Лисья тропа. Глава 3. Срединные земли. Часть 7⁠⁠

Каким бы Лихо мне ни казался, но он был добрым и мудрым воином. И решение отправить к нему своего конька казалось одним из самых разумных, принятых зиму назад. Не зря меня обуревали в последние дни одни и те же вопросы. Отправился ли мой конек в Славгород на поиски своей сестрички и ее нового хозяина или продолжил жить в стенах дядькиной конюшни? Встречусь ли я еще когда с ним? Или так и буду скитаться в полном одиночестве, обрастая новой семьей и забывая старую?

Но Светлые боги распорядились нашими судьбами иначе и привели меня туда, где мы снова смогли встретиться. И в этот раз я не отпущу, не оставлю своего конька чужим людям.

- Что ж за глупый мерин? – продолжил негодовать дружинник, пытаясь повиснуть на жеребце, стремящемся встать на дыбы. - Как тебя довести до кузнеца на задних копытах? Может, отдать его скоморохам? Видал у них медведя на задних лапах. А конь-то поинтереснее будет.

Молодцы рассмеялись и, потеряв бдительность, выпустили узду, освободив, наконец Перунчика от своей сильной и неудобной хватки.

- Стой, скотина! Мы ж добра хотим тебе, дурной ты конь!

Я улыбнулась и сделала пару шагов навстречу братишке, переминавшемуся с ноги на ногу в раздумьях, куда теперь ему отправиться. После слов воинов и мне бы не захотелось оставаться рядом – уж сильно они чертыхались и ненавидели работу, порученную им воеводой. Лиху стоит быть жестче с теми, кто ходит под его началом. Пусть дружина – это еще и братство, но от таких озлобленных молодцев добра в отряде не будет.

Мне не нужно было ничего говорить – достаточными оказались просто поднятая рука и едва слышный свист, который тут же повернул голову конька в мою сторону. Тут-то он и застыл, внимательно глядя на меня. И умей он улыбаться, то его морда расплылась бы в такой же теплой и счастливой улыбке, как и мои губы.

- Здравствуй, - тихо прошептала я и уткнулась носом в его морду, все так же пахнущую кислыми яблоками. - Я вернулась.

Перунчик толкнул меня в нос и принялся вглядываться в черты моего лица, в улыбку и глаза, в которых плясали огоньки тоски и радости. Он еще не верил в мое возвращение. Но не торопился убегать от морока, которым могла оказаться наша встреча.

- Эй, малец, - оборвал мгновение единения двух одиноких душ один из дружинников.

Сколько прошло времени от того момента, как Перунчик вырвался и попытался сбежать, до оклика – я не знаю. Но это могло быть и вечностью, и единственным мгновением, достаточным, чтобы привести оторопевших воинов в чувства.

Я подняла глаза и приветственно поклонилась – достаточно низко, чтобы выказать свое уважение к дружинникам, но не переламывая спину, чтобы достать лбом камня. Перунчик беспокойно потоптался на месте, но почувствовав мою ладонь на морде, застыл в ожидании. Ему было спокойно от того, что мы снова вместе. И моя теплая ладонь давала ему уверенность в том, что это не обман. Что я и вправду рядом, и никуда не уйду.

Молодцы удивленно разглядывали меня и то, как строптивый жеребец стоял истуканом, прикрыв глаза, спрятанные сильно отросшей челкой. Ему уделяли мало внимания. И не мудрено – конек не дался бы чужаку. Он никому не принадлежал и уход за ним передавался из рук в руки, как наказание или распоряжение воеводы. Оттого-то молодцам и не нравилось то, что им поручили вести коника в кузницу. Пусть это и было ему во благо, но он чувствовал их озлобленность и нежелание исполнять приказ, отчего и сам начинал вести себя беспокойно.

Как обходиться с чужой скотиной им было неизвестно. Да и зачем воинам знать, как себя вести с конями, которые под ними не ходят? Им достаточно управляться лишь с теми, кто будет служить им верой и правдой, вынесет из боя и донесет до нужного места быстрее молнии. А мой конек не стал бы слушать таких заносчивых и раздраженных молодцев, даже если бы они просто рядом стояли.

