Первая любовь (Эй, толстый!). Все тот же 5 день

Начало тут


В пути между ними случилось что-то вроде разговора. Жирный сделался разговорчив. Мозг ему клевала остроносая любовь и выклевала откуда-то из заплывших извилин червячка любопытства. И главное – Саня больше не боялся эту девушку. Какой-то барьер между ними все-таки упал. Притом этот барьер видел, наверное, только жирный.


– А тебя и правда Аделаидой зовут? – интересовался жирный.

– По паспорту я Лида, – объясняла девушка. – Ну, то есть, Лидия.

– А почему тогда Аделаидой называешься?

– Это сценический псевдоним такой.

– А ты – актриса?

– Да, маленький.

– А где ты играешь? Я бы качнул, посмотрел?

– Пока только эпизоды в сериалах. Ну, рекламные ролики там. Самая известная роль… Это в медицинской передаче. Коросту я там играла.

– Это у Елены Малышевой, что ли?

– Типа того.


Если бы был какой-нибудь инструмент для измерения восторга, и если бы им стали проверять жирного, то прибор вышел бы из строя, ибо восхищение зашкаливало. Жирный уже представлял, какой ебальник будет у Глиста, когда он это все узнает. Иззавидуется и издрочится. Будет прыщаво зудеть и спрашивать: есть ли у такой пиздатой чувихи подружка?

Стоп!


– А ты с подружкой живешь? – спросил Саня.

– Да.

– А она – тоже актриса?

– Она, скорее, дизайнер, – ответила Лида-Аделаида. – Она свой дом мод мечтает основать.

Саня терпел-терпел и – нет, не пернул – спросил, что его интересовало больше всего:

– А скажи, что ты во мне нашла? Есть ли у меня такое качество, которое тебе нравится?

– Хм! – задумалась телка, потом внимательно посмотрела на жирного. – Наверное, это твоя генетика.


Жирный ничего не понял. Какая еще на фиг генетика? Он бы еще порасспрашивал, но Лида сказала:

– Вот, мы пришли!


Они оказались у подъезда ничем не примечательной многоэтажки – шестнадцати– или двадцати. Жирному лень было задирать голову, чтобы считать. Да он никогда так и не делал. С чего бы начинать?


Лида-Аделаида приложила к домофону магнитный ключ. Запищала дверь.

«Запомни этот миг, – сказал себе жирный. – Вот она – дверь во взрослую жизнь. Она открылась перед тобой. Сейчас ты поебешься, станешь умным и взрослым».

– Саша, что такое? – обернулась чувиха, которая шла первой. – Ты в двери застрял, что ли?

– Да так, задумался, – ответил жирный.

И решительно шагнул во взрослую жизнь.


***


Квартира была странная. Жирному казалось, что в ней даже никто и не жил. Слишком в ней все было убрано, все на местах. Комнат оказалось две. В одной жирный краем глаза успел заметить кровать под стариковским, в рюшах, балдахином. Но Аделаида-Лида повела гостя в другую комнату. А в той все было как-то безлико. Невыразительная, но широкая кровать в углублении стены, плоский телевизор. Единственной деталью, выдававшей то, что в этой комнате обитает кто-то живой, был пустой аквариум, в котором оказались свалены тюбики, конусы помады, заколки и прочая бабская фигня.


– Футбол ведь смотришь? – спросила Лида.

– Ага, – буркнул жирный.

– Да что с тобой? – спросила вдруг чувиха. – У тебя глаза сейчас на макушку выскочат. В туалет, что ли, надо?

– Ага! – простонал Саня.

– О госпидя! Пошли покажу!


Она отвела гостя обратно по коридору, мимо спальни с балдахином, кивнула на маленькую дверь, на которой висела маленькая табличка с девочкой на горшке.


Жирный с благодарностью втиснулся в узкий сортир. Две или три минуты спустя жидкость из жирного вытекла. Одна из его проблем обрела разрешение.


Но оставалась проблема №2. Жирный хотел срать. Он по-прежнему лопался. А коричневая кавалерия, почуяв близкое окончание осады, бросилась на штурм.


Но нет. Срать в гостях было нельзя. Жирный хорошо себя знал. Притом, знал не с лучшей стороны. Тихо гадить жирный не умел. Такая вот была у него особенность организма. И сейчас телка стоит под дверью, а Саня, если начнет просираться, то не только чувиха это услышит, но и весь подъезд.


А живот крутило. Разлетались по траекториям пузыри, сшибались какие-то силы, дивизии, армии!


Саня вышел, не посрав. Чувиха под дверью не стояла. Ну, а хороша бы она была, если бы подслушивала!


Чувиха сидела в комнате с телевизором. Она уже успела переодеться, и теперь была в атласном халатике с огромным драконом на спине.


– Ух ты! – сказал жирный.

Аделаида загадочно улыбнулась.


Почти беззвучно шел футбол. Бегали бессмысленные потные мужики, кому-то показывали желтую карточку.


– В душ пойдешь? – спросила она.

Жирный оторопел. Зачем это в душ? Он мылся всего три дня назад!

– Не, – сказал он.

– Ну, ладно, а я схожу. Вот располагайся, где хочешь. Вот тебе футбол, вот пульт. Коньяка будешь пять капель?

«О, я не только поебусь, но и набухаюсь!» – подумал жирный.

