Помогите найти фильм!

Было это еще при царе. Деревня наша, – Королиха, хоть и стояла на отшибе, была довольно большой и по тем временам считалась богатой. Это потом все рассыпаться стало, – и пашни заросли, и стадо уж никто не выгоняет-от, и церкви не стало, когда колхоз пришел, а потом и колхоз распался. Горькие были времена.

Так вот, дед сказывал, что когда он маленьким был, стояла на Кихти,– речка это местная, там, где сейчас запруда, мельница водяная. Старик мельник жил бобылем, и человек был, как говорят жадный и злой. Вот попросишь бывало в долг зерно смолоть – как есть откажет, мол, вначале денежку полож. Однако ж была у мельника дочка, Аленка, говорили на жену его покойницу похожа, и нраву мягкого, и лицом не дурна. Держал ее в строгости отец, однако любил и берег пуще глаза.

А в работниках при мельнице ходил Иван– сирота, парень пусть и забитый немного, но помощником был справным и расторопным. А на мельнице и вовсе незаменим. Он и муку в мешки ссыпал, и жернова правил, да и в ремонте механизма мельничного мог в случае поломки пособить.

И, как водится, полюбили друг друга Ваня с Аленкой. Бывало идешь мимо мельницы куда, Иван работает, а Алена чуть поодаль стоит – наблюдает. Со временем общаться стали, и все чаще можно было их вместе увидеть. Словом, взаимопонимание у них было полное. И стали они задумываться о свадьбе, уж и день наметили. Иван сходил в Устье-Кубенское, на ярмарку, – купцов там много было в те времена, Ганичевы, Никуличевы, Цукерманы всякие. Вернулся довольный, неся в кармане кольцо, в чистую тряпицу завернутое. Настроен в общем был очень серьезно.

И пошел Иван к Мельнику, сватать дочку его. Ни да, ни нет старик не ответил, сказал только назавтра прийти. Весь вечер проговорили Иван с Аленкой о том, как хорошо они жить будут, да какое хозяйство заведут, а наутро пошел сирота за ответом.

- Что- ж, парень вижу ты не промах, - молвил мельник, и помолчав добавил – своего не упустишь. Видел я каков ты в работе, однако дочке моей любимой нужен человек удалой, кто-же ее защитит когда меня не станет?. Вот докажешь удаль свою, отдам за тебя Алену Осиповну.

- И как же доказать мне, Осип Африканыч? – смутившись промолвил Иван.

- А пронырнешь под вращающимся колесом мельничным, я и увижу, что ты молодец удалой да бесстрашный.

Холодок пробежал по спине Ивана. С детства слышал байки, что под колесом омут, в котором черти водились, которые мельнику по ночам колесо крутить помогали.

- Я должен подумать, - запинаясь вымолвил он.

- Э-э-э, струхнул, малый – криво усмехнулся мельник, - Подумал я что достойную пару для дочки нашел, а ты вон как на расправу жидок.

В общем, уговорил мельник Ивана. Рассказал он суженой о коварстве отца. Весь вечер проплакала Алена.

- Да как же ты смог согласиться то, Вань? Это ж верная гибель. Никто не знает, насколько глубок омут, и что там на дне. Помнишь Гаврилу, что утонул два года назад? Поговаривают, что затянуло его под колесо, и до сих пор он на дне где-то..

- Ради тебя Аленка я на любую гибель пойду, все равно не жить мне без тебя на свете белом..

Едва рассвело, стоял Иван на берегу. Алена с красными от слез глазами стояла рядом. Рядом же стоял невозмутимый высокий и черный старик – мельник. Поодаль топтались несколько зевак, каким- то чудом прознавших про такой необычный способ проверки.

Было хмурое начало ноябрьского дня, речка мрачно несла свои воды, и даже плеск лопастей колеса старой мельницы не оживлял тишину замершей природы. Снег в этом году еще не выпал, и от голых деревьев и черной земли было отчего-то настолько тоскливо, что замирала душа.

- Ну что, малый, показывай удаль свою, - проскрипел старик, - али струсил?

На это Иван молча разделся, несколько раз глубоко вдохнул и бросился с обрыва в черную воду. За пару взмахов добравшись до колеса, он еще раз сделал глубокий вдох и скрылся под водой…

Не выплыл Иван. Поглотила его река. Как не кричала, как не убивалась Аленка, как не обшаривали длинными баграми омут под мельничным колесом с лодок деревенские мужики, даже следа Ивана – сироты сыскать не смогли.

Дочка мельника с той поры стала таять на глазах. Напрасно старик пытался успокоить ее, все было бесполезно. Алена с отцом почти не общалась, а просто сидела уставившись в одну точку, либо на берегу, либо в комнате своей. А потом люди поговаривать стали, что ходит к ней Иван по ночам.

