Когда не выпадает пропуск(часть 1)
Когда не выпадает пропуск, а за проходной тебя ждет хмурый и неулыбчивый работник первого отдела - это неприятно. В первый раз сердце замирает и уходит куда-то вниз живота. На этот раз у меня это - пятый или шестой раз. Кроме того, я ждал этого. После того дурацкого крика: "Банзай!", я знал, что меня ждут серьезные неприятности.
Хотя я приехал победителем, и надеялся, что наказание не будет слишком серьезным. Поэтому без особых переживаний пошел за сотрудником первого отдела. Однако сегодня что-то изменилось. По крайней мере, кабинет зам начальника первого отдела мы прошли, и впереди была только одна дверь. Кабинет начальника первого отдела. Тут уже не до шуток. В этот кабинет простые работники попадали крайне редко. Только в случае смены формы допуска. Когда я поступил на режимный завод, мне присвоили самую низкую - третью. Чтобы получить вторую, нужно было за три года не получить ни одного нарекания от первого отдела и отдела режима. Я работаю только полгода, и за это время уже несколько раз привлекался для "душевных" бесед в кабинет заместителя начальника первого отдела. Выходит, меня ждет лишение допуска, а раз так - завтра мой пропуск уже не выпадет. Я могу кричать и плакать возле проходной сколько угодно, но итог будет печальный.
Все, с кем ты работал, пройдут мимо, и ты останешься наедине с бездушными бабками-контролерами. А для них ты без пропуска - может и человек, но не работник режимного предприятия. Поэтому на территорию завода тебя не пустят. Кодекс законов о труде считает отсутствие работника в течение четырех часов на работе без уважительной причины прогулом, за который предусмотрено жесткое наказание - увольнение по статье. Запись в трудовой книжке будет уже на следующий день. Суд в этом случае не поможет - на работе тебя действительно не было. А пропуск на следующий день снова кладут в твою ячейку, поэтому доказать, что его не было у тебя не выйдет.
Устроиться на работу с такой записью на работу достаточно проблемно, а на режимные объекты можно и не заходить. Лишение допуска в трудовую книжку не записывается, но невидимым клеймом оно будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Ну и хрен с ним! Я еще молодой, башка варит, руки не из задницы выросли. Кое-что мне уже удалось, и если мне предстоит увольнение - плакать не буду! Подготовившись морально, я улыбнулся, расправил плечи и вошел в кабинет начальника первого отдела.
Вид владельца кабинета внушал уважение. Высокий, стройный, тщательно выбритый и одет так, как будто его только что выгладили. Неопределенный возраст - от сорока до пятидесяти пяти лет. Слегка седоват, без малейших следов залысин. Замначальника, Леонид Иванович, смотрится по сравнению с ним уставшим и постаревшим. Да и вид у него, как будто он спал три ночи на пороге кабинета своего начальника. Небритый и воняет потом. Увидев меня, Леонид Иванович хотел что-то сказать, но начальник останавил его, лишь подняв палец:
-Не будем терять время! - он показал мне пухлую папку, на которой написана моя фамилия. Потом раскрыл скоросшиватель и вытащил пачку аккуратно сколотых скрепкой бумаг на стол, и быстро разложил их текстом вниз. Так и есть, девять документов, в каждом из которых минимум два листа.
-Молодой человек! - это он ко мне, - Вы поставили абсолютный рекорд предприятия. Можете этим не гордиться - это говорит только о том, что вы не умеете работать в коллективе, но, в то же время обладаете неплохими профессиональными качествами. Терпение первого отдела иссякло, поэтому сейчас мы рассмотрим все претензии, которые к вам имеются, в порядке их поступления. Если после нашего разговора на столе останется хотя бы один документ, объяснения по которому меня не удовлетворят, вы будете лишены допуска! Итак, начнем. Первый день вашей работы на предприятии. Инженер Иванова пишет докладную записку о том, что вы ходите в рабочее время справлять малую нужду в кусты! Что скажете?
Я пожал плечами:
-Первый раз слышу! У нас на этаже сидит работница отдела режима. Она должна была выпустить меня, если бы я ей предоставил записку от начальника лаборатории. Он не разрешал мне выйти помочиться в кусты! Кроме того, Иванова должна была записать номер моего пропуска! Она это сделала?
