Когда любимая уезжает в командировку
За окном послышался заунывный шум проезжающей электрички. Обычно на такие вещи никогда не обращаешь внимания. Тем более, если детство прошло неподалёку от железнодорожной станции, и звук проходящего поезда всегда напрочь отфильтровывался слухом. Но не сейчас. Сейчас электричка, а, равно как и самолёт, стала символом. Приметой. Предвестником разлуки, разлучающим близких людей. Разделяющим их на огромные расстояния…
Кстати, о самолётах. Самолёты тут летают часто, и звук их моторов своей тональностью нагоняет такую тоску, что даже и в лучшие времена на душе становилось тревожно. А сейчас – и подавно. Летали бы военные – проблем бы не было. У них звук двигателей приятный. Мощный и ласкает слух. Не то, что эти европейские вёдра из гражданской авиации…
На самом деле, конечно, нет ничего такого ни в электричках, ни в самолётах. Просто очень тяжело осознавать, что очень близкий и любимый человек через месяц сядет на такой вот самолёт (а перед этим на электричку) и улетит за тридевять земель. Нет, не в Америку. И даже не на Дальний Восток. Всего лишь в Тюмень. Однако сам факт этой поездки ставит крест на спокойной и размеренной жизни.
Тюмень. Тюмень теперь повсюду. Хороший город, наверное. Но он реально преследует. Он смотрит с заголовков новостей. Он рассказывает в интернете о своей погоде. Он даже в магазине напоминает о себе дурацкими синими весами родом из Советского Союза.
Как оно там будет, в Тюмени, через месяц? Холодно ли? Снежно? А как оно, вообще, всё будет?
Воображение начинает пиксель за пикселем выстраивать детальную, в мельчайших подробностях, картину как оно будет.
Вот мы утром просыпаемся, завтракаем. Я вывожу собаку. Мы садимся в машину и едем. Я подвожу супругу до платформы. Она с утра едет на работу, ведь самолёт только вечером. Часа в четыре дня она выходит с работы, садится на метро и едет до станции Румянцево, пересаживается на маршрутку до аэропорта, и ждёт объявления посадки…
А я? Что в это время буду делать я? До пяти вечера буду на работе. Потом поеду домой и буду, не находя себе места, ждать, когда она улетит. Я буду поддерживать с любимой до самого взлёта связь через ВК. Я буду мучительно ждать неотвратимого – вылета. Всем известно: ожидание действия хуже самого действия. Наверное, после взлёта, когда неотвратимое наступит, мне станет немного легче. Наверное, когда она долетит, мне станет ещё немного легче. Знаю точно, что всё это время меня не будет ничего интересовать вообще. Жизнь утратит свои краски и станет тусклой, как лампочка в нашей спальне. Дьявол, ненавижу тусклые лампочки! Я буду каждые двадцать секунд смотреть на часы и удивляться, почему минуты остановились. И ненавидеть тусклую лампочку, делающую такой прекрасный огромный мир ограниченным маленьким жёлтым кружком.
А на следующее утро я поеду на работу один. И мне никого не нужно подвозить до платформы. И вечером я снова не буду никого ждать на этой же платформе. Никто не приедет в 18:34 на электричке, никто не выйдет из перехода, не обнимет, не поцелует, не улыбнётся и не скажет, как соскучилась за день…
Оказывается, я так привык уже к этим нашим маленьким ритуалам – ездить на работу и с работы вместе…
Под сосущее в районе солнечного сплетения ощущение тревоги, делающим моё существование тяжёлым даже физически, я раз за разом прокручиваю этот сценарий. Я представляю всё настолько реалистично, что краски жизни начинают меркнуть уже сейчас. Сейчас я живу в выдуманном будущем. Впрочем, в таком же тусклом.
Ситуация напоминает анекдот про смерть программиста и шампунь: «Нанесите немного шампуня на голову. Смойте. Повторите».
