Коммунизм и потребительство
В последнее время в связи с возвращением левой «повестки» в общественный дискурс вновь стала актуальной идея смены современного общественного устройства на что-нибудь более приемлемое для человека. В результате этого процесса идея коммунизма из «невозможной, хотя и красивой утопии» и «противоречащей человеческой природе вредной сказки» вновь становится актуальной альтернативой. Это, безусловно, положительное явление.
Но возрождение интереса к коммунизму приводит и к возрождению прежних споров, обсуждений проблем, могущих возникнуть при переходе к новому обществу. Одной из них является вопрос о том, будет ли будущее коммунистическое общество удовлетворять потребности человека полностью или ограниченно. Данный вопрос в «предыдущей итерации обсуждений» завершился полным поражением коммунистической идеи, в результате чего в общественном сознании укоренился карикатурный образ общества, в котором потребление контролируются и управляется некими руководящими органами.
Победа подобных представлений (вершиной которых можно назвать «Москву 2042» Войновича) во многом привела к тому, что народ покорно принял все тяготы капитализма, считая, что это все же лучше, нежели жизнь при «тоталитаризме». Именно поэтому новое переосмысление коммунистической идеи крайне важно для формирования альтернативы современному общественному устройству. Этому и посвязена данная статья, в ней разбирается вышеприведенный вопрос о том, что же представляет собой потребительство, и что будет с потреблением при коммунизме.
Рассмотрение идей о том, что же представляет (вернее, будет представлять) коммунистическое общество, несмотря на кажущуюся отвлеченность, является важным шагом на пути к выходу из «гносеологической ловушки» «конца истории», потому что ставит альтернативу единственно возможному пониманию мира, как вечной «современности». Но это возвращает нас к, казалось бы, давно решенным вопросам. Одним из них является проблема потребления при коммунизме: известно, что в современном (капиталистическом) мире оно регулируется посредством товарно-денежных отношений. Поскольку при коммунизме товарно-денежных отношений по определению нет, то данная модель работать не будет, а следовательно, непонятно, как будут связаны потребности и их удовлетворение. У современных левых на это существует две точки зрения:
С точки зрения одних – коммунизм возможен только в том случае, если все человеческие потребности автоматически удовлетворяются. Если нет – то это уже не коммунизм, а в лучшем случае, некоторый вариант социализма – переходного общества. Данное понимание обыкновенно приводит к тому, что построение коммунизма откладывается на очень далекое время. В дополнении ко всему, при этом периодически возникают всплески так называемого «технологического оптимизма» — особой концепции, постулируюзей, что то или иное техническое решение может выступать в роли панацеи для всех социальных вопросов. (В настоящее время в этой роли фигурируют 3Д принтеры). Впрочем, о технологическом оптимизме я разбирал отдельно, и здесь останавливаться н нем не буду.
С точки зрения других – коммунизм является обществом, в котором существуют определенные ограничения на потребности. С известной аргументацией, что иначе никаких ресурсов не хватит. Данная точка зрения кажется приемлемой, но сразу же возникает встречный вопрос: по какому принципу будут ограничиваться ресурсы, и главное – кто их будет ограничивать. Ведь ясно, что данный субъект – личность или коллектив – становится распорядителем воли иных людей. При кажущейся невинности данной проблемы она оказывается фундаментальной: ведь коммунизм есть общество, в котором отсутствует отчуждение. Но любой «определитель» или «ограничитель» потредностей неизбежно отчуждает их от индивида, то есть, эти «ограничители» лишают общество главного признака коммунизма. Остальные проблемы – например, что делать с недовольством лиц, потребности которых ограничены – на этом фоне второстепенными уже являются второстепенными.
