Культ пяти теней (рабочее название)⁠⁠

Нижеследующий кусок текста (до слов "глава первая") можете смело пропускать, ибо в нем содержится лишь поток сознания автора:

Здравствуйте, мои прекрасные семь подписчиков и все остальные, кому бывает интересно что-нибудь почитать. Мое больное воображение разродилось новым сюжетом, который я решил обработать уже несколько более тщательным образом, нежели предыдущий, вылившийся в "Темное наследие". На этот раз моя цель амбициознее, нежели просто дописать до конца. Если у меня получиться закончить эту работу, я намерен отправить ее в издательство. Пусть таких работ там полно, и пусть меня не напечатают, но - это очередной шаг в ту, так сказать, сторону.

Поскольку главы в этот раз вышли массивнее, я буду выкладывать их по частям (два поста на одну главу должно хватить), чтобы не забивать комментарии. Небольшая просьба: если вы поставили минус, будьте добры оставить комментарий, в котором будет описано, почему (если, конечно, вы прочитали главу, перед тем как ставить минус). Желательно, более или менее конструктивный, чтобы автор мог, прочитав его, как-то улучшить текст рассказа.

Глава первая.

Ночь простерла свои объятия над Аридой, столицей Релата, смывая дневные краски и озаряя улицы серебристым лунным сиянием. Давно уже прошли те времена, когда люди со страхом ждали прихода темноты, прячась по своим домам, плотно запирая тяжелые двери и закрывая ставнями окна. Со времен окончания Великой Ночи минула тысяча лет, и почти никто не помнил, что на самом деле некогда означали это страшное словосочетание. Рукописи истлели, камни, с тщательно вытесанной на них историей мира, рассыпались в пыль, а передаваемые из уст в уста воспоминания очевидцев превратились в сказки и легенды, которыми взрослые пугали своих непослушных детей. Возможно, где-то в пыльных библиотеках, или тайных башнях, укрытых от посторонних глаз высоко в горах, среди неприступных скал, еще оставались какие-нибудь достоверные сведения о непродолжительной эпохе Тьмы, но вряд ли кто-то мог похвастаться, что нашел туда дорогу и разгадал их тайны. Если бы сегодня рядового жителя империи спросили, что он знает о Великой Ночи, тот, скорее всего, просто пожал бы плечами, не зная, что ответить. И так дел невпроворот, зачем еще морочить себе голову непонятными древностями, произошедшими неизвестно когда?

Потому-то теперь, даже после наступления темноты, жизнь в столице продолжала свое размеренное течение. В верхнем городе, где располагался императорский дворец, мерцающий в ночи золотистыми огнями своих многочисленных окон, улицы щедро освещались голубоватым светом газовых светильников, не гаснущих до самого утра. Здесь, в дворянском, купеческом и сенатском кварталах из таверн и игорных домов всю ночь раздавалась музыка, слышались возбужденные разговоры, подкрепленный алкоголем смех, восторженные и разочарованные возгласы. То и дело, стуча колесами по булыжной мостовой проезжали богато украшенные кареты и повозки. По широким, хорошо вымощенным дорогам расхаживали, бряцая оружием, наряды имперской стражи, оберегающие покой мирных граждан. Всякий, кому посчастливилось жить здесь, мог спокойно гулять по ночным улицам, любуясь городом, купающимся в лунном свете, не боясь при этом быть убитым или ограбленным. Так обстояло дело в богатых кварталах Ариды.