Первым заметил это старик Андрей, что плел корзины, изба которого стояла поодаль, возле леса. Возвращаясь поздно вечером из гостей по берегу реки, заметил он в окне мельникова дома свет. Сообразив, что там можно выпросить «посошок», поскребся он в горящее оконце, но тут же отпрянул, увидев, что происходило в комнатке по ту сторону стекла. В свете тусклой керосиновой лампы в дальнем углу комнаты стоял, чуть покачиваясь, жуткий черный мертвец, в котором он с ужасом узнал сгинувшего под мельничным колесом не более месяца назад Ивана-сироту. Алена ни жива не мертва сидела, закутавшись в одьяло на кровати своей, и мелко крестилась. Волосы зашевелились на голове у Андрея. Старый корзинщик разом протрезвел, и с невероятной для его возраста прытью помчался в сторону своей одинокой избушки.

Позже, жуткого гостя могли увидеть и другие жители деревни, что поздними декабрьскими вечерами имели несчастье проходить мимо злосчастного дома.

Старый мельник, прослышав о ночных посещениях, принялся расспрашивать дочь, и узнал, что Иван приходит не каждый день, а когда приходит, то до рассвета стоит, вперивши в нее тусклый мертвый взгляд, в то время как девушка крестится и читает молитвы.

Отец Владимир, срочным образом вызванный из Устья – Кубенского, вместе с местным батюшкой, стареньким Отцом Евстафем отчитали не один молебен в комнате несчастной девушки, но все усилия их были тщетны. Шли месяцы. Постоянный ужас и отчаяние в глазах Алены состарили ее лет на двадцать, а сам мельник, из-за переживаний за дочь, из статного и мощного старика превратился в дрожащего и сгорбленного старца. Мельница совсем захирела, все чаще молоть муку ездили в другие деревни – Заднее, Воронино. Возле старой мельницы все реже можно было увидеть возы с хлебом. Мельник все реже выбирался в деревню, а слухи о нечистой силе, мертвецах и прочих ужасах, заставляли людей держаться от старика подальше.

Помер несчастный мельник через год, так же, в ноябре, перед смертью говорят прощения просил у всех, за то, что жадным был и злым. Алена, схоронив отца исчезла из деревни. Кто говорит ушла в монастырь, кто говорит в Вологду подалась, но так или иначе, следы ее потерялись.

Дома мельникова теперь уже нет, а на месте мельницы осталась только запруда. Однако и сегодня иногда, если ноябрь бесснежный на берегу еще незамерзшей реки поздними ночами можно увидеть темные тени статного юноши, девушки или сгорбленного усталого старца.

Когда у меня спрашивают, что случилось с моей правой рукой, я каждый раз отвечаю одно и то же: в детстве меня покусала собака, злая и кровожадная. После многих лет повторения этой «липы» я и сам хотел бы верить, что так оно и было, но никакая собака меня не кусала.

Моя рука, от запястья и почти до плеча, покрыта хаотичным узором из отвратительных шрамов и рубцов, поэтому я не ношу обычные футболки, даже в жару предпочитаю длинные рукава. Пострадали сухожилия, связки и суставы, но руку каким-то чудом врачи спасли. Двигательная функция так и не восстановилась: рука почти не сгибается в локте, а пальцы не сжимаются в кулак. Со временем я привык использовать левую руку при выполнении повседневных задач, с которыми правая не могла справиться, но к чему я так и не смог привыкнуть, так это к тому, что рука болит и ноет в сырую и холодную погоду, перед снегом или дождём. А ещё боль приносит с собой воспоминания о том, что произошло на самом деле.

Васильевна выглядела лет на сто, и её боялись все – как дети, так и взрослые. Никто точно не знал, когда она поселилась в нашем городе, откуда приехала и чем занималась в молодости. Но откуда-то приехать она должна была, потому что город образовался вокруг крупного месторождения медной руды намного позже её появления на свет.

Обычно старушки в столь преклонном воздухе маленькие, хрупкие и невесомые, уже готовые проститься с долгой жизнью, но Васильевна была другой. Под два метра ростом, с костлявыми, но широкими плечами, массивной грудной клеткой и длинными руками. Носила она всегда одно и то же, чередуя засаленный домашний халат с синей юбкой и кофтой на пуговицах, а седые волосы, похожие на жёсткую проволоку, прятала под белой косынкой.

Халат и юбка хоть и доходили старухе почти до пят, но иногда её икры оголялись, и от вида серой, морщинистой кожи, оплетённой набухшими синими и фиолетовыми венами, мне становилось дурно. Такими же были её руки, но, несмотря на дряблость и атрофировавшиеся мышечные ткани, в них ощущалась скрытая сила. Лицо Васильевны, исчерченное множественными морщинами, походило скорее на топографическую карту местности или на причудливый ледяной рисунок на замёрзшем стекле. Из-под складчатых, опухших век, с ненавистью и презрением ко всему живому смотрели её выцветшие глаза. Под мясистым носом с багровыми прожилками, шевелились, постоянно что-то нашёптывая, синюшные губы.

