длилось наносекунду, но монстру хватило столь малой крупицы временного потока, чтобы восстать.
Преображенный во зло, человек вырвался из проклятого узилища, которое по задумке его судей должно было стать одновременного гробницей. Вечной гробницей.
Он дал волю гневу и выпотрошил кости этого мира, имя которого забывал из раза в раз. Монстр сеял разруху и погибель, устилая свой путь дымящимися руинами, покореженной сталью и обугленной плотью. Он мстил за то, что сотворили с ним. Он мстил за то, что был вынужден сотворить с другими.
Но главное, за что он мстил, было известно лишь ему одному. Ему и другому монстру, который обрек его на вечность в одиночестве. Время – не река, а спираль, и всё в галактике обречено повторяться снова и снова. Монстр принимал эту аксиому. Но человек боролся с ней. И поплатился за непокорность…
Нет!
Воля взяла верх. Человек вновь стал собой. Он обернулся, легко определив путь, которым прошел монстр. Было невыносимо видеть эти разрушения, весь этот бесконечно увядающий мир, не созданный для чего-то кроме ужаса и ярости.
А потом всё изменилось во второй раз. Потому что оказалось, что его преследуют. Это был такой же…
Нет.
Не такой.
Человек скрылся в сумраке и стал наблюдать. Он наблюдал долго. Первое, что человек понял – его не собирались освобождать. Это произошло случайно. Но акт преследования не выглядел случайностью. Это была рассчитанная генетическая реакция, заложенная в преследователя его создателем.
У человека вновь заболела голова, однако он справился с приступом гнева, укрепив свой разум опорами смирения. И внезапно понял, что прятаться больше незачем.
Тогда он вышел из трещины в скале. Багровые отсветы раскаленного кремниевого моря заплясали на его теле, могучем и безупречном, для которого будто не было этих тысячелетий в оковах безмолвного ада.
Человек знал, что произойдет дальше. Его преследователь не поверит ему. Медиаторы, необходимые для развития соответствующих реакций, не смогут формировать синапсы в мозгу, который изменили. Изменили так глубоко и виртуозно, что даже столь могучее создание ничего не заметило. Человек не сможет обратить эти изменения вспять. Никто не сможет.
И всё-таки, стоя здесь, в жарком полумраке у кромки расплавленного камня, человек гордился своей стезёй. Он сотворил много зла, но никогда не будет жалеть о первом шаге. О том самом шаге, за который его судили и обрекли.
А ещё он гордился тем, что примет смерть от рук того, кого любил больше всего на свете. С кем был рожден покорять звёзды. И если уж проигрывать, то непременно лучшим, не правда ли?
Человек вошел в огненное море и преследователь повторил его действия, будто отражение в ониксовом зеркале, которое заволокло дрожащим воздухом от раскаленного горна. Они медленно двигались навстречу друг другу, готовясь к битве, которая для одного из них станет последней.
Остановившись, человек моргнул глазами, похожими на две серебряные монеты. Такие же глаза были у того, кто по незнанию вскоре оборвёт братскую жизнь.
Из последних сил борясь с монстром внутри себя, человек вспомнил имя того, кто стоял перед ним. Его настоящее имя, которому больше нет места в этой галактике. Но отпустив монстра на волю, человек тут же забыл это имя. И правильно, ведь создатель никогда не давал им имен, только номера.
– Спасибо, Десятый, – улыбнулся человек, превращаясь в огромного змия из живой стали. Он знал, что вскоре сольется с кипящим под ногами расплавом и снова всё забудет. Уже навсегда.
А теперь – о чем это
Авторские комментарии и анализ лорного подтекста
Что главный герой рассказа – примарх, становится понятно довольно быстро, тут не нужны глубокие знания бека. А его краткие и неконкретные размышления тем не менее дают понять, что он был заключен во вневременную тюрьму за некий проступок. Самый очевидный вывод для читателя на этот момент – перед нами один из Потерянных. И этот вывод времен. Если конкретнее, то перед нами Второй, ниже я поясню, почему именно он.