В среднем городе, где располагались ремесленные районы, общественные рынки и базары, а так же бедняцкие выселки, ночная жизнь протекала несколько иначе. Стражники посещали далеко не каждую улицу и предпочитали держаться подальше от темных переулков и подворотен. Ни о каком освещении улиц дорогими газовыми светильниками тут и речи не шло. Даже старые масляные лампы располагались лишь на центральных дорогах, ведущих к воротам, да на улицах, где обитали самые зажиточные ремесленники. Если в богатых кварталах ни за что в жизни нельзя было встретить нищего, то тут их было в достатке. Они сидели на перекрестках дорог и немногочисленных тротуарах, скрючившись, с протянутыми кружками или мисками для сбора мелочи. На первый взгляд все они выглядели вполне безобидно, но любой местный житель знал, что среди облаченных в лохмотья побирушек без труда мог скрываться замаскированный бандит или убийца. А если бандита или убийцы не оказывалось среди нищих, то он, наверняка, поджидал беспечного прохожего в ближайшей темной подворотне или переулке. Расхаживать по бедным районам без оружия, а тем более – ночью – было не самой лучшей затеей. Ведь здесь, даже находясь дома, мирные жители города, бедняки и небогатые ремесленники, не могли чувствовать себя в полной безопасности. Много ли труда надо, чтобы вскрыть недорогой замок, врезанный в деревянную дверь? Или пролезть через окно, открытое лезвием длинного ножа? А там и забрать себе все самое ценное, походя перерезав хозяину дома горло, если вдруг вздумает сопротивляться. Потому-то в бедняцких кварталах ставни окон всегда запирались наглухо, а двери, вдобавок к засовам, подпирались чем-нибудь тяжелым изнутри. Встретить же здесь богато одетого человека, беззаботно разгуливающего по темным улицам среди ночи, было сродни чуду.

Но даже чудеса иногда случаются. Полнотелый мужчина в красном камзоле, расшитом серебряными и золотыми нитями, заманчиво поблескивающими в лунном свете, поспешно шагал по извилистой грязной улице. Он то и дело оглядывался назад, вздрагивая от каждого звука, шарахаясь от каждой тени, и боролся со стойким желанием перейти на бег. Мужчина был вооружен, рукоять длинного кинжала открыто торчала у него из-за пояса, потому-то затаившиеся в подворотнях охотники до чужого добра не спешили на него нападать, лишь провожая добычу голодными взглядами. Хотя одет этот человек был так, что в иное время, мог стать желанной целью для любого грабителя. Однако, помимо кинжала, он был вооружен еще одним безотказным оружием, отпугивающим от него разбойников и воров, у которых, как всем известно, чувство самосохранения развито не в пример лучше, чем у честных людей. От этого человека веяло чем-то необычным, его словно окружала неприятная, жуткая аура. Если бы ощущение опасности можно было увидеть или почуять, то вокруг незнакомца витало бы большое, отвратительно пахнущее облако. И все же, несмотря на это, мужчина, шедший по темным улицам бедняцкого района, боялся.

И боялся он не воров и убийц, могущих поджидать его за углом, а иных, куда более опасных людей. Были в Ариде те, кому ни в коем случае не следовало знать, что мужчина покинул свой дом в купеческом квартале, и теперь направляется куда-то, петляя по грязным улочкам бедняцких выселок. Поэтому он и оглядывался на каждый шорох и на каждую тень, убеждаясь, что никто не следит за ним и не пытается его преследовать. Если бы это было возможно, то человек наверняка скрывался бы в темных переулках, стараясь вовсе не показываться в лунном свете. Но тогда ему все-таки пришлось бы столкнуться с теми, кто любит прятаться в подворотнях и неприметных закоулках. А столкнувшись, вполне вероятно, потребовалось бы пустить в ход свою силу – что было крайне нежелательно. Это могло разрушить все его тщательно выверенные планы. Потому-то человек и жался к стенам, прятался в тенях, но сунуться в переулки не решался.