- Ты как здесь оказался? – продолжил тот, что больше ругался на Перунчика, и казался старшим.

- С площади, - пожав плечами и все еще не отпуская руки с морды братишки, коротко ответила я.

- А надо чего? Зачем вмешался?

- Помочь.

На улице повисла тишина. Они не знали, что еще сказать. Благодарить им явно не хотелось, уйти не позволяла гордость, потому как Перунчик, вырвавшись однажды, вырвется снова. Но Лихо, пусть и кажется еще достаточно юным, чтоб стать воеводой, не даст спуску за то, что они не справились со своей работой.

- Нам помощь не нужна, - неуверенно продолжил все тот же старший дружинник. - Думаешь, мы б не сладили с конем?

Я лишь молча пожала плечами и убрала руку с морды братишки. Тот тут же беспокойно огляделся, ткнулся мне в плечо, чтобы убедиться, что я рядом, и встал за спину, так же спокойно изучая молодцев.

- Судя по ругани и крикам, вы и не сладили, - Гадар снова вовремя вмешался в разговор, спасая меня от лишних ответов. - А Ноуна у нас знатный заклинатель коней. С любым справится.

Старик подвел Юруллу к дружинникам и остановился рядом со мной.

Кобылка ревниво оглядела Перунчика, заносчиво фыркнула и встала по левую руку от меня – вровень с братишкой. Они изучали друг друга и поглядывали на меня в ожидании, кому я отдам предпочтение.

- Дня тебе, старик, - уважительно поклонился Гадару старший дружинник. - Нам помощь не нужна. Чай, не малые дети. Так что забирай своего мальца и иди своей дорогой. А мы пойдем своей.

Мы одновременно усмехнулись, и я сделала шаг в сторону, пропуская молодцев к Перунчику, лишь погладив его напоследок по всклокоченной гриве.

Как же мне хотелось достать сейчас гребень и привести в порядок своего братишку. Заплести косички, убрать челку, мешающую ему глядеть прямо, начистить бока и проверить копыта. Но сейчас он был их конем и им решать, как следить за жеребцом. Отчего сказать что-то в укор было неуважением к доброте, проявленной славгородской дружиной.

Дружинники попытались ухватить Перунчика за узду резко, чтобы тот не успел даже опомниться, но лишь упали вперед, не рассчитав свои силы и того, что конек отскачет назад скорее, чем они успеют его окружить. Мой братишка поднял морду, выказывая свое презрение к молодцам, все еще не понявшим, что силой его не взять, и снова подошел ко мне.

Я улыбнулась и, не удержавшись, достала гребень из кошеля. Юрулла подалась было в мою сторону, но старик удержал поводья, не дав ей желаемой свободы.

- А вы, как я посмотрю, настойчивые молодцы, - сдерживая смех, заметил лекарь и оперся о колени, слегка придерживая недовольную кобылку, непонимающую, почему расчесывают не ее. - Может, все же вам помочь?

- И чем ты нам поможешь, старик? Как один хилый малец сможет справиться с мерином, который разбрасывает двух сильных мужчин? – раздраженно поинтересовался старший.

- Как видишь, пока ему удалось больше, чем вам. Но мы лишь можем предложить помощь, а вот воспользоваться ею или дальше гнать коня через силу – решать вам, - лекарь пожал плечами и окликнул меня. - Ноуна, хватит тратить время и силы. Поехали в Северную рощу, Юрулла тоже требует к себе внимания и заботы.

Я нежно погладила гриву, прочесанную в ровные пряди, ткнулась в морду Перунчика и прошептала:

- Я найду тебя, на этот раз вправду найду, - и добавила уже громче. - Иди с ними. Они не желают тебе зла.

Конек внимательно поглядел на меня, перевел взгляд на кобылку, почувствовавшую, что в этот раз победу одержала она, демонстративно фыркнул и развернулся к дружинникам.

