"Похоронная бабка".⁠⁠

Сейчас люди живут все более обособленно, что ли. И это, как бы, с одной стороны и хорошо. Другую сторону рассматривать...у каждого в этом плане есть свои сожаления. Но я не о том.
Когда-то, не так и давно, многие люди жили, что называется, общинно: свадьбы, дни рождения, какие-то даты обязательно принято было отмечать вместе с соседями.
А у нашего закутка была своя "похоронная бабка". Без неё не обходились ни одни похороны и/или поминки.
Не успеют усопшему глаза закрыть - глядь, а на порог уже под руки привели бабу Аришу.
И тут же, с порога, начиналось "ревизорро", повергавшее родню и близких в священный трепет и наводящее на них страх и ужас, ибо изначально все они сделали "не так", не по-людски".
Перво-наперво: гроб. Никаких шелков-бархатов, только кумач. Рюшечки должны быть только: молодым - белые, старым - чёрные. Переубедить - себе дороже. Если рюшки не совпадали по цвету, то посылали гонца к бабе Арише домой и он приносил искомые рюши, которые спешно менялись. Был ещё крестик на крышке гроба, который тоже исследовался и вносились правки, но крестик "страдал" редко.
Следом инспектировались "читалки" - бабушки, которые призывались читать по покойному Псалтырь: форма одежды только черная, столик со свечами-лампадами - только деревянный и только на 4х ножках, под ноги бабкам - только круглый темный домотканый коврик, на стол - рушник, под книгу - только деревянное сито, накрыть новым белым полотенцем. Если что- то не совпадало - снова бежали гонцы, тащили нужное, спешно все менялось. Читали чтоб натощак. Как отчитают первую половину - дать жидкого чая с сухарями. Понятно, что родственники все вибрировали, начиналась бестолковая суета.
Но вот, первые указания розданы, родня и близкие могут посидеть рядом с усопшим, попрощаться, поплакать, помолиться.
Однако, близится время приготовления поминальной трапезы. Бабу Аришу ведут на кухню. И тут уже наступает очередь трепетать стряпухам.
Ножи не такие, продукты не такие, кастрюли не такие, кутья не такая, блины не такие, компот не красный, пирожки не такие. Все не такое. Бедные бабы шибаются лбами, баба Ариша, акы орлица или царица грозно зыркает со своего трона и погоняет, погоняет, повелевает.
Самый хоррор наступает при приготовлении борща и лапши. Ну, борщ ещё так-сяк, его варить наши бабоньки умели. Но не дай Бог бросить зелень! Тогда - ВСЕ (хз что "все", но таки ВСЕ!!!).
А вот лапша... Для бульона тщательно отбирались петухи (непременно петухи), бульон оцеживался раз на пять, через пять слоев новой марли. Никакой картошки! Но главное в лапше - лапша. Бабе Арише приносили чуть не сотню домашних яиц и она била их, отделяя только ярко-желтые желточки. Штук 20 надо было. Лапшу замешивали без воды, катали деревянной скалкой до толщины папиросной бумаги, чуть подсушивали раскатанное тесто и скручивали в плотные трубочки. Резала лапшу собственноручно баба Ариша. Все ж рукожопые... Лапша запускалась в бульон и начинался новый виток - разварилась она или нет, разлезлась или крепкая, заглядывали в кастрюлю поминутно. Разлезлась!!! Теперь ВСЕ!!!! А, нет, не разлезлась. Ну слава Богу...
А не дай же Бог опять кто-то бросит зеленушки...
От лапши бабу Аришу могло отвлечь только пюре. Картошка не такая, воду дважды слить, молоко не такое, масло не такое, толкушка не такая... Пюре было нежнее лебяжьего пуха.
Вроде бы все готово, столы накрыть, главна штука - не должно быть вилок, вот не должно!
Досадливо оглядев трапезу, в сердцах махнув рукой (что взять с рукожопых?), баба Ариша ехала на кладбище, кинуть горстку землицы на гроб покойного.
Заключительная часть марлезонского балета начиналась там. Вместе с бабой Аришей к могиле доставляли и ее стульчик. Сидела на нем она молча, горестно подпирая кулачком подбородок. Когда гроб был закопан на половину, она "вдруг" спохватывалась: расческу/очки/портсигар/всякуюмуйню положили? Нет??? Ну ВСЕ, это ВСЕ!!! Родственники начинали выть и причитать с новой силой, утешающие принимались утешать. Под шумок гроб закапывался полностью, вой умолкал слышалось только тихое всхлипывание.
Выход бабы Ариши: "А батон положили? Исть захочет, и нечего... ", - новая волна воя, причитаний, утешений.
Но вот уже и холмик готов, и веночки пристраивают.
Пора!
- Куды на грудя-то становитя венки? Куды-ы? Иму ж чижало-о-о...
Взвывшую с новой силой родню спешно пакуют по машинам и увозят от греха подальше.
На поминках баба Ариша сидит на почётном месте, с собой ей накладывают большую сумку снеди на помин, она читает какой-то печальный стих, поет Царство Небесное, и наконец-то отчаливает.
До встречи на следующих поминках.
Власти похоронной бабки положил конец отставной мент, брат одной умершей прежде времени хорошей женщины.
Кухонного терроризма он видеть не мог, он руководил копанием могилы, ну и наруководился, ясен пень, грамм на 300. К погребению был слегка " ужален", конечно же горем.
Вопросы о расчёске, очках пропустил, искренне оплакивая сестренку. Но встрепенулся, услышав, что сестра захочет есть, а батона нет...
- Вы уху ели, мля? Живьем закапываете человека? А ну, выкапывайте к уям!
Кое-как ему объяснили, что это так, к слову-с, что так типа положено говорить... Успокоился. До венков. Потом снова рвался выкапывать голодную задавленную венками сестру. Когда до него снова донесли, что это так...к слову-с, обернулся к бабе Арише и молвил голосом человеческим:
- Ты, старая, не боись! Тебя под батонами похороним. Ачо? И сытно, и лехко лежать!
Видно, что-то в бабе Арише тогда сломалось, на похороны и поминки она больше не ходила. Хотя поминальный харч принимала на помин исправно.