"Новый год" в те годы роковые...⁠⁠

Все мы празднуем новый год. Ну абсолютное большинство точно празднует. Это самый отмечаемый и веселый праздник в нашей стране, и близких нам (не только географически) странах. Тут уж не поспоришь. Сегодня это для нас что-то обычное: накупить продуктов, настрогать салатов, поставить ёлку... Четко отлаженная машина. Кто-то старается отметить как-то необычно, выбиться из шаблона... А как бы это было, когда ты сидишь в холодном окопе или землянке, под обстрелом или в затишье перед боем, в поле или горах, в госпитале или на марше? Или когда твой город оккупировал враг? Или когда ты работаешь в отдающем все силы фронту тылу? Или в блокадном Ленинграде?...

Новый год на фронте и в тылу. Воспоминания очевидцев.

Анатолий Фёдорович ЗАРВА: с новым, 1943-м годом нас поздравили даже немцы
За весь период военных действий, в которых мне пришлось участвовать, войска бригады, а позднее 1 гв. танковой армии, находились в постоянном движении – преследования противника или смены района дислокации. Так было и на новый, 1942 год. Шли бои за Москву. После упорных оборонительных боёв войска Западного фронта 5 декабря 1941 г. перешли в контрнаступление.
Под новый 1942 год войска 1 гв. Краснознамённой танковой армии после завершения Казатинской операции 28 декабря 1942 г. устремились на Винницу, а там попали в весьма неприятную ситуацию. В общем, тогда нам было не до нового года.
Запомнилась встреча нового, 1943 года. Войска 1 гв. Краснознамённой танковой армии на Сандомирском плацдарме посетили её командующий, генерал Катуков и член Военного Совета армии генерал Попель. Они поздравили весь личный состав и вручили боевые награды отличившимся в тяжёлых боях. Войска 3-й механизированной бригады, в которой я служил, находились в обороне. В сравнительно спокойной обстановке, царящей тогда на Калининском фронте, выпала возможность отметить наступление нового, 1943 года. Новый год встретили, как подобает. Тыл фронта и общественность Калинина приподнесли сюрприз: солдатское меню было значительно расширено. В знак новогоднего праздника каждому была вручена плитка шоколада, по несколько яблок и по стакану молока. Молоко – мечта солдата, за все военные годы мы его почти не видели. А сто боевых грамм в действующей армии были всегда.
Рано утром 1 января, пока немцы ещё не совсем проснулись, почти весь танковый батальон был построен. Командир 3-й мехбригады, полковник Кортылев, поздравил всех с Новым годом.
А несколько позже через радиоусилители нас поздравили и немцы, занимавшие оборону на участке напротив нас: исполнили песню «Катюша», которую они полюбили ещё с самого начала войны.

Иван Денисович ШАСТУН: победный 1945-й встречали с молдавским вином и боевым салютом
У меня был не один новый год на фронте, но хорошо запомнился только 1945-й. Предыдущий, 1944-й, прошёл в кровопролитных боях. Встречу 1944-го мы не праздновали: после освобождения Черкасс шли тяжёлые бои за Смелу, за Тясмин.
После того, как капитулировала Румыния, попали в Польшу. И в лесу, километрах в десяти от передовой, заняли небольшой плацдарм на реке Висла. Мороз достигал 30-35 градусов. Чтобы выкопать землянку, приходилось ломами долбить землю. Сделали три наката, поставили печку и начали топить. Собрались друзья. Три товарища – офицеры из Молдавии – принесли вина. Выпили за Новый год, и самое главное – за Победу! Конечно, не забыли и Верховного Главнокомандующего, товарища Сталина. У нас у всех была одна цель – победа в войне с фашизмом, и была она тесно связана с именем Сталина. Потом был салют – мы вышли на улицу и открыли стрельбу со всех видов стрелкового оружия. Так встретили победный 1945-й.
Вскоре по приказу командующего 1-го Украинского фронта Конева перешли в наступление. Я был командиром батареи 373-й стрелковой дивизии. А потом были Эльба и радость Победы – трудно представить, что творилось. И выстрелы, и крики ликования… Нам ещё предстояло двигаться на Прагу.

