Маруся

Маруся со своим мужем была знакома с тех самых пор, сколько себя помнила. Дома их стояли окнами друг к другу, только дорогу перейди и играй на лужайке с Васяткой соседским, сколько вздумается. Были они одногодками, чуть ли не в один день родились. Дома их родителей стояли немного на отшибе, и поблизости ребятни подходящего возраста больше не было. Так что самой судьбой суждено было Марусе с Васяткой быть неразлучными друзьями с самых пелёнок.
Только после школы их дорожки ненадолго разошлись: Василий отслужил в армии, потом ещё полгода учился на курсах шоферских, чтобы права получить. На машинах-то он с детства с отцом ездить полюбил. А Маруся сразу после школы пошла работать на ферму, тоже вместе с матерью. В те годы, а было это в хрущёвские времена, детям колхозников, чтобы поступить куда-то, надо было два года в колхозе отработать. Вот и не поступила Маруся никуда, чтобы городскую профессию получить, а в доярки или свинарки и без обучения брали.
Василий вернулся с курсов, получил в колхозе грузовик, а уже осенью сыграли они с Марусей свадьбу. А как же ещё-то? С самого раннего детства жили они с убеждением, что быть им всегда и везде вместе. Ни Маруся, ни Василий больше ни на кого и не глядели никогда, никто им больше и не был нужен. Так что зажили молодые дружно и счастливо. Троих детей родили, дом новый построили. И в доме достаток появился, да и жизнь к той поре как-то полегче стала для колхозников. Даже паспорта стали колхозникам выдавать, и деньги, а не трудодни за работу начислять. И можно уже было из колхоза в другие организации на работу уходить. Вот Василий и устроился шофёром в Райпо в райцентре. Благо до райцентра всего пяток километров, а у них уже и мотоцикл куплен был – никакой проблемы на работу ему добираться.
Зарплата в Райпо была не в пример больше колхозной, прибавка в семейный бюджет не лишняя. Ведь дети растут, вот уж двое в школу ходят, скоро и меньшуха в первый класс пойдёт. Одевать-обувать надо. Да и сами ещё не старые, тоже пожить получше хочется, и одеться понаряднее. Вот и стал Василий на работе задерживаться частенько, сверхурочные всякие брать, за напарника смены отрабатывать. А тот молодой ещё, неженатый, погулять лишний денёк ему важнее лишней десятки в зарплате. Маруся тоже не ленилась, дома хозяйство развела побольше, огород побольше – натопаешься! А она и на работе ещё два десятка телят в группу взяла дополнительно. Так за день устанет, что лишь бы до подушки. Вот и не обратила внимания, что ничего у них с Васей нет уже не первый месяц. Даже рада была, что не трогает он её, думала – жалеет просто свою замотавшуюся Марусеньку. И когда соседка, вздыхая и оглядываясь, как бы дети не услышали, предупредила Марусю, что закрутил её Вася шашни с продавщицей Валькой из раймага – не поверила! Категорически! Да чтобы её-то Васятка, да такое! Не может такого быть. Никогда!
Но поговорить с Васей всё же решила. И даже не для выяснения правды, а просто по укоренившейся привычке всё друг другу рассказывать и обсуждать вместе. Как будто и не о Васе соседка ей сказала, а так - забавную байку принесла. Вот только Вася повёл себя как-то странно, вовсе не так, как ожидала Маруся. Молча выслушал, нахмурясь, а потом как-то неловко так, стыдясь, сказал:
- Ты это… шибко-то не слушай… Я и сам ещё ничего не решил… Вот так…
Маруся от таких слов будто обмерла. Значит, не брешут люди, значит, и впрямь Васятка-то её на пятом десятке на сторону заглядываться начал! И припомнились тут Марусе и его «сверхурочные» частые, и работа по выходным за напарника, и ночи без привычной мужниной ласки. Села Маруся на лавку – ноги подкосились, и только смотрела непонимающими глазами на своего Василия, смотрела…Хотелось зажать рот руками, чтобы не закричать от обрушившейся на неё боли, да только сил не было ни на крик, ни на то чтобы пошевелиться.