Маршрут незнакомца проходил через глухой бедняцкий район не просто так. Человек с кинжалом мог бы с удобством прогуляться по широкой чистой дороге, хорошо освещенной и вымощенной добротным камнем, что вела из купеческого района прямиком к воротам города. Но сейчас удобство и безопасность интересовали его в последнюю очередь. Главной задачей мужчины в камзоле было как можно незаметнее добраться до внешнего города, привлекая к себе минимум внимания. И не важно, что в квартале бедняков его увидят десятки головорезов и мелких воришек. Они вряд ли побегут с этой информацией в ближайший участок городской стражи, а значит весть об этом не дойдет до нежелательных слушателей. В то же время, какой-нибудь пьяный богач, начинающий истерично вопить при виде любого вооруженного человека, мог спутать ему все карты.

Добравшись до поворота незнакомец внимательно оглянулся назад. Перед его глазами предстала пройденная им улица – темная, узкая, с отчетливо нависающей над ней сбоку городской стеной. Она казалась абсолютно пустой и безжизненной, но только на первый взгляд. Будь на месте мужчины в камзоле кто-нибудь другой, столь же богато одетый, но не вооруженный и не окруженный ореолом опасности, он вряд ли добрался бы до поворота живым.

Внезапно кто-то зашевелился рядом с человеком, оглашая окрестности надсадным кашлем. От неожиданности незнакомец чуть не подпрыгнул на месте. С непристойным ругательством он отшатнулся от угла дома, рядом с которым стоял, и обнаружил, что в небольшой нише, около стока, расположился нищий в истрепанных серых лохмотьях. Судя по всему этот нищий спал, спрятавшись в показавшемся ему безопасным укрытии, но шум шагов разбудил его. Проснувшись, оборванец увидел рядом с собой прилично одетого горожанина и тут же протянул вперед руку, с зажатой в ней миской для мелочи. Емкость была пуста, в ней не перекатывалось ни единого медяка, и человек с кинжалом, чтобы отвадить бродягу, бросил туда тусклую монетку. Раздосадовано плюнув на землю и утерев проступивший на лбу пот, он отвернулся и направился по следующей улице в сторону ворот.

Нищий в обносках несколько секунд тупо рассматривал одинокий медяк, упокоившийся на дне его миски, после чего неторопливо отставил посудину в сторону и поднялся на ноги. Из-под низко надвинутого капюшона ярко блеснули глаза. В одно мгновение бродяга сбросил с себя лохмотья, на лету выворачивая их на изнанку и вновь надевая на плечи. Непонятные обноски моментально превратились в добротный серый плащ, отороченный по краям шелком с извивающимся замысловатым узором. Нищего больше не было. Был невысокий, широкоплечий человек, с уверенным взглядом прищуренных глаз.

Если бы дело происходило днем, от мужчины в сером плаще шарахнулись бы как от огня. Дело было не в том, что его лицо было страшно обезображено или кожа являла признаки тяжелой неизлечимой болезни, которой все боятся заразиться. Дело было в одеянии, что покоилось на его плечах. Слишком уж дурная слава успела сложиться о нем в простонародье. Такие плащи, отороченные шелком с замысловатым узором, напоминающим переплетение солнечных лучей, носили только последователи Серых Братьев. Увидеть серого брата на улице можно было нечасто, да никто и не стремился к подобной встрече.

Давным-давно, когда Великая Ночь еще не успела превратиться в страшную легенду, а государства, основанные после ее окончания, только-только успели оформиться и обрести самостоятельность, нашлись среди людей те, кто посчитал пришедший Рассвет не благословением, но наоборот - проклятием. Число таких людей, добровольно поклоняющихся презираемой Великой Ночи и с нетерпением ждущих ее возвращения, по началу было невелико. Однако, запретный плод оказался сладок и проповедники из числа ночепоклонников, распространившиеся по просторам новоявленных империй, нашли немало жаждущих присоединиться к культу. Восхваляющие Ночь уверили сами себя в том, что именно в период короткой эпохи Тьмы человечество было поистине свободно и переживало свой расцвет. Их культ начал быстро расти, с каждым годом приобретая все больше и больше верных последователей.

