Ради общего блага I⁠⁠

1

Начальник стоит слишком близко к краю моего стола. Его глаза победно блестят, а широкая благородная улыбка, бьюсь об заклад, видна даже через окно в противоположном здании.

- Вот еще несколько форм отчетностей, которые мы вводим в этом году, - говорит он, и я вижу, как металлически блестит у него на шее странная цепочка. Странная, потому что не похожа на украшения, какие обычно носят мужчины его статуса. Дорогие кулоны с драгоценными камнями, например. Он наклоняется к столу, переворачивая страницу документа, и я вижу, что руки его дрожат – последний выходной день явно прошел не без возлияний.

- Спасибо, - говорю без каких-либо эмоций, уважительно киваю, - я разберусь с ними как можно скорее.

- Так держать, - начальник хлопнул меня по спине, и, подмигнув, поспешил раствориться в кофейно-сонном утреннем мареве офиса.

Я окинул взглядом свой рабочий стол, экран компьютера, серые клавиши под ним. Бодрый голос начальника уже звучал неподалеку за перегородкой, где такой же унылый работник как я сквозь слипающиеся от бессонницы глаза пытался разглядеть очертания нашего жизнелюбивого босса. Я же придвинул клавиатуру к себе, поводил потерявшимся курсором по замыленному экрану и приступил к работе.

***

Ровно в шесть часов вечера я устало откидываюсь на спинку стула. В шесть ноль две я уже прощаюсь с коллегами и спускаюсь в лифте на первый этаж. В десять минут забираюсь в душный, переполненный людьми автобус. В шесть сорок две ключ от моей квартиры со скрежетом проворачивается в замке и обнажает на мгновение ее непритягательное нутро пустому подъезду. Лишь после этого я, наконец, оказываюсь дома.

***

Вечер ничем не отличается от многих других, протянувшихся едва заметной вереницей через всю мою жизнь. Лампочек я давно не зажигаю; лишь экран телевизора дает мне привычное и уютное приятно-тусклое пятно света. Диван, впрочем, меня тоже ничем не расстраивает: продавленный и повыцветший, он всегда стойко сносил свою службу. И даже до сих пор не скрипел, хотя я уже забыл, когда, как и где именно его купил.

По телевизору жизнеутверждающе журчит бессмысленным потоком звука реклама; я смотрю в экран, но уже не слышу, что именно мне предлагают купить.

Не замечаю сонливости; чувствую лишь, как пульт выскальзывает из руки и мягко приземляется на ворсистый ковер, тоже купленный неизвестно где и когда. Я засыпаю, будто не покидая сознания; мой взгляд продолжает буравить телеэкран.

…в конце концов, все вокруг сжалось до размеров микроскопической точки, вывернулось наизнанку и куда-то покатилось, а я, и так порядком уставший, побежал рядом. И бежал долго, с невообразимой печалью глядя на мир, в котором не осталось ничего ценного...»

***

- Это ужас! Просто кошмар! Куда смотрит наша полиция?!

Солидарные вздохи и реплики сочатся отовсюду в мой маленький псевдо-кабинет. «Отгороженный ото всех, но единый со всеми». В этой фразе, внезапно вспыхнувшей в сознании, мне слышится больше искренних чувств, чем в голосах, что наползают со всех сторон, словно волны на берег бедного островка.

«Ужасы» и «кошмары» звучат отвратительно бравурно, словно гимн сочувствующих. Мне хочется выйти на свежий воздух, но нельзя – введен новый штраф за курение в не обеденное время. Я никогда не курил, но тоже стал жертвой борьбы за эффективность труда и здоровый образ жизни. Тесные рамки офиса сжали меня в своих тисках еще плотнее, чем раньше. Платить штраф за то, чего не делал, я не хочу, но особых эмоций по этому поводу не испытываю. Хотя и сознаю парадоксальный факт: такая «борьба за здоровье работников» очень скоро навредит моему организму.

Размышляя об этом, я остаюсь на своем месте, и задумчиво потирая переносицу, усилием воли возвращаю мысли к работе.

***

В одиннадцать часов я извлекаю из сумки контейнер с едой. Сегодня, как и вчера, мой обед - гречка с гуляшом. Дождавшись очереди воспользоваться корпоративной микроволновкой, около трех минут переминаюсь с ноги на ногу, ожидая горячей пищи.