Так и стали жить, как чужие люди. Маруся старалась перед детьми не показать ничего, а Василий от её непонимающего взгляда торопился убежать из дому, стыдился глаза поднять, когда за столом всей семьёй собирались за завтраком. И всё молчком оба, всё молчком. Дети младшие и те поняли, что неладное что-то происходит, а старшенькому тринадцатый год идёт – совсем взрослый – он на отца волком смотреть стал.
А Василий однажды домой совсем не пришёл. И на завтра не пришёл и через день… У Маруси как раз выходной случился и поехала она в райцентр. Пока попутно подвозил её соседский парнишка на мотоцикле, Маруся думала, что сейчас придёт в раймаг и при всех откастерить эту вертихвостку Вальку, чтобы неповадно ей было чужих мужиков от семьи уводить, детей сирОтить при живом-то отце. Какие-то только верные и убедительные слова ей на ум сами приходили, каким гневом кипело сердце! И вошла она в магазин решительным шагом. Вошла и…остановилась. Валька – молоденькая, с обесцвеченными кудряшками и крашеными губами, вертушка, кокетка и хохотушка – стояла за прилавком с потухшим серым лицом в пигментных коричневых пятнах, с заметно выпирающим из-под халата животом. И все правильные слова и весь заряд праведного гнева у Маруси куда-то улетучился. И всё ей стало понятно. Эх, Вася-Вася! Как же мог ты так предать свою семью, свою Марусю? Как мог на эти крашеные кудряшки повестись? Вот как жизнь-то повернулась…
Жила с тех пор Маруся, как закаменела. Работа, дом, работа, дом… О Васе и не вспоминала вроде, дети тоже старались при матери об отце беглом ничего не говорить. Соседка время от времени приносила о Василии известия, Маруся выслушивала с каменным лицом, и ничего в ответ. Тут же разговор на другое переводила, о муже бывшем ни плохого, ни хорошего – ни слова. Только ночью и давала волю слезам, но так, чтобы дети не услышали.
А по слухам у Василия медовый месяц в разгаре – счастлив без меры, помолодел даже. Родила ему Валька двойню, двух парней отвалила. Так Василий и пелёнки сам стирает, и по ночам малышей укачивает, и даже полы в квартире сам моет! То ли бережёт молодую жену, то ли деваться некуда – по слухам же Валентина до работы не больно охочая. Ей бы всё гулянки да развлечения. Мальцы ещё совсем крошечные, а она их в ясли отдала – надоело дома сидеть, то ли дело в магазине за прилавком глазки строить да кокетничать с мужиками-покупателями.
Потом вести о Василии другой характер обрели – хмурый Василий ходит, и деток сам в садик и из садика забирает, осунулся, постарел. Говорят, за грудь часто хватается, сердце у него что-то стало прихватывать. Видно, ненадолго Валькиной ветреной любви хватило. И опять Маруся ни слова, ни полслова на эти новости, как и не слышит ничего. Другая бы хоть позлорадствовала, а у Маруси и зла к нему нет…

