Красноармеец Андрей⁠⁠

Красноармеец Андрей служил в полковой разведроте и сейчас, сидя в окопе, взвешивал все за и против своего преступного и бесшабашного плана. Дело было в том, что полк его находился в тридцати километрах от родного села Андрея, села находящегося к тому же ещё и в тылу у немцев. В этом селе жила его молодая красавица жена и трехлетняя их с женою дочь, которых он уже за два с половиной года войны ни разу не видел и два года вообще никаких вестей от них, находящихся в оккупации, не получал. Андрей чем-то необъяснимым чувствовал, что жена и дочь его были ещё несомненно живы, хотя в этом был и не совсем уверен, поэтому-то окончательно и бесповоротно решил для себя тайком от начальства их проведать, чего-бы это приключение ему не стоило. Думать о чём-то кроме этого, красноармеец Андрей уже попросту был не в силах.

Замысел его был дерзок и одновременно прост. Выспавшись обычно днём, Андрей по ночам с несколькими разведчиками-товарищами ползали в окопы к немцам, чтобы завладеть "языком" - пленным немцем. Мероприятие это было рискованным, заканчивалось по разному, но давало разведчикам относительную свободу действий в недосягаемости от начальства, поэтому-то о разведчиках много всяких занимательных историй на слуху гуляло, с перемешанными в них вымыслами и правдивыми фактами. По плану всегда предполагалось, что ночью надо было сползать в окопы к немцам и обратно и притащить с собой пленного немца, но на деле чего только не случалось. Бывало, что просто подрывались на минах, а бывало что немцы, обнаружив группу разведки на нейтральной полосе путали разведчикам все их продуманные планы и, выпуская одну за другой осветительные ракеты, как охотники за дичью, уничтожали всю их разведгруппу. Бывало держали их и место где они были всю ночь, а иногда и несколько суток, под постоянным снайперским прицелом и минометным обстрелом и тогда уж и не возвращался больше никто, а бывало, что после двух, трех, а иногда и пяти и более дней такой отсидки в какой-нибудь яме на нейтральной полосе, когда немцы уже теряли всякий интерес к ним, и к этому месту, то разведчики, улучив удачный момент из разведки возвращались, и иногда даже с пленным немцем. "Языков" брали в основном из дозоров, в которых они находились, как и наши, обычно по двое в каких-нибудь ямах, окопах или воронках от снарядов в удалении ста-двухсот метров от передней линии своих окопов. Ночью разобрать что-либо было сложно и разведчики бывало, проползав на нейтральной полосе, и, не найдя дозоров, иногда пытались разжиться "языком" в ближайших немецких окопах, что было, конечно, очень рискованно, но тем не менее, если везло, то заканчивалось удачно. В общем скучать в разведке было некогда и иногда было даже по настоящему весело.

Не нравилась только Андрею обязанность и необходимость убивать всех попадавшихся им в разведке немцев, которых они не брали в плен. Это были хоть и враги, хоть и немцы, но ведь живые люди, со своими судьбами, страхами и эмоциями, и видно было, что умирать да и вообще воевать и даже быть на этой войне никому из них не хотелось. Пожилые, молодые, среднего возраста, а иногда совсем ещё юнцы, которые в подавляющем большинстве своем попали на эту войну помимо их воли. Сидеть немытыми в окопах, когда сверху летит за воротник то земля, а то осколки снарядов ... Любителей таких приключений есть на свете не много, если вообще на свете есть такие чудаки.

Андрею неизвестно было отношение к войне среди немецких солдат в её начале, так как служа в пехоте видел немцев издалека и в основном в прицел своей винтовки, но сейчас, когда он воевал в разведке и видел немцев очень близко, видел лица, все их мельчайшие эмоции на этих лицах, то понимал, что все они тут по нужде. И искренним было их: "Гитлер капут!" - если судьба давала шанс это крикнуть.