Далее по сюжету рассказа мы понимаем, что он должен был провести в тюрьме вечность, но прошло только 12 тысяч лет (по его субъективному времени, это важно). Причина в том, что целостность тюрьмы была нарушена и он вырвался на свободу. В этих же абзацах из рассуждений примарха следует, что он изо всех сил сдерживал гнев внутри себя, вместе с которым приходила головная боль. А когда он поддается гневу, то становится чудовищем. И мы это видим: едва его тюрьма была разрушена, он потерял концентрацию, превратился в жуткого монстра и принес много разрушений в мир, на котором был заточен.
К этому моменту читатель понимает (по крайне мере, я на это надеюсь), что речь идет о Медузе, на которую упала гестационная капсула с Феррусом Манусом. Ведь из рассказа «Псалом» Гаймера мы знаем, что капсула Горгона повредила некую конструкцию внутри горы Карааши и оттуда вырвался тот самый чудовищный змей из живого металла, которого в легендах Медузы зовут Азирнотом. Феррус понял, что выпустил того, кого не следовало выпускать, и поклялся уничтожить змея, который на самом деле был его Вторым братом. Не спешите обзываться. Ниже я поясню, как это возможно.
Следуя сюжету рассказа, когда Второй берет чудовище внутри себя под контроль и возвращает себе человеческий облик, он узнает Ферруса, но понимает, что не сможет ничего доказать брату. Тот ему не поверит, потому что его сознание перепрограммировано. Второй размышляет о том, что это сделал «еще один монстр». Разумеется, он имеет ввиду Императора, который, очевидно, и осудил его на вечность в темпоральной тюрьме.
Подтверждение этой мысли мы можем найти в рассказе «Прочность Железа» Кайма, где Феррус видит статуи двадцати примархов внутри карманной реальности, которую для него создал Эльдрад Ультран. К этому моменту (кампания на Ибсене) все примархи уже найдены, но лица двоих Манус не узнает. Строго говоря, это не секрет, что Император не просто приказал вычеркнуть Потерянных из истории, он также «перепрошил» сознания всех, кто их знал. Об этом говорится в том числе в рассказе «Чертоги в конце памяти» Сваллоу.
Но вернемся к моему рассказу – Второй всё это отлично знает и понимает, что Феррус будет с ним драться. Более того – он хорошо знает и самого Мануса (пояснения будут ниже). После недолгих рассуждений Потерянный принимает решение сразиться с братом и погибнуть. Во-первых, потому что упертый Горгон все равно будет биться, хотя не столько потому что упертый, а в большей степени потому что так его «запрограммировал» Император. Во-вторых, у Потерянного, судя по всему, родился рискованный план, как обыграть отца.
Собственно, вот весь сюжет рассказа, который читатель, неплохо знающий бек, легко улавливает. Улавливает и задает вполне справедливый вопрос: Алексей, достаточно уже употреблять запрещенные вещества, ведь все это просто невозможно! Как минимум потому, что капсула с Феррусом не могла упасть на Медузу, когда там уже был заключен Второй. Точнее наоборот – Второй не мог быть заключен на Медузе раньше, чем туда упала капсула с Феррусом. Ведь примархов раскидало одновременно.
Вопрос справедливый, но он базируется на распространенной ошибке. Многие полагают, что если Эрда (или все-таки Тал?) разметала примархов по галактике в один момент времени, то и на свои «родные миры» они попали тоже примерно в один период. Но это не так. Вот элементарное опровержение лишь на одном из множества примеров.