Вспомнив, что забыл взять кусок хлеба, прошу его в долг у Егора, нашего младшего менеджера. Тот нервно вздрагивает от неожиданного обращения, но отвечает дружелюбно.

- Берите, конечно, Илья Никитич, - Егор протягивает мне ломти ржаного, завернутые в целлофан, - а вы уже слышали новость? Вчера этот отморозок еще одного мужика прибил!

К разговору подключается его друг Эдик – двухметровый бухгалтер с грустными голубыми глазами и длинным носом, удивительно похожим на клюв тукана.

- А с чего ты решил, что это отморозок? – задумчиво протянул он басом. - В смысле, почему маньяк именно мужского рода?

Я осторожно, чтобы не уронить, беру кусок хлеба и сажусь за ближайший стол; Егор и Эдик, будто сговорившись, садятся со мной и продолжают беседу. Я молча слушаю.

- Что ты имеешь в виду? – с любопытством говорит Егор и погружает ложку в борщ.

- Тебе не кажется странным, что этот убийца кончает только мужиков, и что характерно, преимущественно успешных? – бухгалтер многозначительно поднял палец, пожевал кусок хлеба, проглотил его и молвил: - Я думаю, во всем виноваты эти долбаные во все щели феминистки.

Егор рассмеялся и от избытка чувств ударил по столу ладонью; часть супа выплеснулась из его контейнера, он чертыхнулся, но хохотать не перестал.

- Знаешь, если бы феминисток долбили во все щели, - проговорил он сквозь смех, - вряд ли бы они были феминистками.

Эдик, прельщенный незамысловатостью шутки, гогочет вместе с другом; я молча слушаю их разговор и даже не думаю что-либо к нему добавить.

- Илья Никитич, а вы как думаете? – говорит вдруг Егор, обращаясь ко мне. - Вы тоже считаете, что это феминистки мстят успешным мужикам за то, что они родились с яйцами?

- Думаю, убийца мужчина, - сухо отвечаю я, раздраженный тем, что мне не дают спокойно пообедать.

Этого ответа Егору вполне достаточно; их с двухметровым бухгалтером беседа быстро оставляет тему загадочных смертей далеко позади, а я сосредотачиваюсь на том, чтобы быстро доесть кашу и вернуться на свое рабочее место. На часах одиннадцать пятнадцать, значит, до конца обеда у меня все же будет время выйти из здания, подышать немного свежим – нет, не так - не спертым воздухом…

2

На лоснящемся от пота лбу нервно билась жилка, расползалась во все стороны кровавая отметина. По ножке стула уже тек небольшой ручей – не красный, но и при его виде Благодетелю стало нехорошо.

- Ну как же ты так, - поморщился он, - не вытерпел. Взрослый ведь мужик.

Пленник в ответ промычал что-то нечленораздельное – говорить внятно мешал грязный кляп. Благодетелю не нравилось, когда они говорили. Он вообще любил тишину. «В тишине все просто» - думал порой Благодетель, глядя на полные мольбы глаза жертв, когда они, наконец, понимали, что мычать и орать нет смысла.

В этот раз такой жертвой стал поджарый долговязый субъект. Лицо его характеризовали трехдневная щетина и нос с горбинкой, одежда благоухала дорогим одеколоном, на пальцах, кроме обручального, красовались еще три кольца – все золотые, два из них – с драгоценными камнями.

И теперь этот субъект сидел на деревянном стуле, в луже собственной мочи, беспомощно дергая руками и ногами. Взгляд его бешено метался по тускло освещенному гаражному помещению, а Благодетель взирал на это со смесью жалости и неодобрения. Но поделать уже ничего не мог.

- Я задам тебе вопрос, - устало, заученно проговорил он, и пленник притих, - пока всего один. Кивни, если готов его услышать и ответить.

Долговязый кивнул дважды. В глазах его самоцветом блеснула надежда – он еще думал выбраться живым. Видимо, с обонянием у его горбатого носа было плохо: даже Благодетель, привыкший к ароматам старого гаража, чувствовал, как пробивается сквозь подгнивающие доски тошнотворный, ни с чем несравнимый запах мертвечины.

- Сбивал ли ты на своем спорткаре людей? – Благодетель каждое слово говорил четко, особенно акцентируя внимание на «спорткаре». Пленник лишь растерянно захлопал ресницами и медленно, будто сомневаясь, помотал головой.

