Карантин (имена изменены)
Федя, улыбчивый мальчик с ясными, будто бы изнутри подсвеченными фонариком, глазами страдал дцп, был не ходячий, не говорящий, и многое другое тоже «не», но вроде бы, все понимающий, отчего становилось особенно страшно.
Виктор – его отец, не сбежал, не ушел из семьи, когда прозвучал страшный диагноз, и не ушел тогда, когда врачи сказали, что надежды нет и никогда не будет. Федя всегда будет вот таким вот улыбающимся и таким вот неподвижным, не говорящим, а будет только что то мычать, и медленно, как ленивец, перемещать конечности. Страшно. Он не ушел, остался, и всеми силами пытался заработать, на то, чтобы катать сына по докторам, в медицинские центры, на всяческие и абсолютно глупые дельфинотерапии, и многую другую невнятную и непонятную ересь, которая даже в дикой теории ничуть не могла помочь его мальцу. Его уважали за это, ценили в коллективе, за его спиной перешептывались офисные дамы, горько кивали: «вот, де, мужику не повезло, а ведь такой молодец».
Сам же Виктор, рвущий жилы на работе и на паре-тройке подработок, себя не уважал совершенно, потому что знал. Он на работе не для сына, а от сына. Он не мог, как жена, как Лина, неотступно быть рядом с Федей, не мог без слез смотреть в эти яркие его глаза, не мог видеть улыбку и медленно, подрагивающее тянущуюся к нему неловкую руку сынишки в попытке прикоснуться, задеть ответной лаской своего папу. Он не мог. Он закусывал губу, порой до крови, но не мог сдержать слез, что враз наполняли его глаза, и скользили по щекам, капали на извечную юдоль его сына – вечно разметанную постель, где Федя не лежал, где Федя – жил…
Карантин. Самоизоляция. Виктор просыпался, вставал, и… ему некуда стало идти. Подработка не функционирует, на работе, в офисном его здании, за стеклом на дверях, повесили большую бумаженцию, где огромными буквами было указано, что все закрыто до какого-то там числа. Все. Некуда бежать.
Виктор был дома. Дома с сыном Федей. Лина старалась его не трогать, занималась, как и встарь, домашними делами, а Виктор боялся. Боялся, что ему придется чаще заходить в комнату, где лежит Федя, смотреть на него, улыбаться ему, не умея удержать текущих из глаз слез. Он, Виктор, может быть и запил бы, да только не умел он и этого, не любил он напиваться, не любил, когда на жену и на детей от него благоухало перегаром. Виктор закрывался на многие часы в туалете, где сидел на крышке унитаза глядя в стену, после перебирался в ванную комнату, где так же сидел на бортике ванны и смотрел на изгибы хромированной полотенцесушилки, и не было в голове ни единой мысли. Он ничего не мог дать, ничего не мог сказать Феде, не мог даже взять его на руки и что-то мычать себе под нос, потому как ребенку было больно от того, что его долго держали на руках в неудобной позе. Он больше не мог ничего. Ничего. Совсем…
Первый срыв у него произошел день на пятый, на шестой. Лина открыла не запертую дверь туалета и увидела своего мужа. Он сидел на унитазе и бесшумно ревел. Он будто ее даже и не заметил, а она, не сказав ни слова, закрыла дверь, и ушла на кухню.
Второй срыв у него произошел, когда он понес Федю купать и, вместе с сыном, ухнул прямо в коридоре, будто ноги у него подкосились, ревел, целовал тощенькие руки, костлявые плечи, лоб и впалые щеки сына, и никак не мог выдавить из себя ни слова, не мог совладать с собою, пока Лина не забрала Федю и не ушла с ним в ванну. А Виктор так и сидел, утирал слезы дрожащими руками.
Успокоился. Спрятался в ванной и долго, без сна, лежал в ее холодном лоне, смотря в пустоту потолка. В голове не было ни единой мысли. Ни единой.
А потом он ушел из дома. Хоть и карантин. Хоть и нельзя. Но просто он по другому не мог, а еще, если честно, боялся, что не утерпит в какую-то из темных тихих ночей, проберется в ванную и перережет себе вены.
