Как и обещал. Новый день, новая часть :)⁠⁠

Дураки и прочая нечисть.

Часть 2.

Охуеть!

Погода портилась в геометрической прогрессии. Свирепый ветер рвал и метал как тоненькие верхушки, так и более приземленные части массивных деревьев. Ливень упруго хлестал по земле крупными каплями, напоминающими реактивные снаряды, разбивающимися на сотню осколков при ударе о поверхность и стекающими по ней, образуя карту невиданных рек и ручьев. Оторванная от насиженных мест листва кружилась в воздухе подобно множеству обезумевших ведьм на шабаш. В таком шуме было трудно даже собственные мысли услышать, что уж говорить о происходящем в густых зарослях, пускай и в паре метров от чьих либо ушей.

Первый Славик уже держал ноги покойника, когда Второй Славик еще только нагибался, что бы ухватится за его плечи. И в этот момент, когда все внимание людей было сосредоточенно на этом невеселом, но необходимом деле, из кустов выскочил он.

Это был мужчина. Кожа, в тех местах, что были открыты общему взору, а именно на лице, голове, руках и одной босой ноге, была очень и очень бледной. Цвет первого снега, который еще не успели затоптать или обоссать. Это была нездорова бледность, сверхъестественная. Казалось, будто он светится, на фоне окружающей черноты. Волос на голове было мало, точнее, располагались они небольшими островками и архипелагами по всему черепу, но сами по себе были длинными, невероятно тонкими и какими-то безжизненными. Одет он был в костюм, изрядно прогнивший, с каким-то запредельным количеством дыр и пятен земли, которые под дождем стекали мутными грязными ручейками. Туфля и носка на левой ноге не было и ногти, которые больше напоминали когти зверя, впивались кончиками в землю, будто для того, что бы дать больше устойчивости. На правой же ноге был туфля, с отошедшей на носке подошвой, которая будто умоляла, наконец, покормить ее. В целом мужик напоминал умотанного в край алкаша или обезумевшего бомжа, что шлялись тут время от времени. Если бы не два «НО».

Первое. Изо рта, обрамленного синими, тонкими губами, растянувшимися в каком-то кровожадном и одновременно восхищенном оскале, торчали клыки, которым было не место в человеческом рту. И если внешний вид его был сильно неряшлив, то вот зубы были в великолепном состоянии. Свет фонаря поблескивал на белоснежной эмали, как на фаянсе нового, еще не загаженного унитаза. Окажись среди них дантист, он бы немедленно кончил от восторга перед таким произведением зубного искусства.

Второе. Его глаза были и не глазами даже, по крайней мере, так казалось. Это были какие-то лужи густой артериальной крови, в середине которых плавали одинокие точечки зрачков. Штырь тут же вспомнил фильм, про негра с мечом. Там у какого-то наркомана, который тоже почему-то был с мечом, были такие глаза.

Казалось, что вся Вселенная остановила свой ход, что бы понаблюдать, чем же кончится внезапное столкновение группы бандитов и какого-то сумасшедшего придурка. Ветер будто стал тише, а дождь, казалось, и вовсе прекратился.

Первый Славик отпустил ноги жмура и повернулся к незваному гостю, что высказать ему все, что он думает о нем и о той плачевной ситуации, в которой этот псих имел неосторожность оказаться. Едва он раскрыл рот, как произошло нечто, за чем они едва могли уследить и во что они никак не могли поверить. Зашипев, как дикий зверь, незнакомец метнулся к парню с невероятной скоростью. Его рука, такая тонкая на вид, но кажущаяся твердой, как стальной прут, выпрямилась, будто выскочив на пружине. Ладонь с вытянутыми пальцами, кончающимися острыми, окаменелыми когтями желтовато-серого цвета, полетела прямиком в переносицу Славика. Тот метнулся в сторону со всей доступной ему скоростью, но этого оказалось недостаточно, и бледная ладонь пронзила глаз и висок. Вся правая сторона черепа Славика, от верхней челюсти и до темечка, исчезла в фейерверке мозгов и осколков черепа. Сила удара была как у тарана, проламывающего ворота средневекового замка. По инерции, тяжелое тело уже умершего к тому моменту парня, упорхнуло на три метра в направлении движения атаки.