Конечно, помимо столь чисто выраженных точек зрения существует довольно сильная их «дисперсия», благодаря чему полярность позиций частично сглаживаются. Например, многие считают, что следует однозначно удовлетворять только некоторые, не слишком затратные потребности, вроде айфонов, а вот если кто-то захочет себе океанскую яхту или персональный звездолет, то тут уже надо данного гражданина «укоротить». Потому, что персональных звездолетов на всех не хватит. Но и слишком сильные ограничения так же мало кто предлагает: например, униформа единого образца и проживание в казармах вызывают в памяти образ вовсе не коммунизма, а нечто ему противоположного.
Но и в подобных «смягченных» формах спор все равно остается нерешенным, единственно предоставляется возможность компромисса. Что само по себе уже хорошо. Но вопрос о том, будет ли ограничиваться свобода потребления при коммунизме, и как она будет ограничиваться, остается открытым.
Для того, чтобы разобрать данную проблему, следует сделать некое отступление.
Можно было бы подумать, что граждане стоят за неким «дефицитом» или еще ради получения какой-то потребности, но нет. Речь идет о многокилометровой очереди к приведенным в Россию «дарам волхвов» — религиозной святыни православного христианства.
Обыкновенной реакция на эту очередь у невоцерковленных граждан, как правило, отрицательная: «Вот бараны!», «Рабы готовы стоять сколько надо», «Быдло опять надурили» и т.д. Общее для этих высказываний, наверное, одно: люди, стоящие в очереди, объявляются людьми с низким уровнем интеллекта и социальной ответственности. То есть, по умолчанию, ущербными людьми.
Но при внимательном рассмотрении людей, пришедших поклониться церковной святыне, становится ясно, что никакой особенной деградацией по сравнению с остальными обывателями они не обладают. Люди, стоящие по несколько часов в очереди, не похожи не на пациентов психиатрических клиник, не на людей с каким-то особо низким уровнем социальной ответственности. Более того, они оказались способными спланировать достаточно сложный алгоритм своих действий: чтобы попасть к вожделенному ларцу, многие приехали издалека – вряд ли люди с психическими отклонениями на это способны. Да, конечно среди них могут встречаться и психопаты, и даже возможно их процент будет выше среднего по обществу – но ни коим образом он не включает в себя всех желающих поклониться «дарам волхвов».
Но наличие людей, желающих стоять в многокилометровой очереди еще не самое удивительное. Гораздо более интересным является возмущающее многих явление «VIP-клиентов», которые подъезжают на своих машинах, минуя общий поток. И важным тут является не столько то, что коррупция стала нормой в рядах Церкви – как раз это не удивительно. А то, что люди, занимающие немалые государственные посты или имеющие приличный бизнес считают нужным поклониться той же самой святыне, которой поклоняется пресловутое «быдло».
То есть, у значительной части масс и, по крайней мере, у некоторой части властителей есть выраженная потребность получить некий неясный продукт, который можно назвать «благодатью». Причем потребность в этой самой «благодати» настолько велика, что люди способны идти на значительные затраты, и материальные и нематериальные. При этом сама «благодать» является более чем условным понятием, потому что никто ее не видел, ничем не измерил, и даже, скорее всего, не может четко сформулировать — в чем же она состоит.
Более того, даже в рамках разных религиозных систем существуют разные «благодати» и разные способы ее получения. Например, огромное число мусульман из самых разных стран стремиться посетить арабский город Мекку, не задумываясь при этом о затратах на этот процесс. А вот к «дарам волхвов» мусульмане относятся безучастно. Да что тут ислам. Можно привести множество примеров того, что в рамках даже одной религиозной концепции, но разных течений, те или иные святыни имеют различное значение.
Так что же это. Может быть действительно, эти «веруны» есть просто деградация, откат в Средневековье? С одной стороны так оно и есть, но тем не менее, очереди в храмы и мечети чего-то упорно напоминают.
А напоминают они очереди в магазины, которые возникают в момент так называемых распродаж и прочих «акций». Разумеется, можно считать «верунов» «баранами», но кто тогда те, что ломятся на всевозможные «рождественские распродажи», выстаивает много часов в надежде получить столь желанный «айфон» последней модели и т.д. Разумеется, можно сказать, что «айфон» или «плазма» есть материальный продукт, а вот «благодать» от «даров» или «хаджа» условна. Но есть ли в этом большая разница? В конце-концов, обладатели «айфона» до этого уже что-то «звонящее» имели. Пусть и не столь модное и навороченное.
