Мед из одуванчиков - 2⁠⁠

Это продолжение. Начало здесь: Мед из одуванчиков 1 часть

Он несколько раз провел растопыренной ладонью над кувшином и достал неизвестно откуда пару глиняных пиал. Заглянув в кувшин, Таня уже не увидела там одуванчиков – кувшин до половины заполняло золотистое густое питье. Эльдар наполнил пиалы. Мед из одуванчиков оказался сладким, ароматным и пьянящим. Когда девушка жадно осушила пиалу, Эльдар, едва притронувшийся к своей пиале, очень странно посмотрел на нее.

- Нет, нет, совсем не так, - сказал он. – Ни стихи, ни вино не пьют залпом. Давай я налью еще, а ты распробуй как следует аромат, вкус и ощущение. Со стихами так же – важно все, и их ритмика, и звучание слов, и сами слова – в прямом и переносном значении. Глотни вина. У него есть вкус. А когда уже проглотишь – остается послевкусие. И у хороших стихов есть несколько смыслов. Вот у баллады о вересковом меде есть и прямой смысл, который тоже по-своему завораживает, и переносный. Ты же понимаешь, что старик и мальчик не за рецепт вина отдали жизнь?

- Не совсем, - призналась Таня. – Но баллада тем и цепляет, что они поступили не логично. Плюнуть в лицо захватчику ценой жизни мальчика – по-своему понятно, но этот старик для меня не герой.

- Ты слишком рассудительна, - поморщился Эльдар, доливая в обе пиалы вина. – Логично, не логично, герой, не герой. Так оценивают рассказ, а не стихотворение. Ты думаешь, как бы поступила в той ситуации, но тебя там не было. Смотри снаружи. Как узоры, скажем, на ковре. Ты ведь не размышляешь о том, какого вида тот или иной цветок, и достаточно ли правдоподобно они изображены, а просто созерцаешь узор, сочетание цветов и форм. Так же и баллада. Представь себе коктейль из чувств и настроений. Ненависть. Ностальгию. Отчаяние. Гордость. Решительность.

Оба на какое-то время задумались. Солнце пекло, птицы продолжали щебетать, ветер утих, словно решил подремать в знойный полдень.

- А знаешь что, - предложил Эльдар, - пойдем, я кое-куда тебя отведу. Ты уже умеешь путешествовать по реке времени?

- Нет, но буду, - пообещала Таня, вставая с травы на нетвердых ногах. – А разве на Ландшафтах снов есть время?

- И есть, и нет, - пустился в объяснения Эльдар. – На Ландшафтах снов прошлое, будущее и настоящее существуют одновременно, и по ним можно путешествовать. Достаточно идти по дороге, думать о том, куда хочешь попасть, и позволить реке времени подхватить себя. В первый раз это страшно.

- Я не боюсь, - уверила Таня, - идем.

Они миновали притихшую лесополосу, вышли на полузаросшую проселочную дорогу и пошли на запад, прочь от города. С одной стороны от дороги дремало не слишком ухоженное пшеничное поле, с другой – новая лесополоса, изнуренная зноем и просвечивающая насквозь.

- Мы уже на дороге-реке? – спросила Таня. – Был ведь май, а сейчас июль.

Эльдар ответил стихами:

- Мы плыли в полдень золотой,

И я один не бросил

Нависших над речной водой

Отяжелевших весел.

Нас все равно река несла

И без руля, и без весла…

Эту местность Таня знала, здесь должны сменять друг друга возделанные поля, лесополосы и дачные поселки. Но попали они в какое-то другое время и место. Чахлые травинки по сторонам дороги незаметно разлились в величественную бескрайнюю степь, среди цветов все чаще попадались сухие головки с семенами. Лето кончалось. Самым бесстыдным образом проигнорировав закат, жаркий день сменился звездной ночью, а затем – снова днем. Наползли облака.

- Хорошо под небесами,

Словно в лодке с парусами

Вместе с верными друзьями

Плыть, как облака летят,

- промурлыкала Таня, и снова отпила из пиалы. Эльдар тоже прочитал стихи:

- Всё облака над ней,

всё облака…

В пыли веков мгновенны и незримы,

Идут по ней, как прежде, пилигримы,

И машет им прощальная рука…

Навстречу им — июльские деньки

Идут в нетленной синенькой рубашке,

По сторонам — качаются ромашки,

И зной звенит во все свои звонки,

И в тень зовут росистые леса…

Как царь любил богатые чертоги,

Так полюбил я древние дороги

И голубые

вечности глаза!