Возможно, если бы почитатели культа тихо поклонялись Ночи где-нибудь в тайных пещерках или в обособленных молельнях, дорогу в которые мог найти лишь посвященный, их так никто и не заметил бы. Но полоумным фанатикам мало было обыкновенных молитв. Чтобы умастить Великую Ночь, которую они считали своей богиней, и ускорить ее возвращение, им нужны были жертвы. И не какие-нибудь черные петухи или молодые быки, бывшие популярными жертвенными животными в иных, не столь многочисленных культах, а люди. Причем не всякие, а непременно молодые, здоровые и невинные. Потребности в жертвах у культистов оказались непомерными. Молодые девушки и парни начали исчезать по всей империи, с такой скоростью, что не заметить этого было уже невозможно.

Если бы культ Великой Ночи был вражеской армией, империя собрала бы войско и разгромила ее. Будь они природным бедствием, жители империи укрылись бы за крепкими стенами городов и переждали бы ненастье. Случись культистам быть заразной болезнью, ученые умы собрались бы вместе и нашли от нее лекарство. Но поклонники Ночи не были ни первым, ни вторым, ни третьим. Они разбрелись по всей империи и растворились среди обычного люда, побуждая его своими проповедями присоединяться к культу. Ночепоклонники не носили опознавательных знаков и не кричали о своей принадлежности на каждом углу. Любой человек, жил ли он в деревне или в крупном городе, мог оказаться приверженцем Ночи.

Времени на раздумья у тогдашних правителей было немного. В конце концов они пришли к выводу, что в народе не зря утверждают, будто клин клином вышибают. Фанатиков было решено урезонить, поддержав и распространив по империи другой культ – не требующий жертв и контролируемый государством. Подобная практика, вполне вероятно, применялась и ранее, еще до наступления эпохи Тьмы. Правители новой империи, сами того не подозревая, просто переняли ее у своих предков. А когда какой-нибудь культ возноситься до государственного уровня, он неизбежно превращается в религию.

Нужный культ нашелся, и очень скоро. Если кто-то почитал Великую Ночь, как благо, то были и те, кто почитал благом наступивший после нее Рассвет. Простые люди были благодарны Рассвету, вновь принесшему им радость солнечного тепла и яркость летник красок, однако до преклонения перед ним доходили немногие. Так было до тех пор, пока император и его ближайшие советники не заинтересовались культом Рассвета, и не сделали его последователям заманчивое предложение, после которого и появилась в империи знаменитая ныне церковь Восхода.

Поддерживаемая государством и немалыми денежными вливаниями, церковь Восхода распространилась по империи гораздо быстрее, чем это сделал некогда культ Великой Ночи. Это возымело свой эффект. Нельзя сказать, что ночепоклонники сразу же испарились, исчезли, как по волшебству. Однако урон они понесли ощутимый. Их проповедники не могли открыто вещать на центральных площадях городов и сел, как это делали проповедники Восхода, а места поклонения культа был расположены вдали от населенных пунктов, чтобы не привлекать лишнего внимания. Храмы же восходников, как стали именовать последователей церкви, располагались чуть ли в каждой захолустной деревеньке, что уж говорить о крупных городах и столице империи - Ариде. Число старых поклонников Великой Ночи мало изменилось, но вот новичков в культе стало в разы меньше, и переманивать их теперь было гораздо сложнее.

И все же, далеко не каждого человека можно отвадить с неверного пути пламенной проповедью и мудрым словом. Особенно если этот человек давно уже славит свою темную богиню, в тайне от окружающих. Число ночепоклонников перестало расти, но не ждать же, когда все уже посвятившие свою жизнь Великой Ночи сами умрут от старости – слишком много дел они могут еще натворить. Возможно так рассуждали архиепископы восходников, беседуя с советниками императора и подталкивая их согласиться на создание еще одного ответвления церкви, несколько менее публичного, но от этого не менее эффективного. История умалчивает, как долго длились переговоры по этому поводу, однако, в конце концов, ответвление было одобрено императором и создано на официальной основе. Называлось оно довольно просто и неказисто – Серые Братья.