Все это было так неожиданно и казалось столь фантастичным, что реакция остальных на происходящее была, откровенно говоря, не такой, какой можно было бы ожидать.

Штырь, сигарета которого повисла на нижней губе и теперь медленно тлела, произнес громко и отчетливо: «Охуеть!».

Калаш открыл рот, что бы закричать, но вместо звука оттуда исторгся водопад блевотины. Парень не сгибался пополам и не издавал звуков, которые издают те, кто пытается опустошить желудок. Просто из широко открытого рта полилось содержимое его брюха, которое состояло по большей части из алкоголя, разной степени качества и крепости, а так же всевозможных закусок. Потоки дождевой воды на дождевике окрасились в желчно-желтый и гнилостно-зеленый цвета.

Второй Славик, который только сейчас разогнулся из положения раком, при котором он пытался ухватить жмура, о котором уже все позабыли, вытирал лицо, забрызганное кровью и мозгами, постоянно повторяя: «Я не понял!».

А вот Чапаев, не мудрствуя лукаво, просто упал в обморок.

Когда казалось, что эта зверюга в человеческом обличии вот-вот растерзает их на части, как бедного Славика, по одному или всем скопом, из кустов, оттуда же, откуда вылез этот мудак, выскочил еще кое-кто. Молодой парень, одетый во все черное. Черные кроссовки, черные джинсы и черный балахон с капюшоном, который при беге через кусты зацепился за ветку и открыл присутствующим красивое, мужественное лицо, с волевыми скулами и прямым носом. «На рок музыканта чем-то похож»,- заторможено подумал Калаш, только-только начиная осознавать привкус блевотины во рту и всю опасность происходящего.

- Именем света, остановись, чудовище! - выкрикнул новенький, замахиваясь кинжалом на убийцу. Но чудище было не промах. Едва заметив новую угрозу, оно резко развернулось вокруг своей оси и схватило юношу за предплечья. Вены на лбу парня, вздулись от напряжения, а мускулы напряглись, но он вполне удачно сопротивлялся упырю, что демонстрировало его силу и тренированность. Второй Славик, наконец-то протерев глаза с криком: «Задавлю, шляпа!»,- бросился упырю на шею, пытаясь повалить его на землю, а после отпиннать по почкам до кровавого мочеиспускания, но в итоге лишь повис на нем, как тряпка. Чудище, резко рванув головой, ударило его затылком в лицо, и хруст ломающегося носа слился с жуткими нецензурными словами, но хватки Славик не ослабил. Потеряв из-за этого внимательность на долю секунды, монстр упустил момент, когда юноша придвинул кинжал ближе к его груди. До грудной клетки оставалось пара сантиметров, но хватка монстра не поддавалась более и вся ситуация будто зависла в нерешительности, как школьник на пороге борделя – заходить или не стоит? Опомнившись, наконец, Штырь метнулся к борющейся троице и принялся бить кулаками упыря по лицу. Ощущение было, будто он бил бетонную стену и через пару тройку ударов он разбил кулаки. Казалось запах крови, струящейся по растерзанным костяшкам, подстегнул монстра и тот принялся осаживать молодого парня на колени. Краем глаза Штырь заметил, как Калаш метнулся со всей доступной скорость куда-то в сторону машины. «Проклятый ссыкун!». Но через секунду раздался вопль: «Иду на таран». Разбежавшись и набрав крейсерскую скорость, Калаш врезался в спину Славику, висящему на упыре, будто плащ. Инерция опрокинула всех, и монстр, не удержавшись на ногах, повалился на юношу, напоровшись, по ходу движения на лезвие. Жуткий вопль едва не превратил барабанные перепонки всех присутствующих в труху. Казалось, в нем сконцентрировались вся злоба и жестокость всех демонов ада. Какое-то время все просто лежали и тяжело дышали. Каждый из них пытался осознать, что произошло. Услышав легкое шипение, похожее на звук газировки, открытой после того, как ее хорошенько взболтали, мужики поторопились отойти подальше. Калаш помог подняться Славику, нос которого был сломан и теперь явственно поглядывал за левое ухо. Штырь откатился в сторону и встал на колени. Все они дрожали от избытка адреналина. Сбросив с себя тело, встал и их неизвестный союзник. А вот упырь принялся растворяться, выделяя при этом желтоватый дым, пахнущий серой. Дюжина секунд и от тела осталась лишь плохо пахнущая лужица да старые, прогнившие шмотки.

