Концлагеря для отказников.Почему система сиротства в России — это геноцид детства
Несмотря на бум усыновлений и перелом общественного отношения к детдомам, система сиротства остается безнадежно жёсткой (см. также репортаж «После детдома»). Что происходит с системой и как её изменить, рассказывает один из ключевых в стране специалистов по сиротству, автор проекта «Наставнический центр Александра Гезалова», выпускник советского детского дома, автор книги «Солёное детство» Александр Гезалов.
В конце августа этого года общественность узнала о мальчике Серёже, которого морили голодом в стенах крымского детского дома «Ёлочка». История получила огласку только после того, как малыша через 10 месяцев борьбы за усыновление отвоевала приемная мать Ольга Крамная и написала пост в Фейсбуке:
«В свои почти 1 год и 11 месяцев Сережа весит 6 кг, когда он лежит, то выглядит как 6-месячный ребенок… У него деформирована затылочная часть головы оттого, что изверги, ухаживающие за детьми, просто его не переворачивали. Он не знает своего имени не оттого, что у него нет интеллекта, — он просто его не знает, а в сентябре ему уже 2 года».
- То, что произошло с Сережей в «Ёлочке» — это нонсенс? Исключение из правил? Или обычная практика?
- То, что произошло в «Ёлочке», — не сбой и не нонсенс, как пытаются сейчас это преподнести многие СМИ и чиновники. Это сегодня обычная практика для детских домов России. Так работает система в целом. По-другому она работать не может.
- Вы хотите сказать, что такое происходит чуть ли не в каждом доме ребенка? Сколько малышей в российских детских домах лежат сейчас в кроватках и не доедают?
- В «Ёлочке», как выяснилось, это 80%. В других учреждениях ситуация примерно такая же. И я повторюсь, это не сбой! И не нонсенс! Это система. Вдумайтесь, если дети находятся в ситуации банального недоедания, что уж говорить о каком-то медицинском уходе? Сотрудники «Елочки» находились на рабочих местах, получали зарплаты, имели всевозможные квалификации, гранты от государства, а дети оказались в такой ситуации. Все это происходило годами за закрытыми дверями!
- Но кто-то же должен был контролировать, что за этими дверями происходит? Неужели за все эти годы никто туда не приходил с проверкой?
- Те, кто контролирует и проверяет — Роспотребнадзор, прокуратура, — не на детей смотрят, они смотрят на бумажки. Им важна калькуляция затрат! Мяса выделили столько-то, молока — столько-то, а что это до ребенка не дошло по каким-то причинам — стресс у него, некачественный продукт закупили или это халатность сотрудников, — никого не волнует. Люди, которые приходят в эту систему и что-то там контролируют, тоже проходят стадии определенной деформации и эмоционального выгорания. Должен быть общественный контроль. А его нет.
Мой сын — ровесник Сережи. В два года он весит 16 килограммов, а Сережа — 6. Даже при всем эмоциональном выгорании сложно было бы не заметить, насколько истощены дети. Они же как из Освенцима.
Понимаете, какая проблема… «Ёлочка» — это специализированное медицинское учреждение, и за то, что происходит с больным ребенком в подобном учреждении, никто вообще не несет ответственности. «Он же больной, а что вы хотите от нездорового ребенка?» Это основной посыл, которым пользуются до сих пор, вместо того чтобы перестроиться на «он больной, но мы сделаем все, для того чтобы он стал здоровым». Почему у Сережи деформировался череп? Потому что его никто не поднимал. Его на руки не брали, его не переворачивали, он все время лежал в одном положении. Если вы посмотрите, то заметите, что у всех отказников из больниц голова сзади плоская — «топор» как называемый. Своего ребенка перевернешь на один бок, на другой бок, на животик положишь, стараешься, чтобы голова сохраняла форму. А здесь он лежит, питание получает, люди зарплаты получают. Кадров на всех не хватает! После моего поста о детях-отказниках в больницах установили камеры, вместо того чтобы поставить еще одну нянечку. Получается, что и спросить не с кого. Вы знаете, как проходит обычный день ребенка-отказника?
- Слышала про «один-два памперса на попу в сутки» и установку «как можно реже брать на руки». Сколько раз ребенка берут на руки?
- Да не берут его на руки!
- Что значит «не берут»? Вообще не берут на руки? Это метафора такая — для красного словца? Ну как такое может быть?
- Главная их задача — сделать так, чтобы дети заткнулись.
