3

Огни над болотами. Часть 2

(Огни над болотами. Часть 1)


Гул из недр мрака с каждой секундой яснее перерастал в удары. Ещё до тягостного пробуждения от лихорадочного сна Исидор осознал, что бьют барабаны. Слабость разварила его тело настолько, что придя в себя, он не сразу нашел в себе сил открыть глаза, но уже различал стойкий запах горящих факелов, свет которых проникал под закрытые веки. Стражник чувствовал себя избитым, а в особенности болели ноги, словно их колотили дубинами.

Исидор обнаружил себя на сыром деревянном помосте. Над ним мрачнело ночное небо. Неимоверных трудов ему стоило приподнять голову, которую тут же опустил обратно. Но не из-за слабости ратник вернул взгляд к небесам, а от увиденных им людей-на-ходулях, жерди которых почти на всю длину утопали в болоте. За миг он насчитал не меньше шести, и теперь ему хотелось верить, что это продолжение кошмара. Они сгрудились вокруг сложенного невпопад из сырых коряг алтаря, на котором в дрожащем свете факелов блестела черная статуэтка. Изваяние скорченной старухи, державшей в сложенных на груди руках невнятный предмет, напомнило Исидору увиденную им жуткую фигуру на Великих Топях. «Владыки болот» – констатировал он сам для себя.

–Крепись, –раздался знакомый голос, в котором, несмотря на отражение физической слабости, слышалась стальная воля. –Безликие Боги помогут нам, поминай их, дабы отогнать то, что варвары стремятся призвать.

Рядом с Исидором на коленях стоял Бориполк. Руки командира были связаны за спиной, а лицо покрывала толстая корка грязи и запекшейся крови, стекшей из блестевшего глубиной разреза, рассекшего шишку над правым глазом. Следующим в таком же положении стоял стражник Виктор, а возле самого Исидора Михал. И только увалень-солдат по каким-то причинам не был связан. У всех забрали кольчуги, плащи и обувь, из-за чего ночной холод уже обгладывал кости пленников. Перехватив ледяной взгляд Михала, Исидор вновь приложил усилия, чтобы взглянуть на свои ноги и обомлел. Сознание качнулось, грозясь покинуть тело, а в животе всколыхнулся ком и поднялся к сердцу. Середина голени правой ноги заканчивалась грязной перевязкой, над которой туго был затянут ремень.

–Крепись, –повторил воевода. –Недолго осталось.

Люди-на-ходулях переминались тощими телами в дырявых балахонах, словно пляшущие скелеты в полусгнивших саванах . Вокруг помоста их оказалось не меньше дюжины. Одни молча наблюдали за пленниками из-под глубоко надвинутых капюшонов. Другие высились терновыми рогами. Их не поддававшиеся определению пола и возраста лица носили печати голода и болезней. В глазах блестели блики пламени, но не жизни. Казалось, что они уже давно умерли, но по велению болотных владык ещё ходили по миру и вершили те черные дела, что нашептывались им из глубин Великих Топей.

Готовился ритуал. Близилась смерть ратников Хмурого Стража. Но все это не заботило Исидора, как не беспокоит детей наступление старости. Все его мысли сейчас были посвящены нанесенному болотной бестией увечью. Он сам даже не замечал того, как с его трясущихся губ сорвался жалобный стон, а на глаза навернулись слезы. Обуявший душу припадок лишал его контроля над своим исполинским телом. В иной ситуации воевода Бориполк, не выдержав этого зрелища, всыпал Исидору по первое число. Но теперь лысый командир равнодушно наблюдал за содрогавшимся над культей гигантом.