На это многие могут возразить: «Может быть любители обгрызенных яблок есть особая группа людей, не слишком отличающихся от религиозной секты. Но остальные то, покупающие бюджетные смартфоны, разве не заслуживают признания более рациональными, нежели верующие?» Но этот аргумент далеко не бесспорный: пользователи бюджетных смартфонов свободны от влияния одной «секты», но не свободны от влияния иных. Кто-то увлеченно играет в он-лайн игры, тратя все свободное время на это (чем это лучше несчастных теток, стоящих в очереди к «дарам волхвов»?), в более жесткой форме зависимости прибегает к покупке игровых принадлежностей за реальные деньги. Кто-то покупает дорогие автомобили (цена которых много превышает его годовую зарплату), кто-то старается одевать одежду только престижных марок и т.к. Многие тратят огромные деньги и все свободное время на просмотр, скажем того же футбола или иных спортивных состязаний. Да и известные «вредные привычки», вроде выпивки или курения тоже выпадают за рамки рациональности. Так что признавая иррациональность религии, мы обязаны так же признать иррациональность огромного числа всевозможных потребностей.
Разумеется, речь тут идет не о защите религии. Религия, как продукт классового общества есть явление сложное и неоднозначное, и о ней надо говорить отдельно. Речь идет о том, что огромное число действий, понимаемых, как рациональные, таковыми по сути не являются. Разумеется, они так же не определяются сложными общественными процессами, и так же являются неслучайными. Но это мало что меняет.
И наконец, существует огромное количество действий, в которых граждане вообще не имеют потребности, но которые вынуждены выполнять, чтобы обеспечить функционирование саму систему удовлетворения всевозможных потребностей. Огромные массы тех, кто насмехается над «верунами» и считает хадж в Мекку или стояние в очереди к «дарам волхвов» уделом «баранов», каждый день совершает известный «хадж» в виде движения с одного конца города на другой (а зачастую и «стояния» при этом в пробках), выстаивают огромные очереди в метро, в общем, совершают действия, по сравнению с которыми один раз приложиться к той или иной «святыне» кажется верхом здравого смысла. (В конце-концов, верующие сами решают, идти на поклонение или нет, а на работу приходится ехать в любом случае).
Вот тут самое время объяснить, ради чего делалось это отступление. Если очередь к «дарам волхвов» или «поясу Богородицы», толкучка на очередной распродаже, очередь за айфонами или автомобильная пробка желающих проехать на работу есть следствие, как сказано выше, неких социальных процессов, то как раз эти самые процессы и следует рассмотреть подробнее. Ведь действительно: иррациональность действий не свидетельствует об их ненужности или бессмысленности, она свидетельствует только о том, что рациональность проявляется на другом уровне общественного устройства.
На самом деле и религия, и потребительство есть только следствие характерного для современного мира отчуждения труда, которое лишает человека его истинного, свободного характера и превращает в машину для исполнения воли господствующих классов. Так же как религия есть «опиум народа», то есть средство смягчения мерзости отчужденного мира, возвращающая человеку мнимую полноту бытия, потребление есть способ хоть как-то обрести вожделенную свободу. Карл Маркс писал об этом в «Экономически-философских рукописях 1844 года»:
«…В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций – при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., – а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному?
Правда, еда, питье, половой акт и т.д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер…»
То есть покупая вожделенный айфон, потребитель всего-навсего стремиться вернуть себе человеческий характер. Он, целыми днями выполняющий бессмысленную работу, хочет почувствовать себя свободным хоть в момент покупки. Потому так и нужна пресловутая иллюзия выбора: так же, как прошедший хадж надеется хоть как то «очиститься», то есть стряхнуть с себя мерзость обыденного существования, вернуться из опасного, конкурентного мира в котором человек человеку волк в мир, организованный любящим его богом, так и выбирающий покупку из сотни однотипных хочет почувствовать себя хозяином своей жизни.