Толи повинуясь ему, толи сама по себе дорога снова изменилась. Степные травы по сторонам поднялись еще выше, стали встречаться кустарники и куртины леса. Снова поднялся ветер, шумно всколыхнул травы и улетел за горизонт. Клонящееся к закату солнце заливало степь золотисто-рыжеватым светом, тягучим, как мед из одуванчиков, и это придавало пейзажу торжественный, былинный вид. Низко пролетел степной орел, надменно прокричав что-то путникам. Это была уж не их территория, и даже казалось чуть ли не оскорбительным, что вековую пыль этой величавой дороги топчут две пары совсем молодых ног, одна – в растоптанных кроссовках, другая – в огромных мужских шлепанцах, явно побывавших на свалке.

- Куда мы идем? – спросила, наконец, Таня.

- В деревню, где живут стихи, - сказал Эльдар.

- Край ты мой заброшенный,

Край ты мой, пустырь,

Сенокос некошеный,

Лес да монастырь.

Уж не сказ ли в прутнике

Жисть твоя и быль,

Что под вечер путнику

Нашептал ковыль?

- Сам сочинил? – поинтересовалась она.

- Нет, это мой знакомый, - пояснил ее спутник. – Мы идем на его родину. Кстати, почти пришли.

Дорога взобралась на пологий, поросший разнотравьем холм. Какой вид открылся с этого холма? Берега реки, заросшие ивами. Луга в пестрых цветах. Перелески. Несколько пологих холмов, перевитых полосами дорог. Деревня вдалеке. Эти обычные слова, вроде бы, точно описывали пейзаж – но совсем не описывали его. Вид с холма, как картину, хотелось просто стоять и рассматривать, и есть десертной ложкой, прислушиваясь к своим ощущениям. Небо казалось не высоким, а близким и простым, как потолок в собственном доме. Издалека, словно прямо с неба, раздавались удары колокола. Деревня вызывала легкую, ностальгическую грусть, - хотя Таня и не была здесь раньше. Было в ней что-то типичное, она олицетворяла то, за что Таня и любила свою страну, ее природу и деревенские дома. Какими словами выразить это настроение? Какое вино сварить из цветов, зацветающих в душе, обретшей красоту, которую так искали, ради которой проделали длинный путь? Таня просто села на землю и стала смотреть, понемногу прихлебывая мед из одуванчиков. Эльдар сел рядом, долил ей вина и прочитал стихи:

- Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.

По меже, на переметке,

Резеда и риза кашки.

И вызванивают в четки

Ивы — кроткие монашки.

- Именно так, - согласилась Таня. – Это стихотворение ведь про это место? Слова, в которые облечено настроение?

Эльдар только коротко кивнул. Они сидели на холме и любовались пейзажем в лучах заходящего солнца. Каждый новый луч солнца, каждая новая удлинившаяся тень дерева придавали открывшемуся виду новый оттенок.

- Спасибо, что привел меня сюда, - сказала Таня.

Эльдар вздрогнул и почему-то насторожился. А она продолжала:

- Это совершенно волшебное место. Такое обычное – и такое особенное. Природа – но нисколько не грозная, послушная и дружная с человеком. Быт людей, но не рутинный и не скучный. Прошлое – но не такое, которое прошло, а которое навсегда остается с нами, и остается не как мертвый музейный экспонат, а как неизменное русло реки. Настоящее, но не оглушительное и не сметающее прошлое со своего пути. И это небо, такое близкое и мирное, как перевернутая чашка из-под молока. Думаю, я бы тоже стала поэтом, если бы выросла здесь. Расскажи еще стихотворение!

-Алый мрак в небесной черни

Начертил пожаром грань.

Я пришел к твоей вечерне,

Полевая глухомань.

- Это ведь Есенин, твой знакомый? – вдруг спросила Таня. – Я тоже кое-что помню:

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты — в ризах образа…

Не видать конца и края —

Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя.

Эльдар ответил стихотворением:

- В том краю, где желтая крапива

И сухой плетень,

Приютились к вербам сиротливо

Избы деревень.

Там в полях, за синей гущей лога,

В зелени озер,

Пролегла песчаная дорога

До сибирских гор.

Солнце неспеша уползло за горизонт, краски природы одну за другой начал поглощать синий цвет. Таня взяла кувшин и снова налила вина – себе и Эльдару. Он заглянул в пиалы и вдруг заволновался:

- Пойдем назад. Нам надо идти.

Он встал на ноги и подал руку Таня. Она встала, опершись на его руку, покачнулась и еле устояла на ногах. На небе одна за другой засветились звезды, задул холодный ветер. Отыскав глазами дорогу, по которой они пришли, Таня нетвердо, по дуге, двинулась к ней. На ходу она опрокинула в себя пиалу и потянулась было к Эльдару за кувшином.