Те едва удержались, чтобы не разинуть рты, постояли немного, пока Перунчик не прошел вперед и не остановился в ожидании молодцев, и последовали за жеребцом, лишь кивнув нам на прощание.

- И чего застыли? – нарушил тишину Гадар и подстегнул Юруллу, довольно ткнувшуюся мне в плечо. - Нам надо идти, а не ноги морозить.

Я уже и позабыла, каким холодным был камень, пока мы шли по улице. Забыла, что воздух здесь морозный, как поздней осенью в Степи. И лишь сейчас почувствовала, что ноги едва ли не примерзают к дороге, окрашиваясь в легкую синеву.

Эта наша встреча – подарок Светлых богов. И она дала столько тепла моему сердцу, что забылись и мороз, и желание поскорее добраться до постоялого двора, чтобы закопать ноги в теплую, нагретую солнцем землю. Хотелось просто стоять и смотреть вслед моему братишке, ведущему за собой двух опешивших дружинников, так и не понявших, как у нескладного мальчишки вышло управиться со строптивым мерином.

- Надо идти, - напомнила мне Арила и осторожно положила руку на плечо.

Я покорно кивнула и отправилась вперед, придерживая Юруллу за узду, чтоб та чувствовала мое присутствие и не переживала ни о чем.

Северная роща встретила нас теплом и ярким светом. Здесь людей было не так много, как в обед. Все разбежались по своим делам, насытившись лучшим угощением в городе. Лишь у привязи стояла пара лошадей. А по двору сновали молодухи, погруженные в свои заботы о благе и удобстве гостей.

Здесь жизнь шла размереней и спокойней, чем на площади. Потому все старались успеть выполнить свою работу до того, как нахлынут вечерние посетители.

- Рано вы, - заметил конюх, попробовав перехватить поводья у Гадара, но не получив от кобылки одобрения и покорности. - Все только недавно отправились на ярмарку. А вы уже вернулись.

- Хороший день – хорошая торговля, - игриво ответила Арила, спрыгнула с козел и, потянувшись, направилась в корчму, прихватив лекаря за локоть. - Ноуна, как управишься, присоединяйся к нам. А я пока послежу за дедушкой, чтоб он не успел чего-нибудь натворить в твое отсутствие.

- Не делай из меня ребенка, - возмутился лекарь, но последовал за внучкой. - Я мудрее и старше тебя. Это мне надо за тобой следить. Видал я, как на тебя поглядывают все вокруг. Стоит только отвернуться, как придется отбиваться от молодцев.

Арила залилась звонким смехом и продолжила свой путь, поймав на себе еще парочку завистливых взглядов. Она была свободна и легка, как пух от одуванчика – летела туда, куда подует ветер и радовала своим полетом всех вокруг, не обращая ни на кого внимания.

Оттого на нее засматривались молодцы и мужчины, а девицы завистливо глядели вслед. Оттого улыбались даже самые угрюмые, приветствовали даже самые хмурые и менялись в лице самые уставшие от этой жизни люди. Арила освещала собой все вокруг и меняла тех, кто желал прикоснуться или нечаянно попадал в ее лучи.

И потому опасения Гадара были справедливы и верны. Даже в безлюдном, тихом зале к ней подойдет кто-нибудь, чтобы выказать свое уважение, интерес или просто разглядеть ее поближе.

- Красивая она и звонкая, как ручей, - заметил конюх, глядя вслед южной семье. - И в кого ты тогда такой смурной?

Я пожала плечами и направилась в конюшню, вернувшись к более приземленным делам, чем разглядывание Арилы, скорее парящей над землей, чем просто идущей среди других людей.

- И как у тебя получается столько молчать? – следуя за мной, продолжил рассуждать конюх. - Молчишь, а тебя все равно слушаются. Ни слова не выдавишь из себя, а все за тобой идут или стоят, как надо. Ты бы только видел, что тут началось после твоего ухода. Златик разозлился… ух, не был бы ты гостем, он бы тебе точно трепку задал.