Мне плохо. Мне плохо сейчас за то, что будет через месяц. При этом никто не знает, что и как будет происходить на самом деле. Неизвестно, какие коррективы внесёт в мой страдальческий сценарий судьба. Но мне плохо. Я сижу на диване и апатично смотрю на свои волосатые колени. Я хочу остановиться, но не могу. Я начинаю зашиваться и понимаю это. Я прекрасно понимаю всю абсурдность моей ситуации. И я понимаю, что настало время искать выход из сложившейся ситуации, пока ситуация не довела меня до ручки.
Я начинаю рассуждать. Я пытаюсь делать это логически. Что меня тревожит больше всего? По совокупности факторов, на данный момент меня больше всего тревожит именно момент расставания и вылета. Вот если бы она села утром на электричку и прямиком в аэропорт, да и улетела бы, пока я занят рабочей рутиной – другое дело. Днём всё переносится гораздо проще. Днём свежие силы, днём интересная работа, не дающая особо возможности скучать. Коллеги. Отличный весёлый, талантливый коллектив из умных людей. Сложные задачи, решение которых под силу только мне…
А вот вечером. Вечером всё гораздо хуже. Тут, наверное, сказывается и усталость после работы, и осенняя хандра, и темень на улице. И что-нибудь ещё. И, к тому же, знать, что утреннее прощание – последнее, что мы уже попрощались, а она всё ещё не очень далеко, но ты с этим ничего не можешь поделать, не можешь провести время вместе, лишний раз обнять или подарить нежный поцелуй, это невыносимо…
Итак, проблема определена. От осознания этого становится сильно легче. Видя цель можно уже и поиском пути к её достижению заняться. Я начинаю перебирать варианты. И я нахожу вариант: я просто поеду её провожать. Ничего, что ей надо выехать на час раньше, чем я заканчиваю. Я просто отпрошусь пораньше. Я встречу её с работы. Я приеду с ней в аэропорт, дождусь посадки, помашу вслед и поеду домой. Добираться буду неспеша, и пока я буду ехать общественным транспортом до дома, она как раз успеет долететь. На самом деле, Тюмень не так и далеко – всего в двух с половиной часах от Москвы.
Вариант? Отчего не вариант? Отличный вариант! Вероятно, я так и поступлю. Хрен, с ними, с ритуалами, как-нибудь я это переживу. Зато как я ловко придумал! Молодец, голова, шаришь. Я мгновенно успокаиваюсь, сознание переносится из будущего в настоящее. Из груди выходит вздох облегчения. Вот она, долгожданная победа разума над стихией! Я счастлив. Я доволен собой.
Через некоторое время эйфория от найденного решения спадает и возвращается чувство реальности. В какой-то момент я понимаю, что снова занялся прокручиванием сценария. На этот раз нового. Я спокойно фокусируюсь на новом, идеальном, варианте. И вдруг осознаю, что просчитался. В груди ёкает: я не проработал путь домой. Я не представил, как будет проходить он. А он, совершенно точно, будет проходить туго. Это будет очень тяжёлый морально момент. Понимание того, что любимый человек только что улетел, а я тут, еду домой, охватывает меня. Выиграв одну битву, я не выиграл войну. Это состояние, когда хочется бесцельно брести по улице и не замечать ничего и никого вокруг.
Я представляю, как выхожу на своей платформе, как подхожу к грустно стоящей машине, как еду домой, в тусклый круг проклятой лампочки. Это ощущение, что кто-то, пересилив себя, уехал в лучшую жизнь, а ты остался в своей деревне. И не важно, что я нахожусь в ближайшем Подмосковье. Что я гораздо выше в этом плане большинства моих знакомых. Я пересиливал себя, уезжая в поисках лучшей жизни, не один раз. Любимая едет в Тюмень! Это не какая-то деревня с загибающейся экономикой. Или деревня? Ну и пусть съездит в эту глушь, жалко, что ли?