Бой барабанов участился. Орудовавшая ими троица людей-на-ходулях зашаталась ходуном и заулюлюкала. Пленники на помосте обратили взор в сторону и зажались друг к другу, словно куры перед крестьянином с топором. Не обошел стороной трепет и Бориполка, что привело в чувство Исидора, ещё не видевшего причины окатившего его сослуживцев ужаса. В следующий миг он пожалел, что не ослеп. Огромная туша ковыляла на толстых жердях к алтарю с уродливой статуэткой. В сравнении со своими терпевшими голод собратьями, походивших скелетов, этот человек-на-ходулях был чрезвычайно необъятных размеров. Голову его венчал медвежий череп, в который были вделаны лосиные рога. В мощных руках он держал увесистый бердыш, а через бычьи плечи был перекинут лук и ружье воеводы. Ратники Хмурого Стража зашептали молитву, и дрожащий всем телом Исидор, отведший взгляд, был в их числе. Не хотел он видеть лица чудища, боялся смотреть на суровое оружие и изо всех сил подавлял домыслы о дальнейшей судьбе. Ему отчаянно хотелось провалиться в беспамятство. Лишь бы он не почувствовал боли и больше не слышал ударов барабанов.

Первым в жертву принесли Михала. Исидор, зажмурив глаза, предпочел бы слушать всю ночь вопли кикимор, нежели нечеловеческие крики товарища, молящего о пощаде тех, кто лишился человеческой натуры. После тупого удара и хруста ратник заверещал нестерпимее. Крик без слов, захлебывавшийся кровью, продолжался ещё несколько секунд, а затем превратился в жадное хватание воздуха и стих где-то внизу перед помостом.

–Безликие Боги помогите мне в этот страшный час, -залепетал над ухом Бориполк, когда дернулся помост и Исидор почувствовал, как опустело место воеводы. –Дайте мне мужество устоять пред злом кровавых тварей, дайте мне…

Исидор сжал зубы. Тело пронизывала дрожь. Ожидание смерти было несравнимо с выжиданием конца ночного караула. Потому что, когда подходило к концу дежурство, наступал мирный сон и вселяющее надежду утро. На помосте среди Великих Топей ожидать конца и нового начала не стоило, что никак не укладывалось в его бычьей голове.

–Нет! Боги! Прошу! –заверещал вдруг Бориполк, чем заставил Исидора открыть глаза. –Я умоляю!

Никогда бы здоровяк не подумал, что так мог закричать воевода. Что он способен на приступ такого отчаяния. Его молитвенный барьер, за которым командир собирался скрыть переполнявшие его эмоции, рухнул, едва он оказался перед рогатым мясником на ходулях, державшим окровавленную секиру в двух мощных, как стволы дуба, ручищах. Даже такой человек как Бориполк не устоял перед страхом забвения в последние минуты жизни. Исидор наблюдал за происходящим не открываясь. Вначале чудовище-на-ходулях одним ударом отсек воеводе обе ноги, после чего Бориполк закатив глаза, умолк. Таким же точным ударом его лишили рук. Изуродованное тело палач одним рывком бросил в трясину перед алтарем со статуэткой старухи, как мясник кидает ломоть мяса на весы.

«Хотя бы сейчас» – взмаливался про себя Исидор, наблюдая как прожорливо поглощает чавкающее болото изувеченное тело воеводы. –«Сейчас бы лишиться чувств и больше не проснуться».

Он был следующим.

Двое людей-на-ходулях костлявыми руками, прилагая немалые усилия, чтобы сдвинуть тяжелую тушу, потащили Исидора к громадному мяснику. Он надеялся, что боль в культе лишит его сознания, но голова оставалась небывало чиста. Ратник заглянул в лицо рогатого палача и ужаснулся постигшему его ощущению, будто он смотрит на свое отражение. Те же бронзовые глаза из-под сросшихся косматых бровей давили одноногого тяжелым взглядом, лишенный даже намека на человечность. Черты лица обоих казалось, слепил один и тот же неуклюжий мастер. Даже возраст их был примерно одинаков. Пугающие мысли вереницей пауков закрались в голову жертвы. Богатырь открыл рот, но слова застыли в глотке.