Гестационные капсулы с примархами покинули Терру в 792.М30. Вспомним, когда нашли каждого из них. Скажем, Хана нашли в 865.М30. В романе «Шрамы» Райта сказано, что Таргутай Есугэй сражался рядом с Джагатаем на Чогорисе с самой юности примарха, а как мы знаем, взрослеют сыновья Императора очень быстро. Если Хан попал на Чогорис примерно тогда же, когда исчез с Терры, то есть в 792.М30 и примерно тогда же начал свое восхождение, познакомившись с Есугэем, тогда к моменту открытия Чогориса в 865.М30 Таргутаю должно быть 73 года. Даже если возьмем погрешность лет пять, он был слишком стар для превращения в Астартес. Однако же он был полноценным космодесантником, а не «ложным Астартес», как Кор Фаэрон, Амон или Лютер.
Оптимальный возраст для подготовки легионера – это промежуток 12-14 лет. По всей видимости, в исключительных случаях брали и постарше, но после 30-40 (как в случае с Фаэроном) это уже физически невозможно. Соответственно, Хан попал на Чогорис не в тот же период, когда исчез с Терры. А как раз через 30-40 лет.
По всей видимости, примархов в гестационных капсулах штормило по варпу вариативно (Альфария выбросило на Терре почти сразу). Еще могу вспомнить Коракса: Император пришел на Киавар в 927.М30, то есть бедолага Корвус куковал на своей луне аж 135 лет, что, мягко говоря, маловероятно. Кстати, насчет Коракса – в «Потерянном Освобождении» Торпа упоминается, что к моменту открытия Киавара Второго и Одиннадцатого уже не было.
Эти рассуждения ведут к тому, что Феррус вполне мог попасть на Медузу за пару лет до того, как ее официально открыли. А Второго к тому моменту уже могли осудить и посадить. Император не мог знать, что на Медузу забросит Ферруса или кого-то еще. При этом Медуза по описанию из «Псалма» действительно напоминает толи свалку, толи тюрьму, о которой все давно забыли. Там было много чего неидентифицируемого. На мой взгляд, подходящее место, чтобы устроить в глубине горы тюрьму для осужденного на вечность вне времени.
Немного отступая от основного вопроса, еще раз вернусь к вышеупомянутому факту о том, что Коракс не знал Потерянных. Феррус то, судя по всему тоже. Тогда кто их вообще знал? Возможно, ответ нам дает рассказ «Последний совет» Голдинг. В этом произведении Хорус, Альфарий и Хан пытаются помешать Сигиллиту убрать из Инвестиария одну из двадцати статуй примархов. Хотя Хан прозрачно намекает, что он здесь только для поддержки, Луперкаль и Альфарий точно знают, за что Сигиллит хочет снести статую Потерянного.
Я вспомнил об этом потому, что Альфарий и Хорус, как первые обнаруженные примархи вполне вероятно знали Второго, которого по счету нашли четвертым (третьим был Русс). А вот Хан, обнаруженный Шестнадцатым, скорее всего, Второго не знал. В «Шрамах» он вспоминает о Потерянных не как о братьях или друзьях, а как о некоем событии, которое не стоит забывать по причине его дидактической ценности.
Кстати, Одиннадцатого по «стмрому лору» нашли перед КОраксом, в 921.М30, но теперь он уже последний. Но в любом случае в мою версию событий он не вписывается. Дата обнаружения Второго – 821.М30. Именно поэтому у меня на Медузе был заключен именно Второй.
Возвращаемся к моему рассказу. Все вышеизложенное не снимает главного вопроса читателя – как Второй мог узнать Ферруса, если он был осужден до открытия Медузы? Вчитайтесь в текст внимательнее. Там есть целый абзац, где Второй прямо говорит, за что его судили и обрекли на темпоральную темницу. За правду. За правду о том, что галактика циклична, и это не метафора. Галактика раз за разом разыгрывает одну и ту же партию, которая меняется лишь в нюансах, но не в ключевых вехах. В подтверждение приведу два источника.