Вот смотрите: на 10-40 детей приходятся одна-две нянечки. Чтобы уделить ребенку время, взять его на руки, побаюкать, требуется гораздо больше нянечек. А их просто нет. Дети растут недоласканные, в ограничении. Ребенок не может получить тактильный контакт, необходимое взаимодействие со значимым взрослым, нормально поесть, чтобы бутылочку ему держали и видно было, что он ест.
- И даже над грудничками никто не стоит? Они же сами не могут держать бутылочку!
- Бутылочку никто не держит. (Александр качает головой и смотрит на меня с сожалением.) Её кладут рядом с ребенком на какие-нибудь тряпки и уходят, чтобы не приучать его к присутствию взрослого человека. А поел ребенок или не поел — это его проблемы. С памперсами такая же история: меняют не по необходимости, а когда есть время. У этого мальчика мы видим пролежни, свищ. Почему? Скорее всего, сотрудники просто не успевали менять ему памперс.
Двухлетний Серёжа сразу после выхода из специализированного дома ребёнка «Ёлочка». Из Инстаграма Александра Гезалова.
- Неужели так везде? Это такая катастрофическая нехватка кадров?
- Да. Мы сейчас работаем с несколькими больницами — там одна нянечка на целое отделение. Даже при большом желании она не сможет обслужить такое количество детей! Поэтому задача персонала - заставить ребёнка вообще не плакать и ничего не просить.
- Как это в дальнейшем сказывается на психике детей? Не говоря уже о физическом здоровье…
- Если ребёнка вовремя не пеленают, пихают бутылочку сбоку, если он плачет, а к нему никто не подходит, он в итоге замолкает навсегда. У него с пелёнок формируется чувство недоверия к миру. А недоверие спровоцирует то, что потом в семье он будет воровать, совершать преступления. Развивается депривация, реактивное расстройство привязанности и много ещё чего. А потом со всем этим набором они попадают в приёмные семьи или детский дом, и про них начинают говорить: «Ой, какой проблемный ребёнок! Это все гены!»
- Да-да… всё списывают на гены…
- Какие к чёрту гены? Это не гены! Красной нитью протяните это в своём интервью! Это травма, которую ребёнку нанесла система уже после его рождения! Гены тут совершенно ни при чём.
- В таком случае почему нельзя увеличить численность персонала, чтобы обеспечить детям достойный уход, чтобы они получали больше внимания?
- Потому что есть такой «прекрасный» 44 ФЗ, согласно которому нагрузка на бюджет РФ должна быть максимально снижена. Поэтому если сиротам закупается одежда, то самая дешёвая - китайская; если питание, то по низкой цене и соответствующего качества, и так далее. Поэтому на целое отделение одна нянечка, а не десять.
- По-вашему, увеличение статьи расходов на нужды детей-сирот могло бы исправить ситуацию?
- Нужно направить ресурсы не на увеличение специалистов в детских домах, а на поддержку семей! Переключиться на то, чтобы ни один ребёнок до детского дома не дошёл. Отказники должны попадать сразу в семью, как в Америке и европейских странах.
- В Чечне тоже нет детских домов…
- Да весь мир уже давно все понял! И в Чечне все понимают. Там дети либо в семью дальнего родственника определяются, либо в приёмную.
Допустим, в США мать захотела отказаться от ребёнка. Она сразу в специальном банке данных создаёт анкету, на которую откликаются бездетные семьи, и ребёнку подбирается семья. Все официально. Мать никто не винит. Некоторые биологические родители даже общаются с ребёнком…
Вот вы видели, я сейчас сразу троим детям семью нашёл? (Показывает на свой мобильный телефон.) Непосредственно перед тем, как вы в дверь позвонили! У них мать умерла.
- Я правильно понимаю, что вы делаете это незаконно?
- Незаконно.
- А как тогда быть-то?
- Как? А вот так! (Смеётся.) А как иначе? Приходится! Ну нельзя, чтобы ребёнок дошёл до федерального банка данных, потому что он там застрянет. Во-первых, оформление идти будет долго. Родителей должны лишить родительских прав. Это целый процесс. Ребёнка поместить в учреждение и обследовать в больнице - это один-два месяца. Потом его отдают в приют, там он должен посидеть, пока на него оформят портфолио. И уже за это время он, извините за выражение, будет изнасилован тем, что просто попал в эту систему. Нет бы сразу, как я сейчас сделал, - раз и все!