- Ну-ка стоп, тебе больше нельзя – строго сказал он, пряча кувшин.

- У, зануда! – притворно обиделась она и рассмеялась, глядя на звездное небо. Впервые на Ландшафтах снов она ощутила себя настолько свободной.

- Что с тобой? – тормошил ее Эльдар. – Что ты чувствуешь?

- Чувствую, что наконец-то могу попасть, куда хочу, - улыбнулась Таня. – Словно я раньше ходила через сны впотьмах, а теперь могу видеть. Пойдем!

Она пошла вперед быстрым размашистым шагом, то по дороге, то рядом с ней, закладывая широкие дуги на нетвердых ногах. Эльдар еле за ней поспевал.

- Что ж ты так бежишь? – спрашивал он. – Быстрота не поможет тебе лучше ходить через сны, притормози!

Таня замедлила шаг, но ландшафты по сторонам полетели, словно в ускоренной перемотке.

- Смотри, я расправляю крылья, - сказала она, и раскинула руки пошатываясь. На ее руках появились длинные перья – тонкие, призрачные, появились и тут же исчезли – она была слишком взрослой, чтобы летать во сне. Но это ее нимало не смутило. – Сны подчиняются мне. Я могу попасть, куда захочу –

Я пела золоту листвы — и лес сиял листвой;

Я пела ветру — он летел, ласкал убор лесной.

За царством Солнца и Луны, по берегам морским,

У Илмарина льется свет над Древом Золотым.

Теперь она вела Эльдара за руку, а сны вокруг них сходили с ума. За несколько шагов солнце сменяло звезды, а закат сменял рассвет. Они шли мимо деревень, лесов и берегов рек. Резко налетел порыв ветра, принеся живописно порхающие лепестки цветов. С веселым писком пролетела им навстречу стая птиц. Маленький самолет пронесся низко, заложил петлю и улетел. Таня напевала что-то, и трава по обочинам становилась все более нежной и юной, с каждым шагом распускалось все больше одуванчиков и незнакомых золотистых цветов.

- Стой! Притормози! – увещевал ее Эльдар. – Ты уверена, что вообще понимаешь, что происходит?

- Я знаю, куда иду, - сказала Таня, но непослушные ноги опять увели ее от дороги в сторону. Она споткнулась о камень.

Эльдар ухватил ее за плечи и развернул к себе.

- Таня, приди в себя. Смотри на меня, а не на эту путаницу вокруг. Возьми себя в руки. Ты на Ландшафтах снов. Твоя плоть сейчас лежит у тебя дома, в кровати, и у тебя ни грамма алкоголя в крови. Ты не пьяна, пойми это. Все это – только самовнушение. Пойми это и протрезвей уже, ради всего святого.

- А зачем? - с трудом фокусируя взгляд, спросила Таня. – Что в этом плохого, я так и не понимаю. Мои сны вырвались на волю из клетки реальности. Пойдем!

Теперь они шли по петляющей узкой тропинке через вековой дубовый лес. Одежда у обоих изменилась – на девушке теперь было длинное платье из простой льняной ткани с вышивкой у горловины, на ее спутнике – из такой же ткани просторная рубаха и штаны, подпоясанные веревкой. Таня шла, пританцовывая, обнимая деревья, и пела:

О Лориен! В твоих краях минуло столько лет,

Что эланор в моем венце утратил прежний свет.

Когда спою о корабле — придет ли он на зов,

Умчит ли за Море народ угаснувших лесов?

Лес становился, все загадочнее, все сказочнее. То тут, то там показывались развешанные на ветвях бумажные фонарики. «Целься в луну, даже если промажешь, окажешься среди звезд» - только, кажется, в этот раз Таня попала точно в луну, тропинка вела ее в самый настоящий Лориен. Вдалеке послышалась чарующая музыка, и путешественница пошла на звук. Вместо дубов все больше вокруг попадалось незнакомых, нездешних деревьев с крупными цветами.

Девушка шла, напевая, кружась и пританцовывая. Она шла навстречу музыке. Тропинка заложила поворот, и, не вписавшись в него, Таня налетела на дерево и остановилась, обняв ствол. Впереди, за поворотом тропинки, она увидела позолоченные ворота, а за изящной оградой сада - полянку, на которой расположилась компания, трое юношей и две девушки. Люди? У них была старинная одежда, на удивление правильные черты лица, в руках – лютни и свирели.

- Эльфы! Я нашла вас! – вздохнула Таня.

И тут ее нагнал взволнованный Эльдар и опять развернул к себе лицом.