Фанатики-дурачки "великой Германии" тоже были, но попадались очень редко и вызывали только шутки и смех. Над душевнобольными смеяться было грешно, а над этими дурачками-фанатиками искренне всегда смеялись. Среди немецких солдат фанатики Андрею никогда не встречались. С фанатизмом попадались обычно какие-нибудь невысокого звания и дебильного вида их невысокого ранга командиры. Забавно было наблюдать, как попав в плен, после пары увесистых оплеух с них пропадала спесь, мировоззрение понемногу менялось и они спускались со своих великогерманских небес на пыльную украинскую землю. Но даже таких откровенных глупцов Андрею все-равно убивать не хотелось. А сколько было убито им обычных, нормальных с виду людей, а по национальности немцев?!

Больше всего ему запомнился молодой, интеллигентного вида улыбчивый парень лет около двадцати, похоже какой-то студент. Для "студента" было появление из неоткуда русских солдат в их дозоре невероятным каким-то приключением. Миг и рты у обоих немецких солдат крепко зажаты. Товарищ молодого немца был раза в два его старше и испуган, а паренька глаза доверчиво улыбались и только, когда Андрей штык-ножом пробил ему грудь, попав прямо в сердце, на лице паренька в миг появилось разочарование и застыло удивление.

После было ещё много убитых Андреем немцев. Были и наивные сельские пареньки, и упёртый пролетариат, и степенные отцы семейства. Хорошо помнил Андрей и ещё одного степенного и неторопливого немца, который только и успел показать Андрею пальцами цифру три и не оставалось сомненья, что у зазевавшегося в дозоре немецкого солдата детей в семье было три.

Всегда почти в разведке предстояло делать выбор: кого из двух дозорных немцев брать в плен, а кого колоть ножом в сердце. Брать старались тех кто постарше и по опытней, а молодых или с виду бестолковых тут же надо было по тихому убивать, а выбор, верный или не верный, надо было всегда делать быстро. У всех почти убитых на лице всегда было удивление, как будто не верилось им, что нож и впрямь уже в сердце у них, и жить оставалось считанные мгновенья. С таким же выражением удивления на лицах гибли в дозорах от рук немецкой разведки и наши зазевавшиеся солдаты. Андрею и самому не верилось в то, что он это с настоящими и живыми людьми делал. Если бы кто-то перед войной ему сказал, что придёт время такое и он почти спокойно ножом будет убивать не свинью - человека, Андрей никогда бы этому не поверил. Убийство людей для него всегда было не только уголовным преступлением и страшным грехом, но и недопустимым и не соответствующим его душе, характеру и мировоззрению мерзким делом. То, что он убивал живых людей, как скотину никак не помещалось в его голове, как будто вся эта гадость происходила с другим каким-то мерзким человеком, а не с ним.

Не чувствовал он себя везунчиком и счастливчиком и по сравнению с убитыми и погибшими на войне нашими и немцами. Убийство людей стало для него хотя и почти обычным делом, но оправдания своим убийствам Андрей не находил. Бывали у него иногда наивные мысли сильно ранить немца или сильным ударом оглушить, но всё это могло поставить под угрозу не только его жизнь, но, и это для Андрея было важней, жизнь его друзей и товарищей. Никакого реального и разумного выхода из этого мракобесия и безумия Андрей для своей души не видел и не находил, и чувствовал себя в плену невыносимых обстоятельств.

Были у них и в роте, конечно, и недалекого ума глупцы, которым забавно и смешно было это выражение удивления в глазах умирающих немцев, но они в роте были как нездоровое исключение и под осуждающими взглядами товарищей сдерживали свои безбожные эмоции. Все те, кого ценил и уважал в роте Андрей убивали все-таки с тяжелым сердцем и без восторга ножом кололи немцам в сердце.

Снились часто кошмары, от которых просыпался в холодном поту. Приснился как-то тот степенный немец. Во сне Андрей его колет в сердце, а он с удивлением Андрею говорит: "Ты что ж це робышь? У меня ведь деток три!" Другой раз приснился молодой и улыбчивый немец-студент. Андрей его колет в сердце, а он глядя Андрею в лицо по доброму смеется и нет ни страха в нём предсмертного, ни удивления.

Как жить, о чем молиться, что у бога просить? Что-то надо непонятое понять или просто переступить через эту всю мерзость и поскорее забыть? Другие что об этом всём думают, как это всё сложено у них в голове? О чём молчат, что думают товарищи, чего в душе своей хотят? Иль умерло в душе у них уж всё?