Я пожала плечами, но украдкой улыбнулась на незрелое поведение местного красавца. За последний день в Славгороде мне повстречался лишь один по-настоящему взрослый человек – мальчишка, что попытался срезать кошель у меня на поясе. Только у него хватило ума молча вытерпеть унижение и не сбежать даже после жестоких слов Арилы. Другие же хорохорились и не принимали свои поражения, будто вокруг никто ничего и не увидел.

- И кони тебя слушаются. Даже те, что тебя не знают, - все не унимался конюх, следуя за мной по пятам, будто своих дел у него не было. - Никогда не бывает так тихо в конюшне, когда сюда заходит чужак. Они и меня-то не очень уважают. А с тобой что не так? Почему они тебя все принимают за своего?

И снова ответом ему были лишь пожатые плечи. Откуда ж мне знать, отчего обитатели конюшни, не чувствовали во мне никакой опасности. Почему их не пугал чужак в соседнем стойле? И почему не начинали нервничать, когда мы шли с Юруллой? Наверное, все можно было объяснить лишь тем, что я не создавала много шума. Им нечего было пугаться.

- Да и молодухи ведут себя с тобой робко. А ведь ты – не Златик. Нет в тебе той стати, что в наших молодцах. Ты всех вокруг будто дурманишь. Все немеют рядом, глазки тупят, глупо улыбаются или просто теряют дар речи. Вот чего тебе сейчас все во дворе улыбнулись? Они ж тебя даже не знают хорошо, - малец разошелся не на шутку, позабыв об осторожности, он вошел вслед за мной в стойло и еле успел спрятаться за денник, когда Юрулла оскорбленно уставилась на него и попробовала сделать угрожающий и широкий шаг.

Я положила руку ей на бок, останавливая от опрометчивого поступка, и прошлась ладонью от гривы до хвоста, снимая первый пот, что накопился за время похода от площади до постоялого двора. Пусть улицы и казались морозными, особенно для босого юнца, идущего рядом, кобылка взмокла от груза, что тянула за собой. Да и встреча с моим братишкой не прошла для нее бесследно.

Лошадку беспокоило то, что я могу отдать предпочтение другому коню. И то, как мы вели себя друг с другом, насторожило ее больше, чем юный конюх, попытавшийся зайти к ней в стойло.

- Но улыбаются тебе и приветствуют, хоть и видят второй раз в жизни, - уже из-за денника продолжил конюх, позабыв про свою работу и ожидая моих ответов. - Ты видел, как они вскидывают голову при твоем появлении? И как их глаза загораются, когда ты киваешь им в ответ? А я видел. Ты для них гость, как и все остальные на дворе. Но к тебе они обращаются со всей душой. А меня знают с самого рождения, но только указывают, как и что делать. Куда идти и о чем молчать. И ты конюх, и я. Но тебя они уважают, а надо мной смеются.

Юрулла презрительно фыркнула и осторожно повернулась, подставляя второй бок. В ход пошла солома и нежное полотенце, пошитое для нее Арилой.

Когда же шерсть кобылки заблестела от чистоты, я вышла из стойла и направилась к корчме, не забыв оставить для лошадки знатное угощение и погладив по прибранной гриве. Мальчишка последовал за мной хвостом, продолжая свои рассуждения о несправедливости жизни и том, что какой-то гость получает больше искреннего и настоящего внимания в то время как он, честный малый, занятый праведным трудом, в сухом остатке имеет только тычки и насмешки.

Мне было жаль его, с одной стороны. Он и вправду держал конюшню в чистоте. Здесь пахло свежей соломой, чистой водой и кормом. Никто из его подопечных не шумел, не старался выбраться из стойла, чтобы досадить другим или хозяину места, а только наслаждался заслуженным отдыхом и должным уходом. Малец выполнял свою работу на славу. Но не получая нужного ему внимания и похвалы, он становился прилипчивым и обиженным на то, что кто-то другой, едва пришедший во двор, удивляет всех вокруг и привлекает к себе девичьи взоры. Ему же не достается даже самой натянутой улыбки за то, что он делает изо дня в день.

