Последний шанс для детей
Диспетчеру скорой дали 3 года колонии по делу о гибели детей на Сямозеро
Шум и множественные детские голоса с неразборчивыми репликами. Детский голос: «Все, звонит». Женский голос: «Скорая». Детский голос: «Давай». Детский голос: «Алло». Детский голос: «Нет». Детский голос: «Мы в Карелии, спасите нас, пожалуйста». Детский голос: «Мы в озере». Женский голос: «У нас записывается ваш разговор и номер телефона. Сейчас отправлю в полицию». Детский голос: «Что-что?». Разговор прерывается, продолжительность аудиозаписи — 17 секунд, — зачитала судья Виктория Терешко.
Утром 18 июня 2016 года группа лагеря «Карелия Опен» в составе 47 школьников 12-15 лет и трех студентов педколледжа на двух пластиковых каноэ и одном ПВХ-рафте вышла на озеро Сямозеро, чтобы переправится с берега на остров и там заночевать. Погода портилась, поднялся ветер и волна, каноэ и рафт потеряли друг от друга. В 16.00 в результате шторма каное перевернулись, дети оказались в воде. Один из ребят, сумел дозвониться до скорой, но дежурный фельдшер Ирина Щербакова приняла звонок за розыгрыш и повесила трубку. Часть детей на рафте вынесло на остров, где они успешно заночевали. Другая часть с перевернувшихся каноэ оказались в воде, была вынесена на соседние острова и на противоположный берег. Кто-то выскользнул из спасжилета и утонул, кто-то умер от переохлаждения. Только к 11 утра одной из девочек удалось добраться до ближайшей деревни и сообщить о случившемся. В результате трагедии погибло 14 человек.
Следователи установили, что разрыв связи произошел именно со стороны диспетчерской, если бы не эта задержка то спасение тонущих детей могло начаться на 18 часов раньше. Щербакову осудили по статье 293 Уголовного кодекса («Халатность, повлекшая по неосторожности смерть двух или более лиц»). Прокурор Олег Болгов просил четыре года колонии общего режима, суд дал три.
— Коллеги Ирины Щербаковой, простые горожане, те, кто был на суде, и даже отец того мальчика, который дозвонился до нее, но все равно утонул, — все, с кем разговаривали, говорят, что вы потребовали слишком строгого наказания. В этой ситуации сложно обвинять конкретного фельдшера. Непонятно, почему к ней пришел звонок, почему она была к этому не готова. Вам как прокурору, не кажется, что те четыре года реального лишения свободы, что вы просили, — это слишком жестко?
— Надо учитывать все обстоятельства, то есть — 14 смертей, погибли дети, несовершеннолетние, поэтому как оценить степень вины и ответственности за жизнь даже одного человека, тем более несовершеннолетнего? Тут ведь 14 детей, 14 законных представителей, родителей, поэтому данное наказание выносилось исходя из всех обстоятельств по делу: степени вины, всех обстоятельств смягчающих, отягчающих наказание.
— Проясните вот эту часть истории. Звонок пришел в отделение скорой помощи районной больницы. Было много разговоров о том, что это случайность. Вроде бы вся эта система «112» еще не заработала по-настоящему. То есть, звонок не должен был дойти до скорой помощи, он должен был дойти до МЧС.
— Я думаю, что этот звонок пришел и поступил не по ошибке, именно так и должно было произойти. Потому что, если мы будем оценивать расстояние до ближайшего районного центра от места трагедии, то именно Суоярви был ближе — это раз. Во-вторых, действительно, у нас система «112» не функционирует пока, но функционирует номер 112, именно этот номер сработал и дети дозвонились. При этом у них был выбор: нажать на номер 1 в МЧС, 2 или 3. Дети считали, что им надо звонить в скорую помощь. По материалам дела, они даже дважды звонили и дозвонились. В первом случае, когда и произошел разговор со Щербаковой, они 17 секунд с ней общались, пока она не положила трубку. После этого дети еще раз дозвонились…
— С того же номера?
— С того же номера, выбрав снова номер 3, но, к сожалению, по техническим причинам [связь оборвалась]. Ответ из Ростелекома свидетельствует о том, что произошел сбой сотовой связи, но они дозвонились. То есть звонок прошел.
— Там все однозначно? Ошибиться невозможно было?
— В первый раз я запись слушал в процессе, когда мы исследовали вещественные доказательства по делу. И у меня тоже были предположения, сомнения относительно качества, слышимости, детских голосов: может быть, смех действительно был слышен или какие-то основания, чтобы фельдшер посчитала за баловство или шутку. Но никаких проблем для восприятия, каких-то помех мы не услышали. Достаточно чистая запись, спокойный, ровный голос Щербаковой, внятная речь Севы Заслонова. И мне кажется, никаких оснований не было у фельдшера, чтобы первой положить трубку и хотя бы не задать несколько наводящих и необходимых в таких случаях вопросов для уточнения. Но она действительно посчитала, что это шутка, не придала значения и повесила трубку.
— То есть, что она должна была сделать — принять вызов и перенаправить его?
— Да, многие путают и говорят, что она же детей не толкала в воду, не выпускала на воду. Так никто это ей в вину и не ставит. Прежде всего, это преступление по неосторожности, то есть она допустила небрежность в данном случае. За это, по моему мнению, она должна понести ответственность уголовную.
— Я, конечно, вашу точку зрения не разделяю.
— Я в своей речи сказал, что она была последним шансом для детей.
— Это правда.
— Она за это получала зарплату, понимаете? Именно за это: что она принимает и передает телефонные звонки. Мы установили, что в тот день, знаете, сколько было телефонных звонков? Два. Два! Включая этот. Я когда слушал запись, я думал, может, она действительно откуда-то приехала только, была уставшая, торопилась куда-то… Нет, она абсолютно спокойна. Мы даже выяснили, что в тот день она никуда не выезжала. То есть проблем вообще никаких не было. Поэтому как ее оправдать? Ну, хорошо, я могу согласиться с юристами, что есть спорные вопросы юридические, они очень тонкие, и правовую сторону мы трогать не будем. Но скажите про моральную сторону!
— Вы же сами говорите, что с моральной точки зрения она это наказание понесла и будет нести всю оставшуюся жизнь.
— Нет, мы говорим про вину моральную. Вот вы считаете, что она вообще по моральному принципу не виновата?
— Виновата.
— А в чем тогда вы не согласны?
— Я не согласен с четырьмя годами реального заключения в колонии.
— Мы запросили для Щербаковой отсрочку по 82 ст. УК. до достижения 14 лет ее дочери, которой сейчас, вроде, 11. По практике, если у нее за это время не будет проблем с законом, то уголовно-исполнительная инспекция не даст ей попасть в реальные места заключения. То есть образно говоря, ей надо три года спокойно продолжать дальше жить и работать. Это был единственный вариант, как максимально «улучшить» Щербаковой [наказание]. У меня нет цели с ней по-жесткому действовать. Но с другой стороны, наверное, было бы неразумно и глупо, если бы я попросил ей условно. Ко мне приехал бы родитель из Москвы и сказал бы: «Почему условно? Моего ребенка нет. Он шесть часов был в воде, пока не утонул».
— Мораль сей басни такова, что всем надо исполнять свои обязанности?
— Надо заниматься просто своим делом. Там, где реально не надо думать, — ну, это мое мнение, где есть техническая работа, как здесь — ты должен принимать сообщения и передавать их. Надо делать свою работу грамотно — и все.
По материалам 7х7, Сергей Маркелов, Глеб Яровой, Илья Тимин, Игорь Подгорный https://7x7-journal.ru/item/93659