Был праздничный первомайский выходной. Только Маруся с детьми уселись за завтрак, весёлые и радостные – праздник же! – открылась дверь, и порог переступил Василий. Три года он здесь не был, остановился в растерянности, огляделся, узнавая и не узнавая брошенный когда-то дом, неловко поздоровался. За столом повисла растерянная тишина. Неловкость разрядила Маруся:
- Здравствуй, коли не шутишь. Проходи за стол, мы гостей под порогом не держим. – А слово «гостей» выделила, чтобы сразу обозначить место Василия в этом доме.
Василий прошёл, пристроился с краюшку за столом, боясь встретиться глазами с детьми или Марусей, боясь увидеть в них окончательный себе приговор. Достал из кармана «беленькую», кулёк конфет:
- Вот…праздник сегодня…повидать вас хотел…давно хотел, да всё как-то… Давай, Маруся, рюмки, праздник всё-таки…
Маруся подала ему стопку, ложку дала, тарелку супа, чаю стакан. Себе рюмки не поставила. Василий сник ещё пуще, но налил себе водки, выпил, не закусывая. Посидел немного, спросил, как живут они тут. Получил сухой ответ, мол, ничего живут, всё в порядке. Налил ещё. А после второй немного опьянел и вдруг, будто плотину прорвало, начал горько жаловаться на свою неудачную судьбу. На свою распутницу-жену, что, уже не стесняясь, изменяет ему налево и направо. А на все его попытки вразумить беспутную отвечает дерзко, что надоел ей старик со своим занудством, что она молодая и красивая хочет жить «на всю катушку». И тут Маруся не выдержала:
- Ты что сюда пришёл? Пожалиться мне? Худо тебе здесь жилось? На сладенькую потянуло, ну так и хлебай теперь то, что заслужил! Ты за три года о нас только сейчас вспомнил, когда тебя припекло! А как я одна детей подымаю - тебя не волнует! Хочешь, чтобы я тебя пожалела? Так нет у меня к тебе жалости! Зря пришёл и на кулёк конфет зря тратился! Иди к своей и сюда дорогу не вспоминай!
На Василия как ушат ледяной воды вылили, и хмель прошёл. Поднялся да и поплёлся прочь. Только недалеко ушёл. Во дворе прихватило сердце так, что и свет в глазах померк. Упал посреди двора без памяти. Вышли к нему дети, Маруся не пошла. Первым к лежащему отцу подошёл старшенький, потряс его за плечо, на спину перевернул и кинулся в дом к матери.
Так вот и получилось, что выхаживать Василия пришлось опять же Марусе. Медичка сказала, что с таким сердечным приступом ему надо лежать и не вставать не меньше двух недель, а потом ещё недельки две никаких прогулок, хождений и работ. Постельный режим, диета, лекарства принимать строго по часам. Ну и куда тут деваться? Не собака приблудная, не выгонишь ведь такого. Так и выходила его Маруся.
А как поправился Василий настолько, что можно уже было и на работу выходить, так Маруся его и отправила восвояси. Даже разговора о возвращении Василия обратно к ним не поддержала, как и не услышала его слов покаянных, его просьбы о прощении. И даже просьбы детей тоже не услышала, только старшему – взрослый ведь уже – со вздохом объяснила:
- Там у него тоже дети, маленькие совсем, а мать беспутная. Нет уж, пусть сам мается, а детей бросать - негоже. Вы-то у меня большие уже, вам легче.
Прошло с той поры немного времени совсем, месяца два или три. И как-то утром прибежала к Марусе соседка с новостью: Вальку-то беспутную за растрату на пять лет посадили! Растрата больно большая, и документы какие-то подделывала она. Вот и загремела в тюрьму! И дома у них всё описали, увезли. Остался Василий с мальцами один в голых стенах. Говорит соседка, а сама пытливо на Марусю смотрит – как она отреагирует на такое? А Маруся и бровью не повела, не интересует её – как там Василий будет, его дело, а ей-то, что до того. Василий ломоть отрезанный.
И ещё месяц- два минуло. И вот однажды в холодный и ненастный октябрьский вечер во двор вошёл Василий. Был он весь поникший и помятый какой-то и вообще походил на побитую собаку. За плечами у него горбился туго набитый рюкзак, а за руки он вёл двух укутанных, немного испуганных и не по-детски серьёзных малышей. Маруся в аккурат из стайки с подойником шла. Села на крыльцо - ноги вдруг отказали - и беззвучно заплакала, даже слова никакого не сказала. И так всё было понятно, без единого слова – а куда ещё идти Василию с маленькими сыновьями?

P.S. Вот еще одна история из "маминой старой тетрадки". Кто-то скажет, что очередная выдуманная история для слезливого сериала на канале "Россия" (да, сериал Маруся оказывается уже есть), да только ошибется.
Маруся и Вася - реальные люди, семью я их знаю. А с Максом и Ванькой, с детьми-близнецами Василия и Вальки, я учился в одной школе, хотя и в разное время. Валька так из тюрьмы и не вышла, подхватила там туберкулез и умерла, не дожила до вольной полтора года. Маруся и Василий так и жили до самой смерти вместе в одном доме, по документам - семья, а по факту - чужие люди. Умерли они в один год, как и родились когда-то. Дети Маруси своего отца простили, на их тяжелые отношения с матерью старались не обращать внимания всю оставшуюся жизнь. А близнецы Василия Марусю считали родной матерью, она их как своих любила, если не больше. Старшие дети Маруси их братьями считали, да и сейчас, спустя много лет, считают родными. Вот такая вот история.

Вы смотрите срез комментариев. Показать все
ещё комментарии
Вы смотрите срез комментариев. Чтобы написать комментарий, перейдите к общему списку