Лебединая песня⁠⁠

Фёдор Михайлович вот уже вторую неделю гостил в имении у N. Пил по утрам чай с ватрушками и слушал щебет дочерей хозяина. До обеда гулял в одиночестве по заросшем саду, а затем отправлялся в свой флигелёк работать. Писалось на удивление легко. Рассказ, задуманный ещё зимой, разросся в повесть и, чем чёрт не шутит, мог вылиться в роман.

— Один студент, пребеднейший малый из разночинцев, — Фёдор Михайлович с N курили послеобеденные трубки в библиотеке, — измученный безденежьем, одержим идеей деления человечество на два вида. «Тварей дрожащих» и «имеющих право» на любые, даже самые дикие поступки.

— Этакий Бонапарт? – N понимающе прищурился.

— Именно, — писатель в который раз подивился проницательности приятеля. –И этот студентик замышляет убийство богатой старухи, никчёмного существа и так стоящего одной ногой в могиле.

— Смело, дорогой мой, ах, как смело! – N нервно запыхтел трубкой. – И?

— И не может! – Фёдор Михайлович радостно засмеялся. – Не может переступить черту. Хотя теория его убедительна, и читатель ему уже сочувствует. Понимаешь? Крест вот тут, — он постучал себя в грудь, — не дозволяет человеческую душу отобрать.

— Папенька, Фёдор Михайлович! — в библиотеку, как два вихря, розовый и голубой, влетели Соня и Маша, дочери хозяина.

— На пруду! — разрумянившаяся Соня, готова была взорваться от переполнявших её чувств.

— Хорь загрыз лебёдушку, — почти выкрикнула Маша и замерла, округлив глаза.

— А лебедь! Лебедь кричал так, что у нас сердце чуть не лопнуло.

— Маменька побежала смотреть, но уже поздно. Лебедь взмыл в небо, грянулся оземь и убил себя.

— А мы с Машкой плакали-плакали и не успели вас позвать.

N всплеснул руками.

— Каково, а?! Ах, жаль, что не застали. Вот, где величие любви, квинтэссенция страдания. Такого, брат, в городе не увидишь.

— Действительно, — криво улыбнулся Фёдор Михайлович, раздосадованный, что разговор о повести безвозвратно закончен, — занятно. Хотелось бы посмотреть.

Сёстры, обнялись и, озорно кося глазами на писателя, зашептались.

— А мы придумали, — бойко выкрикнула Соня.

— Поедемте в субботу к Раскольниковым обедать, — затараторила Маша. – У них тоже на пруду лебеди. Папенька застрелит лебёдушку и Фёдор Михайлович сам увидит, как лебедь страдать будет.

— И маменька посмотрит, — радостно закончила Соня.

— Ух, бесенята, — погрозил им пальцем N. – Вот ведь затейницы. А, что, Феденька? Соглашайся. Прокатимся к Раскольниковым, развеешься.

— Прости, — Фёдор Михайлович порывисто встал. – Хочу ещё поработать. Кажется мне, где-то я ошибаюсь. Прости великодушно.

Ушёл, заперся во флигеле и неделю не казал носа. Затем наспех попрощался и уехал в Петербург.