Пещера. Часть 4. Ганс!

Пещера. Часть 4. Ганс! Деревня, Фашисты, Мистика, Авторский рассказ, Приключения, Ужасы, Длиннопост

Начало здесь.

Я помню “гансов”. Так мы называли этих наглых молодчиков - гансами. И самое интересное в том, что одного из них и правда звали “Ганс”. Два друга, почти не разлей вода - один из офицеров, роскошно одетый, злобный и властный сс-овец. А второй из рядового состава в дурацкой каске и замотанный шарфами, как мумия. У меня была причина запомнить их, но они и так выделялись на фоне других фрицов. Дай Иисус памяти, как же звали офицера? Он постоянно звал рядового “Ганс! Ганс!” когда тот пропадал хоть на полчаса, но как же называли его другие, кроме герр офицер? Кажется, Клаус. Точно - Клаус. Как американского Деда Мороза.
***
Колонна вошла в село ранним утром. Никто не спал, все уже были в курсе. Всего несколько часов ночью грохотало и наши были разгромлены, мы даже не видели как они отступали, зато увидели как шли победители. Все село замерло и прилипло к окнам, самые храбрые к заборам, мама разбудила меня и шестерых братьев и загнала в погреб, поэтому я не видел произошедшей трагедии, но те, кто видел - никогда не забыли как годовалый Мишка Усачев вырвался из руки сестры и радостно выбежал посмотреть на шум. Прямо на узкую сельскую дорогу, между хатами. Танкист то ли не заметил маленького ребенка, то ли специально не остановился, но танк смял хрупкое тельце как пивную банку и намотал останки на гусеницу. Мать не сразу это заметила и слава богу, поэтому и осталась жива - немцы не стали бы терпеть ее крики. О нет, пристрелили бы без разговоров. И только белый как мел мужчина стоял столбом и смотрел на кровавые размазанные следы на гусеницах танка и протянувшееся по дороге месиво. Смотрел и до боли сжимал плечо пятилетнего сына.
Колонна остановилась и каркая по своему повыскакивали, как черти из ада, молодые голубоглазые парни и с ведрами побежали к ближайшему колодцу, чтобы отмыть драгоценную машину. А Виталий все смотрел и смотрел.
Я не видел, повторю еще раз, но уверен, что дальше в игру вступил гер Клаус. А кто это еще мог быть? Здоровенный офицер, от одного вида которого дрожали сами немцы.
Он явился из ниоткуда, пришел посмотреть на причину остановки колонны. Говорят, что каждый шаг его гремел как летний гром, но я не верю. Люди боялись, а у страха глаза велики. Здоровенная харя в аккуратной форме, фуражка с черепом, злые глаза и полная тишина, только урчат моторы машин, как голодные собаки. Он подошел к танку и с отвращением осмотрел гусеницу, носком сапога попробовал застрявшую на ней плоть, посмотрел на кровавый след, который тянулся еще метров пять и сплюнул. Молодые солдаты с ведрами воды замерли в ожидании и преданно смотрели на него.
Клаус (это точно был он) махнул рукой в перчатке приказывая действовать и поймал в прицел глаз плачущего брата погибшего. Кажется его звали Ванька. До конца войны он тоже не дожил, в сорок третьем умер от голода. А тогда он еще был здоровым, пухленьким малышом на глазах которого только что погиб брат. А отец только больно сжимал его плечо и дрожал и страх душил за горло, не давая плакать.
Эсесовец улыбнулся парнишке, мельком посмотрел на его отца и медленно подошел. Сунул руку в отворот теплой шинели характерным движением и улыбнулся. Это не то, о чем вы подумали. Он достал не пистолет, чтобы убрать нежелательных свидетелей - уж на кого карателям было плевать, так это на свидетелей. Хоть международных наблюдателей вызывайте хоть ООН - просто зачистка унтерменшей. Но он достал шоколадку. Такую большую и длинную в яркой красно-белой упаковке с неизменным орлом, отломал половину и протянул Ваньке.