Последнее время от этих мыслей немного отвлекала навязчивая и сумасбродная идея проведать семью.

План состоял в том, что в разведку Андрей пойдет со своими лучшими друзьями. Ночью на нейтральной полосе он с ними разделится. Товарищи его останутся на нейтральной полосе, а он проберётся через немецкие окопы в немецкий тыл и за остаток ночи дойдёт до родного села. Днём побудет дома и следующей ночью, перед рассветом вернётся.

Товарищи его, Пётр и Мойша будут ждать его на нейтральной полосе. Если Андрей в установленный срок не выйдет к нашим, то за него скажут, что столкнулись на нейтральной полосе с немецкой разведгруппой и он, прикрывая отход нашей группы, остался где-то на нейтральной полосе, и что пока ничего о его судьбе никому из вернувшихся неизвестно.

Если бы что-то пошло не так и о замысле, например по доносу, узнало полковое начальство, то за самоволку Андрея вряд-ли бы, как положено было тогда по закону военного времени, расстреляли. Его ротный скорее всего, смог бы Андрея отстоять и замять это дело у начальства, но и проблемы у ротного могли бы быть очень большие: "Не углядел! Дезертиров расплодил! Дисциплину разложил!"

Андрею ротного очень не хотелось подводить и это вместе с огромным риском было на одной чаше весов, а на другой чаше весов весов было манящее своей сказочностью, невероятностью и непредсказуемостью свидание с семьёй: женой и дочкой.

Замысел Андрея был дерзким, но как ни крути, имел все шансы на удачное завершение, а в товарищах своих Андрей был полностью уверен, да и они были этим замыслом не на шутку заинтригованы и взволнованы и им тоже было искренне интересно: удастся ли у Андрея его безумный план и вся ли жива семья товарища их Андрея?

***

Андрей был из потомственных "прохиндеев" крестьян, и в глубине души гордился этим. Из рассказов и баек старых людей он знал многое о своих непотопляемых предках, о тех людях, крестьянах, которые при любой власти и в любой жизненной ситуации, не только сами могли всегда найти выход и выжить, и за себя постоять, но могли еще тянуть на своих крепких и могучих крестьянских плечах какое-то разумное количество своих родных и близких. Про таких как они, как Андрей, говорят: и в воде не тонет, и в огне не горит.

От крестьянской тяжёлой и изнурительной работы, от каши пшеничной, коровьего молока, яиц, мяса и солёного сала Андрей был силен как бык. Был он ещё по необходимости как лиса хитер, безжалостен был, забивая скотину, настойчив, решителен был. Обладал хваткой, смекалкой и умом - гибким и восприимчивым ко всему разумному, и в том числе к новому. До революции такие шустрые мужички по ночам крали для себя помещичий лес, браконьерничали, а в случае нужды иногда и разбойничали в этом же или соседском лесу, могли стырить и раздербанить между собой помещичью или чью-то ещё беспечно оставленную без присмотра скотину, да и много других преступлений совершали, всегда имея при этом для себя оправдание, что крали они по нужде.

Одно из самых гуманных наказаний за такие темные делишки была жестокая публичная порка кнутом, однако даже более существенные наказания: острог, каторга и кандалы не останавливали таких шустрых мужичков, когда гонимые нуждой и заботой о семье они шли на различные имущественные преступления. Однако, необоснованная жестокость к людям, а тем более убийства были чужды им, вызывая справедливое негодование и отвращение.

Когда помещики, их близкие, и их халуи сбежали, в деревню ненадолго пришла долгожданная свобода, достаток, раздолье, веселье и пьянка, в общем вольная воля. Помещичью скотину и урожай с полей быстро и по-братски поделили по принципу кто успел, тот и съел. Поля помещичьи сеяли и убирали примерно по такому же принципу, провожая друг друга суровыми взглядами, крепко сжимая в мускулистых руках отточенные на всякий такой случай вилы, но слабых не обижали, а бедным и нищим помогали и подавали. Охотились, ловили рыбу, заготавливали сено, брёвна и лес в волю, с запасом, так как кому моглось и хотелось. Всего было с начала революции у крестьян в избытке и почти всем на селе было сытно, радостно, беззаботно и легко.

