Люди-соседи ( Homo habitabat prope)⁠⁠

В детстве у меня была отличная книга про насекомых – «Соседи по планете». До сих пор помню желтого маленького жучка с подписью «Притворяшка шелковистый». Это такой хитрый жук, который при угрозе его жизни поджимает лапки и падает на спину. Пожив пять лет в студенческой общаге в юности, я подумала, что было бы неплохо составить справочник «Соседи по общаге».

Итак, сосед, который всегда с тобой. Неважно, во сколько ты притащилась домой с пар – он уже в гостях, забежал благодаря твоим соседкам по комнате. У него неиссякаемый запас бардовских песен и голодный впалый живот. Он уже пропилил ушные раковины всем на этаже попытками взять новое баре, и рад, очень рад играть это баре в десять вечера именно тебе. И еще рад твоим макарошкам с кетчупом, потому что свою стипендию он потратил на новые струны и медиатор. Даже когда ты демонстративно прячешься под одеялом и выключаешь свет, он продолжает нежно и задушевно выводить «Ну вот и всё, дружок, пора открыть кингстоооныыыы, к добру не привели забавы на водееее». Благодаря этому соседу ты прекращаешь деликатничать и осваиваешь первое матерное колдунство для его изгнания из комнаты.

Сосед, который первый год сам. До шестнадцати лет еда в тарелке соседа появлялась ахалай-махалаем родителей, но вот он один на один с готовкой. Каждый сентябрь на общей кухне клекнут в холодной воде длинные серые макароны, блины соединяются со сковородой и в окна с треснувшими стеклами выползает дым, как будто индейцы пишут дымное письмо товарищам с соседней горы. Говорят, в одной из комнат нашего этажа обои наклеены на разварившиеся макароны. Я ходила в эту комнату, лично видела обои. Отлично висят, гораздо крепче, чем на не пойми, чём из кладовой нашего завхоза.

Сосед, у которого нет. Эта категория околачивается по чужим комнатам, как нищий в квесте. Ему нужно все: твоя куртка, мотоцикл, а вот у вас варенье, я конечно, ни на что не намекаю, но у меня вот только хлебушка кусочек и можно я макну. Он может скромно стоять на кухне, дыша дымом от горелых блинов и дожидаясь, пока у тебя закипит чайник. Он ни на что не намекает, но в его больших, влажных глазах уже набухла голодная слеза. Нет, он хочет не кушать, он хочет мой конспект по химии, в котором темы для коллоквиумов на семестр. Иногда ему нужны деньги, про которые сразу можно забыть.

Сосед, который верит. Он приходит к тебе, просветленный до самого копчика, потными от волнения руками пихает брошюрку с улыбчивыми овцами, людьми и пришельцами, и говорит, что без тебя их секта истово страдает. Только ты еще не просветлена, и нуждаешься в сексе с ним спасении и возвышении. Он таскается за тобой по комнате, идет за тобой в умывалку, ошивается на кухне, генерируя бред, как зеркало из книги «Понедельник начинается в субботу». Через месяц он сообщает, что разочаровался в религии, а еще через пару дней приходит с новым мешком мозгосушильных брошюр от каких-нибудь «Присяжных Бенамуки».

Сосед, который на волне. В моей общаге эти соседи импортные, из Пакистана. Каждую пятницу они врубали на полную громкость национальные песни, которые неискушенный слушатель принял бы за саундтрек из индийского фильма, и слушали их до понедельника. Первые месяцы жизни в общаге я не могла спать в выходные, потому что было ощущение, что я нахожусь внутри колонки. Но потом мозг привык и начал отключать мешающую волну. Иногда другие соседи приходили к аудиофилам и почти сразу с русского языка переходили на невербальный обмен жестами и ударами в корпус.

Сосед, который любит. Любовные драмы взрывались по всей общаге, как консервы у начинающей хозяйки. Моя соседка по комнате начинала страдать каждый учебный год: плакала в магнитофон, откуда пела Таня Буланова и ходила драться с разлучницами. Разлучниц было много, потому что кавалеры тоже менялись. Другая соседка подбила ее развеяться на дискотеке, откуда обе примчались с выпученными глазами и заперли комнату изнутри. Они слишком энергично флиртовали, и за ними прибежали распаленные авансами джигиты. Джигиты поняли, что запертая дверь – это продолжение флирта, и подыграли, выбив ее ногами. После этого пару месяцев мы жили без двери, а джигиты жили в СИЗО.