“Держи”, -сказал по-немецки и попытался улыбнуться. Акулы в мультиках не так страшно скалятся, как улыбалась наморщив нос эта мразь. Если бы мальчик был старше, он наверное кинул бы горькую плитку немцу в морду или выкинул позже втихаря, но Ванька взял подарок и сразу начал есть, вымазавшись черным. Немец смотрел на него пару секунд ухмыляясь и выпрямился. Посмотрел на мужчину, который застыл мумией и только таращился, на гоняющих с ведрами фрицев, смывающих с дороги его ребенка. Я не знаю, что творилось у него в голове в тот день и знать не хочу, но нормальным он уже не стал. Кажется за следующие пятьдесят лет своей жизни он произнес не больше десятка слов. Даже когда прибежала его молодая жена и начала кричать, он только молча оттаскивал ее с дороги, но не пытался успокоить. А еще он спился,мда. После войны. Вот я и говорю - хорошо, что не видел этой сцены, мне даже рассказывать такие вещи жутко.
***
Колонна шла через село наверное часа два. По крайней мере для меня время именно так и тянулось, как бесконечная лента грохочущих звуков там вверху. Но и взрослые рассказывали очень много их шло: танков, грузовиков со снарядами, мотоциклов, пушек и просто пеших солдат. Они все шли и шли грозной тучей с огромными надеждами и стопроцентной уверенностью, что за пару месяцев задавят этих коммунистических тараканов, а нас не выпускали из подвала пока не воцарилась абсолютная тишина.
Но ушли не все. Как я понял у нас остались полсотни солдат, чтобы навести здесь свой немецкий аккуратный порядок, расставить людей по должностям, наладить поставки фронту, угнать пару остарбайтеров и зачистить местность от евреев.
А Клаус поселился в нашем доме. И не просто поселился, а привел с собой кучу обслуги и они устроили из дома целый штаб. Зверье в форме гоняло туда-сюда гавкая по своему, забрали у матери всех кур и сварили в первый же день. Переломали все стулья на отопление, хотя за домом стояла полная поленница дров и нас выселили в сарай. Мама, мы семеро и отец вынуждены были спать вместе с коровами пока горланистые блондины спали в наших постелях и срали в нашем туалете, простите за такие подробности. Клаус ходил арийским наглым петухом, обливался холодной водой из ведра и звал Ганса. “Ганс! Ганс!” - как сейчас помню этот наглый голос. Ганс прибегал и приносил полотенца, которыми ариец шумно вытирался, нет он не был его денщиком, как я понял. Что-то вроде друга. Как говорят у нас: “Вместе и до конца”. Так и у этих упырей вышло, как я вижу.
А как до этого дошло? Дайте вспомнить.
Дело было так. Жили фрицы, жили. Жили не тужили, пока не начали партизаны их щипать, да это ты уже знаешь. Вот только Клаус нервным стал, на нас - детишек стал смотреть искоса. На мамку мою. На отца. Все бродит и заглядывает. Думает чего-то себе. Раз меня поманил пальцем когда матери рядом не было и конфету сует, я взял, чего уж там. Жадные мы были до любой еды, а до сладостей тем более. А фриц меня хватает за подбородок и голову из стороны в сторону поворачивает. Понять чего-то хочет. Теперь-то я понимаю чего ему нужно было, а он что-то бормочет и меня спрашивает: “Юда? Юда?” А я говорю: “Я не понимаю. Дяденька я не понимаю”.
“Не понимай”, - передразнил он скривившись и отшвырнул меня так, что я на спине проехался и убежал из дома, только пятки сверкали. Вроде было должно было все и закончиться на этом, но нет. Это была присказка - сказка впереди.