Как нетрудно догадаться, задачей Серых Братьев был поиск почитателей Великой Ночи и их устранение. Угрюмые, неразговорчивые люди в серых рясах быстро стали известны на всю империю. Они неожиданно появлялись в местах скопления людей, на рынках, ярмарках, на площадях, где проповедовали восходники, и так же неожиданно исчезали. И всякий раз, там, где побывал хоть один из Серых Братьев, находили мертвых людей, зарезанных со спины, или с аккуратно перерезанным горлом. В народе их, недолго думая, прозвали Серыми Рясами – за узорчатые серые плащи, которые те носили.

Может быть методы Серых Братьев были довольно жестокими, но они принесли свои плоды. Культистов Великой Ночи стало меньше. Вместе с тем они начали вести себя скрытнее. Исчезновения молодых людей все еще происходили, но уже в куда меньших объемах. Церковь Восхода, везде трубившая о том, что отступников карает всевидящая длань Рассвета, приобретала все большую популярность.

Со временем задача Серых Братьев усложнилась. Искать культистов становилось проблемным делом – их число быстро уменьшалось, и серорясочникам нужно было как-то оправдывать свое существование. Тогда Серые Братья стали не столько инструментом очищения империи от ночепоклонников, сколько пугалом для народа, который нужно было держать в строгости и послушании. Они перестали часто появляться на людях, предпочитая действовать тайно. Их жертв находили теперь не в людных местах, после окончания шумных сборищ, а все чаще в собственных постелях или укромных переулках. Серорясочники перестали гнушаться убивать «лишних людей», став чем-то вроде местного аналога наемных убийц. Они брали не каждый заказ, пусть даже за него им обещали золотые горы, но если человек чем-то мешал церкви, или самим Серым Братьям, никто не мог поручиться, что он доживет до следующего утра. Не удивительно, что о них начала распространяться дурная слава, а встреча с Серыми Братьями на улице – считаться плохим предзнаменованием.

Притворявшийся нищим серорясочник огляделся вокруг и скользнул за угол дома, где, всего минуту назад, скрылся человек с кинжалом. Он не торопился догонять и устранять свою цель. Сегодня не это было первостепенной задачей. Серого брата интересовало, куда направился преследуемый им человек. Потому-то он и держался на приличном расстоянии от своей жертвы, скрываясь в тенях подворотен и ныряя в переулки. Печально известный серый плащ давал ему то, чего не было у человека с кинжалом - от него, как от огня, разбегались все, кто поджидал незадачливого прохожего в темном углу. Серый брат мог не боясь нападения гулять по самым опасным районам города, заходить в самые темные закоулки и пользующиеся дурной славой улицы. Узорчатый плащ защищал его лучше любого оружия.

Мужчина в красном камзоле, тем временем, приближался к очередному повороту, который должен был вывести его на Болотную улицу – один из центральных проспектов, разбегающихся из центра столицы и ведущих к городским воротам. Свернув за поворот он как раз оказывался прямо перед тяжелыми створками, наглухо закрытыми в это время суток. Но незнакомца это мало смущало. У него с собой был лучший из ключей, придуманных человеком – полновесное золото. Оно было способно открыть практически любую дверь.

Серорясочник следовал за своей жертвой в сотне шагов позади. Помимо обычных предосторожностей, преследователь применял и известные только ему, как представителю Серых Братьев, приемы. Шаги серорясочника могла услышать разве что очень чуткая кошка, а разглядеть его в окружении теней не сумела бы и сова.

