Мой Хогвартс
В детстве я жила в Хогвартсе. Ну, или в месте, которое не слишком от него отличалось. Почему жила? Домой я возвращалсь только на ночь, да и то не всегда (шучу-шучу). Там работала моя мама, папа, дедушка и тётя. Я помню, как меня впервые привели туда (правда, не в одиннадцать, а в пять), как звонко стучали мамины каблучки по мраморной лестнице, как с портретов на меня строго взирали серьёзные дяди в париках. Мама сказала: композиторы. Слово-то какое серьёзное!
Мне выдали передвижку, кисточки и чешки. Что такое «предвижка» поняли? Вот и я тогда не поняла. Слушать было скучно, поэтому я начала наблюдать за другими детками. Они выкладывали пуговицами что-то похожее на очертание разных зверюшек. Я тоже выкладывала. То зайчика, то котёнка, то крокодила! Только учительнице с мамой почему-то не нравилось, каждый раз багровели и нервно хихикали.
На рисовании я не желала изображать скучные горшки и плошки. Рисовала исключительно кентавров, мне про них папа рассказывал. Кентавр в моём исполнении выглядел примерно так: длинный огурец с ножками, а сверху улыбающаяся башка на палке-шее. Глупые преподаватели так и смогли понять, что это. А я, оскорбившись отсутствием восторгов с фанфарами, говорить такие очевидные вещи не желала.
С танцами всё вышло ещё грустнее. Добрая учительница сказала: «когда устанете, детишки, ложитесь на коврик и отдыхайте. Главное — не перетруждайтесь!». Ну я и не перетруждалась: пролежала все уроки на коврике (он у меня был красивым, с львёнком и черепахой), весело болтая ногами.
Однажды у звуков появились имена. Теперь когда нажимали клавишу, рояль говорил: «ми» или «соль». Вместе с именами для меня проступили их лица и черты характера. Я начала представлять ноты барышнями в разноцветных платьях. До — в красном, ре (единственный мальчик, поклонник Ми) — в голубом костюме, ми — в розовом, фа — в жёлтом, соль — в зелёном, ля — в светло-сиреневом, си — в фиолетовом. Моей фавориткой стала ми, потому что милая. Невзлюбила «фа». Фа лицемерно строила подругу «ми», но в своей тональности (когда становилась самой главной) делала её самой неустойчивой ступенью. Предательница!
Я больше не отказывалась рисовать плошки, хоть они и получались изрядно косыми. Зато быстро: раз, два — и готово. Пока все рисовали одну, я — пять. А дальше свободна, рисую, что хочу.
На смену кентавров, пришли коты.
С танцами завязала.
Первый концерт. Играла ансамблем с лучшей подругой. Как сыграла, не помню. Очнулась — меня колотит, руки дрожат, все покрыты холодным потом. Почему мне так хорошо-хорошо? Раз-дав, одновременно кланяемся, как нас учили. У подруги слегка подрагивает рука. Папа мчится ко мне с цветами. Колокольчики, мои любимые! Позже в коридоре кто-то шепчет мамику:
— Будет пианисткой, как ты. Хорошие данные.
Мама улыбается так, будто я только что выиграла конкурс Чайковского.
Первый просмотр. Даже за графику натянули четвёрку с минусом. Всех поразило изображение кота Кузи, увлечённо моющего попу.
— Как реалистично. Тебя мама помогала? — хмурится заведующая отделения.
— Нет. Сама.
— А почему поза такая?
— Я сказала Кузе замереть, он и замер, — простодушно признаюсь я.
— Знаешь что, Сашенька, походи-ка ещё с альбомом за котиком Кузей…
Очередной концерт не удался. Задела пальцем соседнюю клавишу. Руки опять покрылись холодным потом, левая на один такт слетела в кульминации.
— Могла бы лучше, — мама отводит глаза, пытаясь скрыть обиду, — Так хорошо вела и вдруг… Эх, как ты могла! Надо больше заниматься!