- Действительно, что, по сути, сложного в том, чтобы сделать анкету и подобрать ребёнку семью?
- Люди, которые у нас этим занимаются, некомпетентны. Взять даже устройство этих трёх детей. Я же не органы опеки. Я даже не фонд! Я просто человек, и я знаю, что как только эти дети попадут в детский дом, у них изменится взгляд. А сейчас, глядя на этих детей, я могу сказать, что все у них будет нормально. Как только я увижу у них сиротские глазки - всё! Капец!
- Получается, вам не остаётся ничего, кроме как обходить закон?
- У нас выбора нет. Обходя закон, мы понимаем, что лучше сделать так, чем запихнуть ребёнка в систему, а потом оттуда выдёргивать. У государства нет сердца - есть скелет и бесполезный свод правил. Вот взяла бы эта сотрудница опеки и прямо у себя в Инстаграме разместила фото этих детей. Прошло бы время, она бы ещё раз разместила. Но они же этого не делают. Все должно быть в рамках закона, говорят они.
Сайт дома ребёнка «Ёлочка»: главврач и сотрудники выражают обиду по поводу скандала с Серёжей.
- А кто сегодня работает в домах ребёнка и детских домах? Кто все эти люди?
- 95-97% - женщины старше 45 лет, образование которых не имеет никакого отношения к воспитанию детей; это бывшие сотрудники общепита, военные… Если взять 45-50-летнего человека, то устроиться на нормальную работу… ну, вы знаете, как у нас в стране… А туда можно всем! (Александр театрально разводит руками.)
- Прямо всем?
- Конечно! Там же кадровый голод! Это люди без специального образования. И знаете, какая самая большая сложность работы с человеком без специального образования? Его невозможно обучить. Невозможно повысить его квалификацию, так как нет супервизии. Это не воспитатель, а, по сути, просто пастух, который пасёт детей.
- Но есть ли, по вашему опыту, какие-то положительные примеры - когда вы приезжали куда-то и видели нормального директора, которой душой болеет за детей? Такие люди в этой системе вообще встречаются?
- Конечно, встречаются! Есть такие, которые болеют душой. В одном вологодском детском доме, например, порядка 90% детей поступают в высшие учебные заведения. В другом учреждении - цветы, поля, картошка, огороды… Но вопрос ведь не в этом! Мы можем все так организовать, чтобы дети и табуретки делали, и морковь со свёклой выращивали, и в вузы поступали, но самое главное, чего они недополучают, - это родительская ласка. (Голос Александра смягчается.) Самое ценное, самое необходимое, самое важное - это детско-родительские отношения. От этого зависит все на свете. Это поиски себя. Ответы на разные вопросы. На этом в дальнейшем основывается построение собственной семьи. У нас есть детские дома - дворцы! С джакузи и хоккейной коробкой! Но это не то, что нужно ребёнку! Ребёнку нужны детско-родительские отношения. Поглаживания, общение, тональность, личностное участие, - без этого вырастает буратино.
- Воспитатель этого дать не может…
- Нет. Даже при огромном желании не сможет! У вас 20 человек, и у каждого свой запрос. У каждого своя эмоциональная история. Этот ребёнок - интроверт, тот - экстраверт, у одного мама умерла, другой из семьи алкоголиков, у кого-то родители сгорели, кого-то на улице нашли! Воспитатель должен быть просто мультиспециалистом. Это раз! И когда ребёнок попадает в системное учреждение, его никто не обследует на тревожность. Это два.
- Но в детских домах есть психологи. Чем они занимаются?
- Психологи в детских домах - это люди, которые занимаются вообще непонятно чем. Психологов, которые работают по сиротской травме, у нас в России нет. Это должен быть клинический психолог, который, принимая ребёнка в систему, уже обнаруживает очаги пожара и понимает, что ребёнок сейчас войдёт в другой пожар, потому что детский дом - это иерархия, это жёсткость, это особый язык, особые условия. Представляете - со своим пожаром да в новый пожар, так он ещё сильнее разгорается… А потом говорят: ну, давай вперёд, мальчик! Никакого обследования на входе. Никакого маршрута внутри системы. И мы получаем кого? Да, этот ребёнок может махать руками, улыбаться, быть таким жизнерадостным с виду, но вы понимаете, что внутри него произошли изменения, которые могут привести к катастрофе. Самые проблемные зоны у него возникнут в 20, 30, 40 лет. Не сразу по выходе из детского дома, а со временем. Потому что надо двигаться вперёд, а он не умеет ходить!