Но самое жуткое в образе старухи – железные блестящие зубы, из-за искривлённой формы похожие не на простые металлические протезы, а на «родные», естественным образом выросшие резцы, клыки и моляры. В моём присутствии она любила прищёлкивать зубами и с отвратительной ухмылкой наслаждаться моим ужасом.

Кем она мне приходилась? Никем. На выходные родители частенько отправляли меня в гости к бабушке – она жила на другом конце города в двухэтажном деревянном бараке из тех, что наскоро строились для жителей рабочего посёлка, чтобы обеспечить кровом прибывающих со всего Союза людей. Рассчитанные на несколько лет и построенные руками «зэков», многие из них до сих пор являются жилыми; в таких домах два подъезда по три квартиры на этаж, плюс два нулевых этажа по четыре или пять квартир – самые настоящие трущобы. Бабушка жила на первом этаже, соседствуя с инвалидом, почти не выходившим на улицу, и алкоголиком, выходившим в магазин и обратно. Наверху квартировала одна из многочисленных местных сумасшедших (говорили, что она сошла с ума после смерти единственного сына), а также средних лет женщина, зарабатывавшая на том, что гнала и по-дешёвке продавала самогон. В квартире номер шесть, прямо над жильём бабушки, обитала Васильевна.

Но картина, на которой прилежный внук с удовольствием навещает любимую бабушку на выходных, не соответствует реальности – родители просто-напросто сбывали меня с рук на два дня или даже на целые школьные каникулы, не обращая внимание на мои протесты. Бабушку я не любил, и она отвечала взаимностью, но на глазах у родителей непременно делала вид, что души во мне не чает. Домой я возвращался в одежде, насквозь провонявшей дымом папирос «Прима», которые она безостановочно курила прямо в квартире.

Бабушка дружила с Васильевной, они проводили вместе много времени, но мне всегда казалось, что это не обычная человеческая дружба, основанная на симпатии, общности взглядов на жизнь и так далее, а нечто другое, будто Васильевна имела над моей бабушкой существенную, гипнотическую власть. Когда та говорила, она всегда соглашалась и поддакивала, и вообще, всячески прислуживала и заискивала.

Любили они и выпить вместе, точнее, напиться соседкиной самогонки, и чаще всего делали это в квартире Васильевны. Если моя бабка после такого застолья едва могла добраться до квартиры, опираясь на стены, чтобы не упасть, то подруга её совершенно спокойно спускалась по лестнице и садилась на лавочку, не выказывая ни малейших признаков опьянения. Или, оставив мою бабушку за столом, бодрым шагом уходила и поднималась к себе.

Васильевна словно чувствовала моё приближение к дому и каждый раз поджидала меня на крыльце, встречая фразами вроде таких:

– Явился! Как мать-отец, не подохли ещё? Ну погоди, первым подохнешь…

Или:

– Милок, давеча бабке-то твоей, Игнатьевне, голову отрезала. Зайди, погляди…

Ещё я считал, что проклятая старуха никогда не спала, потому что днём она, по обыкновению, сидела у подъезда, а ночью туда-сюда расхаживала по квартире так, что половицы под ней отчаянно скрипели, а люстра на белёном потолке качалась точно маятник. Васильевна знала, где я сплю, и не раз и не два я слышал, как она ложилась на пол прямо надо мной и клацала железными зубами.

И всё-таки она умерла первой, среди бела дня околев на лавочке. Я обрадовался, как никогда в жизни: небо, затянутое чёрными тучами, вмиг прояснилось, и вышло солнце, а каменная глыба сошла с души и обернулась в пыль.

Самое интересное началось после её смерти. Выяснилось, что по бумагам в квартире номер шесть проживал совершенно другой человек, давным-давно пропавший без вести. Жил он «бобылём», родственников и друзей не имел, и после исчезновения про него благополучно забыли все ответственные лица. Кто такая Васильевна, когда именно и откуда взялась, никто точно сказать не мог. Никаких сведений о ней в органах государственной власти не обнаружилось, пенсию она не получала, документов в квартире не оказалось. Да что уж тут, даже имени-фамилии её никто не знал – Васильевна да Васильевна.

Бабушке явно было известно больше, чем остальным, но она предпочитала молчать. Но вот что она сделала: сняла со сберкнижки свои скудные сбережения, выгребла наличность из-под матраса и пришла с этим в морг – просить, чтобы её подругу кремировали, а прах выдали ей на руки, и она, якобы повинуясь последней воле усопшей, развеяла бы прах над рекой. То ли денег она предложила мало, то ли работники оказались принципиальными, но ей отказали. Мол, закон запрещает сжигать неопознанные тела, а она покойнице никем не приходится, поэтому не положено.