Михаил Варфоломеевич ОБРАЗЦОВ:
Я воевал рядовым бойцом. На Новый год мы получали лишние боевые сто грамм, дополнительную банку консервов. Всё время – бои, бои, бои… Накануне нового, 1943 года, я в конце декабря получил первое боевое крещение. Оно запомнилось на всю жизнь. На безымянной высоте, на стыке Сталинградской и Ростовской областей, немцы яростно рвались к окружённой Сталинградской группировке. Задачей нашей стрелковой дивизии, входящей в состав 5-й ударной армии, было сдерживать немцев, а затем перейти в наступление. И вот ранним декабрьским утром заработала артиллерия, миномёты, застрочили пулемёты и фашисты пошли на нас в атаку. Командир батальона приказал не открывать огня и подпустить фашистов до 50-ти метров к нашим окопам. А дальше последовала команда: «За Родину, за Сталина, за мной, в штыковую!» и покатилось наше вдохновляющее «Ура!». Я выскочил со своими товарищами из окопов и тут передо мной, как из-под земли, вырос огромный верзила-фриц. Я от неожиданности почти в упор выстрелил в него. Немец как будто споткнулся и рухнул, воткнувшись рогатой каской в снег. И тогда я, никогда в жизни не участвовавший даже в драке, вдруг понял, что убил человека. Но война есть война – не убей я его, он наверняка убил бы меня. Не успел я опомниться, как появился другой фриц и бросился на меня. Во мне что-то дрогнуло, мелькнула мысль: «всё, конец!». И если бы не комвзвода, старшина Каргасков, оказавшийся рядом, так бы и случилось. Каргасков же всадил в немца штык и прогремел: «Не разевай рот, славянин!» и гаркнул: «Пуля не дура, но и штык – молодец!», продолжая орудовать штыком и прикладом налево и направо. Немцы, не выдержав нашей контратаки, стали быстро покидать поле боя. Старшина Каргасков крикнул мне: «Твоё крещение уже позади, фронтовик!» и дал команду подобрать раненых… В этот же предновогодний вечер взводный, выставив сторожевые посты в окопах, собрал остальных бойцов в землянке, куда вскоре прибыл и наш «кормилец» – ротный-старшина с солдатом-поваром. Они доставили нам горячую пищу, американскую тушёнку и, конечно же, боевые сто граммов. Помянули павших, произнесли тост за героизм наших воинов, за Новый, 1943 год. И вдруг один солдат крепкого телосложения, Коля Семёнов из Поволжья, попросил разрешения спеть и затянул «Когда я на почте служил ямщиком». Пел он самозабвенно и мы, затаив дыхание, слушали, и каждый в мечтах представлял себя героем этой песни.
Миномётчик Александр Шишов встретил Новый год так:
Мы вышли из Старого Оскола в 2 часа дня и в 8 часов утра на следующий день уже были, представьте себе, в с. Шахово Прохоровского района Курской области. Идти в пургу было очень тяжело, но за 20 часов в полном боевом снаряжении мы прошли 80 км, так что новый, 1942 год мне довелось отмечать в окопе. Сполна я познал горечь вражеской бомбардировки и канонады артиллерии противника. Что уж скрывать, было очень даже страшно.
Для Риммы Власовой, которая была ещё ребёнком, праздник запомнился таким:
Раздобыли ёлку, украсили и пригласили нас, дистрофичных, едва двигающихся детей. Особого веселья на этой ёлке я не помню, потому что, наверное, очень трудно было развеселить всех этих совершенно «убитых» обстрелом города, голодом и холодом детей. Тем не менее, эта ёлка доставила невероятную радость, удивление, что это всё-таки ёлка в таких тяжелейших условиях. Но самое удивительное, что была организована не только эта праздничная красивая ёлка, но даже угощение. Вместо подарков нам вручили стеклянные баночки, в них был кусок хлеба и небольшой кружок конской колбасы. Вот это для нас было настоящее детское чудо, потому что мы в последнее время, кроме хлеба и воды, ничего не ели. Были невероятное удивление, радость, и это подкрепило силы. Ещё всем дали домой подарки, а в качестве подарка была баночка вкусного, сладкого желе. В те времена — невиданный подарок. Где разыскали такую экзотику, это непонятно.
