"Кому война - кому мать родна" (Часть 18)
Рассказы практика чеченской войны.
Хотя вторая фаза чеченской войны, начавшаяся с вторжения террористов в Дагестан, серьезно отличается от первой, рассказы участников кампании 1994–1996 годов нельзя пока отнести только к мемуарному жанру. Это, прежде всего, драгоценный боевой опыт. Не выкристаллизовавшийся, правда, еще в виде боевого устава, наставлений и инструкций, но вследствие этого – еще более ценный.
САМАШКИ.
В этой операции меня как офицера разведки направили на передовой пункт управления. Командование группировки тогда, в апреле 1995-го, находилось в Моздоке.
Большее внимание командование уделяло таким вопросам, как удержание Грозного, освобождение Гудермеса, Аргуна. Район Самашек считался достаточно спокойным, и никаких проблем на этом направлении не ожидалось.
Продвигаясь колонной к Грозному, мы должны были пройти через Самашки. В это время от разведчиков поступила информация: из Ачхой-Мартана, Бамута, Закан-Юрта к селу подошло достаточно крупное бандформирование, около 300 боевиков. По нашей информации, значительная часть населения Самашек принадлежала к тому же тейпу, что и Джохар Дудаев. Агентура представила список жителей этого села, получивших оружие от дудаевцев. Если верить списку, было роздано около двухсот семидесяти автоматов. Так что нам могло противостоять до 600 воооруженных боевиков.
Мы провели встречу с местным руководством, так называемыми старейшинами. Поставили перед ними требование: бойцы СОБРа и ОМОНа прочесывают село на предмет проверки паспортного режима и изъятия незаконно хранящегося оружия. После чего войска покинут Самашки, предварительно оставив на окраинах села блокпосты(Честно говоря, эта тактика оправдала бы себя, если в каждом селении оставлялось подразделение для несения комендантской службы. Но этого не делалось, и тылы довольно часто оставались оголенными).
На первых переговорах старейшины пытались отговорить нас от «зачистки». Мотивировали это тем, что, мол, подобная процедура совершенно несовместима с менталитетом чеченцев, равно как и сдача оружия, и паспортный режим. Надо сказать, что с подобной «аргументацией» мы сталкивались буквально в каждом населенном пункте.
Переговоры зашли в тупик. Осознав всю бесполезность разговорного жанра, перешли к делу: довольно твердо потребовали обеспечить сдачу оружия, чтобы затем провести проверку паспортного режима.
– Вы должны сдать двести семьдесят автоматов.
В ответ – протест:
– Да у нас в селе столько оружия не наберется.
Сунули под нос старейшинам список:
– Где эти «ребятишки»?
Они в ответ запричитали: «Этот в Москву уехал, тот тоже в России». И так далее. По их словам получалось, что ни одного из тех, кто значился в списке, в селе нет. Поняв, что провести нас все-таки не удастся, старейшины начали тянуть время: попросили два часа на сбор оружия. Потом – еще два часа… Таким образом мы простояли под Самашками три дня!
От агентуры мы узнали, что боевики в селе провели собрание жителей: собрали всех в клубе и стали запугивать местных. Под их давлением было принято решение: «русских в село не пускать».
Посчитав, что местных жителей удалось «уговорить», боевики великодушно бросили клич: «Кто хочет, может уходить из села». Те не заставили себя ждать – хлынул поток беженцев.
Глядя на потоки людей, уходивших из села, поняли – нам решили дать бой.
Первым делом наблюдатели и разведчики выявили огневые точки противника, окопы на окраинах и в глубине села, минные поля вокруг Самашек. Село было весьма толково подготовлено к обороне.
Население уходило главным образом в направлении Серноводска. Мы свободно пропускали людей через свои боевые порядки. Разве что проверяли документы и осматривали транспорт – нет ли оружия. Когда поток беженцев иссяк, можно было с полной уверенностью сказать: все, кто хотел выйти из села, – вышли.
Боевики исполнили на центральной площади свой воинственный танец – зикр и разошлись по позициям.
«ЯЗЫК».
К селу просто так не подойдешь – управляемые фугасы и минные поля были установлены боевиками почти по всему периметру окраин Самашек. Утром под прикрытием тумана к селу попыталась пройти разведка софринцев. Однако вскоре их БТР подорвался на мине (взрывом оторвало переднее колесо).