Родители посчитали, что кремация – это ещё и не по-христиански, и предложили не ждать, когда государство раскошелится и похоронит Васильевну, а сделать это самостоятельно. Тут-то и пригодились бабушкины деньги. Отец за копейки купил место на старом кладбище, где уже почти никого и не хоронили, собственноручно сколотил гроб и деревянный крест, втихомолку взял на работе УАЗ «буханку» для перевозки трупа.

Конечно же им понадобилось тащить на похороны и меня: мама почему-то решила, что старая карга ко мне относилась хорошо, как к «родному внуку». И вообще, было сказано мне, ты уже не маленький, привыкай к взрослой жизни, а во взрослой жизни люди умирают.

Когда за мной заехали в школу, открытый гроб с телом старухи уже находился в машине. Отец сидел за рулём, мать справа, а бабушка в кузове, рядом с гробом и прислонённым к сидению деревянным крестом, на котором отец паяльником выжег следующее: раба божия, Васильевна, вопросительный знак вместо даты рождения и дата смерти. Отец и сам боялся старуху, и, видимо, в отместку решил проводить её в последний путь с издевательским юморком.

Тело одели в ужасающий чёрный балахон, и в нём она выглядела ещё страшнее, чем в своей привычной надежде. Сморщенное лицо Васильевны имело вид безмятежный и спокойный, а губы почему-то без конца расползались, обнажая кривые железные зубы, которые ещё и клацали, стукаясь друг об друга. Бабушка то и дело прикрывала их и плотнее смыкала челюсть, да без толку.

Я сидел ни жив ни мёртв от страха, готовый к тому, что тело, подпрыгивающее на очередной кочке, выскочит из гроба и вцепится в моё горло холодными пальцами покойницы. В какой-то миг мне почудилось, что один глаз её открылся и посмотрел на меня бесцветным зрачком.

На кладбище нас встретили два пьяных мужичка, вытащили гроб из кузова и понесли к подготовленной могиле; отец закинул крест на плечо, и мы пошли вслед за ними. Вопреки моим опасениям, всё прошло довольно быстро: мы кинули по горсти земли на гроб, отец сказал несколько ничего не значащих фраз о покойнице, и работники взялись за лопаты. Скоро проклятая бабка оказалась засыпана землёй, и над ней вознёсся самодельный отцовский крест.

Дома мама и бабушка накрыли стол на четверых, и о том, что это не просто торжественный обед, а именно поминки, указывало лишь наличие кутьи, блинов и киселя. Меня это совершенно не интересовало, и я просто ел в своё удовольствие, как и отец, который воспользовался обоснованным поводом хорошенько выпить.

Спустя три дня, глубоким вечером, в нашей квартире зазвонил телефон, мать сняла трубку и позвала отца, он немного поговорил, пообещав кому-то на том конце провода приехать завтра. На следующий день я подслушал разговор родителей, из которого следовало, что свежую могилу Васильевны учуял медведь и вышел из леса, чтобы разрыть её и сожрать труп. Вообще-то такое случалось нередко, и никого в наших краях это не удивляло. Но отец, понизив голос почти до шёпота, сказал, что никаких следов тела Васильевны нет, – ни частиц плоти или платья, – зато у могилы нашли разорванную в клочья тушу медведя, да переломанный в несколько раз крест. Мать предположила, что медведь мог прийти не один, и убить другого, чтобы не делиться добычей, но всё же согласилась, что это довольно необычно.

Как же я хотел верить, что труп старухи действительно уволок медведь! Вот только всем известно, что медведи, в отличие, например, от волков, склонных сбиваться в стаи, животные одиночные. Поэтому очень сложно представить, что два медведя или, тем более, несколько, разрыли могилу, а потом ещё и не смогли поделить её содержимое.

В ожидании и страхе прошла неделя, затем ещё одна, и я стал понемногу успокаиваться. Однажды вечером родители отправились праздновать день рождения кого-то из друзей, наказав не смотреть допоздна телевизор, а лечь спать как положено. Проверить бы они не смогли всё равно, так что я не собирался упускать такую возможность.

Часов в десять кто-то постучал в дверь, явно не родители, потому что они бы просто открыли ключом, да и не должны были вернуться так рано. Я на цыпочках подошёл к двери, заглянул в глазок, но лестничная площадка была пуста. Пожав плечами, я вернулся к просмотру кровавого боевика, смотреть который мама ни за что бы не позволила, будь она рядом.

Несколько минут спустя стук повторился, на этот раз продолжительнее и настойчивее. Я снова отключил звук телевизора и тихонько направился к двери, но в глазок опять никого не увидел.

«Да что же такое», – подумал я.

Немного поколебавшись, я накинул нашу довольно крепкую металлическую цыпочку на крючок и открыл дверь. Я поднёс голову к дверному проёму, чтобы убедиться, что никого тут нет, но в то же мгновение передо мной возникла рожа Васильевны, нисколько не изменившаяся после смерти. Блеснули в хищном оскале железные зубы, и я инстинктивно поднял перед собой правую руку, защищаясь. Тут же старуха схватила меня за эту руку, потянула к себе и вгрызлась в неё острыми резцами. Кровь брызгала в разные стороны, точно из маленького фонтанчика, а старая карга продолжала грызть, будто бы обгладывая куриную кость.