Татьяна Григорьева-Рудыковская:
Мы готовились встречать новый, 1942 год. Сын из леса принёс ёлочку. Мой муж работал на заводе «Красный Выборжец». Трамваи в то время уже не ходили. Надо было более десяти километров идти пешком. Однажды я нашла мужа лежащим на крыльце. Мы с сыном втащили его в кухню. «Слава богу, я дома, думал, пропаду в дороге», — сказал он. С тех пор я больше не пускала его на работу. Он слёг, получил иждивенческую карточку, на которую практически ничего не давали, кроме 125 граммов хлеба.
Вспоминает разведчик Леонид Вегер, воевавший под Сталинградом:
31 декабря 1942 года наша бригада шла пустынной Сальской степью. Грузовики с нашими продуктами и новогодними подарками попали к немцам. И вдруг в небе, пересекая наш путь, появились две большие птицы, похожие на кур. Раздался выстрел, другой, третий. Птицы продолжают лететь. Раздалось несколько автоматных очередей. Затем началась сплошная стрельба. Несколько командиров метались между стреляющими и что-то кричали. Всеми овладел азарт. Вот одна как будто ударилась о невидимую стену. Вторая птица почти тут же замерла в полёте и заскользила вниз. Несколько десятков солдат кинулись за ближайший холм к месту их падения.
Делаем ещё переход и останавливаемся на ночлег. Пытаемся из сырых веток кустарника разжечь костёр. Ничего не получается. Сказали, что ужина не будет. Сидение в холоде, да ещё во влажной одежде, становится неуютным. Вспоминаю, что это новогодняя ночь, наша невесёлая новогодняя ночь. Спать ещё не хочется. Когда усталость немного проходит, вскидываю автомат и иду в темноту прогуляться по окрестностям. Замечаю в соседней ложбине что-то вроде привязи, около неё — лошади. Щупаю торбу у одной из них и определяю, что там кукурузные початки. Засовываю руку в торбу и достаю кукурузный початок. Достаю ещё один, кладу его в карман и, жуя, иду обратно к своим.
Разжигаем костерок. Становится тепло. Дожёвываю кукурузные зерна, кажущиеся уже вкусными, и укладываюсь. Засыпая, опять вспоминаю, что это новогодняя ночь, и решаю, что она не так уж плоха. Просыпаюсь от ощущения, что у меня горит нога. Действительно, я лежу почти в костре, шинель тлеет, и её правой полы уже нет. Несколько дней нового года хожу в шинели с одной полой.
Морской пехотинец Виктор Павлючук:
1 января 1943 года нас должны были отправить под Сталинград. На Новый год нам организовали праздник. Отмечали в землянках, при свете керосиновых светильников. Непонятно откуда у нас на столе среди всего были… омлет из черепашьих яиц и лягушачьи лапки. Открываешь банку, а там бумага пергаментная, промасленная. Снимаешь, а там эти лягушачьи лапки и рис. Так мы лапки выбрасывали, а рис ели. Консервы итальянские были. Ну, может, для них деликатес, а нам они не нравились.
Танкист Алексей Козлов:
На станции Котельников под Сталинградом на путях стояли эшелоны с танками, броневиками, провиантом, оборудованием. Вы не представляете, какое ликование охватило бойцов и командиров. Ведь это была первая крупная победа за долгие, долгие месяцы. Наконец-то лютый враг начал пятиться. Видимо, это обстоятельство и обилие захваченных деликатесов породили ещё одно нестандартное решение Ротмистрова — широко отметить так стати подоспевший Новый год. Хотя данное решение нельзя полностью списывать на самодеятельность комкора — в торжестве приняли участие крупные военачальники, включая Василевского и Малиновского. Стол ломился от яств. Было даже шампанское, ведь немцы тоже готовились к этому Новому году, надеясь встретить его в освобождённом «котле». А неподалёку уже салютовала трофейная зенитка, озаряя небо всполохами высотных разрывов. Солдаты же были пьяны, ещё не отведав трофейного шнапса, которого тоже было в изобилии, — они были пьяны от сознания этой победы… сам Сталин поручил тогда генералу А. М. Василевскому поздравить командование с выдающейся победой и Новым годом.