При отходе софринцам удалось захватить «языка» – мужика, который трудился на огороде. В ходе допроса выяснилось: русский, чеченцы выкрали его из Курска. По его рассказу, «приставили нож к горлу и вывезли в Чечню». Жил в одной чеченской семье на положении раба – ходил за скотиной, убирался, выполнял все хозяйственные работы.
Не выдержав, задаю вопрос:
– Ну а если бы ты отказался выполнять работу?
«Язык», не задумываясь:
– Тогда бы били, могли бы и убить.
– А бежать не пробовал?
– Да бежал тут один – чеченцы его поймали, голову отрезали и ходили, нам показывали…
По словам невольника, таких, как он, только в близлежащих домах было пятнадцать человек.
ГОТОВИМСЯ К БОЮ.
Изначально штурм села не планировался. Однако, убедившись, что чеченцы настроены воинственно, мы провели определенную подготовку – разместили вокруг села БМПэшки, провели аэрофотосъемку. Четко обозначили секторы для штурмовых групп. Командиры групп тщательно изучили свои участки.
Попытались проделать проход в минном поле, но безуспешно: много мин-«ловушек», поставленных на неизвлекаемость. Пришлось применить УР «Дракон». Начиненный пластитом «Дракон» ухнул над полем – мины сдетонировали, в образовавшийся проход двинулась бронетехника.
ШТУРМ САМАШЕК.
Первоначально операцию хотели начать утром, но потом передумали. Видимо, посчитали, что боевики будут также ожидать штурм в утренние часы.
Операция началась в 16 часов. Штурмовые группы броском достигли околицы. Напротив каждой из улиц группы разворачивались в боевой порядок и только после этого начинали движение в глубь села.
Первоначально сопротивление было не слишком сильным, нас обстреляли лишь в двух или в трех местах. Кстати, мы заранее предупредили старейшин, что, если по нам откроют огонь, войска отойдут на исходные, а обнаруженные огневые точки будут уничтожаться огнем танка, прямой наводкой.
В начале завязавшегося боя так и получалось. Но чуть позже, особенно с наступлением сумерек, ситуация изменилась. Началась неразбериха. Одна из причин – в наших планах не был учтен овраг, который пролегал посреди Самашек. Дойдя до него, техника встала. Пришлось действовать в пешем порядке.
В центре села столкнулись с грамотно организованной обороной противника: во дворах и палисадниках были оборудованы огневые точки. К тому же боевики значительно лучше нас ориентировались в селе.
Это свое преимущество боевики стремились использовать максимально, в частности постоянно пытаясь заставить нас вести огонь друг по другу. Для этого они вклинивались в боевой порядок наступающих групп. Постреляют в обе стороны и быстро уходят. В результате штурмовые группы какое-то время ведут перестрелку друг с другом. Правда, все недоразумения удавалось быстро решить. Спасало наличие хорошей связи: у командира каждой группы была «моторола».
В ходе боя был убит один из командиров – старший лейтенант Максин. Радиостанция убитого попала к противнику, благодаря чему боевики, вклиниваясь в наши переговоры, попытались «корректировать» наш огонь. Попытки оказались безуспешными, так как у боевиков, видимо, не оказалось никого, кто бы говорил без акцента.
Было место и забавным эпизодам. Перед одним из бойцов кто-то выпрыгнул из-за забора. Тот ему: «Стоять! Кто такой?!» В ответ: «Эй, я – ОМОН, слюшай!»
«СПАСАЙТЕ РАНЕНЫХ!»
Сгущаются сумерки. Авиация над местом боя подвешивает гирлянды САБ(тип авиабомбы, применяется для подсветки местности).
С одной стороны, это, конечно, позволяло нам хоть как-то ориентироваться. С другой – высвечивало нас противнику.
Первых пленных мы взяли около десяти часов вечера – семерых боевиков. Вывели их из села на поле, где расположилась застава, устроили там что-то вроде фильтра.
Большая проблема – обеспечить эвакуацию раненых. Ночь. Местность гористая. Вертолет так и не смог сесть, хотя мы обозначили площадку, мешал и огонь неприятеля. В результате несколько человек без квалифицированной медицинской помощи, которую можно обеспечить лишь в условиях госпиталя, умерли.