Не знаю, сколько это продолжалось, но, видимо, недолго, потому что на мои истошные вопли сбежались соседи и застали меня с раскромсанной рукой в полном одиночестве. С трудом сняв цепочку, я впустил их в квартиру и потерял сознание. Операция продолжалась несколько часов и, как я писал ранее, руку по удачному стечению обстоятельств врачи сумели спасти. Но в прежнее состояние она, конечно, никогда не вернётся.

До и после наркоза я кричал, что на меня напала выбравшаяся из могилы старуха, а, когда пришёл в себя, решил сказать всем, что это была собака. В эту версию все охотно поверили, однако, естественно, никакой собаки не нашли.

Через полтора месяца меня выписали из больницы на амбулаторное лечение. Дома выяснилось, что бабушка без вести пропала спустя два дня после нападения – просто мама не хотела меня расстраивать и беспокоить. Но я и не думал расстраиваться.

Вот так я и получил свои жуткие шрамы и рубцы, вот почему я стараюсь лишний раз никому не показывать свою руку, потому что выдумка с кровожадной собакой заставляет невольно вспомнить случившееся – следы и без того навсегда со мной. Васильевну с тех пор я вижу лишь в ночных кошмарах и воспоминаниях, а ноющая боль в руке делает их настолько реальными и осязаемыми, что порой я слышу, как где-то рядом клацают её железные зубы…

Британский фильм ужасов "Ритуал" вышел в свет в 2017 году, сперва его увидели на кинофестивале в Торонто, а чуть позже фильм стал доступен на интернет-сервисе Netflix.

Ритуал является экранизацией одноименного романа, писателя Адама Нэвилла, изданного в 2011 году, и рассказывает историю четырех друзей, чье путешествие в лесах обретает весьма пугающие краски.

Этот фильм я в свое время как-то упустила из виду, и только благодаря моим подписчикам и комментаторам, уже неоднократно упоминавших это кино, я все таки решила его посмотреть, о чем и не пожалела. И так, сейчас я расскажу про данную киноленту, и о чем же все таки эта история.

Режиссером фильма "Ритуал" является не очень известный у нас Дэвид Брукнер, возможно вы знаете некоторые его фильмы, такие как "Монстры Юга", "З/Л /О", а так же по совсем недавнему сериалу "Калейдоскоп ужасов" где Брункер является режиссером серии "Человек в чемодане",  и серии про ожившее пугало - "Компаньон".

Фильм "Ритуал" рассказывает о путешествии четырех друзей, которые отправляются в поход по  "Королевской тропе", на севере Швеции, что бы почтить память погибшего пол года назад при ограблении магазина, друга.

Но, когда один из друзей получает травму колена, компании приходится искать более короткую дорогу, что как известно никогда до добра не доводит.

Фильм снят очень красиво, завораживающие пейзажи, совершенно адекватные диалоги, и действия героев, что все же, большая редкость для ужастиков. С другой стороны, назвать этот фильм "ужастиком" довольно трудно, ведь его атмосфера довольно уникальна, а привычных скримеров в нем практически нет.

Ритуал, чем-то напоминает "Ведьму из Блэр" которую мы в юности так любили за ее новизну, чем-то напоминает "Солнцестояние" которое возможно вы, как и я, все таки не смогли полюбить. Но при этом, Ритуал все таки является чем-то особенным в своем жанре, что-то вроде прогулки по очень красивым и диким местам, с постоянным ощущением что вот-вот что то должно произойти.

И, если первая часть фильма знакомит нас с героями, их переживаниями, их ошибками прошлого, а так же показывает нам у кого какой характер, погружает нас в красивые леса, и мы бродим вместе с друзьями посреди величественных гор, каменистых тропинок, и высоких деревьев, то вторая часть фильма полностью окунает нас в атмосферу тревоги и желания поскорее выбираться в цивилизацию.

Так, по мере своего пути, друзья сталкиваются со странными рунами вырезанными на деревьях, или с выпотрошенным телом повешенного в ветвях животного.

Кстати Руна, показанная в начале фильма на деревьях, а также в конце фильма — это руна Одал (Отал). Одал считается «руной Одина» и означает «наследие» или «собственность».

Вообще, вырезанные на деревьях знаки являются символами Викки (западная религия, основанная на почитании природы), и не являются какими-либо словами, вопреки домыслу одного из героев что через такие надписи некто пытается прогнать их из леса.

Главным поворотным моментом становится вынужденная ночевка в заброшенной хижине. Именно с этого момента, зрителю придется куда более пристально всматриваться в пестрящие ветками деревья (кто смотрел, наверное тоже ощутил мурашки от той руки).

