Последний канцлер Российской империи. Светлейший князь Александр Михайлович Горчаков⁠⁠

15 июня 1798 года родился светлейший князь Александр Михайлович Горчаков, один из крупнейших дипломатов России, человек, своими руками творивший историю второй половины XIX века.

Александра Горчакова впору называть последним представителем блестящего «галантного века» российской истории.

По людям, сходным с Горчаковым, можно сверять часы: именно таким и должен быть подлинный представитель национальной элиты.

Древний род русских аристократов, восходящий к Ольговичам (потомкам Олега Святославича, внука Ярослава Мудрого), дал стране поистине достойного сына.

«Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе — фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей».

Это из стихотворения «19 октября» Пушкина, знавшего Александра Михайловича в молодости, но так и не дожившего до подлинных триумфов князя. Горчаков — царскосельский лицеист первого набора 19 октября 1811 года, однокашник Пушкина. Чуть ли не первый ученик в своем кругу, Горчаков двинулся вверх по лестнице карьерного дипломата.

Перед ним открылись европейские столицы: Лондон, Берлин, Рим, Флоренция, Вена, Штутгарт, Франкфурт. Ему еще не было и тридцати, а его наставники — статс-секретари Карл Нессельроде и Иван Каподистрия — ввели его в число делегатов на конгрессы Священного союза в Европе, показав изнутри кухню европейской дипломатии.

На портретах Горчаков не выглядит величественно или грозно. И на парадных, и на набросках — например, его небрежно, но точно вырисованный профиль оставил на полях рукописи тот же Пушкин.

Мягкое, уклончивое выражение лица, нос уточкой, прищуренные глаза за толстыми стеклами круглых очков (зрение испорчено еще в молодости), ироничные складки вокруг рта. В юности — чистый «ботаник», в пожилом возрасте не то добрый дедушка, не то погруженный в себя кабинетный профессор.

Этот «кабинетный профессор», этот «добрый дедушка» при всем светском лоске и тончайшем остроумии, прославленном в петербургском свете, имел хватку бультерьера, но умудрялся не оставлять следов укусов.

Один раз его даже отставили со службы на три года из-за конфликтов с тогдашним руководителем внешней политики Нессельроде. За три года Нессельроде сдался и вернул его на службу под давлением слухов о том, что «немец» гнобит природного Рюриковича. Горчаков же использовал эту паузу с толком — женился.

С 1854 года Горчаков — посол при австрийском дворе. В апреле 1856 года Карл Нессельроде вышел в отставку с поста министра иностранных дел, и его место занял Александр Горчаков.

Время было хуже не придумаешь. Закончилась николаевская Россия, страна вступала во времена Великих реформ Александра II.

Только что завершилась Крымская война, принесшая России поражение и унизительный запрет иметь флот на Черном море.

Это на море, которое в «Повести временных лет» называется Русским!

В конце августа 1856 года, когда пораженческие настроения достигали пика, Горчаков разослал по представительствам России за рубежом депешу, слова которой вошли в историю, став крылатым афоризмом:

«Россию упрекают в том, что она изолируется и молчит перед лицом таких фактов, которые не гармонируют ни с правом, ни со справедливостью. Говорят, что Россия сердится. Россия не сердится, Россия сосредотачивается».

Философия горчаковской дипломатии выглядела на первый взгляд просто: устраняясь от войн и конфликтов, восстановить силы и восполнить потери, считая себя свободными от каких бы то ни было союзных обязательств, кроме тех, что прямо соответствуют национальным интересам.

Но то — на первый взгляд. Европа бурлила, великие державы раз за разом сходились, выясняя отношения. На казалось бы давно знакомой карте появлялись новые страны — объединялась в борьбе с Австрией Италия, прусская династия Гогенцоллернов в войнах выковывала Германию…

Лавировать в этих штормовых водах было нелегко, особенно слабому, — а Россия после Крымской войны как раз и оказалась в положении слабого.

Горчакова не занимали мелкие вопросы вроде «мести» Англии, Франции и Сардинии за Крым. Наоборот, он начал сближение с Францией и Пруссией, имея своей целью австрийцев. Австрию он недолюбливал всю жизнь, на этом конфликтовал и с проавстрийским Нессельроде. Все эти годы вроде бы ничего не происходило, а Россия, отменившая крепостное право и взявшаяся за военную, административную и судебную реформы, выглядела надежно погруженной во внутренние неурядицы.

Казалось бы — «ничего». Россия дотошно искала бреши в «европейском концерте» и использовала их для своих целей. Вместо штурма — осада, вместо удара — накопление ресурсов. Мягкая, аккуратная политика Горчакова оставляла внешнее впечатление слабости, уступчивости. Но думать так было бы ошибкой.

Звездный час канцлера Горчакова настал полтора десятилетия спустя. 19 октября 1870 года Россия, воспользовавшись франко-германскими кризисами, разорвала Парижский договор 1856 года в части, ущемляющей ее военные права на Черном море.

«Его Императорское Величество не может допустить, чтобы безопасность России была поставлена в зависимость от теории, не устоявшей перед опытом времени» — писал князь в «циркулярной депеше», отправленной послам при дворах держав, подписывавших Парижский договор.

Россия сосредоточилась. Черноморский флот вернулся «в октябре багрянолистом, девятнадцатого дня» — лицеист Горчаков не удержался от изящной подписи под делом всей жизни. Федор Тютчев отозвался в адрес князя этими строчками:

«Да, вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля.
И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной.
Счастлив в наш век, кому победа
Далась не кровью, а умом,
Счастлив, кто точку Архимеда
Умел сыскать в себе самом, —
Кто, полный бодрого терпенья,
Расчет с отвагой совмещал —
То сдерживал свои стремленья,
То своевременно дерзал.
Но кончено ль противоборство?
И как могучий ваш рычаг
Осилит в умниках упорство
И бессознательность в глупцах?»

В этом был весь стиль русского канцлера: он не позволял себе ни капли давления или жесткости, но не уступал оппонентам ни полшага. Изощренный ум, великолепное классическое образование и величайший светский такт позволяли Горчакову вести ловкую игру даже не на противоречиях между великими державами, а на отдельных тончайших нюансах такой вычурной системы отношений, как европейская дипломатия.

Он был старомоден, словно пришел из предыдущего века, — и тем не менее, перед ним отступали даже такие неистовые и умнейшие политики, как Бисмарк.

Весной 1875 года уже совсем древний старец Горчаков отбил у Бисмарка желание вновь атаковать Францию, побежденную и униженную немцами в 1870 году. В деликатной мягкости Горчакова сквозил хладнокровный прагматизм большой европейской политики: поддерживать слабого против сильного и постоянно пытаться ослабить сильного. Дайте этому «доброму дедушке» один палец и вы не заметите, как он отхватит вам руку по плечо.

Но Горчаков был уже стар, и его эпоха заканчивалась.

На Берлинском конгрессе восьмидесятилетний Горчаков уже почти не мог ходить, но до конца противостоял солидарному давлению Европы, постаравшейся лишить Россию плодов победы над Турцией в войне 1877—1878 гг.

В 1882 году тяжело больной князь вышел в отставку с поста министра иностранных дел, хотя до конца жизни сохранил за собой титул канцлера империи.

«Кому из нас под старость день лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…»

— писал Пушкин в 1825 году, обращаясь к лицеистам. Князь Александр Горчаков — последний из лицеистов первого набора — скончался в Баден-Бадене 11 марта 1883 года. Похоронен на кладбище Свято-Троицкой Сергиевой Приморской пустыни в петербургской Стрельне.