Позднее, с приходом в село Советской власти, "закона и порядка" - свобода, радость и веселье как-то сразу пошли в селе на убыль, сменяясь на "революционную необходимость". Когда в село пришла продразверстка, а по сути грабеж селян и зачисление самых трудолюбивых, зажиточных или шустрых при разделе помещичьего добра крестьян в кулаки, настроения в сёлах и деревнях изменились, а Советскую власть стали уже рассматривать на селе как вражескую, а наиболее рьяных представителей этой власти, за то зло что они творили, иногда по тихому убивать.

Его родители, очень на Андрея во всём похожие, проявляя преступную несознательность, прятали от продразверстки своё зерно. Было это тогда законом категорически запрещено и каралось по усмотрению новой власти расстрелом и ссылкой. Советская власть, так и не найдя спрятанное ими зерно, все-равно записала родителей Андрея, за имевшихся у них тогда двух лошадей и отсутствие в глазах большой любви к новой власти, в кулаки, и, не глядя на пятерых малолетних детей, сослала их всех гуртом в степи-солончаки около Херсона. Больше половины сосланных в эти степи бедолаг в тот же год проклиная новую власть, её "закон и порядок" умерло от голода и болезней. Умирали в основном дети оставшиеся одни после смерти родителей, старики и больные.

Испытывая в пути мыслимые и немыслимый трудности и заботы, и добравшись до определенных для ссыльных мест люди, и среди них родители Андрея, в первую очередь стали рыть колодцы, чтобы добраться до воды. Грунт в тех местах был песчаным и рыхлым, поэтому часто обваливался и насмерть погребал под собою этих крестьян: копачей-добровольцев. Солоноватая вода появлялась обычно на сорокаметровой глубине. На месте такого нового поселения-выселения и было теперь родное село красноармейца Андрея. Андрей от выживших поселенцев знал, что мать его умерла от голода, отдавая последние имеющиеся у неё крохи еды своим, тоже впоследствии умершим от голода, детям. Отца Андрея намертво и бессердечно засыпало землёй при копании колодца. Андрей каким-то самому ему неизвестным чудом выжил из всей его многодетной крестьянской семьи один. Но как выжил, как потерял родных и близких, какое чудо его спасло, совсем почти ничего не помнил. Помнил он, как с такими же истощёнными детьми где-то что-то из съестного просил или подбирал, где-то крал, где-то пытался заработать. Несколько раз его на краже ловили и беспощадно били. Бывало что как и других беспризорников вылавливали и держали в каком-то хмуром и сером детском доме, где были жестокие правила, отвратительная еда и хмурые воспитатели. Андрей при малейшей возможности всегда с таких детдомов убегал и, бродя по Херсону, да и по всему белому свету, возвращался всегда, как к родному, в то место, где на месте ссылки "кулачных" крестьян появилось его родное село-поселение, с похороненными безымянно здесь же где-то всеми его близкими и родными.

Помнил Андрей уже более позднее время. Голод тридцать третьего года помнил, когда он семнадцатилетним пареньком, чтобы не умереть с голоду и выжить, ел с товарищами поджаренное на костре, обычно уже задетое неприятным душком, сладковатое человеческое мясо. Тридцать девятый год помнил уже совсем хорошо, когда в первый раз заприметил стройную и улыбчивую, самую красивую из сельских девушек свою первую любовь и будущую жену Марию. Умеют же иногда девушки на парней мельком так с лукавой улыбкой взглянуть, что время останавливалось вдруг и все замирало внутри. Голова кружилась у Андрея и становилась как бы хмельной, когда Мария с улыбкой вдруг обращала свой взгляд на него. Сороковой год - год самых сильных переживаний и изменений в его жизни, и год его свадьбы с Марией очень ясно помнил. Он шустрый, бесшабашный, здоровый и крепкий парень, почти бандит и точно сельский хулиган почувствовал взаимность чувств Марии и заслал сватов в её семью. Не просто было всё со сватовством, но после жарких споров, чуть было не до драки, когда её упрямство выйти замуж за него в семейных спорах победило и согласие семьи быть вместе им было всё ж дано.