В общем, выйдя по утру из хижины и пережив в ней свои кошмары, ребята все еще надеятся поскорее выбраться "в свет", но чем дальше в лес, тем больше.... тревоги ощущают и главные герои, и сам зритель, как бы выжидая, что же там такое таится.

Очередные шорохи среди деревьев, очередные таинственные находки, все это вновь и вновь показывает зрителю, что выбраться из этой глуши практически не возможно.

Кстати, если вы подумали что главная изюминка фильма некий лесной монстр, то это совсем не так, хотя монстр вышел у создателей фильма по настоящему интересным и каким-то правдоподобным.

Так, в инстаграм команды Russell EFX которая работала над "созданиями" данной ленты, выложены фото макетов Чудовища.

И все же, главной "пугалкой" фильма является вовсе не лесной Монстр, и не прочая дичь с которой приходится столкнуться тем друзьям, которые смогут хоть немного дойти до финала фильма.

Основное, что будет пугать зрителя все экранное время, это правдоподобность этой истории.

Понимание конфликтов между друзьями, понимание чувства вины главного героя, который не попытался спасти друга, понимание того, что вещи происходящие в этой, самой дикой местности лесов, куда забрели друзья сойдя с маршрута, вполне реальны. И что главный Монстр это не создание из Леса, а сам человек (ни разу не спойлер, кстати)

По итогу, мы получаем очень качественное кино погружающее зрителя в дебри жуткого, но красивого леса, с качественной картинкой в красивых тонах, с постоянным нагнетанием атмосферы, и прогулка эта завораживает и не отпускает от экрана.

Фильм однозначно стоит посмотреть, хотя бы что б насладиться именно такой прогулкой, ну а Монстры, заброшенные хижины, это уже вишенка на торте, который приготовил зрителю Дэвид Брукнер.

Спасибо моим подписчикам, очень рада что вас становится все больше и больше!

Любите Ужасы! =)

Ваша, Янина Мстиславовна,

Максим Акимов смотрел на экран вибрирующего телефона, выдерживая небольшую паузу перед тем, как ответить – старая привычка. Звонил бывший однокурсник. Только вчера Макс заходил к нему в магазин (тот работал продавцом в скупке) и осведомлялся, есть ли в продаже простой и дешёвый ноутбук. Ничего более или менее достойного не нашлось, и они договорились, что, если что-то появится, – тот даст ему знать.

– Привет.

– Здорово, Максон. Тут аппарат для тебя нарисовался. Айчпи, оперативка восемь, жёсткий диск на полтерабайта, видеокарта мощная. Хороший ноут.

– Сколько стоит?

– Пятнашку.

– Многовато, надо подумать.

– Подумай, только не тяни. Быстро уйдёт. Ну и тебе как другу скажу, что его хозяин… ну… умер, короче… Повесился. Сегодня мент знакомый принёс.

– Да мне без разницы.

Акимов рассчитывал потратить меньшую сумму, но, посмотрев товар, убедился, что он стоит своих денег и даже больше. Можно будет, помимо работы со стандартными офисными пакетами, загрузки страниц браузера и просмотра фильмов, коротать вечера за компьютерными играми. Старый ноутбук, погибший после того, как Макс хорошенько залил его пивом, не справлялся даже с самыми нетребовательными к ресурсам игрушками.

Он не был суеверным человеком и не верил в плохие приметы, но всё же судьба предыдущего владельца его занимала. Акимов размышлял о нём по дороге домой, выстраивая догадки о его личности и мотивах самоубийства. С одной стороны, он надеялся, что в памяти устройства сохранились личные файлы, которые помогли бы что-то узнать об этом человеке, с другой, хотел, чтобы ничего такого не осталось и всё оказалось удалено – умер человек да умер, покой праху его.

Дома Макс проверил папки и каталоги – всё подчистили, кроме маленького бело-голубого вордовского ярлычка на рабочем столе, который остался незамеченным на фоне яркой, сочной фотографии океанских волн, установленной в качестве обоев. Название файла – «Искажение», и забор из восклицательных знаков. Первым делом он залез в свойства документа, чтобы проверить дату последнего изменения – ровно неделя назад. Акимов открыл файл.

«Наверное, лучше начать с начала и поменьше рассуждать. Для кого я это пишу? Не важно, хоть кто-то должен знать. Но если… Тогда для себя.

Я снял квартиру. Однушку. Самая обычная. Тут же друзья решили устроить мне новоселье. Ладно, говорю, только скидываемся поровну, никакой поляны я вам накрывать не буду. Так и сделали. Вечер отгуляли и разошлись. Ночью лежу в полусне, у меня в голове «вертолёты» летают вместе с Валькириями. И тут в дверь начинают колотить, мужской голос орёт, что я его топлю. Встаю кое-как, осматриваю сантехнику, трубы – всё сухо, ничего нигде не течёт. Через две двери ему отвечаю, мол, иди на хрен, не ломись, кто-то другой топит. Звони в аварийку. Сосед ещё постоял у двери, поорал, а я вернулся к своим вертолётам. Думал, что сейчас ещё и ремонтники заявятся, чтобы проверить. Но нет, всё стихло, и я уснул.