- Я слышала от волонтёров, что они приходят к выпускникам, а те сидят в своих квартирах и даже яйцо себе не могут сварить...
- Это даже не главное. Надо вообще убрать из детских домов волонтёров!
- Почему?
- Вот эти все тренинги, семинары, рисование, тимбилдинги - это работа не с конкретным ребёнком и с его пожаром! Это работа со всеми. А работа со всеми - это уже система. Нужно индивидуализировать взаимодействие с конкретным ребёнком и смотреть, какой у него там пожар, какого объёма, какого цвета и содержания. Работать только с Васей Ивановым и вместе с ним выйти и сопровождать его. А у нас как? Мастер-классы. Бегали-прыгали-рисовали-танцевали, а ребёнок выходит из детского дома и не то что яйцо сварить не умеет, он просто жить не хочет!
- То есть работать нужно с конкретным ребёнком?
- Именно. Видеть его маршрут. Я добровольцу говорю: назовите мне хотя бы одного ребёнка, с которым вы бы взаимодействовали больше одной минуты. Не было такого! А почему? Потому что задача волонтёра не погрузиться конкретно в проблематику Васи, разобраться с его сложностями, построить образовательный маршрут, культурологический, спортивный, с родственниками наладить связь, продумать программу обучения после детского дома, а просто прибежать, повеселить и убежать. А у каждого из детей внутри все полыхает!
- И получается, что они наедине с собой…
- Да, и сами они в этом разобраться не могут. И потом режут руки, садятся на наркотики, алкоголь! Девочки в проституцию. Почему? Потому что не пережили они свою трагедию. Не помогли им. Это же основное. У нас сейчас есть случаи, когда выпускницы рожают от гастарбайтеров по пять-шесть детей!
- Они просто не ориентируются в новой системе координат?
- Конечно! Кто мимо прошёл, тот и муж. Он на неё навалился, а она даже не поняла. Границы стёрты волонтёрами и добровольцами: выпускники детдомов вообще не понимают, где и с кем держать дистанцию. Для них все свои. А так не бывает. Вот почему они попадают во всякие криминальные переплёты.
- Насколько сегодня практикуются побои в детских домах со стороны воспитателей? Кто контролирует, бьют детей или нет?
- Поймите правильно. Я пробыл в детдоме 16 лет. Подавляют ребёнка не обязательно побоями. Если ребёнок яркий, думающий, если он активный, задаёт много вопросов - скорее всего, его просто отправят в психушку.
- Здорового ребёнка могут отправить в психушку в качестве наказания за проступки или просто потому, что он не нравится воспитателю?
- Это обычная практика. Мы сейчас сотрудничаем с учреждениями Москвы и Московской области. Там находятся дети из детских домов… в психушке.
- Что вы можете сказать об этих детях? Они оказались там небеспричинно?
- Нет, они вообще не должны там находиться. Это здоровые дети! Но система не может предложить им альтернативу. Психиатры накачивают гиперактивных детей таблетками, мучают их там. Даже я воду закупаю в больницу, чтобы они могли воды напиться…
- В смысле? Там что, нет воды?
- На 100 детей один чайник кипячёной воды где-нибудь на холодильнике.
- Это вы про Москву говорите?!
- Да, это в Москве.
Уже окрепший Серёжа и посылка из Москвы от Александра Гезалова со специальным детским питанием для набора веса.
- А в регионах тогда как…
- Я приехал в одно отделение психоневрологического учреждения города Владимира. Это в том году было. Захожу, там такая большая комната, в ней 40 детей, ковёр и лавка. На лавке сидят две сотрудницы — перекрыли вход и не дают детям выйти. И вот дети должны сидеть в этом пространстве несколько часов. Сидят они, напичканные таблетками, чтобы не вякали. Говорю: почему им ничего не дадите? Мячик, например? «А они все рвут и ломают». А что они должны делать? Гладить этот мячик, что ли?!
Смотрю, на антресолях лежат нераспакованные игрушки. Спрашиваю: почему не даёте? «А они порвут, придёт проверка». Я тогда говорю: «Что же вы делаете?»