Первый – рассказ «Отпрыски бури» Рейнольдса. Там на планете Сорок Семь Шестнадцать Несущие Слово сражаются с забытой человеческой колонией, которая поклоняется… Императору, ничего не зная ни о нем самом, ни даже о Терре. В главном храме Сор Талгрон находит книгу, которая у этого народа считается священной. Талгрон шокирован, ведь перед ним – «Лектицио Дивинитатус». Написанная самим примархом (Сор узнает почерк и стиль, потому что лично читал эту книгу). В рассказе прямо говорится, что это именно тот текст. Но как такое возможно, если в тот момент «Лектицио Дивинитатус» находился у… Лоргара, естественно! Время действия рассказа – 963.М30, то есть вскоре после Монархии, но Аврелиан еще не написал свою новую книгу.
Чтобы понять, к чему нас подводит Рейнольдс, нужно вспомнить Паломничество Лоргара. А именно – его встречу с Ингефель. У меня на этот счет есть два подробных подкаста, в которых я анализирую диалог примарха и демона из «Аврелиана» Дембски-Боудена. Там поднимается много тем, но сейчас для нас важна единственная фраза Ингефель: «Я бродил по дорогам вероятности. Я видел то, что может быть, и что почти наверняка произойдет. Но нельзя увидеть то, что будет, пока оно не станет тем, что было».
Вот так работает предвидение в Вархаммере – корвиды и компания не могут прозреть то, чего еще не случилось, но они могут увидеть то, что уже происходило раньше. Это и есть спираль времени, о которой в моем рассказе говорит Второй. Ингефель не показывает Лоргару варианты будущего (он, кстати, и не утверждает этого). Демон показывает варианты прошлого. Это объясняет и тот факт, что так называемые Старые Пути Колхиды существовали независимо во все времена во всех человеческих мирах. Им даже поклонялись на Терре (например, кланы орбитальных платформ, из которых происходил Зарду Лайак).
Тут уже стоит обратиться к мудрости Магнуса, который тоже многое понимал, хотя и не все: «История движется по кругу. На самом деле ничто не умирает. Древние символы меняются и перерождаются, открываются новые пути, которые были проторены давным-давно...» Однако предыдущие витки развития галактики переживают не только отголоски религиозных верований и экзистенциальных учений. «Лектицио Дивинитатус» тоже пришел к нам из предыдущего витка. Иначе невозможно объяснить, как книга, написанная лично Лоргаром и прямо сейчас находящаяся у него, в то же время хранится под стазисным полем главного храма Отпрысков бури. Правда, есть еще вариант – финты с перемещением во времени, которые в лоре есть, но это уже другая история, которую мы сегодня тоже затронем.
Теперь представьте, что кто-то узнал правду. Узнал, что мир перерождается раз за разом. А потом этот кто-то научился переносить свою память из одного витка в другой. И если этот кто-то – Император, то моя теория объясняет любые его действия. Видимо, он не в первый раз пытается достичь своей цели (какой бы она не была), и уже просто комбинирует возможности. Скажем, Ангрон предает его каждый раз, чтобы он ни делал. Поэтому с ним Император, что называется, не заморачивался. Это я о Нуцерии, где действия Повелителя Человечества принципиально необъяснимы. Но становятся объяснимы, если взять за основу мою теорию.
Продолжаем представлять. Внезапно кто-то еще, кроме Императора, узнал о том, как все работает. Узнал и решил, что это неправильно – скрывать истину. Но нам хорошо известно, что знание – сила, оберегай его… Император, возможно, пытался вразумить Второго, но тот не слушал. А дальше возможны вариации. Я предполагаю, что они оба – Император и Второй – не сохраняют память с предыдущего витка всю целиком, а восстанавливают ее постепенно.
По моей версии, нынешний цикл для Второго точно не первый (уж извините, за каламбур), поэтому в моем рассказе он не просто узнал Ферруса, с которым здесь еще не встречался, но также понял, что его не убедить. Потому что Император в этом витке скорректировал гены сыновей, сделав их невосприимчивыми к влиянию Второго.