Начальник первого отдела широко улыбнулся:
-Нет. Но она записала людей, которые могут подтвердить, что ты угрожал Марье Тихоновне помочиться на ее рабочем месте!
Мне терять уже нечего:
-Вы сказали, что Иванова - инженер? Тогда почему она занимается в рабочее время тем, что расследует, кто и где из мужчин справляет малую нужду? Для этого доклада она отвлекла от работы достаточно много занятых людей. В том числе и вас с Леонидом Ивановичем!
Последний вспыхнул и попытался что-то сказать, но начальник снова поднял палец:
-Хорошо, вы почти не врете, и в то же время убедили меня, что место этой бумаги - в корзине для мусора! - начальник разорвал ее и бросил в корзину, -На самом деле, при ремонте туалета у нас предусмотрены временные пропуска на другой этаж. Работница режима вам должна была сказать об этом, но решила поиздеваться. Не знаю, чьи моральные травмы были больше. Весь отдел режима сейчас считает, что вы ей таки отлили под стул, и как проходят мимо нее, выразительно нюхают воздух. Скажите, а вы действительно могли бы помочиться ей под стул? - увидев мою реакцию, он снисходительно улыбнулся, - Можете не отвечать! Вы блефовали, и для Марьи Тихоновны это прошло. Хотя проще было спросить у людей, с которыми вы работаете, они бы вам подсказали, что к чему. Хорошо, доклад Ивановой уже среди мусора, возьмем следующий документ.
Следующий документ состоит из минимум пяти листов, исписанных с обоих сторон мелким, но разборчивым почерком.
-Ваша первая командировка. Я хотел бы услышать, чем вы так достали этого человека, что он так много написал. Обвинительные заключения для десяти лет строгого режима бывают покороче! Рассказывайте!
Я тяжело вздохнул.
-У меня в первой командировке было много разных проблем. И, такой длинный доклад могло написать несколько разных людей. Боюсь ошибиться, вдруг тот, на кого я подумаю, не ябедничал.
На лице начальника первого отдела появляется улыбка:
-Ваш начальник отдела так просил за вас, что я готов послушать все, что вы сможете рассказать. Если этот рассказ меня не устроит, завтра вы будете искать новую работу! Итак?
Я начал издалека:
-Мне сказали взять паспорт, командировочное удостоверение, еду на сутки, две смены белья и быть к десяти вечера возле предприятия.
-Можете чуть ближе к теме. О небрежном отношении к техническому оборудованию, которое чудом не привело к гибели человека.
-Нас отвезли на аэродром, где сказали залезть в грузовой самолет. Выдали тулуп и бутылку спирта...
Начальник первого отдела перебил:
-Кстати, в пьянстве вас никто не обвиняет. Скорее, в вызывающей трезвенности. И хотя это раздражает окружающих, но это обвинение я не рассматриваю. Спирт помогает от разряженного воздуха. В грузовом отсеке с герметизацией не очень, поэтому на высоте шесть тысяч метров, на которой летит самолет, дышать тяжеловато. Спирт немного облегчает ситуацию. Вы придумали что-то свое?
-Я решил заснуть, пока мы еще не взлетели. Во сне человеку кислорода нужно гораздо меньше.
-Хорошая мысль. В грузовом отсеке спальные места не оборудованы. Сидеть на полу - холодно, да и сидя спать неудобно!
-Там был большой ящик. Я решил, что если я как-то закреплюсь на нем, то ...
Леонид Иванович не выдержал:
-На ящике был ромб! Это значит, что его должны выгрузить по дороге, идиот!
А вот начальника мой рассказ пока только веселил:
-Леонид Иванович прав. Вместе с вами летели люди, которые знали о промежуточных посадках. Вы могли спросить их, какой ящик выбрать! Или вы отказались выпить с ними в слишком грубой форме? Все, больше никаких наводящих вопросов. Можете продолжать.
-Ящик был очень большой. Я мог спать на нем, как на кровати. С учетом того, что я в самолете, я решил привязаться. Веревки у меня с собой не было, но на полу были обрезки монтажного провода. Слишком короткие, чтобы привязать вокруг пояса, но мне удалось найти пару, чтобы с помощью ломика привязать рукава тулупа, - Леонид Иванович снова орет
-А вернуть ломик на место ты не догадался? - я только пожимаю плечами
-Решил положить его рядом с собой, чтобы как прилечу, отвязать тулуп.