Новая мысль, дающая надежду на спокойствие, вспыхивает и тут же гаснет. Тюмень – самый богатый регион Сибири. Кого я обманываю?
На меня снова накатывает апатия, и я начинаю поиски новых вариантов, способных изменить моё отношение к этой поездке. К слову, поездка не развлекательная. Супруга едет на учёбу. Она будет заниматься с девяти утра до девяти вечера. Но мне почему-то тревожно от этого. Отчётливо выделяю из общей тревожной бури нотку ревности. Вот оно что! Дело не в поездке. Дело в том, что она едет одна, без меня. Она выходит из-под моего неусыпного контроля. Нет, в ней-то я уверен. Для меня это аксиома, принципиально позволившая мне снова войти в серьёзные отношения после развода. Зато я очень болезненно отношусь к попыткам отдельных кобелишек нарушить святые рубежи. Кто его знает, что за контингент посещает эти их учёбы. И неизвестно, какие развлекательные мероприятия запланированы организаторами. Это не университет всё-таки, где отсидел пары и будь любезен.
Стоп, это уже интереснее. А что, если представить, что она едет не на учёбу, а, например, к подруге. Я хватаюсь за этот вариант, как утопающий за соломинку и мгновенно развиваю его. Получается совсем отлично. Она едет просто в гости, а расстояние и транспорт не имеют значения. По большому счёту, какая разница, на электричке ехать, лететь на самолёте или трястись в гужевой повозке? Замечательная идея – подруга в Тюмени.
На какое-то время я снова получаю облегчение. Но затем замечаю, что снова съехал в накатанную колею, которая, подобно карусели, катает меня по замкнутому кругу.
Чувство беспробудной безысходности накрывает меня. Сил нет. От бессилия хочется завыть в голосину. Некоторое время я тупо сижу и ничего не делаю. Комок, подступивший к горлу прорвался и я тихо плачу. Меня сейчас никто не видит: супруга укладывает мелкого, а старшая тихонько сидит у себя в комнате и не выходит, чтоб не мешать. Я сижу один в комнате и могу позволить полить немного пустых слёз.
В какой-то момент я понимаю, что жизнь начинает делиться для меня как бы на «до» и «после». Очень похожее состояние бывает при потере близкого человека: вот он был, и вот его не стало. Это может быть расставание или смерть. Мне при этом отчётливо вспомнились подростковые годы, когда я получал первые отказы от девушек, с которыми встречался. Это всё то же желание бесцельно брести по улице.
Другими словами, одна часть моего разума переваривает придуманное будущее. А другая – занята рефлексией по прошлому. Как мы гуляли с супругой, как вместе ездили, как ходили в магазин… Да миллион таких как. И жмущее ощущение, что этого больше никогда не повторится. При этом супруга спокойно себе укладывает сына спать в соседней комнате. Вот она, никуда не делась. Но радости от того, что я прямо сейчас имею полнейшую возможность её обнять, поцеловать, просто находиться рядом, да всё, что угодно, у меня нет.
В голове мелькает мысль: «Вот так и начинается депрессия».
Я начинаю осознавать, что теряю связь с реальностью. Меня как будто двумя магнитами тянет в противоположные стороны. Один магнит в прошлое, а второй – в несуществующее будущее. Ощущение реальности пропадает, как после долгой и очень утомительной работы. Я слышал, люди в таком состоянии наиболее ослаблены перед внешним воздействием и гораздо легче подвергаются влиянию, попадая в различные секты или ещё чего похуже.