Константин Зимин, встретивший, или, точнее будет сказать, переживший, Новый год в окружённом городе ребёнком:
До конца ноября немцы не зверствовали по отношению к мирным жителям, но вскоре отношение резко изменилось. Наша семья жила в подвале, который оказался на передовой немецких позиций. Незадолго до Нового года немцы выгнали нас, и мы оказались на улице. Погода стояла тёплая, безветренная, шёл небольшой снежок. Старшая сестра Клава несла на руках трёхлетнюю сестрёнку Галю, а я — мне исполнилось уже 12 лет — вёл за руку шестилетнего брата Женю. Нужно было думать о ночлеге. Мы нашли чудом сохранившуюся летнюю кухню, слепленную из глины, и остановились в ней. Всем нам очень хотелось кушать, но у нас ничего не было. Рядом жила пожилая супружеская чета. Они дали немного подгоревшей пшеницы, которую мы сварили и съели. Это был наш предновогодний ужин — так мы встретили 1943 год.

Зенитчик Пётр Переверзев, воевавший в Заполярье:
Что такое Заполярье зимой? Морозы за сорок, непролазные снега… Новый год — он и на войне Новый год. А какой же праздник без нарядной ёлочки, Деда Мороза и Снегурочки? В гильзу от 37-миллиметрового снаряда зенитчики установили карликовую берёзку, нарядили её обёртками от консервов из праздничного «пайка». На верхушку «ёлочки» водрузили конфету в яркой обёртке. На праздничном столе красовались банки с консервированной колбасой, американской тушёнкой, кусковой сахар и фляжка со спиртом. А сказочных персонажей Нового года — Деда Мороза и Снегурочку — слепили из снега. Благо недостатка снега зимой в Заполярье не ощущается — сугробы выше пояса.
Пулемётчик Тимофей Кутыгин:
Помню, как мы новый, 1944 год встречали. У нас один парень с Кавказа был, Константин Константинович Аргутин, пожилой такой, лет за 50. Он рассказывал: «Я поработал во всех ресторанах Пятигорска и Нальчика. Командир, я вас прошу, дайте задание старшине, пусть найдёт немного муки, я под Новый год хочу сделать пирожки». Нам рыбу давали, ставриду, гороховую кашу, так Аргутин из этого начинку сделал, замесил тесто. Потом в блиндаже сделал печку и стал там под Новый год делать пирожки. К нам в землянку все забегают, как же — запах идёт, про дом напоминает.
Уже скоро 12 часов, всё готово, вдруг радист кричит: «К бою!» Все к орудиям бегут, тут за секунды всё решается! А тут комбат говорит: «Дорогие товарищи, поздравляю вас с наступающим новым, 1944 годом, желаю счастья, всем живыми вернуться домой, война уже скоро кончится! Приготовиться к салюту! Три снаряда, по немецко-фашистским захватчикам — беглый огонь!»
Мы отстрелялись, вернулись в окопы. Вся батарея туда, где пирожки. Только налили, я, как парторг, маленькую речь произнёс, и тут немцы как дали по нашей батарее, наверное, тоже нас «поздравили». Они по площадям бьют, на пирожки сыпется грязь. Тут кто-то нашёл плащ-палатку, накрыл пирожки. Обстрел закончился, выпили, закусили — такие пирожки были! Даже в дивизионной газете была заметка, как мы Новый год встречали. Пирожки были очень вкусные, я таких пирожков никогда не ел.
Боец Кубанского казачьего корпуса Василий Павлов:
Помню, на Новый год мы стояли в Аскании-Нова в Херсонской области. И вот ночью, где-то минут за пять до наступления нового года, мы слышим команду: «Батарея к бою, расчёты по местам». А в 24 часа поступил приказ: «По фашистам, в честь нового, 1944 года, батарея залпом огонь!» Мы натянули шнуры, и четыре залпа, а это шестнадцать снарядов, полетели на противника. А утром, как только мы приступили к завтраку, видим: немцы вышли из окопов с котелками, обтираются снегом, умываются. Немецкие позиции были недалеко, в метрах двухстах, двухстах пятидесяти, но никто не стреляет — ни мы, ни они. А немцы на гармошке, на аккордеонах играют и кричат нам: «Камрад, иди к нам на завтрак!» Вот мы у себя позавтракали, и вдруг кто-то с нашей стороны открыл пулемётный огонь. Немцы ответили, полетели мины, снаряды, начали бить батареи. Потом мы в немецких окопах нашли и гармошки, и аккордеон, и котелки с завтраком. Немцы всё побросали и полуголые убежали.
Боец штрафной роты Николай Винокур:
В декабре 1944 года напротив нас стоял немецкий штрафбат. На Новый год, 31 декабря, дивизионная разведка через наши порядки пошла в поиск, на захват «языка», а своего санинструктора с ними не было, и меня «одолжили» в группу прикрытия, на случай, если придётся выносить раненых разведчиков и оказывать на месте первую медицинскую помощь «языку» или нашим раненым. Я с собой ещё взял одного санитара-штрафника, своего «ординарца», в группе «поддержки» (прикрытия) кроме разведчиков были также арткорректировщик и связист. Ночь тёмная, вьюжная, но при отходе немцы всех обнаружили, началась очень серьёзная перестрелка, и так вышло, что тащить к своей траншее взятого «языка» пришлось мне и санитару, другие прикрывали. Я немцу из пистолета прострелил обе ноги, чтобы не сбежал, и мы его поволокли под огнём. Притащили, в землянке у ротного я его перевязал, и немца отправили в штаб дивизии. Потом, дней через пять, Кобыхно спрашивает: «Ты, вообще, представление имеешь, кого тогда взяли?!» — «Кого? Штрафника немецкого, обычного «фрица»». — «Сам ты штрафник… Этот немец, бывший майор, служил в абвере. В Берлине, в ресторане, он напился и стал орать, что русские всё равно победят, вот его за это разжаловали в рядовые и послали в штрафную. Не «язык», а сущий клад, в штаб фронта отвезли».