Незабываема была их первая супружеская ночь, когда она его ещё стеснялась и просила этой ночью не спешить. Той первой брачной ночью, как в прочем и потом позднее, у них всё было по ночам легко всё как-то, мягко и красиво, и у обоих всегда от этой близости и друг от друга приятно начинала кружиться голова. А как Мария испытующе смотрела на Андрея, когда сказала, что беременна, а у него от такого моря счастья перехватило вдруг дыханье и сильно закружилась голова. Да, было много хорошего в жизни Андрея, что вспоминалось ему в окопе, когда от слипшегося пота и грязи чесалось у него всё его тело.

***

Несмотря на все беды и несчастья, которые Советская власть наслала в детстве на Андрея, злобы у него на неё не было и поэтому когда в сорок первом напали немцы и началась война, Андрей вместе со всеми сельскими мужиками, не задумываясь, отправился на фронт.

В начале войны попал он, как и все с их села, в пехоту. В пехоте была страшная и неотвратимая обязанность и в дождь, и в снег, и в жару, и под артиллерийским разрывающим землю и людскую плоть обстрелом быть в окопах. Иногда там трястись от холода, от болезненного озноба или от ужаса. Иногда в окопах приходилось получать увечья, контузии и ранения. Иногда кому-то отрывало ногу или руку, кто-то умирал в этих окопах быстро, кто-то умирал в муках.

По команде командиров "В атаку, вперед, марш", по замыслу дьявола и для его развлечения, начиналось самое страшное и нормальному человеческому уму непостижимое. С криком "Ура" надо было вставать во весь рост и полагаясь на волю случая быстро шагать или бежать в сторону вражеских окопов. Андрей служа в пехоте в атаку много раз ходил, и во время этих атак его всегда охватывал почти неконтролируемый животный ужас. Андрею, как и другим бедолагам, надо было бежать навстречу летящим со стороны врага смертельно разящим пулям, между разлетающихся вокруг раскаленных осколков снарядов и из последних душевных сил сдерживать ужас внутри себя, не давая ему выйти наружу. Снаружи этот ужас обычно всегда вместе с бойцом уничтожали командиры: или сразу на поле боя или после боя расстреливали уже показательно и для острастки других перед строем.

По всюду был и сводил с ума пулемётный беспощадный и сумасшедший огонь, разрывы мин и снарядов, куски и кусочки раскалённого до красна металла с бешеной скоростью летящие и бессмысленно и бессистемно поражающие всё живое и живых людей вокруг. С характерным шипящим звуком эти разъярённые куски металла без разбору впивались в землю, в тела, в живую плоть, принося с собой кому страдания и ранения, а кому геройскую смерть. А как дико и истошно кричали иногда люди, пока у них были на это силы, когда им отрывало ноги или руки. Кто был попроще, да по нежнее иногда просто от всего этого дьявольского веселья сходили с ума. Бог по настоящему страдал от всего этого на своём небе, а дьявол в преисподней до умопомрачения смеялся.

Не обошло стороной это мракобесие и красноармейца Андрея, когда идя во весь рост в очередную атаку под градом осколков и пуль, он вдруг почувствовал резкий и сильный удар откуда-то сбоку в бедро. Его развернуло на месте, сбило с ног, а всё его тело пронзила резкая боль и невыносимое жжение в раненном бедре. Одновременно вдруг, как когда-то в детстве, запахло неприятно сладким поджаренным на костре человеческим мясом. Мгла окутала его и на время спасла от дикой нестерпимой боли в бедре и сладковатого запаха поджаренного осколком снаряда собственного тела.

Приходить в себя он стал от того, что кто-то во все места, а больше всего в бедро за что-то безжалостно бил его. В бедре уже и так было что-то инородное и причиняющее нестерпимую боль, так кто-то ещё и жестоко по нему лупил. "Вот черт, очень больно. Зачем же бьют так сильно в бедро? И ведь вообще непонятно за что", - мысли проносились в голове, то у приходящего в себя, то у теряющего сознание от нестерпимой боли Андрея.