Я использую слово «невосприимчивыми», потому что сложно подобрать более точное определение. В «Прочности Железа» Кайма Феррус видит лица братьев и называет их масками, потому что они отличаются от знакомых ему черт, но все равно узнаваемы. Однако у двух нет даже масок. Читая рассказ впервые, я этому удивился. Почему нет лиц? Ведь Манус должен был их просто не узнать. Но так как Ультран использовал для этой фантомной реальности собственные воспоминания Ферруса, все встает на свои места, если предположить, что Император так глубоко изменил сознание примарха, что тот попросту не воспринимает двух Потерянных.
Почему Император просто не убил Второго? Вероятно, уже пробовал в предыдущих витках и это либо не дало результата, либо привело к еще более худшим последствиям. Очевидно, Потерянные становятся Потерянными во всех циклах. Возможно, это и стало главной темой, по поводу которой Второй и Император не сошлись – отец был уверен, что изменить тут ничего нельзя, но сын хотел пытаться снова и снова.
А теперь вновь вернемся к моему рассказу. Увидев Ферруса, Второй понимает, что схватки не миновать (потому что Феррус на генном уровне не будет доверять брату или даже инстинктивно попытается его убить). Однако (это уже никак не подкреплено лором, строго моя фантазия) Второй решается на рискованный ход. Он использует свою уникальную способность, превращается в змия и погибает от рук Мануса. В конце моего рассказа он размышляет, что снова все забудет, теперь уже навсегда. Насчет «снова забудет» все понятно – ему в следующем витке потребуется время, чтобы восстановить память о предыдущих циклах. Но к чему тут фраза «уже навсегда»?
А к тому, что с Феррусом Манусом все несколько сложнее, чем принято считать. Из таких произведений как «Прочность Железа» и «Феррус Манус: Горгон Медузы» мы знаем, что Десятый примарх страдал от приступов гнева, которые сопровождались сильной головной болью. Почти всегда он эти приступы контролировал своей невероятной волей (цитата из сольника: «Поистине сверхчеловеческую вспыльчивость Ферруса превосходила только его сила воли»). Причем он именно страдал от боли, едва не сходя с ума, это хорошо показано на протяжении всего его сольника. Причем в одном из эпизодов Гаймер пишет, что Феррус испытывал желание причинять боль за то, что боль причинили ему. Хм… о чем это он?
Мы не знаем ни одного эпизода, в котором Манусу кто-то мог причинить такую боль, чтобы примарх ее запомнил и она вплелась в его сознание так глубоко, что стала управлять его эмоциями. Если только это не фантомные воспоминания кого-то другого… Но об этом еще рано. В сольнике Ферруса при покорении Гардинаала вспышки гнева присутствуют, но Манус их контролирует. Это 869.М30. Но в «Прочности Железа» при покорении Ибсена (он же Кальдера) Феррус дает волю гневу раз за разом, чему удивляется даже первый капитан: «Сантар редко видел его столь разгневанным и задумался над причиной».А Ибсен – это уже 002-004.М31. То есть чем ближе к Ереси, тем хуже становилось Манусу, это факт.
По всей видимости, он умирал, как и Ангрон. И точно так же, как Ангрон, Феррус знал, что умирает. Я подробно разбирал этот момент на стриме про Десятого примарха. Получается, с одной стороны Манус осознает приближение смерти. С другой – он беззаветно предан идеалам Империума. Насколько беззаветно, что без раздумий напал на своего единственного друга, когда тот рискнул заикнуться о том, что, возможно, у Императора на троне есть альтернатива (конечно, я имею ввиду эпизод с Фулгримом на флагмане Мануса после преследования Диаспорекса).
Эти два фактора (приближение смерти и вера в Империум) стали основными мотивам Мануса в его желании быть Воителем. Потому что «примарх стал олицетворением жажды завоеваний Императора, живым воплощением гнева в железных латах» (это тоже из его сольника). Он был рожден завоевывать и хотел как можно скорее завершить Великий крестовый поход. Хотел успеть воплотить мечту Императора прежде, чем умрет. Конечно, тут не обошлось без амбиций и гордыни, Феррус определенно считал себя лучшим военным лидером среди братьев. И все же в его устремлениях я вижу благородство.