Сохранилось множество историй о том, как советских солдат встречали в странах, ещё недавно бывших «под немцем». Воевавший в Словакии партизан Владимир Мандрик, рассказывая о кануне 1945 года, привёл пример:
Об отношении со стороны словацкого населения свидетельствует один интересный пример. К новому, 1945-му году мы вышли в район города Римавска-Собота и в ночь на 1 января перед рассветом увидели, что по дороге рядом с нашим расположением идёт большая колонна немецких войск. По всей видимости, кто-то сдал наше местонахождение, потому что каратели на рассвете разбились на цепи и стали нас окружать. Здесь я впервые ввёл в бой мадьяр (венгров. — Прим. ред.), до этого не знал, как поступить с ними. Причём они оказались на направлении главного удара врага. Конечно, немцев со всех сторон партизаны обстреливали, но венграм я распорядился выдать только по пять патронов на винтовку, боялся, что они перебегут на сторону врага. Они же открыли точный, прицельный огонь и буквально клали немцев, пока не кончились патроны. После этого венгры примкнули штыки и во весь рост с криками «Ура! За Родину! За Сталина!» атаковали карателей врукопашную. Враг был наголову разбит. У меня в том бою волосы вставали дыбом, ведь я им ни слова не говорил по этому поводу.
Так вот, после боя мы видим, как к нам приближается небольшая группа, человек двенадцать, не больше. Оказалось, что это словаки, посланные к нам моим другом, главным инженером шахтоуправления. Принесли с собой два тридцатилитровых бутыля, причём даже не коньяка, а кубинского рома, который имелся у директора гостиницы. Да ещё килограмм пятьдесят колбасы, всё это собрали для нас рабочие металлургического комбината. Причём местные жители специально собрались по поводу того, как помочь нам отпраздновать Новый год, ведь они знали, что мы беспрерывно воевали, так что добровольцы вызвались принести нам праздничное угощение. В целом со стороны словаков к нам было полнейшее доверие. Считали, что раз русский есть среди партизан — нужно очертя голову идти воевать.

Связистка Надежда Нестерович :
1945 год мы встречали в немецком городке Кольберг на берегу Балтийского моря. Атмосфера в городе была напряжённая, если не сказать — враждебная. Местные жители видели в нас исключительно захватчиков. Нередко они совершали диверсии против советских солдат. Поэтому и воспоминания о новогодних праздниках военных лет у меня далеко не самые радужные.
Накануне Нового года взяли работать в солдатскую столовую местную женщину. Её мужа знали как участника антифашистского сопротивления. Но выяснилось, что это не так. Когда готовился праздничный ужин, немка с помощью шприца ввела в сырые яйца яд. Его действие оказалось моментальным, погибли семь наших бойцов. Женщину задержали, но — ребят-то не вернёшь.
Мотострелок Сергей Беркетов:
Я предложил разыграть историю про немца-мародёра, попавшего в плен к нашим ребятам. «Вот ты главную роль и сыграешь, временно побудешь немцем!» — сказал замполит.
Стали репетировать, помимо главного героя в роли вошли врачи, другие выздоравливающие. 31 декабря в зале собрался персонал, бойцы, начался концерт. И вот конферансье объявляет сценку из солдатской жизни «Немец-грабитель». За кулисами начался шум, послышались крики: «Держи его, держи!» Под крики на сцену выскочил и начал метаться из стороны в сторону «немец», одетый в несколько слоёв женских вещей (пришлось обратиться за помощью к работавшим здесь женщинам и девушкам). За ним с «автоматами» бежали солдаты и уже готовы были схватить грабителя, как вдруг не выдерживают нервы у одного из сидящих в первом ряду раненых, парень выбегает на сцену и бьёт «немца» в челюсть. Не ожидающий такого поворота «фашист» по инерции бьёт в ответ. И что было бы дальше — неизвестно, но подоспевшие санитары увели разбушевавшегося бойца, «немец» был благополучно «взят в плен» и под всеобщий хохот освобождён от женских нарядов, а добрая половина зала так и не поняла, что драка на сцене была настоящей.