Спустя какое-то время я решаюсь использовать один свой козырь. Я всегда держу этот вариант на самый крайний случай, когда самостоятельно найти решение я не в состоянии. В порыве отчаяния я мысленно прошу помощи у деда. У моего любимого деда, чья смерть двенадцать лет назад стала сильным ударом для всех нас. И который спустя несколько лет после смерти стал для меня неким ангелом-хранителем. Я не знаю, как это работает. Может быть, обращаясь к каким-то высшим силам, я на самом деле отвожу замыленный взгляд от ситуации, условно перекладываю её решение на кого-то другого, заведомо более могущественного, и в итоге это позволяет мне взглянуть на всё немного с другой стороны. Так или иначе, когда я так делаю, как правило, подсказка не заставляет себя долго ждать.
Наверное, с тем же успехом я мог бы просить помощи и у Бога. Но мои принципиально скептические убеждения по отношению к любой из религий лишает меня, на мой взгляд, морального права делать это.
Обратившись за помощью, я заставляю себя перестать рыдать, успокоиться и несколько минут посидеть просто, ни о чём не думая. Как ни странно, это удаётся. А ещё спустя примерно минуту мне приходит подсказка. Она приходит в виде фразы из мультика про панду: будущее скрыто, прошлое закрыто, есть только настоящее. За достоверность поручиться не могу, но я эту мысль подумал именно в этой интерпретации.
Сознание, как обычно в таких ситуациях, мгновенно визуализирует слова. В голове представляется висящая в воздухе диорама: по центру находится плоская круглая платформа. Эта платформа – я сам. Предположительно, платформа может вращаться. На этой платформе, подобно поделке моделиста, находятся неподвижная фигурка моей супруги, фрагмент железнодорожного пути и часть стены аэропорта. Вправо от платформы уходит что-то наподобие перрона (перроном его и будем называть) без каких-либо построек, шириной чуть уже центральной платформы. Он уходит вправо недалеко. Его очертания мягки, как будто немного размыты. А в самом его конце находится чётко очерченный прямоугольник. Прямоугольник пуст, как и сам перрон. Дальше прямоугольника перрон не продолжается.
Влево от платформы тянется такой же перрон. Но он не пуст. Подобно киноплёнке, он разделён поперёк на одинаковые прямоугольники, каждый из которых содержит какое-то плоское изображение. Этот перрон тянется влево далеко и выходит из поля зрения. Что там дальше, меня не интересует.
Насколько я могу понять картинку, сгенерированную моим собственным мозгом, перрон, уходящий влево – это прошлое. Картинки, расположенные на нём – как фотографии прожитых дней. Я не разглядывал подробно сами изображения, но могу точно сказать, что все, попавшие в поле зрения, кадры, солнечные, ясные. Вероятно, это может говорить о том, что плохое со временем стирается из памяти. Либо, с учётом нынешнего состояния, что тогда я ещё не знал о предстоящей поездке супруги, этой проблемы для меня не существовало, и жизнь была проще.
Сценка на центральной платформе – является тем самым придуманным мной сценарием.
Размытые очертания перрона, уходящего вправо, говорят о неизвестности будущего. А чёткий прямоугольник обозначает тот самый ключевой момент, делящий жизнь на «до» и «после». Серый же цвет будущего, по всей видимости, обозначает моё существование, омрачённое ожиданием неприятного события. Оно как бы перекрывает своими масштабами всё хорошее, что я ожидаю получить в этот период будущего. Отсутствие перрона после ключевого момента – будущее, о котором мне нет необходимости думать. Его и не должно быть. Вообще, всего, что находится справа от платформы, не должно быть. Просто, как на календаре, появилась отметка о предстоящем событии, и к нему протянулась связь. Неприятная, тяжёлая, серая связь. Постепенно, по мере проживания очередных дней, этот перрон будет становиться всё короче и всё темнее, пока событие, наконец, не настанет и пока не наступит то самое, не омрачённое пока ничем, будущее.
Затем появился шар, типа детского воздушного шарика размером с центральную платформу. Он летел слева направо вдоль перрона. И, пролетая над центральной платформой, вдруг увлёк за собой всё, что на ней было размещено. Шар с содержимым долетел до конечного прямоугольника и остался там, окутывая своей полупрозрачной оболочкой всё, что оказалось у него внутри.