Моя одноклассница как-то встретила мою воспитательницу из детского дома и говорит: «А вот Гезалов четвёртого ребёнка родил! А вот он медаль от президента получил!» — «А что, он ещё не в тюрьме? Ещё не сел?» Да за что я должен был сесть? За то, что просто был нормальным, активным и любознательным ребёнком? Вы понимаете, как там всё устроено?
А эта дедовщина, которая происходит между детьми? Они не могут справиться со своими чувствами. Мочат слабого.
- И воспитатели это видят?
- Для них это рычаг управления. Со мной справиться воспитатели не могли, я был неудобен. Они натравливали на меня старших пацанов — те меня били, издевались, сажали в газовую камеру.
- Как это?!
- У нас была будка для психов. Бросали туда теннисные шарики, зажигали их, потом тушили. Загоняли туда человек 15, закрывали и травили всем этим.
- И воспитатели были в курсе?
- Да. Все были в курсе.
- А сейчас есть такое?
- Сейчас немного другая жестокость. Сексуального плана. Она всегда была, но сейчас особенно процветает.
- Сексуальное насилие между кем и кем?
- Старшие насилуют младших. Мальчики — девочек. Мальчики — мальчиков.
- Это не разовые случаи?
- Это норма. Это система. Поэтому обязательно нужно, чтобы рядом с ребёнком был человек не из системы, так называемый наставник.
- Человек, который сопровождал бы конкретного ребёнка?
- Да, как можно дольше. У нас есть наставничество по контракту, когда ребёнок выходит из детского дома и подписывает с наставником контракт по сопровождению. Но это что такое? Это квест. Игра такая. Ребёнок же настрадался, перемучался, а человек, который подписывает с ним контракт, об этом не знает… Нужно, чтобы этот наставник уже был с ним в детском доме! И это должна быть оплачиваемая история. Он должен видеть, что там с ребёнком происходит — мутузят его или не мутузят, как он учится. Что у него со спортом, что у него с зубами, ногами, одеждой, аппетитом… Он должен видеть, что нужно залатать, где подрулить, и по выходе из детского дома все равно сопровождать ребёнка. Потому как сопровождать малознакомого человека крайне сложно.
- Сколько наставников нужно на один детский дом?
- 100 на 100.
- Это же невозможно.
- Невозможно. (Вздыхает.) Но что-то же надо делать…
- Сколько наставнических центров сегодня в России?
- Два-три на всю страну.
- Кем и как они финансируются?
- Никем.
- В одном из своих постов вы пишете: «Общественная организация, которая занимается танцами и плясками в детских домах, получила грант, перед этим поглотив не один миллион рублей, а организация, которая хочет создавать наставнические центры для выпускников детских домов, — нет…»
- Да, потому что люди, которые занимаются грантовой политикой, не понимают, что ценность не в плясках и танцах, а в качественном сопровождении ребёнка!
- На какие деньги существует Наставнический центр Гезалова?
- На деньги тех, кому не все равно. Пишет мне одна женщина: «Саша, я вижу, что вы делаете, каждый месяц буду переводить вам по 10 тысяч рублей». В общем, с миру по нитке.
- Понятно, что нет официальной статистики по тому, какая доля выпускников детских домов нормально устраивается в жизни — учится, работает, заводит семьи, не употребляет наркотики и алкоголь. Но вы-то знаете, сколько таких?
- 3–5%.
- Всего 3-5%? Что происходит с остальными?
- Живут стаями, потому как поодиночке не могут.
- Даже если получают жилье от государства, то, как правило, все равно живут толпой?
- Да, сдают квартиры и живут толпой: по-другому не умеют. Все вместе торчат на наркоте, спиваются, уходят в криминал, садятся в тюрьму, погибают. И виной тому не гены… красной нитью это протяните — не гены! Это система так людей поломала. Они не могут социально адаптироваться. Для них этот мир — новая система координат, понимаете?
- Как часто берут детей из детского дома в приёмные семьи?
- В Москве в прошлом году взяли 127 детей в семью, а вернули 540. За год.
- 540 возвратов — это нормальная практика?
- Это просто кошмар! Это нонсенс!
- Как думаете, с чем это связано? Может, с финансовой ситуацией?
- В Москве дают хорошее пособие — 20–25 тысяч на ребёнка, а если он инвалид, то ещё больше. Просто дети настолько травмированы этой системой, что простой человек уже с ними не справится. И я не виню приёмных родителей. Их нельзя винить! Потому что покалечили этих детей не они! Они, наоборот, хотели им помочь. Но не смогли дать то, что надо. А что надо? (Переходит на шёпот.) Им уже ничего не дать…
- Им нужна психологическая помощь!