Сосед, который работает. Представь, что твой сосед устраивается подрабатывать на кафедру генетики и несет ответственность за мух-дрозофил. Дрозофилы в генетике – это подопытные кролики, только еще удобнее. У них всего восемь хромосом, они крупные и прекрасно изучены. Дрозофила проводит детство маленькой личинкой, которая любит сладости. Специально для мух сосед варит манную кашу и заправляет ее ягодным вареньем и кусочком дрожжей. И однажды почему-то берет работу на дом. То есть в комнату в общаге. И ставит несколько двухлитровых бутылок с кашей, вареньем и дрожжами, в шкаф с одеждой. Бутылки крепко закручены крышками. Дрожжи активно плодятся в бутылках, извергая углекислый газ, и в три часа утра из шкафа раздается звук пиздеца. Сначала он похож на усиливающийся свист, и через десять минут завершается поразительной силы взрывом. Остается отдать одежду, которая висела в шкафу, на облизывание дрозофилам, потому что вся она обляпана воняющей дрожжами розовой манной кашей.

Сосед, который младшенький. Ты уже на пятом курсе, когда к тебе подселяют первокурсницу. Она хорошо наслышана об ужасах бабовщины и первое время опускает глаза так, чтобы ты не попадала в поле зрения. Раз она тебя не видит – то и ты ее тоже, все логично же. Она старается отсутствовать в комнате столько, чтобы ты забыла о ее существовании. Если ей нужно делать домашку – она сидит, накрывшись покрывалом и светит себе фонариком, чтобы не мешать тебе спать. Когда ты уже готова рыдать от жалости к ней, она внезапно приводит однокурсниц и все они пьют пиво, пока ты на парах. Ты заходишь в комнату, они еще не видят тебя, но ты слышишь полный ужаса шепот «И она тебя заставляет мыть полы?», а твоя соседка сдавленным от мук голосом отвечает «Да, девочки!», не объясняя, что это была та самая клюквенная манная каша из шкафа. Ее каша.

Сосед, который добрый. Ты приезжаешь внезапно в свою комнату на каникулах и видишь, что на всех кроватях спят чужие люди. По двое. Голые. И ни одного твоего соседа там нет. Просто твой добрый сосед дал страждущим любви и секса товарищам ключ от вашей общей комнаты. Голые люди медленно впиливают, что им не рады, клянутся вернуть постельное белье постиранным, в панике одеваются и выбегают с извинениями. Ты остаешься в пропитанной запахами чужих пип комнате и клянешься, что засунешь изгаженные простыни в нижний этаж соседа, прямо в его ректулюм. Иногда твой сосед делится твоими книгами с другими соседями, после чего ты находишь свой экземпляр «Марсианских хроник» Рэя Бредбери на книжном развале у метро и покупаешь его еще раз.

Сосед, который все просрал. Он вылетел после несданной сессии, его отчислили и вытурили из общаги. Но ему негде жить, а родителям сказать сцыкотно, поэтому он влезает в общагу через окно в умывалке на первом этаже, спит у тебя на столе, а когда тебе нужно делать домашку, бренчит на гитаре и пересказывает свои неимоверно важные сны. Ты терпишь его из уважения к дружбе, потом начинаешь намекать, что стол нужен и для других дел, а гитара блокирует поступление знаний в твой мозг, но твой сосед продолжает тупить и приходится применить матерное заклинание для удаления его из комнаты.

Сосед, который ты. Ты заканчиваешь пятый курс, и в душе у тебя ощущение самой большой потери, потому что больше не будет посиделок с гитарами ночью, бродилок по зимнему парку с друзьями, походов, и всех этих людей, которые останутся сейчас там, в своей жизни. А ты уезжаешь из Питера и из этой общаги, всегда желая хотя бы ненадолго попасть снова в свои семнадцать лет, в окружение таких же юных, веселых пофигистов.