– Буду! – сказал он.

Чувиха налила ему пол-рюмочки бурой жидкости.

– Ладно, сладкий. Я сейчас вернусь, – сказала Аделаида-Лида.


Она игриво нажала указательным пальцем Сане на кончик носа, словно кнопку вдавила.


А, может, так оно и было. До того, как она тронула его за нос, терпеть то, что происходило у него внутри, жирный еще мог. Но сейчас вдруг стало хуже. Внутри словно сшибались колонны бронетехники, будто бы сталкивались между собой девятые валы бурь. Жирный понял, что если немедленно не просрется, то взорвется. И осколки его, так и не поебавшегося, тела разнесет по этой комнате.


Казалось бы, момент был удачный. Чувиха ушла под душ. В самый раз снова проникнуть в сортирный рай и как следует его осквернить. Но бесшумно сделать это не получится, как ни старайся. Если жирный решит просраться, то ему не дадут. Но и не сделать этого – катастрофа.

Саня заметался. Он выхлебал коньяк. В нос ударили пары крепкого алкоголя, затем по телу разлилось тепло. А в брюхе у Сани уже бушевали ураганы. Смерчи, чудовищные торнадо жуткими волчками кружились по пространствам, сметая на своем пути все, утробно грохоча, порождая взрывы.


«Блин!» – взмок Саня. Вопрос нужно было решить уже в считанные секунды. Саня вскочил с кресла, заметался. Когда он стоит, может быть, из него не будет вываливаться говно.

«Бегу в сортир! Была не была! Пусть не дает!» – решил он.


Но на пути к туалету в мучимую одновременно любовью и поносом голову ворвалась спасительная мысль. Действительно! То, что Саня придумал, могло бы стать выходом.


***


Выйдя в подъезд, Саня помчался вниз по лестнице. Уйти следовало максимально далеко, чтобы исключить возможность быть услышанным. Но если бы только это можно было сделать так легко!


Жирного хватило лишь на один лестничный пролет. Он сдернул с себя штаны, рванул вниз трусы. И выпустил демонов, которые бушевали и раздирали его изнутри, наружу.


Грохнуло так, что у Сани на какое-то время заложило уши. Но хуже было то, что грохот не прекращался. Напротив, он становился громче. А Санино тело, сотрясаемое успешными потугами извергало из себя реки и потоки бурой дряни.


«Все люди на работе! – уговаривал себя Саня. – Никто меня не слышит!»

Еще он обнаружил, что ему нечем вытереться.

А на лестничной площадке уже грохотал замок какой-то квартиры.

– Это что тут происходит? – раздался визг.

Орала какая-то бабка.

– Что вы тут делаете, молодой человек?

– Я… эээ... – трясся Саня. Он хотел остановить поток, но даже попытка была выше его сил. Он был словно грозовая туча, копившая силы несколько недель, а теперь изливающаяся, с молниями и громами.

– Я вас не знаю! – Бабка была похожа на актрису Ахеджакову. – Вы в какую квартиру пришли?

Что-то подсказывало Сане, что на этот вопрос лучше не отвечать.

Но тут дверь Аделаидиной квартиры приоткрылась, и она сама высунулась в подъезд:

– Что здесь… Ой, мамочки! Саня, почему ты не мог…

– Значит, это твой?! – завопила бабка.


Жирный и представить себе не мог, что можно орать так громко. Хотя, наверное, бабка надрывалась, чтобы переорать извергаемые Саней залпы.


– Ах ты, ебаная проститутка! – визжала Ахеджакова. – Мало того, что стоны-ахи у вас по ночам, так еще и в подъезде твои блядуны срать стали?

– Это недоразумение! – умоляюще сказала Аделаида. – Мы все вытрем, да, Саня?


Вытрем? Жирный насрал уже столько, что залил всю площадку у мусоропровода, мерзкая жижа стекала по ступеням, водопадом хлынула в пролет за контуры перил.


– Я вызываю полицию! – ревела Ахеджакова. – Пусть вас выселяют! Блядюжник ваш!

– Но, Клавдия Игоревна, может, не надо?


И тут распахнулась дверь еще одной квартиры. Распахнулась, словно ее кто-то выбил изнутри. Чуть не пришибла Ахеджакову.

Из квартиры, в трениках и футболке «Вежливые люди» выскочил разъяренный мужик.

– Кто тут срет в подъезде?! – ударной волной в уши врезался его дикий крик.


Дальше жирный действовал на инстинктах. Разум полностью отключился. Жирный подскочил, одним движением натянул штаны и, даже не думая их застегнуть, придерживая рукой, понесся вниз по лестнице. Несся быстро и дико, перепрыгивая по три-четыре ступеньки.


– А ну стой, жирная падла! Стой! – громыхало сзади в топоте погони.


«Пропал! Пропал! Отпиздят, полы мыть заставят!» – бушевала паника.

Жирный несся, и бег его был сродни падению.


Но упал не он, а мужик, который его преследовал. Мужик поскользнулся у мусоропровода и завопил: «Ай, блядь!» – и рухнул прямо в понос.

Жирный и сам орал от ужаса. Он не помнил, как выбежал из подъезда и примчался домой.


Продолжение следует...

Вы смотрите срез комментариев. Показать все
ещё комментарии
Вы смотрите срез комментариев. Чтобы написать комментарий, перейдите к общему списку