Где он был, Лина не знала, трубку не брал, а отправлял ей раз за разом СМСки: «Со мной все в порядке». И через пару дней пришло оповещение о зачислении денег на карту. И на следующий день снова. Деньги не великие, но все же – две тысячи, три тысячи. И так изо дня в день. По чуть-чуть, но падали денежки на карту. А вот Виктора все не было и не было. Где он жил, где он пропадал – неизвестно.
Появился он только дней через десять. Лицо высохшее, измученное, ввалившиеся глаза, но чисто выбритый, одет прилично, и, хоть и впали глаза, лучилось во взгляде его какая-то то ли радость, то ли еще что. И весь вечер, не пытаясь подчас сдерживать своих слез, он возился с Федей, не выходил из его комнаты. Что-то рассказывал, о чем то спрашивал, хоть и не надеялся услышать ответа, вместе смеялись над мультиками, носил на руках, делал массаж и тихонько, чтобы вызвать невнятный, мяукающий смех, в пару касаний, щекотал сыну пятки. Лина, заглядывала в комнату, улыбалась, и к горлу подступал ком. Отходила и тайком утирала слезы. Слезы радости.
Виктор переночевал, и поутру снова собрался куда-то, ушел. И снова, ближе к вечеру, оповещение о переводе. А вечером Виктор пришел домой и снова возился с ребенком. Все наладилось. И в ту ночь Лина выпытала, что и как…
Устроился на подработку грузчиком к частнику, которому на законы карантинные… Работа сдельная – сколько перетаскал, столько и к оплате наличкой, а там уже через банкомат на карту. Но не это главное. Вечером, после работы, помывшись, переодевшись, шел в детский хоспис в роли волонтера, где весь вечер возился с тяжелыми детьми, а по ночам оставался рядом с тяжелым, с Игорем, с мальцом шести лет, держал его за руку и смотрел, смотрел, смотрел… Смотрел, как тот угасает. И угас. И тогда он вернулся домой.
Разговаривал с ним, с Виктором, одногруппником своим давним, вчера по телефону. Долго общался, вот он мне все и поведал. Нет, надежды у него конечно не появилось, но вот что появилось, это он сказал ближе к концу разговора:
- Пашка, я понял, как нужен, когда смотрел в глаза Игореши и видел, как он смотрит, видит, что я рядом, а потом смотрит и больше не видит. Все. И Федя тоже смотрит на меня, а я… я боялся его, винил себя, что не могу ничего, а я могу и нужен.
Витя не пьет. Больше не ходит на подработку, Лина уговорила, нянчится с сыном, иногда плачет, но понимает, как он нужен.
Простите за грустную историю, но очень сильно захотелось поделиться тем, как мы нужны все друг-другу, и особенно сильно нужны тогда, когда нет надежды.
Истории из жизни
35.7K постов73.6K подписчика
Правила сообщества
1. История должна основываться на реальных событиях, но требовать доказательств мы не будем. Вранье категорически не приветствуется.
2. История должна быть написана вами. Необязательно писать о том, что происходило с вами. Достаточно быть автором текста.
Если на посте отсутствует тег "Мое", то есть авторство не подтверждено, пост будет вынесен в общую ленту. История не должна быть рерайтом - пересказом готовых историй своими словами.
3. История должна быть текстовой и иметь вполне внятный сюжет (завязку, развитие, концовку). История может быть дополнена картинками/фото, но текст должен быть основной частью. Видео и видео-гиф контент запрещен. При необходимости дополнить историю "пруфами", дополнительные фото/картинки/видео можно разместить в комментариях - это более благосклонно воспринимается читателями (чем лента фото и чуть-чуть описания).
4. Администрация имеет право решать, насколько текст соответствует пункту 3.
5. Сообщество авторское, потому каждое обвинение в плагиате должно быть подтверждено ссылкой. При первом нарушении - предупреждение, повторно - бан.
6. Помните - сообщество авторское! Хотя вы имеете полное право написать, что текст слабый, неинтересный и т.п. и т.д. (желательно аргументированно), просьба все же обходиться без хамства.
Утверждения же - вроде "пост - дерьмо", есть оскорбление самого автора и будут наказываться.