Палач-медведь не мешкал. Перехватив топор сподручнее, он уже занес его. Также свой колун заносил отец, образ которого всплыл в памяти Исидора в эту самую секунду. Скоро тело Исидора должно было без рук и ног рухнуть в трясину в дар владыками болот, которые уволочат его в темное царство холода и зловония. Удары барабанов отсчитывали последние мгновения. И несмотря на все, приносимый в жертву стражник не мог поверить в близость смерти. Как может случиться так, что он умрет? Ведь это может произойти с кем-то другим, но не с ним! Как может быть, что он перестанет ощущать себя, исчезнет и растворится сам для себя? Говорят ли жрецы правду, суля загробную жизнь в светлом и по птичьи певучем Ирие , или же эти рассказы призваны успокоить души на протяжении жизни, когда час конца неизвестен и кажется таким далеким?

Рев и крик ворвался в ритуал, вместе с несколькими силуэтами, блестевшими кольчужными кольцами и лезвиями топоров. Оборвался бой барабанов, который заглушил приближение Милорада, Ратибора и Витта вынырнувших из тени на болотоступах. Они разили людей-на-ходулях по ногам и жердям, скидывая их в трясину. Стегнула тетива и детина-палач, успевший только схватиться за ружье, сполз по помосту с глубоко засевшей в мясистом носу стрелой. Исидор успел схватиться за оружие воеводы раньше, чем рогатую тушу начало затягивать в трясину. Вместе с ним ушла к владыкам болот и связка патронов к реликтовому оружию.

Бой яростно закипел у помоста. Дерзкая атака полубезумного Милорада застигла врасплох людей-на-ходулях, но последних было больше. Напрасно было рассчитывать на помощь оставшегося в живых Виктора. Завеса страха отгородила его от реального мира и куда более важным для себя он находил безудержное рыдание и протяжное вытье. Исидор взмолился к Безликим Богам, вскидывая ружье. У него было всего два выстрела, отсутствие опыта во владении таким оружием и непомерно слабые для своих размеров ручища, сотрясавшиеся в нахлынувшем на медведя-стражника припадке страхе. Наведя ствол на толпу раскачивающихся людей-на-ходулях, ратник спустил курок и над Великими Топями грянул гром. Две фигуры слетели с жердей в болота, ещё одна с возгласом отступила. Милорад с товарищами насел на вновь ошеломленных врагов.

Исидор с трудом поборол отозвавшуюся бессильем слабость от отдачи в руках. Уже в не подходящий момент он почувствовал, что сознание собирается вырваться из тела. Конечности не слушались, а зрение подводило двоящимися образами. Ратник трясущимися руками поднял ружье, ствол которого качало, что верхушку сосны в буран. Люди-на-ходулях ловко метались вокруг его товарищей, стремились поразить их копьями, сыпали из луков. Милорад и Витт уже носили заметные следы ранений, но крепче всех досталось Ратибору, который свалился с ног после удара в него копьем.

Затаив дыхание, Исидор выстрелил. Гром разразил округу, а вспышка ослепила ратника, мистическим образом ввергнув в беспробудный сон.

***

Пробудившись Исидор увидел жреца Целыгосту, занимавшегося лечением остатка его правой ноги. Из-за загрязнения рваной раны ему пришлось отнять её до колена. Именно увечье дало понять стражнику, что все приключившееся с ним было не сном, и что он вернулся в Хмурый Страж с шабаша на Великих Топях. На соседней койке отлеживался с перебинтованной грудью Ратибор, которому Исидор был обязан жизнью. Он притащил на себе громилу два дня назад, несмотря на собственное ранение, когда это отказывались сделать Милорад с Виттом. Исидор в какой-то степени был даже рад, что его другу немного досталось и он оправлялся в его компании.