Страшная сказка и я не уверен стоит ли тебе все рассказывать. Но так вкратце опишу ситуацию. Гитлер ненавидел евреев всей своей черной душой и научил ненавидеть всех немцев. Это просто факт. Одной из целей его страшной армии была “Окончательное Решение Еврейского вопроса”. Одной из граней политики Третьего Рейха была полная зачистка мира от еврейского народа. Коси немецкая коса. А для этого были созданы так называемые айнзацгруппы - они шли вместе с регулярными войсками и занимались одним: уничтожением евреев и коммунистов. Нам повезло столкнуться с Einsatzgruppe D - одной из четырех групп или зондеркоманд. Черт ногу сломит в этих их делениях. Но точно то, что Клаус был штурмбаннфюррер этой зондеркоманды, а мы маленькой еврейской семьей, которые свою национальность не выпячивали. А точнее мама с папой даже немного стеснялись своих корней. Почему не спрашивайте, сам не знаю.
Поэтому спокойно жил нацист под нашей крышей пока не начал что-то подозревать. А потом нас повели на расстрел.
***
- Как же так, дедушка? Как они узнали?
- Айнзанцгруппы не работали в одиночку. Их поддерживала регулярная армия, полицейские соединения и главное местные. Сейчас их называют коллаборационисты, а мы всю жизнь называли их просто “предатели”. Помнишь я говорил про мельника?
- Это он вас предал?
- Васька, да. Он водил немцев по дворам и сказал, что нам тоже нужно нарисовать желтую звезду на воротах. Это знак, метка, клеймо показывающее кто тут живет.
- Но ведь этот немец, который жил у вас… Он ведь ненавидел таких… как…
- Клаус, да. Как же он психовал. Как он орал и бегал по двору, как испугались его солдаты и вытянулись по стойке смирно и только глазами хлопали. А он бегал и орал… бегал и орал… Но бояться стоило нам.
- Деда, тебе плохо? Перестань.
- Ты вообще молчи, не с тобой разговариваю? Наворотил делов и еще меня закрывать надумал. Очень злой был Клаус, да.
***
Мы с братом спрятались за колодцем, залегли опасаясь попасть под горячую руку бешеного немца и ждали, когда же он успокоится. А он ворвался в дом и вытащил во двор маму. Он волочил ее за волосы, как вещь, как нечто омерзительное и противное. Отшвырнул на середину двора и начал бить ногами в своих щегольских сапогах. Я замер от страха и шока, никто никогда пальцем не дотрагивался до мамы. Они с отцом и ссорились-то вполголоса и картина, разворачивающаяся в тот день не вписывалась в мое мироздание. И я завис, не зная что делать, но Андрюшка не выдержал. Он выскочил и с воплями бросился на защиту матери. Размахивая кулаками и вопя он бежал в атаку, пока я следил полными слез глазами за происходящим действом. А потом из ниоткуда выскочил Ганс и пнул брата в бок. Не добежав до матери братик улетел в сторону, как подгоняемый ветром листок и разревелся от боли и унижения. Ганс что-то прогавкал по-немецки и солдаты тоже лаяли, как бешеные плешивые псы. Они смеялись над плачущим ребенком и тыкали пальцами в него и подмигивали Гансу, обмениваясь шутками. Ганс был доволен собой и пыжился, как индюк. Даже штурмбанфюрер оторвался от избиения и смеялся вместе со всеми. Не знаю видели они меня или нет, Клаус точно видел. Я перехватил его взгляд.
Маму он отпустил. Выпустил пар и наверное устал махать ногами. Потом собрал чемоданы и выехал вместе со всеми “адьютантами” и Гансом. Вечером к нам зашел мельник с парой автоматчиков и переписал всех членов семьи, приказал никуда не уходить и ждать распределения. А заодно хотел забрать мамины сережки, но получил в морду от немца. Автоматчики сами поделили добычу, а нашу семью временно оставили в покое.
***
Знаете, партизаны это такая скользкая тема. Да, они за наших, да они подрывают боеспособность врага. Но дело в том, что озлобленные от потерь немцы ярость сгоняли на местных жителях. У нас точно так было. Не буду вас пугать новыми подробностями - перейдем к главному.