Всё сложнее сочетать музыку и живопись. Мама мягко намекает, что пора бы выбрать что-то одно и многозначительно косится на фортепиано. Упрямлюсь, ничего не может меня отвадить от которисования. Чтобы успевать и туда и сюда, на рисовании перестала ходить на переменки. Со второй половины занятия срывают — музыка. Мне бы маховик времени! Если бежать до дома бегом, чтобы пообедать, можно успеть за десять минут. Живопись не брошу Не брошу!
— Представь девочку с мальчиком, они плывут в лодке. Любуются закатом, — прыгает вокруг меня преподаватель фортепиано на репетиции, пытаясь вдохновить, — А потом, вот на этом такте — недопонимание. Ты нагнетаешь звук. Она ему… Он ей… Ссора! давай, больше звука, больше!
Меня больше нет в кабинете, ноты уносят меня туда, в лодку. Главная героиня, конечно, нота Ми (не спроста тональность моя любимая, ми минор), коварная Фа плетёт интриги, а влюблённый в Ми Ре... В общем, когда всё заканчивалось бурным примирением и свадьбой, меня обычно прерывал расстроенный голос преподавателя:
— Ты меня снова не слушала.
Репетиции, репетиции. Конкурсы, конкурсы. Концерты, концерты, концерты.
Котов становится всё больше и больше. «Скоро мы ими обклеим стены» — шутит папа.
— Зачем же стены. Их нужно на выставку, — шутит заведующая. Или не шутит? Также, как рисовать котов, мне нравится делать кукол. Глаза куклам мы делаем в последнюю очередь. Учительница говорит, они после этого оживают. Начинают постоянно падать со шкафа. Пока леплю личико, придумываю куколке её сказку. Может быть, мне стать кукольницей?
Все обсуждают сериалы. Игры. У кого-то даже есть (о страшное слово!) парень. У меня он тоже может быть. В среду между сольфеджио и живописью перерыв пятнадцать минут. В четверг — между историей искусств и муз литературой. А ещё время, когда я бегу от школы до дома. Чем оно не подходит для свиданий?
— Может быть, пойдём погуляем, — то и дело предлагают и мне.
— Не, я в музыкалку опаздываю, — и бегом на музыку, по мраморной лестнице, под осуждающие взгляды Баха с Рахманиновым (они в своё время по лестницам не бегали). Иногда кажется, что моя жизнь лучшая, иногда — что я ужасно устала. Быстрее. Может быть, ещё успею с мамой пообниматься.
По всей школе висят мои коты. Коты-драчуны, коты-колдуны и даже котов-пиратов сюда повесили! Смотрят мои коты приветливо, улыбаются, и тот, кто проходит мимо, улыбается им в ответ. Заведующая хитро подмигивает. Ношусь по школе, как оглашенная. Моя первая выставка. Решено — стану художницей!
Или всё-таки пианисткой? Как хорошо погружаться в инструмент и звучать, звучать…
Никем не стану! Отстаньте. Руки переиграла, болят. Хочется плакать. День не позанимаешься, считай неделя насмарку. Кувшины, как ни стараюсь, все выходят косоватыми. Хорошо хоть с буфетчицей договорилась, раньше она не продавала лимонад и чипсы, потому что запретила мама, теперь продаёт и маме не закладывает. Лимонад скрашивает моё существование. Везде мамины шпионы. Опоздала на пять минут на хор — тут же доложили ей, что не пришла. Это не замок Хогвартс, как раньше казалось, это какая-то тюрьма строгого режима. Даже коты с выставки переехали в дедушкин кабинет. Устала. Брошу. Брошу!
Не брошу, конечно. Последний рывок, выпускной класс. Некогда уставать. У меня дипломный триптих — Ромео с Джульеттой (котов на дипломную работу почему-то не разрешили). Почти вся история (только без склепа), как знакомятся, венчаются и расстаются на рассвете. Не нравится мне это слово «расстаются». Вдруг однажды мне придётся расстаться и с тобой, Живопись? По музыке у меня «Русалка» Метнера. В пьесе она заманивает моряков, а потом буйствует так сильно, что я, погузившись в рояль, на секунду верю в то, что прямо сейчас в зал хлынет вода и снесёт кресла доверчивых зрителей. Музыка — страшная сила.