Скорбно улыбнувшись, Благодетель поставил перед безмолвным собеседником стул и сел на него, так, что глаза их оказались почти на одном уровне. И, хотя пленник оказался на полголовы выше, Благодетель продолжал смотреть на него сверху вниз. Они оба это чувствовали.

- Ты водишь черный спорткар. У тебя были штрафы за превышение скорости, тебя лишали прав на полгода. Твои страницы в соцсетях пестрят изображениями машин, ты подписан на группы гонщиков и автолюбителей. И стаж вождения у тебя приличный. Ты это знаешь, я это знаю, - Благодетель говорил неторопливо, сдержанно, а в глазах незнакомца рос и креп страх. - Год назад на пересечении улиц Остроградского и Лесной кто-то на черном спортивном авто сбил двух человек. Ты слышал об этом случае?

Мужчина снова помотал головой, из левого глаза его вытекла слеза.

- Не лжешь?

Незнакомец замотал головой еще активнее. Не лгу, мол.

- И как мы сможем это проверить?

Пленник пожал плечами, насколько это позволяли путы. Благодетель вздохнул.

- Ну, тогда разговаривать нет смысла, - вывел он заключение, голос его звучал обреченно-тихо, - а значит, поступим просто.

Взмах острой стали был внезапен и точен: перебитая артерия на шее вмиг превратилась в маленький кровавый гейзер и оросила пол ярко-алыми брызгами. Благодетеля передернуло, он покачнулся, и его тут же стошнило в заранее подготовленное ведро.

Когда конвульсии жертвы прекратились, а желудок перестали мучить спазмы, хозяин положения извлек из нагрудного кармана платок и вытер им рот. Наслаждения от очередной смерти он не получил. Лишь разочарование – впрочем, как и всегда. Даже если он убил того, кого искал, то об этом не узнает.

«И продолжу убивать их одного за другим, пока меня самого не поймают» - мрачно подумал Благодетель в очередной раз.

Убийца поглядел на бледное лицо жертвы, с которой расправился гораздо быстрее обычного, перевел взгляд на лужицу крови у своих ног, а потом - на длинное лезвие ножа, покрытого черной в свете ламп кровью. Кивнув и буркнув что-то себе под нос, мужчина принялся за уборку.

***

Охотился Благодетель уже чуть больше года. Жертв находил без особого труда, интернет позволял это делать быстро. Правда, список его потенциальных заклятых врагов давно не пополнялся, ведь он уже выяснил все нужные ему имена и фамилии.

Благодетель называл себя так неспроста. Убивая, он действительно делал благо. Жертвами его становились лишь обладатели черных спортивных автомобилей, обожавшие погонять по дорогам города. Люди, любившие скорость, драйв, чувства всесильности и вседозволенности. Богатые и успешные мужчины, щекотавшие себе нервы быстрой ездой. Таких было не много, но и не мало – за год список Благодетеля стал короче лишь на треть. Он бы мог охотиться чаще, убивать еще больше, но в связи с высоким статусом жертв охота порой становилась занятием крайне проблематичным.

Не все попытки отыскать врага проходили гладко, увы. Последняя охота как раз относилась к таким: прежде чем Благодетелю удалось оглушить и связать долговязого шумахера, в расход пришлось пустить его друга, невысокого толстячка, который даже не успел сообразить, откуда прилетел удар. Как Благодетель и ожидал, толстяк от того удара не оправился, но с этим случаем душегубу повезло – это случайное убийство приписали какому-то маньяку-душителю, который орудовал последнее время в городе и имел обыкновение оставлять своих жертв на виду, не заботясь, видимо, о своей безопасности.

Благодетель же своих жертв-лихачей складировал в гаражном подполе. Когда очередное обескровленное тело иссыхало, оно аккуратно расчленялось и покидало подпол гаража по частям. Благодетель страховал себя, как мог, но избавиться от трупного запаха в гараже ему никак не удавалось.

Гараж он купил вместе со старой, сильно подержанной «шестеркой», почти за бесценок. Случилось это больше года тому назад, сразу после того как Благодетель понял, чем должен заниматься. Водительские права его лежали раньше мертвым грузом, а теперь давали возможность мобильно перемещаться по городу. Связанные жертвы, конечно, с трудом помещались в багажник, но его это мало заботило; главное, что ведра с землей, в которых он вывозил куски мертвечины, влезали туда безо всяких проблем.