На самом деле Андрея никто не бил, а наоборот товарищи пытались вытащить его с нейтральной полосы к нашим окопам, потому что атака, в которой был ранен в бедро Андрей, успешной не была, а захлебнулась от сильного огня из немецких позиций, а красноармейцы отползали к себе в окопы, забирая раненных и жетоны убитых.

***

В госпитале за два месяца у Андрея было время всё должным образом обдумать и взвесить. Для себя он твердо решил стать разведчиком, так как считал, что в разведке больше шансов выжить. В разведке, как ему казалось, он мог рассчитывать на собственные смекалку, ловкость и силу, а не на всякий там, какой выпадет, случай и у него было больше шансов выжить на этой войне и вернуться к родным и к семье.

Андрей просто не мог вот так взять и погибнуть, и не вернуться к своей ставшей давно уже очень родной и любимой жене и ничего ещё не понимающей, но уже сильно любимой им маленькой дочке.

Выписавшись из госпиталя и вернувшись в родную часть Андрей, проявив необходимые для такого дела настойчивость и смелость обратился напрямую к командиру полковой разведроты с просьбой взять его в эту особую роту. Просьба эта была смелой и дерзкой, потому что в разведке были всегда крепкие, шустрые и наглые ребята, с каким-то особенным и заковыристым чувством юмора. Разведчики эти, вольно или невольно, всегда ставили себя на голову выше красноармейцев пехоты, примерно на уровень их пехотных командиров и это в основном сходило им с рук. Безусловный идол для бойцов полковой разведки был их ротный командир. Командир разведроты был вообще какой-то сущий дьявол, который на раз два мог легко и быстро открутить от тела любую башку. Это в полку не только все знали, но и каким-то шестым чувством чувствовали. Причем все понимали, что если бы такой необычный случай случился на самом деле, то во всем была бы виновата именно эта скрученная башка, а не "дьявол" - разведроты командир. Авторитет этого ротного в полку был неоспоримым и находился на головокружительной высоте, поэтому напрямую обратиться к нему было для Андрея довольно рискованным делом, но бездумно рисковать жизнью и снова ходить в атаку тоже совсем не хотелось.

Ротного удивило и позабавило обращение к нему красноармейца Андрея, а бойцы разведчики бывшие тут же и, узнав в чём дело, сразу начали зубоскалить. Андрей однако, проявив природную душевную твердость, с плохо скрываемой злобой на усмешки над ним, предложил испытать его, а уж потом "Всем тут зубоскалить". Пусть кто-нибудь с разведчиков прямо здесь и сейчас побьёт или поборет его. "Ну есть смельчаки?"

Зубоскалие среди разведки как-то сразу пошло на убыль, понемногу заменяясь каким-то тоже злобным желанием не менее гонористых, чем Андрей, разведчиков проучить этого самоуверенного выскочку из "дремучей" пехоты. Ротный же, с усмешкой наблюдал за происходящим, за той реакцией, которая разом всколыхнула его бойцов вызовом Андрея и уже начал получать удовольствие от происходящего перед ним представления. Обводя оценивающим и лукавым взглядом своих разведчиков, и, беря, как обычно в особых случаях, на себя всю инициативу, озвучил правила: "Драться никто здесь при мне не будет. Не доросли ещё. Только борьба и без всяких там бабских штучек, беречь друг другу пах и глаза! Ну кто хочет научить жизни этого молодца?"

"Каша" заваренная Андреем завладела вниманием всех зрителей этой случайной сцены, а почти все находящиеся рядом разведчики были молоды, горячи, самоуверенны, заносчивы и безрассудны и как один изъявили желание "научить жизни" этого выскочку-наглеца. Кто искренне, кто за компанию, а кто из-за какого-то ещё иного и необъяснимого чувства, но все выказали желание побороть этого пехотинца Андрея. Ротный на время даже находился в несвойственном для него небольшом замешательстве от такого количества своих разведчиков-добровольцев, и не мог принять решение кого выставить ему в противники, а поразмыслив немного, предложил Андрею самому сделать выбор противника.

Веселье и шум у разведчиков привлекли к себе внимание зрителей из других полковых подразделений и вскоре около семидесяти или более пар глаз наблюдало за развитием этих необычайных событий. Андрей был "на сцене" в тот миг главный герой и артист.