С другой же стороны, он очень много говорил и заявлял о себе с самых ворот до последнего рубежа Северной рощи. Ему хотелось внимания и признания заслуг, а выходило, что похвалить-то его никто и не хотел. Все принимали эти труды, как данность. Ведь гости приводили лошадей сюда на постой и ожидали должного ухода. А домашние воспринимали его, как часть конюшни. Их ведь никто не хвалит за принесенный ковшик с квасом, за кружку меда или теплое молоко. Никто не замечает их труды и принимает, как должное за редким исключением, когда гость оценит по заслугам привычные для них заботы о нем. Оттого и не обращает внимание на то, что изо дня в день делает этот нескладный и не видавший другой жизни малец, а лишь шпыняют его за огрехи и попытки найти того, кто улыбнется ему и поддержит советом.

И как ему донести, что если любить свое дело, то улыбки и добрые слова сами к нему придут? Как объяснить, что если не говорить, а делать, позабыв о награде, посвятить себя тому, что хорошо получается и отдавать этому душу, то и к тебе будет должное уважение? Как просто заставить его замолкнуть и научить слушать, чтобы знать, кого нужно отправить к кузнецу, кому подложить больше корма, а кто нуждается в дальнем стойле, чтобы хорошо отдохнуть?

И снова меня спасло заветное крыльцо, у которого малец остановился, не решившись ступить даже на самую нижнюю ступень. Казалось, что он – дух двора. И, как и полагается духу, не может покинуть место, к которому привязан. Но его видели гости, с ним разговаривали домашние, да и я не отличалась хорошим видением духов, оттого объяснить нерешительность мальца перед крыльцом можно было только тем, что хозяева его туда не пускали.

- Конюху – конюшня, повару – кухня, - будто слыша мои рассуждения, заметил малец и продолжил стоять в надежде, что я останусь и дам ему совет более дельный, чем сегодня утром. - Оттого-то со мной никто и не водится. Вот зайди я хоть раз без страха в эти двери, так все б сразу и начали меня уважать. А так только и тыкают в неубранный навоз и сено, растасканное скотом по всему двору.

Я улыбнулась ему, спустилась с крыльца, похлопала по плечу, поглядела в его огромные синие глаза, все еще наивно глядящие на этот мир, и скрылась за дверью, зная, что даже этого будет достаточно, чтобы дать ему надежду и силы.

Зал встретил меня покоем и тихими переговорами. За столами сидели торговцы, что привезли свой товар не для простого народа, а для знатных и богатых людей, воины, телохранители и семейные, спрятавшиеся здесь от жен, погруженных в дневные заботы. Здесь не было людно, пусть свободный стол или лавку найти казалось не так уж и легко. И не было шумно, хотя все переговаривались и что-то обсуждали, иногда даже переходя на повышенные тона.

Над головами поднялась изящная девичья рука, и я, улыбнувшись, направилась к ней, зная, что Арила заждалась меня настолько, что не стала давать мне шанс самой найти нужный стол. Ей не было скучно в компании своего деда и старого корчмаря, рассказывавшего о славных днях своей воинской молодости. Она просто хотела, чтобы и я услышала все истории из первых уст, а не вечером перед сном в ее пересказе.

- А вот и пасынок, - Алдур взмахнул руками, будто крыльями и подставил к свободному месту кружку с золотистой жидкостью. - Выпей с нами. Поделись, как ты поставил на место дружинников с их мерином.

Я улыбнулась такому приветствию и села за стол, отставив кружку в центр:

- Лучше молока.

- Эх, какой странный у тебя мужик растет! – искренне рассмеявшись, подметил корчмарь, похлопав старика по плечу. - Крепче молока ничего не пьет, молчит и только улыбается. Кем же он станет через пару зим с такими привычками?

- Тем же, кем является сейчас, - только и ответил Гадар, да залпом выпил содержимое отставленной мной кружки. - Чем плох молодец, который умеет держать язык за зубами, а не треплется, как болтливая девица у колодца в утренний час? Он все по делу говорит, а не просто воздух трясет какими-то пустыми звуками. И не спрашивает лишнего, и советов не дает ни старшим, ни младшим. Золото, а не малец. Тебе б такой конюх очень даже не помешал, вместо того трепливого.