Через неделю ранним зимним утром в дом вернулись немцы. Они пришли не только к нам, они входили во все дворы, отмеченные желтой звездой, но я видел то, что видел. Они заполонили комнаты, как вода заполоняет колодезное ведро. Их было много и они держали оружие на изготовку. Проклятый мельник тоже был рядом, служил нацистам переводчиком.
Нас разбудили и приказали родителям одеваться и собирать детей. Немцы рылись в наших вещах: выкидывали одежду из шкафов, открывали сундуки и переворачивали кровати. Все, что представляло хоть минимальную ценность забрали. Драгоценности, ложки, кружки, часы с кукушкой, очки, брошки, нитки со спицами, спички, вилки они гребли все, оставляя только одежду и предметы личной гигиены.
Потом погнали на улицу, где уже собирались евреи со всего села. Нас вели к этой чертовой пещере.
***
- В тот день мельник предал партизан?
- Да. Это был последний день, когда я видел свою семью.
***
Пропущу наш путь к пещере, как бедных людей гнали строем через село и через снежное поле, а на нас бросались овчарки, срывались с поводков, такие же злые, как их хозяева. Как нас наконец привели к пещере и сколько мы там стояли обдуваемые всеми ветрами и как вдруг красиво начал падать хлопьями кристально белый снег. Яркое воспоминание из страшного детства, почему-то именно в этот день снег был таким красивым, а природа такой нежной. У мамы раскраснелись щечки, папа помолодел и снег, шапкой накрывший его голову, только украшал. А немцы тем временем окружили пещеру и лопотали в громкоговоритель.
Клаус тоже был здесь. Он шагал из стороны в сторону и поглядывал на вход из которого должны были явится злые “русские партизанен”. Верный Ганс был рядом. Он курил и разговаривал с двумя автоматчиками, изредка поглядывая на друга, как верная собака. Пленники стояли кучкой: мужчины и женщины, старики и дети. Все вместе: напуганные, белые от снега, черноволосые и дрожащие. Солдаты надежно окружили нас кольцом, так что не убежишь, но никто и не пытался. Все ждали. Ждали что решат партизаны и немцы. Чем закончится это противостояние?
А еще пришли жители. Я видел их они стояли вдалеке, не подходили к нам, но и не уходили совсем. Немцы видели посторонних, но не прогнали, не знаю почему. Может быть хотели научить, запугать. Там, наверху, стояла наша соседка Баба Галя с мужем Федором, стоял бывший милиционер и по совместительству алкоголик Мишка, стоял председатель колхоза, бухгалтерша, телефонистка, завклуба, рабочие, трактористы, шоферы, доярки - кажется, что пришли все и думается мне пришли они прощаться.
- Это же страшно, дедушка.
- Поэтому мы, пережившие войну, геноцид, голод не любим вспоминать такие вещи. Потому что это ужасно. Потому что мы уже переболели кошмарами, когда к тебе приходят во снах мертвые дети или танки с окровавленными гусеницами. С годами все забывается, казалось бы… Но стоит напомнить самому себе и ты опять там, внутри своего мертвого прошлого.
- Дедушка, простите, что мы заставили вас вспоминать.
- Это ничего. Давидка сейчас важнее меня. Каждая живая душа, даже такая как у Давидки невероятно важна, и прошедшие войну научились ценить не только свою жизнь. А чтобы понять, как победить врага вы должны понимать, что случилось в тот день.
***
Штурмбанфюррер СС устал ждать. Он отпихнул вещавшего в громкоговоритель мельника и заговорил на ломаном русском.
- Русский партизан выходи! Последнее предупреждение тебе и этот ребенок будет мертв. Кровь маленького еврейчика будет на твоей совести! Думаю, что вы не есть нормальные мужчины, русские трусы.
А потом он сказал “Ганс!” и меня схватили за шиворот и через мгновение уже волокли. Я даже не успел испугаться, не увидел как этот здоровенный фриц подкрался - так был увлечен внезапной речью. Я слышал как кричала мама, как ругался отец, услышал звуки ударов и завыли младшие - небо крутилось в глазах и менялось местами с землей, валенки набрали снега и снег был за шиворотом. Тяжело дышать. Скрутило воротником как удавкой, но боль быстро закончилась и я полетел на землю, неуклюже - ногами вверх.