Вот почему никакие требования «сократить потребление», периодически изрекаемые разного рода учеными и философами, не имеют никакого смысла. Даже угроза экологической катастрофы не останавливает маховик потребительства: ведь альтернативой для этого станет полное погружение в бездну нечеловеческого существования. Подсознательно обыватель понимает – пусть лучше погибнет Земля и он вместе с ней, но он погибнет человеком, а не придатком к рабочему месту. Разумеется, рациональности в этом ноль, но человеку отчужденного мира другого не дано.
Но коммунистическое общество, как следующий этап развития человечества, по умолчанию имеет иное общественное устройство, нежели современный мир. Для начала следует понимать, чем все же отличается коммунистическое общество от некоммунистического. Конечно, тут тоже может быть дано бесчисленное количество вариантов, но можно сказать главное: коммунизм есть общество, в котором снято прежде всего отчуждение труда, а по мере его развития, и всякое отчуждение, как таковое. Именно так Маркс определяет понятие коммунизма в тех же ««Экономически-философских рукописях 1844 года»:
**«Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он – решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение»
Исходя из данного определения, можно сказать, что коммунизм снимает само основание потребительства. Он дает человеку возможность снова стать человеком, обрести полноту и себя, и окружающего мира. Потеряв свое мистическое значение, потребление в этом случае становится исключительно рациональным процессом. И вот тут возможны сюрпризы: если большинство потребляемых благ являются инструментом преодоления отчуждения (как те самые айфоны), а еще большее число их являются способом обеспечить существование первых (транспорт для доставки работников на работу) то при коммунизма сама картина потребления чрезвычайно изменится.
Тут нет смысла давать хотя бы примерный вид изменившийся картины потребления, можно сказать лишь, что эти изменения будут весьма неожиданные. То, что кажется нам крайне необходимым, может стать совершенно ненужным (например, мобильная связь или личный транспорт). Причем, именно ненужным, а не запрещенным, как хотят сделать некоторые ревнители «ограниченных ресурсов». А то, что является сейчас редким и недоступным, станет, напротив, крайне распространенным. Например, хорошее образование может стать много доступнее, чем сейчас (и даже в СССР), то же самое можно сказать и про здоровье (которое не исчерпывается медициной). И так далее…
То есть, поставленная изначально дилемма: давать неограниченное потребление или ограничивать потребности граждан — с самого начала не верна, потому что относится к предыдущему этапу общественного развития. Никакой проблемы потребительства при коммунизме не существует, потому что потребительство, как и религия, есть продукт весьма определенных социально-экономических условий.
Это не означает, конечно, что при коммунизме граждане не будут ничего потреблять. Это означает только то, что потребление станет рациональным. А уж подобное неизбежно приведет к тому, что данное потребление станет менее бессмысленным – то есть общество не будет выбрасывать огромное число ресурсов на производство бесчисленного количества вещей, которые уже через некоторое время будут заменены на другие. Но при этом потребление останется полностью свободным, потому что коммунизм есть снятие отчуждения и никто не вправе диктовать человеку свою волю.
Но у свободного человека – иные приоритеты. Например, экологические проблемы, мало волнующие «рабов», для свободных людей окажутся на порядок важнее. Ведь речь то идет не о «полумашинном» существовании придатков к рабочему месту, а об ощущении связи с жизнью всей планеты. И в этом плане дышать чистым воздухом и купаться в чистой воде во много раз важнее, нежели иметь очередную модную «цацку».
А это значит, что человечество выйдет из ведущейся веками гонки, оборачивающейся уничтожением планеты Земля. И уже в этом плане коммунизм является более чем приемлемым для нас. Не считая вновь обретенной свободы, конечно…