–Ну что ты рожей кирпичом? –спрашивал Ратибор. –Сделают тебе деревянную ногу, будешь с ней волочиться, выковыривать термитов и подальше стоять от костра. А уж если одной зимой не будет дров – станешь нашим спасителем!

Исидору было трудно смириться с тем, что оставшаяся жизнь пройдет в статусе калеки. Первые несколько дней ему докучала простуда. Но ещё больше его донимали боли в потерянной конечности, которую он продолжал чувствовать и даже мог шевелить несуществующими пальцами! Подчас сковывающие судороги вынуждали его скулить побитым псом, и он благодарил Безликих Богов, что это видел только Ратибор.

–Должно быть, маркграф меня в говночерпии определит, –высказывал свои опасения Исидор в один из дней.

–Думаю эту должность отобрал у тебя тронувшийся умом Виктор. Целыгоста говорит, что он бесповоротно чокнулся, –спокойно отвечал Ратибор. –А маркграфу я рассказал, как ты лихо палил из ружья Бориполка, чем несказанно нам подсобил.

–Вы всех перебили?

–До единого и утопили их в болоте, –с презрением в голосе ответил Ратибор, подергивая сплетенную в косу темную бороду. –И тот поганый идол надобно было, но Милорад отчего-то решил притащить его сюда?

–Идол? –нутро Исидора сжалось. –Старуху с алтаря?

–Верно, –с ещё бо́льшим недовольством ответил Ратибор. –Не знаю, что им двигало. Маркграф готов был выпороть Милорада во дворе у всех на виду. Жрец забрал статуэтку – ему лучше знать, как отвадить от нас зло болотных владык.

–Да что тут знать? Расколоть, сжечь и развеять пепел над топями подальше отсюда!

Через несколько секунд молчания, Исидор решил поделиться с товарищем рассказом, об увиденном у Башни Лилии стариком или старухой в черном. Описав незнакомца во всех подробностях, в особенности поминая блеклый взгляд.

–Может, Король-что-Потерян? –предположил товарищ с тем видом, какой свидетельствовал о том, что от него требовалось что-то сказать, а не впадать в неприятное молчание.

–Если так ужасен наш король-основатель, то я б предпочел башкой в болото зарыться.

–Услышь это жрец, занудел бы в наставительной речи на три часа, –криво усмехнулся Ратибор. –По Великим Топям бродит много духов. Не зацикливайся. Помолись с Целыгостой, когда он вернется. Безликие Боги отгородят от тебя злые образы.

Во второй половине того же дня Исидор решил коснуться другой темы, не дававшей ему покоя все то время, что он находился в Хмуром Страже.

–Палач с рогатым медвежьим черепом. Кто в него выстрелил?

–Конечно же я, как только увидел твою тушу на его разделочном столе, –усмехнулся Ратибор. –Я же говорил, что приду на выручку.

–Он мне кое-кого напомнил.

И тогда Исидор задумался о том, как будут звучать его слова о том, что он считает того болотника своим похищенным много лет назад братом. Раньше он, как и другие в западном маркграфстве, был уверен, что дети людям-на-ходулях нужны для кровавых ритуалов. Теперь же он стал понимать, что они выращивались ими и становились частью их отвратительного племени. Но рассказать о своих догадках Ратибору он не решался. Да и истинные ответы были поглощены Великими Топями вместе с телом гиганта-палача.

–Ну так что? –поторопил его товарищ. –Кого напомнил?

–Не бери в голову. Ты отлично стреляешь.

Когда Ратибор оправился маркграф Стэн II назначил его воеводой. Радости Исидора не было предела. Этих чувств он не испытывал уже долгое время, и тем теплее они были его сердцу, что искренне радовался он за друга. Но и не обошлось и без мысли, которую некоторые назвали бы корыстной – под таким командиром ему, калеке, будет житься в разы легче.

–Я уже приказал плотникам сделать тебе новую ногу, –похлопывая Исидора по плечу, сказал Ратибор. –Как оправишься, станешь моим личным слугой.