Два красных диплома, два красных диплома! Папа принёс колокольчики, мои любимые, как тогда на первом концерте. Танцевала весь вечер, неуклюже, как умела, зато от души пока ноги не начали отваливаться от усталости. Обнималась со всеми подряд, хотела расцеловать весь мир!
...А что дальше?
Интересно, можно ли поступать в два училища одновременно? Наверное, нельзя, но я всё равно готовлюсь. Все почему-то хмурятся, говорят, что детство кончилось, пора сделать выбор. Мне нравится моя жизнь. Я летаю туда-сюда по мраморной лестнице, пишу картины, погружаюсь фортепиано, в перерывах сочиняю рассказы и сказки (про ноты, только не признаюсь что это ноты, заменяю их имена людьми, и, конечно, про котов). Я не хочу выбирать!
Иногда хотелось, чтобы было три Саши. Одна стала бы пианисткой, другая — художницей, а третья писала сказки в своё удовольствие. Так нельзя. Но почемуууу?
Мне шестнадцать. Никуда поступать так и не собралась. Все, с кем я училась в школе искусств, либо поступили училища либо бросили заниматься. Влюбилась (к несчастью, взаимно). Затащила парня на свою новую выставку, он вежливо походил, позевал. Честно терпел моё музицирование. А потом ставил аниме. Которого у меня в жизни никогда до этого не было. Ходили по кафушкам. В кино. В парк аттракционов. Гуляли. Упивалась неведомым ранее восторгом, свободой. Даже сама себе немного завидовала.
— Я так понял, у тебя детства не было. Одна музыка, да художка. И зачем ты столько занятий набрала? Когда жить-то? — удивлялся Он.
— Я не выбирала, — смущалась, — Меня отвели туда в пять лет.
— Ах, бедная, у тебя отняли детство. Ты никуда не стала поступать. И зачем было давать тебе столько бесполезных навыков. Это всё равно, что учить тебя всю жизнь колоть зубами орешки!
Всю свою жизнь я училась колоть орешки? Неужели всё зря?
— А ты вообще отняла у меня всё детство своей музыкой! — бросила маме в ближайшей ссоре. А ссорились мы теперь довольно часто. Вижу, слова попали в цель, тут же пожалела, что вовремя не заткнулась. Мама всхлипнула, как будто бы я её ударила:
— Так почему же ты продолжаешь ходить? Бросай!
Теперь уже всхлипнула я.
Не могла. Даже когда поняла, что больше всего люблю писать. И дело было даже не в надежде в глазах преподавателей. Чувствовала, что оставлю что-то очень ценное. Конечно, я буду дома пиликать на фортепиано и рисовать, но всё не то, не то. Без учителей, что стали друзьями. Без грозных картин над мраморной лестницей. Без музыки в коридорах. Без весёлой буфетчицы Гали. Как мне проститься, мой Хогвартс?
Простились проще, чем я думала. И почти без слёз.
— Мне будет не хватать тебя, — призналась учительница живописи. И эти простые слова вдруг прозвучали так горько, — Ты это… приходи, как захочешь. Всегда рада.
С учительницей фортепиано мы молча обнялись. Говорю же, старались без слёз!
С литерурой у меня серьёзно. Это любовь, я уже сделала ей официальное предложение, поступив на филфак. Но иногда до сих пор снится, что я живу в Хогвартсе. Ношусь по громозкой мраморной лестнице. Учусь волшебству. В перерывах прибегаю обниматься, то к маме, то к папе. А в дедушкином кабинете всё висят и висят смешные пучеглазые коты. Коты-драчуны, коты-колдуны и даже коты-пираты.
Автор: Власова Александра