- Уже ничего не надо.
- То есть они настолько травмированы, что их уже не спасти?
- Нет.
- Нет?
- Скорее всего, большинство из этих детей просто погибнет. Потому что это, во-первых, возврат. Во-вторых, опять детский дом, опять обман! В-третьих, реабилитации нет, клинического обследования нет. Это ещё страшнее. Ребёнок постоянно в пожаре. Никто ничего не тушит. Это просто ужас.
- Но у вас же получилось спастись?
- Зато два моих брата по 10 лет в зонах отсидели. И у меня тоже были ситуации, когда я мог оказаться в тюрьме. Не из-за криминала, а защищая своё достоинство. Меня спасло то, что я был гиперлюбознательным ребёнком, меня страшно интересовал внешний мир за периметром детского дома. Я постоянно выходил за рамки ограничений. Пускался в бега, меня за это били, гнобили…
В детском доме нет задачи развить личность ребёнка. На меня влияли люди, которых я даже не знал. Тогда с гостиницами было туго, и к нам все время кого-то подселяли. И вот пришёл мужик такой, с сигарой… (Александр вдохновлённо вырисовывает в воздухе силуэт.) Он её вот так курил (подносит два пальца ко рту). Шляпа такая вот на нем была. Я в школу не пошёл — пошёл за ним. Он поставил мольберт и стал рисовать. Я смотрю, у него на мольберте что-то там появляется, и в моей голове мир будто перевернулся! Я вижу то, что он делает, и то, что происходит в детском доме, — и у меня в голове взрыв! Я убегал, чтобы подсматривать за этими людьми, что меня, по сути, и спасло. Я рано понял, что все вокруг никчёмное, и сам стал обо всем узнавать.
- У вас был страх, что вы не состоитесь как родитель? Примера же не было перед глазами…
- Мне было сорок, когда первый ребёнок родился. Если бы в 20 лет — тогда да… Но к тому времени я уже сформировался. Служил на атомной подводной лодке, окончил четыре учебных заведения, никогда не пил и не курил.
Серёжа с приёмной мамой Ольгой.
- Что касается детей-отказников, я слышала, что за ними стоит целая очередь…
- 300 тысяч человек у нас в очереди на маленьких детей. Но получить их они не могут.
- Из-за бумажной волокиты?
- Из-за того, что есть негласная очередь. Так называемые блатные, знакомые, друзья.
- Много раз доводилось слышать, что когда дети рождаются с какими-то проблемами, пусть и незначительными, матерей в роддоме уговаривают оставить ребёнка.
- Именно так! Это рынок. У ребёнка со здоровьем вообще все может быть нормально.
- Это для чего делается? Чтобы продать?
- Это не продажа. Это по-другому называется. Это лояльность. К примеру, вы прокурор и вы бездетная. А мама глупышка. А у меня план в голове — как бы угодить прокурорской семье.
- То есть сегодня такое существует…
- У нас всегда это было. Есть. И будет.
- А сколько времени потребуется обычной неблатной семье, чтобы взять ребёнка?
- Проблема не в этом. Сейчас всё равно можно все сделать за несколько месяцев. Проблема в другом. Возьмите любой дом ребёнка — 80% детей находится там по заявлению.
- Что значит по заявлению?
- Ну вот вы в тяжёлой финансовой ситуации. Потеряли работу. Вы приводите ребёнка и пишете заявление: «Хочу оставить на полгода». И у вас его с удовольствием берут, так как на него открывается хорошее финансирование! Так что идите и приходите через полгода, если у вас ситуация наладится. А если не наладится? И ребёнок в этом месте находится годами, и никто его не может взять в приёмную семью, потому что он по заявлению там. Это же преступление! Это геноцид! Эти дети будут такими же покалеченными, а когда они выйдут, то им даже квартиру не дадут! Пойдут они на улицу или к этой мамашке обратно. Это преступление против детей. Государству никого и ничего сдавать нельзя!
- А те дети, которые находятся в детском доме не по заявлению, обязательно получают жилье при выходе?
- На сегодняшний день у нас в жилье нуждается порядка 250 тысяч выпускников детских домов.
- Они стоят в очереди?
- Кто-то стоит, многие не стоят.
- А многих и не ставят в эту очередь?