Радоваться довелось недолго. Исидор даже не успел вступить на свой новый пост. А всему причиной был Милорад. Этот дерзкий сорвиголова, всерьез намеревавшийся занять место погибшего Бориполка, заточил на Ратибора зуб. Только он один в Хмуром Страже и верил в своё назначение воеводой. Несмотря на свои заслуги, беззубый забияка был слишком поспешен в решениях и развязан в поведении. Он был ценен как воин и разведчик, но слишком опасен для себя и окружающих, чтобы маркграф наделил Милорада властью над жизнями и безопасностью гарнизона замка.

В вечер второго дня после своего назначения, Ратибор приказал выпороть Милорада за пьянство на посту и неподчинение приказам. В ответ разозлившийся стражник всадил кинжал по рукоять в шею воеводе. Он сделал это так быстро, что никто из солдат не успел ему помешать. В считанные секунды Ратибор захлебнулся кровью, уйдя из жизни под гнусавый смех беззубого Милорада.

Наказание для убийцы было предсказуемо, но всех удивило личное прошение Исидора к маркграфу, своими руками исполнить приговор. Для этого громила лично прибыл в цитадель Хмурого Стража, опираясь на дурачка Виктора. Вид одноногого гиганта, чье лицо было суровее любого зимнего мороза, требовавшего стальным голосом отдать ему Милорада, поразил не только слуг, но и самого Стэна II. Он доверил Исидору казнь без возражений, но приказал провести её отсечением головы – никаких других экзекуций маркграф не приветствовал.

На следующее утро, когда обитатели Хмурого Стража собрались во дворе, Милорад разошелся как никогда в несдержанности речей, понимая, что хуже ему уже не будет. Его язык кнутом прошелся по каждому сослуживцу, слуге и даже маркграфской чете. Не гнушался смертник бросить похотливые речи миловидной маркграфине.

–Жаль, что я не успел попробовать твои плоды, шлюшка! –кричал он, скалясь прореженной улыбкой, в которой новыми дырами зияли недавно выбитые зубы. –Ты сладка и спела, как летние фрукты в Зеленых Долинах!

Поливал он грязью и бесстрашно смеялся в лицо вышедшему на эшафот опираясь на обезумевшего Виктора Исидору. Товарищ погибшего воеводы не мог совладать с закипающим внутри гневом, ибо каждое слово Милорада било больно и метко.

–Чуял бы ты вонь, какой перебил болотный смрад твой голубок Ратибор, обгадившись перед смертью! А его взгляд, ха! Так смотрят те, кто мочится до краев собственных сапог, что он и сделал. Говорил же я, говорил, что паршивый из него воевода – прихлопнуть его стоило всего одного мгновения! Нужно было оставить его и тебя подыхать на болотах…

Приговоренный не позабыл как следует поглумиться над увечьем Исидора, давя на больное, с чем здоровяк ещё не успел смириться. Неудивительно, что на казне такого смутьяна не присутствовало даже жреца Безликих Богов, обязанностью которого было зачитать молитву за душу обреченного.

Было неудобно рубить, восседая на высоком стуле. Поэтому беззубая голова рухнула на помост лишь после второго размашистого удара, но Исидор тому не печалился. Ему было даже обидно, что Милорад испустил дух после первого удара, когда хрустнули позвонки. Он бы с большим удовольствием сдирал с мерзавца кожу или энергично подкидывал дрова в костер. Маркграф с женой не пожелали задерживаться дольше необходимого, а прочие обитатели Хмурого Стража остались рукоплескать и задорно верещать, радуясь кровавому зрелищу. Помнили ли они ещё в отместку за кого оно было устроено?