Итого: нет сомнений что Феррус Манус умирал, в связи с чем его мотивация довольно прозрачна. Но почему он умирал? Есть мнение, что из-за некродермиса, которым был покрыт Азирнот, тот самый змей с Медузы. И якобы когда Манус утопил змея в лаве, некродермис перетек на его руки. В сольнике Ферруса я высказывал эту версию, что некродермис также поразил нервную систему примарха и медленно убивал его. Тогда я подтвердил свою мысль тем хорошо известным фактом, что глаза Мануса были сплошного металлического цвета, как две серебряные монеты. Вот только причиной тому был не Азирнот.
Перечитав «Псалом», я увидел одну любопытную деталь. Изначально у Ферруса глаза были зелеными в золотую крапинку, а потом действительно стали серебряными. Вот только произошло это ДО встречи с Азирнотом. Кстати, насчет Азирнота – его тело из живого металла действительно похоже на некродермис, но как и в случае с руками Ферруса – только внешне. Некронов на Медузе не замечено, зато были там и кибер-зомби, и каменные големы (буквально такая вот форма жизни).
Но если глаза Горгона изменил не змей и не он виновник его болезни, тогда что? На самом деле все просто. На Медузе Манус питался землей. Землей, камнями, обломками кибер-зомби и вообще всех, кого убивал. Его организм был приспособлен получать из подобной пищи нужные питательные вещества (что не нонсенс). Все это подробно описано в «Псалме». И это отлично объясняет, что случилось с его глазами. Бедолага Манус просто отравился, перегнув с медузийской диетой. Хотя слово «отравился» тут не вполне уместно. Скорее, вместе с кремнеземом и ржавой сталью он в какой-то момент поглотил то, что не усвоилось организмом, а вступило с ним в симбиоз и… начало медленно убивать примарха. Вот почему глаза сменили цвет – результат проникновения инородного вещества в его нервную систему и мозг.
В принципе, от теории, которую я высказал на стриме двухгодичной давности, нынешний вариант отличается только тем, что Ферруса убивал не Азирнот, а что-то другое с Медузы. Что касается Азирнота, то с ним мы еще не закончили. Про змия есть любопытный момент, отчего-то упущенный всеми без исключения, когда вышел сольник Десятого примарха под авторством Гаймера.
Один из главных героев романа – медике Тулл Риордан, впоследствии получивший звание подполковника. Во время разговора с Манусом, примарх спрашивает у Тулла мнение о его руках из живого металла. Медике без раздумий отвечает, что не верит в легенду про Азирнота, потому что характер соединения между металлом и плотью не похож на жидкий ожог, который непременно должен был иметь место, если бы легенда оказалась правдой. И хотя сначала Феррус откровенно веселится, общаясь с медике, после этого заявления он суровеет и говорит: «Очень жаль, эту историю я любил больше всего».
Фактически этот эпизод показывает нам, что «Песнь Странствий», повествующая о похождениях Ферруса по Медузе, является художественным эпосом, который мы не можем воспринимать как хронику, отражающую реальные факты того периода из жизни Мануса. Что касается реакции примарха, она, во-первых, подтверждает, что миф про Азирнота ложный. Во-вторых, эта история, по всей видимости, вызывает у него сильный эмоциональный отклик, и вовсе не положительный.
Что же на самом деле произошло между Азирнотом и Феррусом в лавовом море Кираал? В том, что змий из живого металла действительно существовал, нет сомнений, это подтверждает «Псалом», да и более старые источники вроде Индекса Астартес. Также нет сомнений в том, что Манус преследовал и настиг чудовище. Учитывая, что существо больше никто не видел, вероятнее всего Десятый действительно убил его, либо каким-то образом сковал (хотя это маловероятно, учитывая характер Мануса, который все доводил до конца, не оставляя за спиной экивоков).