Утром на работу. Собираюсь, выхожу в подъезд и вижу, что квартира-то моя на первом этаже! Типовая панельная пятиэтажка, никаких цокольных и нулевых быть не может. Вода снизу-вверх текла? Почти поверил, что с перепоя почудилось.

Неделя прошла. Вечером четверга смотрю ужастик (мой любимый жанр), ставлю на паузу, чтобы чай сделать. В прихожей слышу, как будто за дверью что-то поскрипывает. Возвращаюсь в комнату, продолжаю смотреть. Нет, всё-таки кто-то за дверью есть. Звук такой скребущий, хрустящий, словно обивку из кожзама трогают руками или телом прислоняются. Голым телом. На цыпочках подхожу к двери, тихонько открываю внутреннюю. Смотрю в глазок внешней. И вижу то, что всегда боялся увидеть.

Бывает, смотришь в глазок, потому что хочешь убедиться, что под твоей дверью нет монстра. Даже будучи взрослым. И всегда в глазке только лестничная клетка. На этот раз под моей дверью стоял кто-то лысый и голый. Человекоподобный. Цвет описать сложно. Ближе к бледно-серому с таким что ли лунным оттенком. Смотрит на меня в глазок и не двигается. Чего-то ждёт.

Сердце от страха колотится, но тут я вдруг разозлился. Захотелось выйти и отлупить долбаного наркомана, вышвырнуть из подъезда. Кстати, на дворе зима. Я уже почти открыл дверь, как откуда-то из глубины, из недр генетической памяти возникло предостережение. Быть может, невообразимо далёким предкам оно не раз спасало жизнь. Или рассудок. И оно шептало: не надо, не открывай. И я отхожу от двери. Внутреннюю запираю на два замка, даже на нижний, который с каким-то тугим скрежетом проворачивается. Всё безопаснее.

Фильм смотреть не могу. Какие уж там ужасы, когда под дверью околачивается нечто. Включаю развлекательный канал по телевизору и стараюсь заснуть. Стараюсь не думать.

Просыпаюсь по будильнику, сразу бросаюсь к двери. Но открыть не могу – замок заклинило. И узнать, ушло ли оно, тоже не могу. Можно было бы вылезти через окно, но на окнах решётки. Пришлось остаться дома.

Ближе к обеду, после многих попыток, совладал с замком и открыл дверь. В глазке – лестничная клетка. Отлегло. На работу ехать поздно, но можно отправиться на прогулку. Не успел собраться, как позвонили те самые друзья, с которыми праздновали новоселье, и напросились в гости. Кампания – как раз то, что сейчас нужно.

Засели на кухне, играем в карты, пьём. Курильщик только один – Игнат. Курить в квартире я запретил, балкона нет, так что он ушёл на улицу. Пять минут нет. Пятнадцать. Забыли совсем про него, а как вспомнили, оказалось, что уже больше часа как вышел. Зимняя крутка, шапка и шарф, ботинки – всё здесь. Телефон тоже. Стали смотреть в подъезде, на улице, вокруг дома. Прошлись по району. В подъезде прозвонили все квартиры, на случай, если он в одной из них. Странное дело, но никто не открыл. Умножаем три квартиры на этаже на пять, получаем пятнадцать квартир в подъезде. Пятнадцать!

Игнат не объявился и к понедельнику. Родные написали заявление о пропаже. В полиции нам прямо говорили, что считают нас если не убийцами или похитителями друга, то как минимум причастными. Допрашивали долго и нудно, но отпустили. Сказали, что это временно.

Не помню, какой был день. Среда, кажется. Вечер. Слышу уже знакомую возню под дверью. Ну думаю, опять тот гад припёрся. Набрался смелости и заглянул в глазок. Ноги подкосились. Стоит лысый и голый, бледно-серый с лунным оттенком, вот только не тот, чтобы был в прошлый раз. Я сразу узнал в нём пропавшего Игната. И снова тот же голос предков: не надо, не открывай. Это не твой друг. Не открывай, иначе быть беде. А он стоит и ждёт.

Набираю друзьям, прошу срочно приехать. Звонок в дверь – и вот три товарища стоят передо мной. В одежде и с волосами. И без Игната. Рассказываю всё, начиная с соседа, которого я с первого этажа затопил, заканчивая появлением нашей пропажи. Не поверили. Смотрят, как на дурака. Решили, что я принял что-то. Одеваются, чтобы уйти, но тут раздаётся стук в дверь. И почти сразу голос Игната. Мол, пустите, ребята в дом. Говорит, что сигареты тогда закончились, вот и пошёл в магазин. По пути заблудился. Я слушаю и думаю: враньё.