- А многие о ней и не знают! Мне постоянно звонят люди, которым по 30 лет. Говорят: «Мы даже не знали, что нужно вставать на очередь!» 250 тысяч человек! Это же криминал, по сути. Живут где попало, образования нет.
- Ну вот исполнилось ребёнку 18 лет. Он выходит из детского дома — и куда идёт?
- В очередь.
- Но очередь — это же не крыша над головой!
- Это его проблема.
- Вы серьёзно? Это как из колонии с сумкой вышел и пошёл?
- Да. Это то же самое.
- И как же он тогда?
- Идёт к друзьям, знакомым и незнакомым, на вокзал, к шайкам прибивается. Много историй таких. Часто отлавливаем их бедных на улице. Стараются попасть в учебные заведения, где есть общага. Учатся там по два раза.
- Несколько лет назад я ездила в Пензу и снимала скрытой камерой детский дом, где выпускнику вместо квартиры дали комнату в доме престарелых…
- Легко! Жилья просто нет. Строится коммерческое жилье, а социальное — нет. Учитывая, что у нас есть регионы, где жилье вообще крайне редко дают — регионы, как правило, на дотации, — то можно и не дождаться квартиры. А очередь — это что, прописка? Это что, работа?
Александр Гезалов с новорожденой дочерью Грушей. 2013 год.
- В целом как вы оцениваете работу органов опеки в России?
- Органы опеки вообще находятся за гранью семейной и государственной политики. Семейная и государственная политика должна декларировать сохранение семьи и оказывать ей поддержку. Органы опеки не занимаются ни тем, ни другим. У них на это нет ни ресурсов, ни компетенций, ни знаний… Я сейчас занимаюсь несколькими семьями. В одной семье сгорел холодильник. К матери из опеки пришли и сказали: не купите холодильник к такому-то числу — мы у вас детей заберём, потому что вам негде хранить продукты.
- А мать нормальная?
- Мать-одиночка, абсолютно нормальная любящая мать, не пьёт и не курит, просто с деньгами туго.
- И что вы сделали?
- Не дали забрать детей! Собрали деньги, купили холодильник!
- Читала ваш пост о матери, у которой опека грозилась забрать детей из-за плохого жилья, притом что жилье предоставило ей государство.
- Это в Ярославской области. В Ростове Великом. Вот я сейчас ею занимался. Купили холодильник, диван, деньги на ремонт собрали… Ребёнка не забрали. Увидели у неё мою визитку на столе и оторопели: как, он вам помогает?! В такой тональности, что вы, мол, никто, а этот вам помогает. Мол, это же ужас, как вы не сдохли ещё до сих пор. Почему вам Гезалов из Москвы помощь шлёт!
- Это какой-то сюр! Сестры Хачатурян всю жизнь прожили в Москве в многоквартирном доме, терпя побои и издевательства со стороны отца-садиста, и соседи все слышали — где тогда была опека? А тут из-за холодильника ребёнка забирают?
- Сумасшедшие перекосы! Вы себе даже не представляете…
- И все у вас так — «через тернии к звёздам»?
- Да нет звёзд никаких. Просто через тернии. Через боль, борьбу, неудобства.
- Бывают моменты, когда чувствуете выгорание?
- Нет.
- Правда?
- Правда. А какое выгорание? Я этим живу.
- Ну а детский дом снится?
- Это уже отработано. Отболело. Книга написана об этом… Важно, чтобы ребёнок выговорился. У нас даже такой проект есть — называется «Говорят сироты». У меня в жизни столько событий было, они все это перекрыли, ничего не помню. Слава богу!
- А в Бога верите, да?
- Да.
- И даже несмотря на весь этот ужас вокруг у вас не возникает вопроса, где Бог и почему Он это допускает?
- Бог там, где надо! Бог там, где надо.
- Нужно просто делать то, что делаешь?
- Несмотря ни на что. Каждый вечер я сажусь и понимаю, что что-то сделал, кому-то помог. И это главное.
Текст: Юлия Демина
Фото: из личного архива Александра Гезалова
P.S. Согласно новой поправке в конституцию "дети - главное богатство государства". Обратите внимание: не семья, а дети. Согласно этой поправке и закон 2К (Клишаса - Крашенинникова) собираются принять законопроект об экспресс изъятии в течение 24 часов детей из семей.
Подробнее в видеоролике: "Экспресс-суды по изъятию детей. Ликвидация семьи /Александра Машкова".