Фигура человека с кинжалом последний раз мелькнула в лунном свете, и он скрылся за поворотом. Тогда серый брат пустился вперед со скоростью, которую трудно было ожидать от такого невысокого и неуклюжего на вид человека. Покрыв сотню шагов всего за десять секунд, он застыл за каменной стеной дома. Ему потребовалось еще несколько мгновений, чтобы привести дыхание в порядок, после чего он выглянул из-за угла. Его взгляду предстала интересная картина. Сержант, командующий стражей у ворот, о чем-то увлеченно беседовал с мужчиной в красном камзоле. В лунном свете блеснуло золото. Сержант отрицательно покачал головой и кивнул в сторону своих подчиненных, расположившихся рядом с тяжелыми створками и увлеченно обсуждающих замысловатый древесный рисунок на огромном засове. Человек с кинжалом вздохнул и потянулся к кошелю, подсыпая еще монет в лежащую на его ладони горсть. Когда уголки губ сержанта поползли вверх, незнакомец остановился и протянул наполненную золотом руку вперед. Стражник кивнул и сгреб деньги себе в сумку. Свистнув подчиненным он подвел мужчину в камзоле к воротам. Дюжина крепких рук ухватилась за засов и приподняла его так, чтобы можно было приоткрыть одну из створок – как раз протиснуться взрослому человеку. Незнакомец кивнул сержанту и выскользнул наружу.

Пронаблюдав за произошедшим, серый брат еще около минуты оставался в своем укрытии, после чего вышел из-за поворота и направился прямиком к стражникам. Он шел вперед уверенным шагом, что-то нащупывая у себя на груди. Его плащ при этом распахнулся и на поясе серорясочника стали хорошо видна гарда короткого меча, с очень тонким лезвием, и рифленая рукоять пистолета – крайне дорогостоящего и убойного оружия. Серых Братьев обеспечивали лучшими инструментами убийства, не скупясь ни на какие затраты.

Сержант поднял глаза и удивленно вскинул брови, наблюдая за приближением еще одного путника. Луна как раз скрылась за большим облаком и мир на короткое время погрузился в глухую ночную темноту. Когда же голубоватый диск снова воцарился на небе во всем своем величии, старый стражник внезапно вспотел и почувствовал себя нехорошо. К нему довольно быстро приближался серый брат, облаченный в знаменитый узорчатый плащ. Сержант сглотнул подступивший к горлу комок и обернулся к своим подчиненным. Те заворожено смотрели на серорясочника и неуверенно пятились, больше всего желая, видимо, просочиться сквозь ворота и оказаться как можно дальше отсюда.

Сержант судорожно перебирал у себя в голове события последних дней, стараясь припомнить, мог ли он совершить нечто такое, что за ним пришлют серого брата. Ничего не приходило на ум, кроме только что полученной прямо на глазах у серорясочника взятки. Старый стражник уже готов был достать из сумки золото и бросить его на дорогу, отрекаясь от всего и вся, но тут увидел у себя под носом символ церкви Восхода, зажатый в крепкой руке. Последователь Серых Братьев кивком указывал сержанту на ворота, сквозь которые всего минуту назад проскользнул мужчина в красном камзоле. Повторять жест дважды не пришлось. С двойным усердием стражники ухватились за тяжелый засов, причем сержант спешно к ним присоединился, и приоткрыли створку ворот. Не произнося ни слова, серый брат протиснулся в узкий проем и оказался во внешнем городе.

За девять веков своего существования Арида успела разрастись из обычного городища, огороженного бревенчатым тыном, до самого большого в империи города. Опытный путник, успевший побывать везде, где только можно на просторах Релата, а может быть даже заглянувший в соседние страны, без тени лжи мог бы заявить, что города огромнее он в своей жизни не видел. Первая каменная стена, возведенная в Ариде еще в незапамятные времена, давно уже перестала вмещать в себя новые постройки – теперь за ней располагался богатый верхний город. Когда селиться там стало негде, дома и общественные здания начали возводить вокруг стены, опоясывая ее улицами, словно кольцами. Вряд ли в то время кто-то предполагал, что все это зайдет так далеко, но уже через пару столетий внешняя часть Ариды разрослась настолько, что ее тоже пришлось обносить каменной стеной. Вторую стену строили с солидным запасом, чтобы имперской столице было куда расти. И она росла, да притом так, что место внутри второй стены закончилось гораздо быстрее, чем рассчитывали люди. Тогда-то и появился внешний город – скопление деревянных и каменных зданий, выстроенных вдоль ведущих из Ариды дорог. Новоприбывшие жители старались разместить свои дома поближе к воротам, чтобы далеко не ходить, если придет нужда побывать в среднем или верхнем городе. Но пространство рядом с дорогами тоже оказалось не бесконечным, и внешнему городу пришлось расползаться в стороны, образуя целые улицы, кварталы и районы, облепившие вторую стену столицы со всех сторон.