Ребята тоже не спешили открывать. Может, мои отчаянные протесты их остановили. Или каждый из них тоже услышал: не надо, не открывай. Друзья по очереди припадали к глазку и страшились нечеловеческому виду друга. Голос, правда, не изменился. Подумали и решили вызвать наряд. Если это действительно Игнат, то сейчас его лучше передать полиции. А если нет…

В ожидании наряда двое стояли перед дверью, наблюдая за тем, что выдавало себя за нашего друга. Двое у окна, высматривая машину. Наконец, полицейские приехали и, поставив авто у подъезда, вошли внутрь. Проходит минута, две, три. Но в глазок мы даже не увидели, как открывается дверь в подъезд. Существо продолжало стоять под дверью, а полицейские не появились. Будто и не приезжали вовсе.

Друзья мои от увиденного сникли. Я даже пожалел, что затащил их сюда. Жалко смотреть. Мы попытались собраться и обдумать всё, разложить по полочкам. Что происходит и почему. Как быть дальше и чем всё может закончиться. Только в фильмах герои устраивают «мозговой штурм» и составляют план действий. Мы же мыслили вслух, выдвигали какие-то гипотезы, но, так ничего и не придумав, забросили это дело и замолчали.

Фальшивый Игнат продолжал стоять под дверью и молчать. Впустить больше не просил. Ближе к вечеру под окном появились трое полицейских. По образу и подобию Игната и того, первого, которого видел только я. Недолго постучали, поскребли пальцами по стеклу и успокоились. Мы плотно затворили шторы и стали укладываться на ночлег.

Проснулись мы на удивление бодрыми, выспавшимися, со свежими головами. Открываем шторы – никого нет. Заглядываем в глазок – тоже пусто. Один из нас даже сразу вышел в подъезд, огляделся – всё как обычно, никаких человекоподобных существ. Мне не особо верилось, но друзья сошлись во мнении, что всё, что мы видели вчера – это коллективный психоз или что-то вроде того. На почве стресса после пропажи Игната.

Только я закрыл за ними дверь, как вспомнил, что вызывал наряд со своего телефона. Проверяю вызовы – запись на месте, значит они действительно приезжали. Тихо. Почему не хлопает подъездная дверь? Они уже должны были выйти. Выглядываю в глазок – пустой подъезд. Из окна вижу снег перед дверью. Свежевыпавший и нетронутый.

Не помню, что делал дальше. Помню, как вошёл в ванную, где меня поджидал один из друзей. В зеркале. Лысый, голый. Стоял и смотрел. Пришлось завешать и заклеить все поверхности, отражающие изображения. Под дверью собралась кампания из четверых человекоподобных. Трое под окном.

Ещё я наконец-то обратил внимание, что давно уже не видел из окна прохожих или проезжающие машины. Раньше постоянно сновали туда-сюда. Интернета нет. Связи. Электричество тоже на последнем издыхании. Миру конец? Или стране? Или только мне?

Не знаю, как всё объяснить, но думаю, что это какое-то искажение. Искажение реальности. Происходящее просто бессмысленно. Не зло, у которого в фильмах ужасов бывает цель. Пусть даже простая – мучить и убивать людей. Что-то сломалось, нарушился ход вещей, и всё перевернулось, изогнулось, исказилось. Или всё-таки зло, которое издевается надо мной персонально?

Как бы там ни было, из дома я не выйду. Эти твари пугают меня до ужаса.»

Акимов дочитал и подумал, что автор – не какой-то обезумевший человек, закончивший жизнь в петле, а бывший однокурсник, который продал ноутбук. Он сам и сочинил этого человека, написал от его лица это подобие предсмертной записки – всё забавы ради, чтобы пошутить над Максом. Шутка дурацкая и не смешная, а вот «мемуары» пробирают. Надо отдать ему должное: Макс и не предполагал в своём знакомом такой изобретательности.

Затем мелькнула мысль, что, возможно, этот человек всё же реален (был), и Акимов прочёл мемуары психически больного человека, которые могут понадобиться полиции или родственникам погибшего. Но, если опять же верить однокурснику, как раз полицейский ноутбук и принёс на продажу. Макс решил, что завтра зайдёт в магазин и подробно обо всём расспросит.

Но это завтра, а пока он заварил себе чай и выбрал к просмотру фильм. К слову, любимый жанр Макса – ужасы. Под впечатлением от прочитанного, в моментах ленты, когда герой, затаив дыхание, крался по дому с привидениями, и из звуков только нагнетающая атмосферу тихая музыка, Максу казалось, что за дверью его квартиры кто-то есть. Скребётся, прислоняется к хрустящей и потрескивающей обивке из кожзама. Акимову хотелось встать и доказать себе, что монстра там нет, но не решился этого сделать. Ведь ему захотелось бы непременно открыть дверь и встретиться лицом к лицу с тем, что его за ней поджидает, проигнорировав предостережение: не надо, не открывай.