Моя маленькая война
Внезапное примечание. Кто минусует за лытыша - русский, место действия СССР:)
Конец 80-х, где-то в латвийских лесах.
Мне лет 10 и я в пионерлагере.
Мы с друганами не знаем, что началась война. Мы живём по мирному времени и тыкаем палками в муравейник, дабы упиться кислятиной.
Внезапно в наш уютный мирок врывается вожатая и начинает орать, почему мы до сих пор не на призывном пункте, где нас ещё инструктировать и пришивать погоны.
Долбанная "Зарница".
Синие против зелёных (что за упырь придумал эти цвета?), чётные номера отрядов против нечётных.
Я живу в 12-ом отряде, и мы обречены в этой несправедливой бойне.
Нумерация отрядов идёт с конца, то есть 20-ый - это семилетние пиздюки, а первый - шестнадцатилетная гопота, херачившая по ночам шмурдяк и хватающая за жопу вожатых.
Я не хочу воевать.
Ещё вчера я пытался спасти выпавшего из гнезда кукушонка, который всё равно сдох, и я
стойко сдерживал свою истерику в толпе рыдающих девчонок.
Ещё вчера я перерисовывал вкладыш от Donald через тетрадный лист на окне, потому что 10 нарисованных вкладышей равны одному настоящему.
Ещё вчера я собирал на ближайшей свалке маленькие кафельные квадратики и играл ими в "Чапаева".
А уже сегодня, меня, злого и растеряного, собирают на войну.
Рыжая некрасивая девочка пришивает мне синие погоны на плечи единственной приличной майки с парусником на пузе.
Какой-то вожатый громко рассказывает правила, но я плохо его понимаю. Пароли, место встречи, я хз, мне страшно.
Запоминаю только, что один сорванный погон - ранение, которое "лечится" в госпитале иголкой, ниткои и добрым словом; два сорванных погона - смерть.
И что-то про то, что местный стадион - стратегически важный объект.
А ведь день начинался так хорошо, на завтрак наконец-то не было свекольного салата, который я ненавижу.
...Погоны пришиты, теперь я солдат.
И если я погибну, зубы некрасивой рыжей девочки, перегрызающие нитку в районе моей груди так и останутся символом моей единственной близости с женщиной.
***
Мы идём по лесу. Я не знаю куда. Нас четверо и никто из нас не понимает, что происходит. Сосны шумят.
Самый старший - тип из 6-го отряда разрабатывает гениальный план.
План - бессмысленный и беспощадный. Они втроём идут в разведку (то есть до этого мы просто шли), а я остаюсь охранять оружие, с которым идти тяжело.
В принципе, я согласен. Запрещённые международной конвенцией боевые кирпичи тяжелы и неудобны.
Однако план мне претит. Я не то, чтобы очень хочу в разведку (в моём понимании, это будет та же прогулка по лесу, только пригнувшись и по кустам), но и оставаться один под сосной с четырьмя кирпичами тоже не хочу.
К тому же я боюсь признаться сослуживцам в одном позорном недуге.
Там, на гражданке, я ношу очки. Никто об этом не знает, потому что за все каникулы я одевал очки ровно один раз - на встречу с родителями.
Я остаюсь один. Шумит Балтийское море, солнце греет и трава колется через сандали.
... Их пятеро. Они спускались с пригорка и показывают на меня пальцами.
Я вжимаюсь в дерево, пытаюсь определить цвет погон. Глаза сразу начинают слезится. Нет, не понятно. Синие, зелёные... Почти одинакового цвета.
Они подходят всё ближе, пробуждая во мне фаталиста. Я ещё не знаю этого слова. Мыслей нет. Только страх и надежда.
Надежда - глупое чувство.
Зелёные погоны полыхают на застиранных майках врагов. Впереди командир из 3-го, кажется, отряда.
Мне видится, что он раза в четыре больше меня.
Я даже не пытаюсь вооружится.
Враги смеются. Зло и возбуждённо. В руках у одного из них острозаточенная палка с голубиными перьями. Такие же перья в волосах.
Я думаю только о том, что у них в союзниках индейцы, а это уже совсем несправедливо...
Они окружают меня. Обидные насмешки, руки командира, тянущиеся к моим плечам...
С нечеловеческим воем я подпрыгиваю и вцепляюсь главарю в погон. Треск разорванной майки.
Я держу погон в потных ладонях. Раненый командир непонимающим, диким взглядом смотрит на своё плечо.
Меня убивают очень быстро и больно. Парусник в лоскуты, изорванные погоны на земле.
Смерть - не самое плохое, что может с тобой случиться, смиренно думаю я, когда меня, уже официально мёртвого, избивают ногами пять человек.
***
Я - военнопленный. Со мной не церемонятся, подгоняя в спину острой палкой с перьями. Кровь с головы стекает по синякам на теле.
Мне больно. Болят рёбра и ноги.
Сраная "Зарница".
Желаю тому, кто её придумал, так же страдать после смерти.
Меня приводят на летнюю концертную площадку и сажают к другим пленённым "синим".
По количеству "наших", я понимаю, что война длилась недолго. Погон ни на ком нет. Толпа военнопленных-призраков.
Мои разведчики неподалёку. Рядом - почти вся наша "медсанчасть". Изверги напали на палатку девочек и убили всех.
Моя рыжая некрасивая медсестра жалобно смотрит мне в глаза.
Я смотрю на неё, но ничего не могу сделать. Я мёртв и обессилен. Меня трясёт от боли и обиды.
За сценой пытают информаторов. Раздаются звуки пощёчин и требования выдать тот самый секретный код, о котором говорил вожатый "в штабе". Ругань и всхлипы.
Я закрываю глаза...
___
Тогда это был один из худших дней в моей жизни.
Сейчас я вспоминаю его с теплотой. Я конечно же, хотел бы вернуться туда. Под шум соснового бора где-то под Ригой, на свой первый и последний пост в той быстрой войне. Я был бы готов снова испытать ту боль от десятка мальчишечьих ног, горечь и обиду поражения. Снова ощутить тот мимолетний приступ безрассудной храбрости и свой кратковременный триумф. Я бы ничего не изменил. кроме одного.
Я бы преодолел боль, подошёл бы к той рыжей девчонке и обнял бы её. Это было бы моей главной победой в той войне.
Но я не могу этого сделать.
Никто не может.