Но если вся эта история – неправда, точно ли от Азирнота он получился свои руки? Есть ли тут альтернатива? Ведь в Неймерельских Свитках примарх не использует слова «Азирнот» или «змий». Там даже нет слова «чудовище». Феррус говорит, что его «металлические перчатки» происходят «от зверя», «от великого зла», которое он победил. Исходя из всего этого, у меня возникают сомнения в том, что Манус получил руки от Азирнота (по крайне мере не так, как это представлено в медузийском мифе). Зато он вполне вероятно мог получить от монстра что-то другое. Выше я не зря указал на концептуальный момент с глазами – они у Ферруса изменили цвет до встречи с Азирнотом. Однако это не единственный вариант, на который я обратил внимание при повтором прочтении рассказа.
Дело в том, что в «Псалме» у Ферруса нет ни головных болей, ни вспышек гнева, которые приходится контролировать. И еще кое-чего у него нет, на что опять же никто не обратил внимания в его сольнике. Вот эта важная фраза, о которой я уже упомянул выше: «Он почувствовал, как возвращается мигрень – стремление причинить боль другим, чтобы отомстить за боль, причиненную ему». Мы знаем, что у Ферруса вышел конфликт с Дорном, в результате которого… Почему-то принято считать, что произошла драка и Феррус был повержен. Однако эта версия родилась по причине невнимательности, либо из нежелания самостоятельно прочесть источник. Вот, что по этому поводу сказано в «Горгоне Медузы»:
Над ним стоял Рогал Дорн, и костяшки его массивной желтой перчатки покрывали серебристо-красные брызги. Седьмой примарх неотрывно смотрел на брата сверху вниз. Лицо Рогала, как всегда, выражало суровое осуждение. Воины обоих легионов, занимавшие многочисленные ярусы командной палубы «Железного кулака», наблюдали за сценой с ужасом и безуспешно скрываемой увлеченностью. Еще недавно Манус не хотел выходить из себя, но теперь отчасти восторгался тем, что брат вынудил его зайти так далеко, да к тому же сам последовал за ним. Сплюнув кровью на звукопоглощающее покрытие мостика, Феррус сжал кулак…
Это говорит о том, что Дорн ударил первым и Феррус упал. Но едва ли мы можем считать это поражением, ведь у нас есть лишь первый эпизод схватки. Дальше Манус сжимает кулак и, очевидно, вступает в рукопашный поединок с братом. Кто вышел из него победителем – ответить сложно, да и неважно в контексте нашей сегодняшней беседы. Ферруса тот эпизод определенно задел, но едва ли он собирался мстить за него всему миру.
Кстати, еще один интересный факт – кровь у Ферруса серебристо-красная. Это прямо подтверждает предположение о том, что в организме Мануса присутствовало нечто инородное. Но повторюсь, вероятнее всего, это нечто попало в его тело до схватки с Азирнотом, в тот момент, когда его глаза изменили цвет. Однако сейчас важнее другое. Есть еще один эпизод в истории Мануса, который потенциально мог критически отразиться на его мировоззрении:
Он – примарх, Горгон Медузы, лучший среди братьев. Гардинаалец заявил, что знает его, но никто не знал Мануса. Никто, даже Фулгрим, не подозревал, о чем всегда мечтал Феррус. В своей погоне за совершенством он жаждал лишь одного. Чтобы его одолели. Для бога среди людей победы были ежедневной рутиной. Но поражения? Они поистине драгоценны. Каждое из них чему-то учило примарха, и в тот день, когда свет Императора озарил Медузу, отец преподал Манусу величайший урок.По всей видимости, он действительно сразился с отцом (об этом говорится в «Песне Странствий») и проиграл. Это было его первое поражение и оно действительно могло вызвать сильный эмоциональный отклик, который эхом прошел через всю жизнь Десятого примарха. Однако же сам Манус вспоминает об этом без злобы, напротив – называет тот эпизод величайшим уроком. Да и ведь он был беззаветно предан Императору.
Ограничение по знакам. Продолжение здесь.