- Насмешил, старик, насмешил, - Алдур измерил меня внимательным взглядом и улыбнулся, опрокинув свою кружку с медом и налив еще. - Хорош твой малец. Не спорю. И просить о помощи не надо – сам идет и делает. Да вот только странный он. Ему девки улыбаются, а он даже знакомиться с ними не идет. Златика моего на место поставил, а тот даже не полез в драку. Кони его слушаются, даже дружинников в оторопь ввел. Мне такие не встречались. может, ты и не человек вовсе? – он нахмурился и всмотрелся в мои глаза. - А дух, что пошел гулять по землям?

Я улыбнулась его вопросу, зная, что корчмарь решил все перевести в шутку. Что можно было на это сказать, когда любое слово могло стать ложью?

- А раз дух, то дай ему молока, как угощение, и отстань с расспросами, - старый лекарь в очередной раз помог мне с ответом, а после забросил в рот кусок сыра, нарезанного и выложенного на большое блюдо в центре стола. - Будь у тебя такой конюх или любой другой работник, на твоем дворе места бы свободного никогда не было. Все б к тебе тянулись с разных сторон.

- Хватит уже говорить о Ноуне, будто мы одни, - Арила строго оглядела мужчин и придвинула мне принесенную кринку. - Ведете себя, как бабы на лавке – сплетни собираете и нашиваете на них новые кружева.

За столом повисла тишина, нарушенная искренним смехом, взорвавшим весь зал и заставившим всех поглядеть в нашу сторону.

- Уела, малышка, ой уела, - только и смог выдавить хозяин корчмы и, потянувшись в мою сторону, похлопал меня по плечу. - Верно, чего мы тут рассуждаем о тебе. Лучше расскажи, как ты смог мерина усмирить и дружинников на место поставить. Эта молодь уже порядком надоела своей заносчивостью. Будто мы им что-то должны за их службу. Старшие себе такого не позволяют. Приходят тихо, усаживаются где-нибудь и отдыхают, не ожидая благодарности и восторженных вздохов от девиц. А эти только что с порога не начинают всем в нос тыкать своей эмблемой на крутке.

- А что ты от молоди-то хочешь? – усмехнувшись, поинтересовался Гадар, подливая другу хмельного напитка из кувшина. - Им не на службу надо, а покрасоваться перед молодухами. Но их отправляют по городу в патруле ходить. Конечно, они будут тыкать всюду эмблемой, чтоб их уважали и девки вешались гроздями. Им тут и так скучно. Даже в дни ярмарки – не особо повеселишься. И раз уж они не на поле брани, то будут бороться за то, что имеет для них значение.

- Складно говоришь, старик. Да вот только нам от этого нелегче. Они в корчму уже, как к себе домой заходят. А я для них, как мать родная – принеси, подай, найди лучшее место для дитяти. Будто они самые важные люди на моем дворе. И все ради одной кружки меда и тарелки горячего мяса? Пф, оно того не стоит, уж поверь.

- У нас, думаешь, по-другому? Наши стражи занимаются только городскими порядками, и их хлебом не корми, дай только пройтись по рядам и чайханам, чтобы собрать свою личную дань. А ваши что?

- Что?

- Ваши пришли, пощеголяли курткой, выпили кружку меда, поглазели на местный люд и ушли.

- Ха, - Алдур разошелся не на шутку, отстаивая свою точку зрения и отношение к городской дружине, даже упер руки в бока, чтоб стать еще массивней. - Видел бы ты, как они глядят с порога. Всем им должны уступать дорогу, стол, лучшее угощение. И не хочется им сидеть у входа или подождать, когда дойдет до них очередь. Раз они вошли, значит, все должны бросить свои дела и устроить вокруг них хоровод. А ты видел зал? – он обвел рукой помещение и каждый стол, что был заполнен гостями. - Тут каждый – дорогой сердцу и моему кошелю гость. Так отчего ж я должен их прогонять или обделять вниманием?