Клаус возвышался надо мной, как Черная башня. Серая шинель и фуражка со свастикой четко выделялись на фоне ярко-синего безоблачного неба он мазнул хищным взглядом так, что заболели зубы, и достал вальтер и наклонившись лично подтащил меня ближе и рывком поставил на ноги. Понимал ли я, что происходит и что он собирается делать? Наверное понимал, по крайней мере испугался так, что ноги не держали и шлепнулся на попу. Немцы заржали как кони, а где-то продолжала еле слышно выть мама и ворочался на земле окровавленный, избитый до потери сознания отец.
Нацист продолжая улыбаться вернулся ко мне и ободряюще улыбнулся. От этой улыбки не спастись, не убежать. Она как будто говорила: “Ну что, еврейчик, продолжим?” А потом ствол вальтера уперся в висок.
- Последний попытка, русский партизан! Спаси русское дитя или я стрелять!
И тогда партизан вышел.
***
- Вышел? Только один?
- Сюрприз, фашисты! Да, он был один. Весь переполох, все эти взрывы и немецкие трупы - один человек.
***
Когда он появился щурясь от света, наверное непривычного человеку выходившему из темных катакомб только ночью это было неожиданностью для всех. Для меня, чуть не терявшего сознания от страха, для эсесовца, который был уверен, что русские не выйдут, для остальных немцев, которым уже давно надоело ждать и для всех остальных тоже.
Это был не местный Я не узнал, как и все остальные. Чрезвычайно изможденный, даже по сравнению с местными жителями он обладал огромной черной бородой с проседями и красными воспаленными глазами. Одежда страшно изношена: худые сапоги, вся в дырах гимнастерка и потертый тулуп, до боли знакомая меховая шапка (похожую носил мой покойный дед) и за спиной автомат. Он стоял сгорбившись и сильно щурился - смотрел в нашу сторону а потом фашист ожил:
- Ласс Ди Ваффе Фаллен!
Как я понял потом это был приказ сложить оружие. Но человек из пещеры немецкого не учил.
- Не понимаю я по вашему! - крикнул он, - Это столько вояк по мою душу направили? Однако!
- Ласс Ди Ваффе Фаллен! - крикнул немец и больно ткнул меня стволом в переносицу и добавил от души: “Блятт!”
Мы смотрели на него снизу вверх. На скорченную фигурку, слабую, уже практически мертвую, но не сдающуюся. Человек вышел на смерть, но он не боялся. Он не говорил с немцем, как раб с господином, проигравший с победителем или пленный с взявшим в плен. Он говорил со штурмбанфюррером как с тупым ребенком, недалеким и неприятным.
- Вот чему ты научился в моей стране? Этому вы быстро учитесь. А ну-ка мальца отпусти!

CreepyStory

10.3K постов35.4K подписчик

Добавить пост

Правила сообщества

1.За оскорбления авторов, токсичные комменты, провоцирование на травлю ТСов - бан.

2. Уважаемые авторы, размещая текст в постах, пожалуйста, делите его на абзацы. Размещение текста в комментариях - не более трех комментов. Не забывайте указывать ссылки на предыдущие и последующие части ваших произведений.  Пишите "Продолжение следует" в конце постов, если вы публикуете повесть, книгу, или длинный рассказ.

3. Посты с ютубканалов о педофилах будут перенесены в общую ленту. 

4 Нетематические посты подлежат переносу в общую ленту.

5. Неинформативные посты, содержащие видео без текста озвученного рассказа, будут вынесены из сообщества в общую ленту, исключение - для анимации и короткометражек.

6. Прямая реклама ютуб каналов, занимающихся озвучкой страшных историй, с призывом подписаться, продвинуть канал, будут вынесены из сообщества в общую ленту.