«ТОГДА СЧИТАТЬ МЫ СТАЛИ РАНЫ…»
К четырем часам утра прошли все село. С наступлением рассвета развернулись и прочесали его в обратном порядке. Оставшиеся в селе боевики попытались было прорваться к лесу, но напоролись на собственное минное поле. Огнем из стрелкового вооружения и пулеметов БТРов отсекли их от леса, оставшихся в живых боевиков накрыла наша минометная батарея.
На исходный рубеж перед селом штурмовые группы вернулись к двенадцати часам дня. В плен было взято около ста двадцати дудаевцев. Надо подчеркнуть, что факт участия задержанных в боевых действиях доказан: наличие оружия, документов, подтверждающих их принадлежность к НВФ. Около сотни боевиков погибли в ходе боя. Пленных отправили вертолетами в Моздок.
Мы потеряли убитыми двадцать шесть человек, около девяноста бойцов получили ранения. При штурме Самашек было подбито два наших танка и три бронетранспортера. Масштабы наших потерь явно опровергали тезисы дудаевской пропаганды о мирности села.
Я отделался контузией. В одном из дворов был колодец – асбестобетонное кольцо, к которому приделано длинное деревянное корыто – овечек поить. А за корытом – канава, что-то вроде арыка. На этом корыте я и присел перезарядить магазины.
Вдруг будто что-то толкнуло: поднимаю глаза – метрах в двадцати стоит боевик и целится в меня из гранатомета. Сгребаю в охапку автомат и пистолет и… через спину кувыркаюсь в канаву.
Следом за мной полетела граната. Ударившись о колодец, разорвалась. По мне сыпанули комья земли и камни. Спасло то, что взрыв произошел на открытом месте. А гранатометчика этого впоследствии наши ребята пристрелили.
БА-А-ЛЬШИЕ РАЗБОРКИ.
Через неделю после штурма мне довелось сопровождать в Самашки комиссию С. Говорухина. К тому времени правозащитник С. Ковалев и один из его помощников А. Шабад подняли шумиху вокруг этого села, сравнивая его с Хатынью и Сонгми. Именно для расследования обстоятельств происшедшего и прибыл С. Говорухин – руководитель парламентской комиссии.
Мы обеспечивали охрану как его самого, так и сопровождавшей съемочной группы «Вестей». Прибывшие на место могли убедиться, что особых разрушений в селе не было. Да и откуда им было взяться: бомбово-штурмовых ударов не наносилось, самым большим калибром применяемого вооружения был гранатомет и РПО «Шмель».
Говорухин общался с жителями села. Порой при этом он удалялся от нас настолько далеко, что заставлял беспокоиться о его безопасности. Возможно, он делал это преднамеренно, полагая, что чеченцы вдали от нас будут откровеннее. Излишняя предосторожность – наше присутствие их не слишком смущало. Несмотря ни на что, Говорухин показался мне человеком довольно отважным.
После беседы с чеченцами наша группа двинулась по селу и была обстреляна. Заняли оборону, под прикрытием БТРа стали выводить из села Говорухина и телевизионщиков.
Во время обстрела я спрыгнул в канаву, под мостик. Под деревянными сваями – свисает провод, как от полевого телефона. Мина! А над головой, по мостику, как раз сейчас должен пройти БТР.
Не задумываясь, рубанул по проводу ножом «ОЦ» и лишь потом испугался – мину или фугас могли поставить на размыкание.
Пошли по проводу, который привел нас в землянку. Посредине – телефонный армейский коммутатор: ручку накручиваешь, два штекера вставляешь, и фугас срабатывает. Лежат около сотни мин: ТМ-72, МОН, заряды аммонала, детонирующий шнур с взрывателями… Все это мы извлекали перед камерой телевизионщиков и в присутствии Говорухина.
Гораздо позже узнал из газет обо всех «зверствах», якобы сотворенных нами в селе Самашки. Могу со всей ответственностью сказать: все это ложь чистейшей воды. Это, кстати, подтверждено и заключением комиссии Государственной Думы.
Используемая литература: Александр Березовский