-Рядом? Его нашли черт знает где!
-Я первый раз летел грузовым самолетом. Я не знал, что он так круто набирает высоту. Сейчас-то я ложусь ногами вперед! При наборе высоты упираешься в плечи тулупа - и только! А тогда, при взлете, я проснулся от того, что скользнул внутрь тулупа. Рукава-то я привязал, но руки скользнули по ним, а снизу опоры не было. Хорошо, что я успел вцепиться зубами в мех, иначе бы навернулся с этого ящика. Минут пять я жевал вонючий мех и пытался зацепиться ногами за ящик.
Начальник первого отдела с улыбкой подвел итог:
-К этому времени твои коллеги приняли по двести граммов спирта на морду лица. Ты выбрал хороший ящик - чтобы увидеть что-то на нем, нужно подпрыгнуть. И что же видит твой коллега во время этого прыжка? На ящике распят противный трезвенник. Кто-то обрезками провода притянул руки этого придурка к ребру жесткости ящика, а потом отрубил ему голову. Причем сделал это только что, потому что обезглавленный труп все еще бьется в агонии. И твои храбрые коллеги вооружились топором и ломиком и спрятались в самом темном и дальнем месте отсека, - он сделал мне знак продолжить.
-Когда самолет набрал высоту, я снова заснул. А проснулся от того, что ящик начал трястись. Открываю глаза - смотрю, потолок медленно приближается. Потом опять удаляется. Я решил, что мне это снится, и хотел закрыть глаза, но тут почувствовал рывок. Ящик явно кто-то отрывал от пола! И монтажный провод уже начал поддаваться! Да и двигатели самолета ревели как-то странно! Я через пару секунд сообразил, что двигатели самолета молчат, а то, что я слышу - гудение подъемника!
Начальник первого отдела пожал плечами:
-Все, что можно было использовать, как оружие против маньяка-убийцы, твои коллеги забрали с собой. Поэтому на месте выгрузки пришлось раскачивать ящик с помощью подъемника.
-Они меня чуть не раздавили! Через секунду, после того, как я спрыгнул с ящика, крепление разорвалось, и ящик ударился об потолок!
Начальник первого отдела покачал головой:
-Я сейчас заплачу! Когда в одном месте встречаются два идиота, могут быть еще и не такие ситуации! Вам повезло, что второй идиот вас не раздавил! Что не скажешь об аппаратуре. Благо, что техника военная, вмятины и царапины есть, но работает, - он разорвал два листа из пяти этого доноса на мелкие кусочки и бросил их в корзину для мусора.
-Но ведь на этом все не закончилось? А кто спровоцировал драку?
Если честно, то я. То, что я спрыгнул с ящика за секунду до того, как меня должны были размазать об потолок, толкнуло меня на необдуманный поступок. Внезапно появившись перед лейтенантом руководящим разгрузкой, я заорал:
-Вы что с ума сошли? А вдруг бы на ящике кто-то был?
Лейтенант пожал плечами:
-С чего бы какой-то идиот полез на ящик, который должны сгрузить через три часа после взлета? - чтобы подтвердить свою догадку, он подпрыгнул, заглянув на верх ящика. Когда он приземлился, это уже совсем не тот, уверенный в себе лейтенант, а жалкий перепуганный пацан. Он тихо прошептал:
-Я тут не причем! Он сам виноват! Какого черта он спрятал ломик, да еще и залез на этот ящик? - он с надеждой посмотрел на меня:
-А где третий?
Мне не удалось сохранить серьезность. Я начал глупо ржать. Лейтенант воспринял этот смех, как истерику:
-Кто-нибудь, помогите ему, и найдите третьего! Тому, что на ящике, мы уже не поможем!
Еще бы! Моя сумка, которую я зацепил ремнем за доску, которая обеспечивает жесткость фанерного ящика, стала толщиной с эту доску!
Лейтенант горевал еще минут пять, пока из дальнего угла отсека вытащили моих коллег. С учетом того, что они были вооружены ломиком и топориком, им несколько раз досталось прикладами. Встреча была не из приятных. Лейтенант с удивлением прошептал:
-Вас было четверо?
А наш старший так же удивленно спросил у меня:
-Так ты жив? Тогда какого черта ты мычал и сучил ногами, ублюдок?