- Прав ты, прав, вот только и они, войдя в двери, становятся гостями. Что ж ты не хочешь и их обхаживать, как должно?

- А репа у них не треснет от такого сладкого угощения? – Алдур всплеснул руками, едва не снеся посуду со стола. - Чем они лучше других?

Я улыбнулась разыгравшемуся спору между старыми друзьями и перевела взгляд на скучающую Арилу. Она уже насытилась угощениями и теперь устало наблюдала за тем, как развивалась дружеская перепалка, не желая вмешиваться или менять тему. И корчмарю, и лекарю нужно было время, чтобы выговориться, выпустить пар и снова вернуться к воспоминаниям о былых временах.

А пока нам можно заняться и другими делами.

Внучка лекаря убрала пустые блюда в сторону, стараясь спасти посуду от разбушевавшихся стариков, а после достала из складок своего халата небольшую сумочку с рукоделием. В руках заблестела иголка, начавшая свой веселый танец по ткани и в воздухе. Глаза Арилы загорелись азартом, не меньшим, чем тот, что захватил старых друзей.

Пробегавшие мимо работники, пригибались, чтобы не получить случайную затрещину от хозяина, а гости оглядывались, не зная, как и быть в месте, где сам корчмарь не на шутку разошелся в споре с посетителем.

Чтобы не сидеть без дела, да и не дать никому возможности натворить еще больше шума, я подхватила блюда, составленные Арилой на край стола, и направилась в сторону кухни, зная, что, чем ближе Солнце подходит к горизонту, тем сильнее набивается корчма. И тем больше рук нужно в помощь Олинне. Ведь ее вотчина крупнее той, что взял себе Алдур.

И если хозяину только и оставалось в моменты наплыва гостей, что ходить от стола к столу, узнавать пожелания и настрой, да предлагать отличные комнаты, в которых есть все, чтобы хорошо отдохнуть, развлекая отдельных пришлых интересными историями. То у его жены забот было куда больше. Ее помощникам нельзя стоять на месте. Всем им нужно помнить, кто и что захотел съесть, следить за посудой, готовностью угощений и состоянием карманов дорогих гостей.

И еще одни руки ей никогда не будут лишними в ту пору, когда все устав от шумной ярмарочной суеты, стремятся вытянуть ноги и насладиться стряпней, достойной князя.

- Снова хочешь нам помочь? – принимая у меня посуду и складывая ее в большой чан, уточнила Олинна.

Я лишь молча кивнула и внимательно оглядела кухню.

Здесь еще не было той суеты, что начнется ближе к вечеру. Стряпухи справлялись со своей задачей, ловко вытаскивая хлеб из печи, составляя горшки с кашей на стол, раскладывая мясо, овощи и разливая похлебку по плошкам. Дверь в зал то и дело открывались и закрывалась, создавая приятный сквозняк, остужавший девиц, работавших в таком жару, где масло плавилось, едва встав на стол.

- Ну, работы пока немного, - Олинна огляделась по сторонам, пожала плечами и продолжила. - Но утром заполнили поленницу, а наколоть дров никто не наколол. Будто всем напоминать об этом надо. Да и воды осталось не больше полу-кадки. Можешь с этим помочь?

Я лишь кивнула, бросила вопросительный взгляд на чан, переполненный грязной посудой и задержалась, чтобы услышать ответ.

- С этим я пока справлюсь, - хозяйка корчмы улыбнулась и отрицательно мотнула головой. - Но, если донесешь и мне воды, буду очень тебе благодарна.

Вода и дрова – они стали уже моим привычным занятием по всему пути от рождения до сего дня. Куда бы я ни приходила, где бы ни предлагала свою помощь, мне доставалась тяжелая и скучная работа, за которую никто не хотел браться или избегал, оттягивая ее наступление из последних сил.

Будто ничего другого в корчмах по всему свету и не надо было – только вода и дрова, чтобы усладить языки гостей. Чтобы успеть приготовить, помыть и растопить. Чтобы не угас огонь в печи и не опал хлеб. Чтобы посуда всегда была чистой, а на каждом столе стояло угощение, достойное самых знатных людей.