***

Чапаеву снился чудесный сон. Он снова был в клубе «Стрелец», как это бывало почти каждую неделю, по четвергам или пятницам. Но во сне имелось одно существенное отличие от реальности. Во сне он наконец-то одолел в бильярд Старого. Старый был местным чемпионом и почти что легендой, а потому обыграть его, было делом чести для всех и каждого фанатов этой игры. И вот он, Серж Чаповски обставил-таки этого сукина сына. Звучали бурные аплодисменты, овации до того остервенелые, что их звук сливался в сплошной шум, напоминающий звук водопада. Бутылка шампанского в руках выстрелила пробкой в потолок, и капли напитка залил его лицо и грудь.

А потом он проснулся. Лежа на спине, заливаемый сплошным потоком дождя, который наполнил капюшон дождевика, как надувной бассейн. В стороне слышались возбужденные голоса, часть которых он узнавал, а часть нет. В голове начала выстраиваться картина, предшествовавшая его обмороку, а именно какой-то хрен, проламывающий башню его другу и товарищу. Несмотря на то, что он пришел в себя, силы его еще не восстановились и он, перекатившись на живот, смог подняться лишь на одно колено и далеко не с первой попытки. Ему было стыдно за обморок, а потому он не хотел усугублять свой позор просьбами помочь ему подняться. Под рукой оказалась одна из лопат. Взяв ее в руки, уперев в землю и оперевшись на нее, он смог встать относительно прямо, хотя колени еще подрагивали и он боялся, что если попытается пойти, то просто рухнет лицом в грязь.

Стоя и раздумывая над произошедшим, он, вдруг, ощутил острую боль в правой голени, чуть выше ахиллова сухожилия. Обернувшись, и опустив взгляд, он не поверил своим глазам. Ублюдок, которого они приехали закапывать, каким-то образом ожил. Основательно удлинившиеся клыки проткнули пищевую пленку, в которую был завернут этот пидр и теперь на месте рта зияла дыра, из которой торчали зубы и язык. И первое, что сделал этот гад, это укусил его за ногу, что, несомненно, доказывало его гадскую и непорядочную натуру, а тем самым и оправдывало его отправление к праотцам, гостить долго у которых, он, судя по всему не захотел. С криком: «Ах ты, сука!»,- Чапаева принялся бить труп по голове и шее лопатой, превращая башню в фарш и постепенно отделяя ее от тела. На крик и возню сбежались Штырь, Калаш, Второй и какой-то незнакомый пацан.

- Что? Кто? Чапаев, какого хуя? - Штырь орал и озирался по сторонам, а так же вверх и вниз, будто ожидая нападения сразу отовсюду.

- Этот пидр! Ожил! Ожил, представляешь?! Он начал шевелиться!!!

Чапаев принялся долго и в красках возмущаться, выражая сомнение в сексуальной ориентации жмура, порядочности его матери и отца, а так же выдвинул гипотезу, что возможно, они (мать и отец жмура) были братом и сестрой. Адреналин и головная боль вытеснили из головы мысли об укусе, тем более, что кровь из четырех отверстий на голени (два верхних клыка и два нижних) уже не шла, а боли или неудобств они не доставляли.

- Кто-нибудь, Бога ради, объяснит мне, что тут происходит?