Ага, посмотрел бы я, что бы ты делал в моем положении! Звать на помощь, когда единственное, на что ты можешь рассчитывать - это свои зубы, не так уж просто! Пока я думал, что бы мне ответить, лейтенант сообразил, что его разыграли. Он заорал:
-Ничего, я это сейчас исправлю! - и с кулаками кинулся на меня. Солдаты восприняли это, как приказ, и решили добавить командировочным, утащившим лом и топор. Слава богу, никто не пострадал, если не считать нескольких синяков. Внезапно появившийся капитан быстро прекратил драку. Говорить честно про все это - лишиться допуска сразу. Сбивчиво пытаюсь протолкнуть идею про то, что лейтенант, который руководил разгрузкой, неправильно воспринял мои претензии по поводу раздавленной сумки, а мои коллеги за меня вступились. Мой рассказ не один раз прерывался возмущенными воплями Леонида Ивановича:
-Он врет! Он нагло врет!
А начальник первого отдела от души веселился. Наконец, он прервал мой рассказ движением руки:
-Вижу, что врет! Хотя, если вы заметили, он, ни на кого вину не перекладывает! В отличие от того лейтенанта, который нарушил инструкцию по разгрузке, повредил ящик с аппаратурой и кроме того, своими действиями спровоцировал драку, - он разорвал три оставшиеся листа. После этого он поднимает следующий документ, состоящий из двух листов. Я успел заметить, что почерк на нем очень уж мне знакомый. Интересно, что про меня написал старший группы в моей первой командировке? Начальник первого отдела заметил мой взгляд на почерке доноса:
- Вижу, вы заметили, кто писал этот документ! Если коротко, то он обвиняет вас в употреблении в пищу заведомо несъедобных продуктов питания, а также употреблении омерзительных напитков в неестественной сервировке, что нанесло моральную травму остальным командировочным. Объясните, пожалуйста, что это значит, и зачем вы это все делали!
-Капитан, который прекратил драку, тут же спросил у старшего группы, почему меня не предупредили, что на этом ящике нельзя устраиваться. Тот сказал, что я слишком умный и самостоятельный, оторвался от коллектива, не захотел с ними выпить и куда-то ушел. Капитан внимательно посмотрел на меня и переспросил: "Ты совсем не пьешь, или не захотел пить только с ними? Тот, кто совсем не пьет, тот или больной, или сволочь! На язвенника ты не похож, а вот на сволочь - очень даже!"
Я начал оправдываться, что просто не хотел торопиться, нужно было по-человечески нарезать закуску, разложить ее аккуратненько. Просто пить, занюхивая рукавом, не в моих правилах. Хотел придать выпивке немножко праздника, но меня не поняли. Капитан мне подмигнул: "Так может выпьем сейчас, чтобы неудачно начатое знакомство не запомнилось плохо?"
Мне ничего не осталось, как согласится. Все запасы провизии, которые были в моей сумке, для еды стали непригодными. Термос с чаем лопнул, и залил все продукты, пластиковые и стеклянные осколки термоса доделали все остальное. Благо, что одежда была в другом отделении. Вещи стали мокрыми, но стекла и пластика на них не было. Единственным, оставшимся целым была бутылка со спиртом. Одесса в то время разливала коньяк в плоские бутылки по триста пятьдесят грамм. Бутылку спасло то, что она была чуть тоньше, чем доска жесткости ящика.
Я быстро продемонстрировал все это капитану, надеясь, что при таком обороте выпивка не состоится. Я ошибался. Капитан, казах по национальности, что-то сказал на своем языке солдату-казаху, и уже через пару минут тот притащил раскладной столик, скатерть, термос, пару колец сыровяленой колбасы и две буханки хлеба. Капитан показал туда, где, по его мнению, должен был стоять столик, после чего обращается ко мне: "Стол и закусь за мной. Что останется - заберешь с собой, в том числе и термос. А сейчас давай, придавай выпивке немного праздника!" Колбаса оказалась такой твердой, что мой раскладной нож только и смог, что прорезать кишку и углубиться в ее твердь на пару миллиметров. Капитан хмыкнул и дал мне штык-нож: "Порежешь - вернешь". Со штык ножом дело пошло немного веселее, но первый отрезанный кусок насторожил запахом.