Некоторое время платформа была пуста. Но потом на ней стали появляться отдельные фигурки из начальной сцены. И каждый раз снова и снова прилетал шар и уносил всё в конец, каждый раз сливаясь в единое целое с самым первым шаром.
Так происходило около восьми раз до тех пор, пока платформа не осталась пустой окончательно. Дескать, вот придёт время – тогда и будешь думать на этот счёт.
Как только на платформе перестали появляться новые фрагменты, на неё стали наползать кадры с перрона слева. Тогда в том месте, где перрон из прошлого граничил с платформой, появилась полупрозрачная стена, не пускающая картинки прожитого времени в середину.
Всё описанное произошло в течение не более двух десятков секунд. После чего сознание снова сфокусировалось на реальности. Тревоги не было. Я был спокоен. Дыхание было ровным, а пульс явно не превышал шестидесяти ударов в минуту. Мне было хорошо. Я осознал фразу про будущее, прошлое и настоящее.
Посидев в спокойствии несколько минут, я решил закрепить успех. Потому, что один раз – случайность. Два раза – совпадение. А три раза – уже закономерность. Мне необходима именно закономерность. Мне нужно научиться справляться с подобными ситуациями, поскольку я прекрасно понимаю, что в жизни различные расставания случаются совсем не с той периодичностью, как хотелось бы. Для этого мне нужно найти метод, а затем научиться этим методом уверенно пользоваться, получая стабильно положительный результат. А для этого нужно повторить эксперимент. И затем ещё раз. И ещё. И так до автоматизма. Со мной такое работает, я проверял.
Поскольку визуализация всей ситуации всё ещё была свежа в моём воображении, я просто взял и уничтожил её. По моей воле она просто взяла и распалась. Чёткая, органичная, понятная система, структурировано раскладывающая всё по полочкам, исчезла. А её место, подобно воде из взорванной плотины, мгновенно заполнил хаос, принесший с собой знакомые до боли ощущения. Сценарий, который только-только перестал крутиться в голове, вернулся в своё исходное место и закрутился с новой силой.
Когда всё вернулось на круги своя, я попытался вернуть систему. Но, видимо, сил на это у меня уже не осталось. Как я ни пытался вернуться к чёткой иерархии мыслительного процесса, у меня ничего не получалось.
Тогда я просто перестал думать. Я просто сидел и не думал ни о чём. Водоворот хаоса прекратился. Некоторое время всё было относительно спокойно. Затем в голове с нарастающей силой начал проигрываться фрагмент песни: «И билет на самолёт с серебристым крылом, что, взлетая, оставляет земле лишь тень…»
Эта песня с её грустным мотивом, волею ассоциативного ряда, связавшего поездку супруги со строками куплета, тоже стала символом неизбежного. Обладая изначально хорошей навязчивостью, она частенько подбешивала меня, проигрывая в голове один и тот же фрагмент.
Тогда я зло подумал: «А ты, Цой, вообще, сдох! Вали себе в прошлое и не мешай!»
Это помогло. Песня прекратилась. А вместо неё в голове заиграл мотив Rammvier с выступления группы Rammstein на фестивале Pinkpop в 2016-м году. Причём, не каким-то одним надоедливым фрагментом, а целиком, от начала и до конца. Этот ритмичный мотив с сильной энергетикой позволил мне собрать остатки воли в кулак и оторваться от борьбы с хаосом. Убежать от неё, как от гопников в тёмном переулке. Благодаря чему оставшийся вечер прошёл для меня в относительном спокойствии.
Тем не менее, я прекрасно понимаю, что проблема не решена. И окончательно победу в этой войне ещё только предстоит одержать.
Продолжение следует, но это не точно.
P.S.
Самое замечательное во всём этом, что супруга уезжает всего на двое суток.