И если больше некому помочь, то стоит заняться ими мне. Ведь теперь мне есть, о чем подумать. Теперь, когда я знаю, где искать Перунчика, нужно узнать и о том, как освободить его от долга перед Лихом и его отрядом. Он прожил в славгородской конюшне не один день. Его кормили, поили, подковывали, ему выделили стойло и держали в чистоте. А это дорого стоит, если не забывать о том, что толку от жеребца, не пускающего к себе никого чужого, мало.

Оттого нужно отработать долг и вернуть себе право назвать братишку своим, уйти отсюда вдвоем, а не оставить его снова в гордом одиночестве. Потому дрова, вода, посуда, хлопоты и помощь по кухне сейчас были очень кстати. Только так и можно хорошенько подумать о том, как найти способ вернуть себе коня, не оскорбив ни его, ни себя, ни Лихо.

Мы заработали на ярмарке достаточно, чтобы выплатить долг за содержание Перунчика. Но это заслуга не моя и просить деньги у южной семьи я не стала бы никогда. Арила и Гадар подарили мне вторую жизнь, дали кров, еду, учение. Как можно ожидать от них еще и выплату чужого долга?

Работать в Северной роще мне нравилось. Но им не нужен постоянный помощник. А временная работа не позволит быстро рассчитаться с Лихом. Впрочем, с моими навыками общения сложно будет даже просто договориться с ним о чем-то. Если не попросить с Арилой.

Вот уж у кого всегда есть хорошие идеи и решения. И как бы мне ни было неудобно и совестно перед ней за то, сколь много я от нее прошу, но дельный совет мне бы очень пригодился. А Гадар на правах старшего сможет сторговаться о цене.

И снова мне не справиться без своей южной семьи. Кто же я после этого? Какая еще шкатулка с сюрпризами? Скорее беспомощный ребенок, не умеющий ни вести торг, ни просто сложить больше пары слов в одно предложение.

Надо было учиться не только искусству боя, врачевания и травничества. Стоило уделить внимание и тому, как общаться с другими. Как вести торг или беседу. Как не только слушать, но еще и говорить.

А теперь у меня нет достаточно времени, чтобы научиться всему и дать Перунчику жизнь, которой я сама его и лишила.

- Эй, пасынок! – вывалившись из-за двери, но все еще держась на ногах, Алдур расплылся в широкой улыбке и постарался незаметно ухватиться за проем. - Там тебя спрашивают.

Я удивленно и вопросительно вскинула голову, оглядела не доколотые дрова, снова перевела взгляд на держащегося из последних сил Алдура и кивнула:

- Иду.

- Тогда и мне помоги дойти, - шепотом добавил корчмарь и остался стоять, оперившись на косяк, чтобы не сползти на землю.

- Нечего было так увлекаться! – ехидно заметила Олинна, высунувшись в проем и оглядев двор, усеянный дровами, будто по нему ромашки расцвели посреди зимы. - И когда ты успел столько наколоть? Нам же этого до завтрашнего вечера хватит.

- И хорошо, - складывая результат своих трудов, в дровяник, только и произнесла я.

- Не ругай никого, а лучше пригляди за залом, - заметил корчмарь и осторожно сел на лавку, приставленную к стене у самого входа. - А я пока ему компанию составлю и воздухом подышу. Какой он сегодня вкусный. Прям не оторваться!

- Все тебе сейчас вкусное, - буркнула его жена и, не закрывая двери, вышла обратно в кухню.

- А может, и все, - тихо произнес корчмарь вслед ей и, уставившись куда-то в пустоту, принялся хлопать по кошелям, развешанным на поясе.

Нашлись там и массивная трубка, и ароматный табак, что я почувствовала даже с места, где стояла колода, и крохотное огниво. Видать, это для всех хозяев постоялых дворов и едален привычное дело – выйти на задний двор, чтобы вкусить запах крепкого табака и вечерней свежести.