Люди во внешнем городе селились разные. В основном это были привлеченные рассказами о богатой жизни бедняки из других городов или поселений империи. Приехав в столицу они на собственном опыте убеждались, что жить здесь, во внешнем городе, было ничуть не лучше, чем там, где они обитали раньше. Были среди поселенцев разорившиеся ремесленники и купцы, жившие некогда в среднем городе, и вынужденно его покинувшие, были и другие, потерявшие свое жилье в пределах стен по иным причинам. Встречались однако и те, кто решил попытать удачи, и открыл во внешнем городе свою лавку или постоялый двор. Многие из таких предпринимателей довольно быстро нищали и сворачивали свое дело. Но среди них встречались удачливые торговцы и трактирщики, чьи заведения процветали, принося неплохую прибыль. Что примечательно, разбогатев, такие люди не спешили перебираться в средний город, как это мечтали сделать другие. Они просто оставались на насиженном месте, и продолжали работать.

Улицы внешнего города различались между собой примерно так же, как и люди в нем обитающие. Часть из них была мощеной – это были дороги, некогда служившие подъездами к воротам города, их мостили качественно и с запасом. Даже теперь, когда внешняя часть столицы разрослась до размеров среднего города, каменное полотно тракта почти на километр выдавалось за ее пределы. Что касается прочих улочек, проулков, проходов и тропинок – все они представляли собой плотно утоптанный песок, кое где засыпанный сверху гравием. Нельзя сказать, чтобы во время дождей все это превращалось в сплошное грязевое болото, но все же тем, кто хотел сохранить свою одежду чистой, не стоило туда соваться.

Оказавшись снаружи стен, серый брат огляделся вокруг, ища свою цель. Улица, камень к камню, уходила под небольшой откос, и где-то вдалеке, за загородившими обзор зданиями, переходила в широкий имперский тракт. Серорясочник успел заметить силуэт вооруженного незнакомца, скользнувший в один из поворотов и устремился за ним. Он по-прежнему держался на некотором отдалении, чтобы его не заметили, однако здесь делать это было гораздо сложнее. Улицы стали короче, а дома располагались не под прямыми углами друг к другу, а как попало. С одной стороны, здесь было больше подворотен и переулков, где можно было укрыться от внимательного взгляда, с другой же – гораздо проще было потерять из виду цель.

Мужчина к камзоле, покинув пределы среднего города, заметно ускорился. На его лбу и шее выступила испарина, он то и дело вытирал ее белым платком, извлеченным из кармана. Песчаные дорожки были мокрыми от прошедшего днем дождя, но человека с кинжалом не волновала чистота одежды, он шел вперед без разбора наступая во все встречные лужи. Вот он еще раз свернул, выходя на улицу пошире, и уверенным шагом направился к двухэтажному деревянному дому, со светящимися золотистым светом окнами. Из дома доносились громкие разговоры, смех, а иногда и стук сталкивающихся между собой кружек. Это была местная таверна, в которой часто останавливались приезжие в столицу гости. Если бы преследовавший мужчину с кинжалом серый брат видел сейчас его лицо, он бы разглядел на нем выражение искреннего облегчения.

Продолжение главы в следующем посте.