Порой Благодетеля удивляло, что он так долго сумел продержаться. Да, он следил за тем, чтобы камеры наблюдения не выхватили его фигуру из мрака, в который он тащил прибитых дубинкой лихачей. И всегда поджидал самый удачный момент для атаки, когда был уверен в успехе на все сто.

Но, несмотря на все меры предосторожности, с каждой новой охотой убийца все больше опасался просчета. Не боялся, нет – он уже давно не испытывал страх, это липкое, гнетущее чувство. Благодетель просто переживал, что не сможет завершить начатое. Не отомстит.

«Заклятый враг, - думал он снова и снова, пробуя на языке эти два слова и находя в них лишь горечь и желчь, - кто же ты, интересно? Когда же тебе предстоит сюда попасть?»

Благодетель твердо знал – рано или поздно он отыщет самого худшего, самого виновного из всех. Отыщет, узнает и убьет.

Избавившись от следов крови, он задумчиво обвел взглядом помещение гаража. Машина занимала много места, но к ней Благодетель относился с пренебрежением, порой даже с неприязнью. Хотя и понимал, что дело не в автомобилях вовсе.

- Все эти гонщики сраные, - говорил сам себе Благодетель озлобленно, остервенело, - считают, что им все можно. Думают, будто жизни других – пыль на ветру, что они ничего не стоят!

И вновь перед глазами его всплывала одна и та же картина, одна и та же каждую ночь. Картина, оправдывающая чернильный мрак его сердца, раскол в смутной душе.

Эти изломанные, изувеченные тела…

Конвульсивно дергающиеся детские пальцы....

Угасающий шепот милого ему голоса где-то в ночи, у обочины дороги....

И локоны, некогда лучившиеся золотым блеском, но теперь покрытые багрянцем, сулящим смерть.

3

Посетителей в ресторане было мало. Снаружи, у дверей поеживался в своем пальто швейцар – приближалась зима, а вместе с ней и настоящие холода. Анатолий Владимирович сидел за столиком и с недовольством поглядывал то в окно, то на свои дорогие, к слову, швейцарские часы. «Ну, где же этот петух несчастный?» - думал он злобно, косясь на двери.

И вот, наконец, мужчина дождался – в обеденный зал впорхнул белокурый юноша, высокий, с напомаженными волосами и намотанным вокруг шеи лиловым шарфиком. Расплывшись в притворной приторной улыбке, Анатолий Владимирович даже встал, чтобы поприветствовать дорогого гостя.

- Здравствуйте, Анатолий, – нарочито громко сказал юноша, пожимая влажной холодной рукой его руку, - надеюсь, не опоздал? Это не повлияет на наше деловое сотрудничество?

«Ну что за идиот» - думал мужчина, глядя, как парнишка подмигивает ему обоими глазами поочередно.

- Привет, Денис. Нет, ничуть, - сдавленно сказал Анатолий Владимирович, - может, присядем?

- Конечно, - кивнул, улыбаясь, мальчишка, и они сели за стол.

Денис уже шнырял глазами в меню, а Анатолий думал, как бы не сгореть со стыда. Своего нового приятеля он отыскал на сайте знакомств, точнее, на весьма специфическом сайте знакомств. Вообще Анатолий Владимирович был ярым гомофобом, но ради достижения цели ему нужно было перетерпеть отвращение.

- Я хочу, чтобы вы знали, - негромко сказал Денис, не отрывая глаз от меню, - сейчас я не ищу отношений, недавно у меня был тяжелый разрыв, и …

Слушать все это Анатолий не желал, ярость уже начала клокотать внутри него. Да, Душитель не ошибся в выборе новой жертвы.

- Ничего страшного, - перебил он Дениса, и тот поднял на него глаза, - я тоже не ищу отношений сейчас. Просто увидел твое фото и…

Лицо мальчишки, сына богатых родителей, взращенного в любви и вседозволенности, озарилось улыбкой.

… Спустя полтора часа, выходя из съемной квартиры на окраине города, Душитель улыбался широкой, искренней улыбкой. Бездыханное тело Дениса он оставил на кровати абсолютно голым, с застывшим на лице ужасом и красной полоской от удавки на горле.