Песнь океана⁠⁠

Острова сирен остались позади.

Мы пронеслись мимо на полном ходу — ветер будто специально наполнил паруса. Впечатлительных пассажиров заперли в каютах. Те, кто посмелее, заткнули уши воском и выбрались на палубу.
Они хотели посмотреть.

Я такой ерундой не занимался. Мы с другими матросами тоже заткнулись уши и взялись за работу: чистили палубу, осматривали паруса в поисках прорех. На сирен я даже не обратил внимания.
Но что-то дрогнуло в груди, несмотря на восковые пробки.

Они сливались со скалами: мокрые серые перья, длинные тёмные волосы. Зато лица белые, как барашки пены среди волн. Головы запрокинуты так, что можно сломать шею, с тёмных губ льётся песня.
Песнь океана, сводящая людей с ума.
Старший толкнул меня локтем, указал на прореху в кливере. Пришлось отвлечься. Пока я устанавливал заплату, острова сирен остались позади.

Весь вечер на корабле только о них и говорили. Путешественники, как всегда, разбились по небольшим компаниям, разлили по стаканам вино, запасы которого стремительно заканчивались, и болтали.
Я успел наслушаться этих разговоров. И не только про сирен: они то шептались о новых землях, к которым мы направлялись, то строили планы или просто мечтали вслух. Не успел я заскучать — услышал знакомый окрик.
Старший велел осмотреть трюм: в порядке ли груз, не попала ли внутрь вода. Подхватив фонарь, я отправился к люку. Многие матросы не слишком серьёзно воспринимали такие обязанности, но я в их числе не был.
Мне нравилось работать на корабле.

Не только у наших пассажиров были мечты и надежды. Я родился в маленьком портовом городе и всю жизнь хотел оттуда сбежать. На меня давили стены домов, узкие улицы, крыши, нависающие над головой.
Зато в океане, где нет границ, кроме волн и далёкой линии горизонта, я мог дышать полной грудью.
Поэтому я тщательно осмотрел трюм. Поэтому, заметив лужу воды на полу, не пожал плечами и не вернулся в каюту, а заглянул внутрь массивного ящика.
Там я увидел её.

Сначала я принял её за комок водорослей и перьев: мокрый и достаточно жалкий. Но потом она подняла голову. Белая кожа сияла даже в темноте трюма. Серые, как океан, глаза смотрели прямо на меня.
Мы замерли: человек и сирена. Меня не беспокоили её острые когти. Я знал, сирене они не понадобятся.
Одна песнь — и я сойду с ума.
Но она лишь подалась назад. Глубже забилась в ящик, полный опилок — кажется, там везли какие-то удобрения. Посмотрела настороженно, будто ждала, что я разобью фонарь, убегу наверх и приведу в трюм всю команду.
Возможно, так и стоило сделать.

Это случилось три ночи назад.
Теперь я сам вызываюсь проверять трюм: остальные матросы только рады избавиться от лишней работы. Кок иногда ворчит, потому что с камбуза пропадает свежая рыба. Но что такое пара рыбин посреди океана?
Она ест её, аккуратно держа когтистыми лапами. Смотрит на меня с подозрением, но не спешит вцепиться в горло. Молчит. Всё время молчит.
И я тоже.

Есть одна история, которую я услышал от наших же пассажиров. Сирены, говорили они, не могут покинуть свои острова. Они не так уж и хорошо плавают, а сил, чтобы долететь до суши, у них не хватает.
Они рождаются на скалах, сводят с ума моряков и там же умирают.

Я устроился на корабль, потому что не хотел всю жизнь провести на одном месте. А она добралась вплавь до парусника и забралась в трюм, чтобы покинуть свои тоскливые скалы. Не мог я этому помешать.
Лежу, положив голову на мешок с зерном, и слушаю песнь океана. Она не сводит с ума. Лишь усыпляет мягко, как шёпот волн.
В конце концов, ничего страшного, если корабль доставит к новым берегам ещё одну пассажирку.

131/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!