Пахло не очень свежим, а на мой взгляд уже тухлым засохшим мясом, прелым чесноком и прогорклым жиром. Тот, кто делал эту колбасу, пытался забить эти запахи черным и красным перцем, положив их слишком много, для того, чтобы колбаса осталась съедобной. Запахи специй существовали отдельно от прочего, и привели только к тому, что у меня слезы потекли из глаз и я начал чихать. Через пару секунд запах колбасы дошел и до моих коллег, и они попытались слинять от выпивки. Не тут-то было! Капитан криво ухмыльнулся: "Ребята, стаканчики у меня есть, берите! Или вы не хотите со мной выпить?" Им пришлось взять стаканы. От колбасы они категорически отказались. Капитан не настаивал: "У нас демократия! Кто хочет - закусывает, кто хочет - запивает! Чайком запить не хотите?"
Судя по злым глазам капитана, чай был не хуже колбасы. Я решил проверить. Первое, что меня насторожило - его розовато-бело-коричневый цвет, и то, что над ним не было пара. Старший пытался шепнуть: "Не пей!", но капитан укоризненно посмотрел на него: "Только что кто-то говорил, что этот парень отказался пить с вами. А сейчас вы подбиваете его отказаться от нашего гостеприимства! Нехорошо!"
Я уже налил чая в крышку от термоса. От него несло каким-то жиром и красным перцем. Мне уже было все равно. Осторожно отхлебнув горяченного напитка, я понял, почему старший предупреждал меня. Чай был очень терпкий, горячий, соленый с огромным количеством красного молотого перца, острого настолько, чтобы слезы из моих глаз хлынули ручьем. Капитан хлопнул меня по плечу: "Молодец! Настоящий мужчина! Теперь давай за встречу!" Он пытался всунуть мне в руку стакан, но я судорожно зажал в одной руке крышку с чаем, а во второй - кусочек колбасы. Капитан щедро плеснул мне спирта в недопитый чай, а остатки моей бутылки разлил себе, лейтенанту и моим коллегам: "Ну, за встречу, которая плохо началась, но хорошо закончится! До дна!" Мои коллеги с ужасом смотрели на то, как я выпил грамм двести горячего напитка, наполовину состоящего из спирта, а остальная половина красный острый перец, бараний жир и чай, заваренный молоком. Они тоже выпили, но им не пошло. Блевать они пошли на свежий воздух, а когда вернулись, я уже слопал половину кольца колбасы и почти целую буханку хлеба. Пойло, состоящее из круто заваренного в молоке зеленого чая с красным перцем, солью и бараньим жиром напополам со спиртом вызвало такой аппетит, что я был готов жрать свою сумку. От того штына, что стоял в отсеке, мои коллеги хотели снова пойти блевать, но капитан их остановил: "Парни, вам уже пора лететь!"
Начальник первого отдела разорвал один листок из двух:
-А что было в вертолете? Здесь написано, что вы ели такую дрянь, что не блевал только пилот! Кстати, на чем вы на этот раз сервировали себе стол? Неужели нельзя было есть с сумки или с колен? Да и вообще, жрать в вертолете могут только воздушные акробаты или пилоты. Остальных там тошнит!
-То, что я выпил - действительно страшное средство. Я проснулся от того, что меня растолкали уже после посадки. Я отлично выспался, но сильно хотел есть, и у меня болели челюсти. Они не привыкли к жеванию такой твердой пищи. Выбирать мне не приходилось. Ведь у меня и питье было достаточно своеобразным. Я думал, что мы уже на месте и нас сейчас накормят, но оказалось, что нам еще около часа лететь на вертолете. Вертолета пришлось ждать больше часа. Я решил выпить чаю, в расчете на то, что голод немного утихнет. Я ошибся. Есть захотелось так, что я понял, что если не поем сейчас, то умру или от голода, или от язвы. Поэтому я время от времени нырял в сумку и доставал кусочки колбасы, благо, что я додумался порезать ее всю, пока был штык-нож. Остальные командировочные отошли подальше и стали с наветренной стороны. К тому времени, когда прилетел вертолет, голод еще не прошел, но измученные челюсти уже отказывались жевать твердую колбасу. Мне пришлось держать ее во рту, как леденец, в расчете на то, что она станет чуть-чуть мягче. Надежда оправдалась, но чем мягче становилась колбаса, тем больше она воняла. Кроме того, красный перец тоже давал о себе знать. Уже через пять минут у меня текло их носа, изо рта и из глаз так, что было только два выхода: или проглотить, или выплюнуть.
