От первой любви лекарства нет⁠⁠

У соседей сын-подросток. В свои 16 лет Санька умеет водить машину, трактор и помогает уже года три отцу на комбайне, когда в разгаре уборка. Родители очень против Санькиной личной жизни, которую он ведёт урывками между бесконечными работами по хозяйству. Вот и сейчас из-за стенки несутся страшные вопли с матами, что означает очередной приступ семейной педагогики. Ситуация интересна тем, что родители женились, когда Санькиной маме едва исполнилось шестнадцать, и была она беременная. Очевидно, сейчас они пытаются уберечь сына от ранних чувств. Только возможно ли это? Вопрос в никуда, ясно дело, но повод рассказать историю про первую любовь.

Среди моих друзей нет ни одного, кто бы в этом возрасте не испытывал весьма жгучей первой любви, и школьные романы в памяти у всех живее всех живых. В моей юности, в 9-м классе, таковой любовью был мальчик Миша, звезда школьного вокально-инструментального ансамбля. (Дело было в станице Раевской, что между Анапой и Новороссийском). Лица мальчишек с гитарами до сих пор не забыты! Наверное, потому что под их музыку проходили школьные вечера - с приглашениями, ожиданиями и разочарованиями, многозначительными переглядываниями и разглядываниями, с первыми прикосновениями во время медленного танца и прочими волнительными переживаниями. Они были очень остры!..

Мишка иногда красовался на мотоцикле старшего брата - на красной «Яве». Что такое в те времена парень на мотоцикле? То же самое, что сегодня — на крутой иномарке. На "Яве", под завистливые взгляды, Мишка умчал меня домой со школьного вечера и на прощание сказал: «Я думал, ты воображала городская, а ты ничё так — нормальная!» Вот так начался наш школьный роман.

Мишка будучи хроническим троечником, был при этом очень любознательным парнем. И я, такая вся начитанная отличница... Семья его держала большое хозяйство, как и большинство коренных станичников. И он был хорошим помощником - это у него называлось «управляться». Его неодолимая страсть к мотоциклу и гитаре, и вообще к любой технике не оставляла особого времени для уроков. А тут ещё наши свидания... Хоть час-полтора да гуляли по холмистым улочкам, если погода позволяла. А иногда на мотоцикле уезжали за станицу, в предгорья, откуда открывался роскошный вид на долину, за которой было море.

Мы очень много разговаривали. Он - коренной южанин, из казацкого рода, и я - девочка из Сибири, выросшая, как говорится "на асфальте". Абсолютно из разных социальных слоёв и разного воспитания. Я собиралась непременно учиться в институте, а Мишка - идти в ПТУ и потом а армию. Я горячо убеждала его взяться за учёбу и тоже подумать об институте. Мишка только отшучивался: не, я к технике поближе!

На школьных вечерах меня никто из других мальчиков не мог пригласить - с Мишкой шутки были плохи. И только Мишкин друг Коля мог со мной потанцевать. Это продолжалось и летом, уже на танцах, на которых школьный ансамбль тоже играл. Поражаюсь сейчас нашей неистощимой энергии: ведь с раннего утра все старшеклассники где-то работали - на полях, на виноградниках, в домашних огородах и садах. А вечером — непременно на танцы!

В моей семье уже было решено меня отправить к бабушке в Сибирь, чтобы я там закончила школу и поступала в институт. Прощались мы с Мишкой со слезами, обещали друг другу писать и при первой же возможности встретиться. И я уехала. Сначала переписка была оживлённой. От Мишки письма были смешные: он совершенно не умел интересно писать. Разумеется, меня захватила жизнь в городе. Новая школа, трудности и радости выпускного класса, экзамены, поступление в институт и - началась совсем другая жизнь! И совсем другие интересы. Переписка тихо сошла на нет. Так что встретиться нам с Мишкой было уже не суждено.

...А через несколько лет я приехала в Раевскую в гости к своей школьной подруге. И, когда мы с ней прогуливались по центру станицы, она спросила: «А хочешь посмотреть, на ком твой Мишка женился?» Конечно, мне было любопытно!

Мы зашли в продуктовый магазин, купили вкусняшек к чаю и подошли к кассе, за которой и сидела Мишкина жена. Я уже её успела рассмотреть - хорошенькая черноглазая девушка. Она же уставилась на меня удивлённо и вдруг сказала: «Извините, вы ведь Оля? Я вас сразу узнала — у Миши много ваших фотографий. И писем целый портфель. Я их все читала - так интересно! Миша всё бережёт. А вы надолго приехали?» Я очень смутилась и сказала, что вот прямо сейчас и уезжаю, жду автобус в Анапу. (Хотя на самом деле приехала на два дня). Девушка попрощалась с нами с видимым  облегчением...

О, господи! Целый портфель моих писем... что я там ему писала в десятом-то классе? Мы ведь тогда казались себе уже взрослыми и умными, а если копнуть — то дети, самонадеянные, обидчивые, ранимые, но всегда готовые кинуться во всякие авантюры...

Со странным чувством я тогда уезжала из Раевской. Всё было другое. И хорошо, что я не встретилась с Мишкой! Он навсегда остался в моей памяти загорелым светловолосым  мальчишкой, который никогда и ничем не омрачил нашу школьную любовь, не обидел меня ни словом, ни делом.

Потом я у мамы спросила: "Ты помнишь мой 9-й класс и моего кавалера на мотоцикле? Вам не казалось, что я очень много времени с ним провожу? Не переживали за меня?" Мама сказала, что переживали, конечно, но от первой любви лекарства нет, и этой болезнью надо переболеть вовремя.