- Очнись же ты наконец! Ты не в себе! – и влепил ей пощечину.

И тут же отскочил, вскрикнув, как будто это ему больно:

- Ай, прости, прости пожалуйста!

Ну и жалким он выглядел! Поджатые плечи, виноватый взгляд. Кажется, он даже хотел упасть на колени, но передумал – Таня уловила начатое движение.

А потом она посмотрела вокруг, мгновенно трезвея. Как можно было сюда забрести? Как можно было принять это место за Лориен? Кажется, они очутились где-то в центре Москвы, или другого очень большого города. Она стояла, обнимая толстый ствол лиственницы, на разделительной полосе широкого проспекта. Бумажные фонарики оказались слепящими уличными фонарями и фарами проносящихся по проспекту машин. На той стороне проспекта, куда направлялась было Таня, был городской парк, а в парке на траве – подвыпившая молодежь. На них действительно была старинная одежда, а в руках – лютни и свирели. А еще у них на ушах были пластиковые заостренные кончики. Толкинисты!

- Я не сержусь, Эльдар, - серьезно сказала она. – Если б не твоя пощечина, я бы уже угодила под колеса. Конечно глупо было принять это место за Средиземье, но я все равно рада, что мы сюда забрели. Здесь толкинисты. Пойдем познакомимся?

- Пойдем, конечно, - проворчал Эльдар. – Заберись в парк ночью. Познакомься с этими пьяными шутами. Спой с ними, выпей с ними водки – вместе с моим вином выйдет жуткая смесь, и ты окончательно опьянеешь. Парня поцелуй – вон того, с бородкой, у него нет девушки. Ты ведь этого хочешь? Самые типичные пьяные приключения.

Тане стало стыдно, и вдвойне стыдно от осознания, что Эльдар чувствует ее эмоции.

- Извини. Если ты не хочешь, не пойдем. Давай вернемся в твою лесополосу, ведь там должна когда-нибудь объявиться твоя девушка.

Эльдар смущенно спрятал глаза, но протянутую руку взял. Теперь опять вел он. С проспекта на узкую улицу, из ночи в день, из лета в весну и обратно, из города в лес, из леса в лесостепь.

- Тебе не за что извиняться, - мрачно говорил он на ходу. – Во всем, что случилось, виноват я и только я. Это я тебя напоил и втянул во все это. Я слишком тебя идеализировал. Тебе пятнадцать лет, а мне тысяча, я мог бы и приобрести какой-то опыт. Я общался с сотнями людей из твоего племени и прекрасно знаю, как вы все склонны пьянеть. И каждый, каждый раз, когда у меня появляется новый друг, я думаю: «Вот человек, который не такой, как все, к которому грязь не липнет». И угощаю вином, восторженный глупец. И каждый, каждый раз происходило примерно то же, что и сегодня. Кстати, ты знаешь, что от стихов тоже можно опьянеть и потерять голову, если с ними переборщить?

Таня ответила стихами:

- Когда горячий летний день согреет юный плод

И в жарком улье у пчелы созреет светлый мед,

Когда зальет цветущий луг златой полдневный сеет —

Я не приду к тебе, мой друг. Прекрасней края нет!

- Ну вот, - кивнул своей догадке Эльдар. – Похмелье. И полная голова стихов.

- Я не в обиде, - сказала Таня. – Серьезно. Наоборот, спасибо и за вино, и за стихи. Ты мне здорово помог.

- Помог? У тебя была проблема? – удивился Эльдар.

Ответить она не успела. Прозвеневший будильник выбросил ее на Дневные ландшафты.

Пять утра. Достаточно времени до выхода из дома, чтобы успеть дописать сочинение. В голове роились стихи, которые она рассказывала во сне. Стихи, которые прочитал Эльдар, она не запомнила, так всегда бывает со стихами, которые услышишь во сне. Стихи ушли, но оставили после себя настроение, как послевкусие меда из одуванчиков. Теперь ей было совершенно ясно, что такое поэзия. Настроение, облеченное в слова, чувства и образы, которые можно есть десертной ложкой. Безумные путешествия через сны отпущенной на волю души. Похмелье и стыд. Она села за стол и собралась было описать все это в сочинении, но остановилась на полуслове. Мысли, собранные на Ландшафтах снов были чем-то глубинным и личным, по ним можно было бы написать рассказ для друзей, но никак не сочинение для строгой и не особо любимой учительницы русского и литературы. Таня собрала вчерашние наброски и переписала на чисто строгое, безупречное сочинение, перефразированные чужие мысли о ритме, рифме и средствах выразительности.