Мой вид окружающим удовольствия не доставлял. Мои коллеги после неудачной выпивки, повторять возлияния не рискнули. В результате они были серо-зеленого цвета, и злые, как черти.
Еще бы чуть-чуть, и они бы отлупили меня, но прапорщик, который прилетел за нами, отвлек их внимание. Он с улыбкой осмотрел их помятые рожи и сунул им в руки по одному серо-зеленому пакету. (Для тех, кто никогда не пользовался услугами Аэрофлота - для тех, кому тошнит, как переносной толчок). Весь вид прапорщика говорил: "Ребята, я вижу, что вам уже нечем, но на всякий случай!" А вот мой вид привел прапорщика в легкий ступор. Да и то, что я жевал, заставило его поморщиться.
-Оставь эту дрянь, сынок! Эту колбасу делают из баранов, которые умерли от старости! У тебя еще челюсти не болят?
Я с усилием проглотил последний кусок:
-Все, больше не могу! А есть еще хочется! Нам долго лететь? Хочу поесть чего-то человеческого! Сил больше нет жевать эту резину! - прапорщик как бы между прочим спросил:
-И сколько ты ее съел?
Я заглянул в сумку. В ней оставалось штуки четыре колечка. Я показываю рукой:
-Два вот таких кольца!
Прапорщик протянул мне пакет, потом подумав секунду дал еще один:
-Держи! Будешь наполнять! Одного, думаю, будет маловато!
При полете на вертолете над тайгой, ощущения, как у яблока в руках жонглера - вниз-вверх, вправо-влево. Мои коллеги судорожно сжимали пакеты, чтобы не пропустить момента, когда они окажутся нужными. У них пока все в порядке - у них желудки несколько часов, как освободились от содержимого. А мой, хотя и не пустой, но настоятельно требовал еще жратвы! Жевать колбасу категорически не хотелось, да ее оставалась немного. Хлеб, хотя и вкусный, но жутко крошился. Свинячить в вертолете не хотелось, поэтому я решил использовать один из двух пакетов совсем не по назначению. Я разорвал его пополам, и в результате получил небольшую салфетку на колени. Я достал буханку хлеба и положил его на эту "салфетку". Глаза прапорщика из квадратных медленно начали принимать обычную форму. Он пытался что-то спросить, но я его опереди:
-Эти пакеты одноразовые, или вы их моете и сушите после использования? Я хочу есть, но у меня больше ничего нет, кроме хлеба и этой твердокаменной колбасы!
Прапорщик криво ухмыльнулся и вытащил откуда-то плотно упакованный сверток. Даже сквозь несколько целлофановых пакетов пробивался какой-то странный запах. Пахло несвежей рыбой, но уж очень сильно, для такой плотной упаковки. Я не сразу сообразил, что содержимое пакета должно вонять значительно сильнее. Прапорщик с видом заговорщика мне подмигнул:
-Рыбки хочешь? Вкусная, слабосоленая по эксклюзивному рецепту!
Старшего начало рвать какими-то зелеными сгустками, а второй мой коллега, перед тем, как воспользоваться пакетом, успел прошептать:
-Не раскрывай!
Начальник первого отдела с отвращением перебил:
-Ты его не послушал. В пакете был омуль. Обычно его перед засолом держат два-три дня в прохладном месте. В результате появляется легкий душок, но мясо рыбы становится необыкновенно нежным и вкусным. Та рыбина куда-то завалилась, и ее нашли только по запаху, когда рядом с ней стали слезиться глаза. Потом она провалялась на помойке недели две, ее и солить-то никто не собирался! С учетом того, что там не жарко, она завонялась, но не сгнила! Ничего, собаки там все жрут! Он-то и вез ее для собаки. Когда ты съел эту рыбину, весом с полтора кило целиком, прапорщик воспользовался тем пакетом, что всучил тебе! Ну и как тебе эта рыба?
-Не самая вкусная, из тех, что я ел, но в нашей столовой бывало и похуже! По крайней мере, до столовой воинской части я продержался!
Начальник первого отдела рвет второй листок, потом собирает все документы со стола, кроме последнего и сует их в папку:
-На сегодня с меня хватит! Иначе и мне понадобиться такой пакет! - он куда-то позвонил по телефону, -Где эта чертова Иванова? Ее за смертью посылать, а не за гандонами! Пусть заходит, сколько можно ждать!