Исидора потянуло к часовне Безликих Богов, где находилось хладное тело единственного друга. Ему хотелось попрощаться с ним до того, как он найдет вечный покой в сырой земле. Воевода лежал в домотканом облачении перед менгиром с надписями и рисунками, символизирующего божества Яковитского королевства. Разрезанную шею окружил черный шарф. Нанесенный Милорадом удар срубил его сплетенную в косу бороду, из-за чего Ратибор не походил сам на себя. Глянув на тело, поддерживавший Исидора Виктор забормотал пуще прежнего.

Скоро для всех Ратибор станет смутным прошлым, как и многие другие умершие до него от болотной хвори или за стенами замка. Для всех, с кем он делил стол, стражу на стенах и место у костра, а таких среди солдат и слуг было немало. Даже женщины позабудут о проведенных с ним ночах. Каждый день будет истончать его образ в памяти обитателей Хмурого Стража, пока он не растворится, как утренняя роса в свой неминуемый час. Неизбежная людская участь не только в здешних местах, но и во всех Диких Землях. В себе же Исидор не сомневался. Он станет последним хранителем живых воспоминаний об единственном человеке, с которым он мог не бояться говорить открыто.

Гигант оторвал взгляд от усопшего и пробежался взглядом по тесному помещению. Он заметил иссохшего старика Вельбура прислуживавшего молодому жрецу и его покойному предшественнику.

–Где Целыгоста? Его не было на казни, –задался вопросом Исидор, нависнув над Ратибором.

–Ушел. Он не вернется.

Здоровяк изумленно уставился на Вельбура из-под тяжелых бровей.

–Что значит, не вернется?

–Жрец Целыгоста после вашего возвращения с Великих Топей все вечера и ночи проводил с тем жутким идолом людей-на-ходулях. Иногда мне казалось, что он перешептывался с ним, но он заверял, что возносит молитвы нашим богам. А вчера после гибели воеводы собрал вещи и сказал, что вынужден срочно покинуть замок, дабы унести статуэтку подальше от людей.

–Унести от людей? –недоумевал Исидор такому решению единственного служителя Безликих Богов в Хмуром Страже. –И куда же он направился?

–Кажется на север, в страну лесов, за границами королевства.

Ратник-медведь задумался над решением юного Целыгосты, который своим искренним религиозным порывом мог поразить многих, но невнятной речью и замкнутостью выдавал бо́льшее слабоволие, чем обитало в Исидоре. Сложно было поверить в то, что он решился сорваться с места и уйти, позабыв о возложенной на себя миссии.

–Перед уходом он заверил, что главное зло покинуло Великие Топи. Я не знаю, что это значит. Маркграф в недоумении.

–Я тоже, –хмуро ответил Исидор.

Следующим воеводой стал Витт. Разжившийся деревянной ногой Исидор с его равнодушного разрешения часто отправлялся в разведку за стены Хмурого Стража, более не раззадоривая своих товарищей приступами страха. Нахождение в замке его удручало сильнее, чем угрюмая опушка соснового леса и засечная черта, бреши в которой он выискивал и заделывал изо дня в день. Повсюду за ним таскался рехнувшийся Виктор, непрерывно бормотавший тарабарщину. Хотя с ним невозможно было поговорить, присутствие умалишенного по крайней мере отгоняло чувство одиночества.

Исидор приобрел другой статус в глазах сослуживцев тем, что за несколько недель он разобрал Башню королевы Лилии, разрушив форпост страха окрестных обитателей. И с каждым месяцем его уверенность и твердость характера росли, поскольку он, как и другие, заметил, что по ночам в Великих Топях не разжигалось костров и факелов, не слышались удары барабанов и уже давно никто не видел людей-на-ходулях. С рогатыми обликами исчез трепещущий карлик, обитавший в Исидоре двадцать лет. Через пять лет никто уже не припоминал верзиле его прошлых слабостей.

Но защищать Хмурый Страж было уже не от кого. Лишь безобидные блуждающие огни и вой кикимор время от времени нарушали покой ночи над западным маркграфством Яковитского королевства.