Природная находчивость и смекалка позволили Андрею сделать довольно необычный, удививший и заинтриговавший всех, а по сути правильный выбор. Он выбрал себе в противники самого на вид крепкого, здорового и непобедимого из всех разведчиков бойца, который в этом деле добровольцем-то по сути и не был, а просто за компанию поддержал всеобщие азарт, суматоху и веселье. Возиться в окопной пыли с этим крепким на вид и упертым крестьянским пареньком и потеть здоровяку совсем не хотелось. Побаивался он ещё и того, что мог нечаянно что-нибудь сломать пареньку и этим невольно организовать ЧП в полку, но и отказаться от этой ненужной ему борьбы здоровяк-разведчик уже не мог и поэтому немного злился сам на себя за то, что втянул себя в это ненужное и бестолковое развлеченье.

Андрей выбрал здоровяка, потому что во-первых, не так стыдно было бы ему проиграть, а во-вторых, всегда был шанс выиграть, а в-третьих, хотел показать пусть не столько физическую силу и ловкость свою, но и ещё мужской свой упёртый характер.

Ротный был не менее всех других удивлен выбором паренька, начал проникаться к нему симпатией и уже только за этот его смелый такой и рискованный выбор решил для себя всё-таки взять к себе в разведроту этого развеселившего всех упрямого и крепкого с виду паренька, а ныне бойца и без пяти минут разведчика Андрея.

Выбор Андрея, хоть и оказался во многих отношениях удачным, но сам Андрей не понимал, что всё-таки с этим здоровяком дальше делать. Андрей понимал, что если здоровяк схватит его за что-то, например за одежду, то шансов вырваться будет мало. Здоровяк по имени Пётр тоже нацелился на то, чтобы сразу поймать за что-нибудь Андрея. Пётр понимал, что ухватив Андрея, сможет подтянуть его к себе, а схватив уже и второй рукой удержит уже точно паренька в своих железных объятиях, несмотря на все его потом в этих объятиях трепыханья.

Соперники с недоверием друг к другу на лицах начали понемногу сходиться, а зрители притихли в ожидании предстоящего представления. Почти все и даже те, что переживали за Андрея и сочувствовали ему, мысленно победу отдавали Петру. Каково же было всеобщее удивление, когда Андрей в один какой-то неуловимый миг оказался между ног у своего соперника и тот вдруг чуть приподнявшись грохнулся спиной на землю, а Андрей, выхватив из сапога заточенную железную ложку, приставил её к шее Петра и что было мочи, чтоб его наверное даже испугались немцы, как сумасшедший заорал: "Лежи смирно падла, а то замочу".

Почти все кто это видел были в шоке, а Пётр от такой неожиданности только немного приоткрыл рот и со всей силы выпучил глаза, выказав во всем своем суровом лице полнейшее удивление. В тоже почти мгновенье, друг Петра черноволосый кучерявый одессит по кличке Мойша, сам того не понимая, что он делает и делая всё на полном автоматизме в момент оказался около Андрея и ухватив одной рукой его за шею, другой рукой схватил за руку с ложкой и моментально сбил его с Петра, в момент прижав Андрея к земле, чем ещё больше поразил видевших всё это зрелище красноармейцев. Андрею же на миг показалось, что несмотря на всю его удачу и везение Пётр, каким-то образом, вопреки всякому здравому смыслу и нарушая все правила борьбы, вдруг раздвоился и победил его и от этого Андрей оказался в том же ступоре, что и Пётр в предыдущее мгновенье, и Мойше не сопротивлялся. Только один из всех зрителей - ротный был от всего этого не в шоке, а еле сдерживая смех скомандовал: "Всё хватит! Мойша молодец! Пусти пехоту!" - и тут же всеобщий вздох облегчения.

"Всем разойтись по своим подразделеньям, а ты иди сюда боец. Как фамилия, с какого подразделения? Хоть и свезло тебе сегодня очень, но сам ты тоже молодец!" - начал давать указания ротный, восстанавливая воинскую дисциплину.

"Иванов Андрей Архипович с такого-то подразделения," - представился ротному Андрей и чуть позднее перешёл уже и по бумагам с пехоты в свое новое разведывательное подразделенье.