Исследование советскими журналистами экономики Магаданской области в 1971 году. Часть 4
«Концепция здоровья»
Слова молодого человека «общежитие — магазин, магазин — общежитие» не могли не насторожить нас. Cyсумане мы видели очередь у палатки, где принимают посуду, люди сдавали по пять, восемь и даже двенадцать ящиков бутылок. Директор прииска «Бурхала» Фейгин говорил нам, что после каждой получки в общежитиях собирают десятки бутылок. Секретарь райкома партии в Ягодном сказал, что два выходных в неделю вдвое увеличили и продажу спиртного и райком очень этим озабочен. Что ж, забыт здесь старый лозунг — книга вместо водки?
Любителям столь упрощенных решений социальных проблем мы советуем еще раз вдуматься в смысл того, что сказали нам колымчане, разговор которых, записанный на диктофонную ленту, мы уже приводили. Ведь действительно фонд библиотек Магаданской области таков, что на душу приходится примерно сто книг. А вот статистика подписки на периодические издания — тысяча семьсот один экземпляр газет и журналов на тысячу населения. Это самая высокая цифра в стране. Верно говорили нам — на колымскую семью приходится в среднем шесть газет и журналов. А на магаданском совещании по развитию производительных сил области говорили, что в ближайшие пять-семь лет книготорговля по Колыме возрастет еще в полтора раза. Намечается открыть двадцать новых книжных магазинов. Так-то вот обстоит дело с лозунгом, некогда казавшимся бесспорным.
— Книги? Клубы? Налаженный быт?.. Я не вижу средства, которое само по себе, взятое отдельно, способно изжить алкоголизм на Севере. Здесь, где каждый так нужен, это сущее бедствие,— размышляет секретарь Ягоднинского райкома партии.— Необходим какой-то принципиально новый подход. Психологи и физиологи пока не подсказали нам его. Мы пытаемся нащупать сами. Но еще мало преуспели. Вот, может быть, наша попытка увлечь всех в Ягодном спортом — райком коллективно Доказывает в этом пример — окажется действенной. Мы внушаем людям: Север перемалывает физически слабых, хочешь выжить здесь — занимайся спортом. А подтекст этой мысли — забота о здоровье нравственном. Поэтому повсюду строим спортивные залы, стадионы. Нет, нет, не только, конечно, спорт! Но и все, что связано со здоровьем, держим под особым контролем. Мысль старая как мир: в здоровом теле — здоровый дух. Но, похоже, для Севера это особенно важно...
Победить пьянство вообще не так-то просто, а тем более на Севере. Здесь еще надо хорошенько поработать науке — и социологии, и психологии, и физиологии, и медицине. Социологию мы упомянули не просто как дань моде. Нужно наконец получить серьезные научные данные о том, кто, сколько и почему здесь пьет. Надеемся, думающий читатель не отмахнется от этой проблемы как от «общеизвестной»,— известно, да не очень, а что касается Севера, то тут этот вопрос уже никак не может бы «осмыслен» на бытовом уровне, нужны статистика, исследовательские данные. Магаданские ученые давно уже и подволь подбираются к этой проблеме, пытаясь глубоко проанализировать динамику, причины и следствия ра пространения алкоголизма на Севере. В любом поселке люди много зарабатывают и много, увы, слишком много продается спирта. Пока колымчане пытаются против поставить этому лишь «концепцию здоровья».
Тут действительно многое делается для здоровья физического и нравственного. И об этом стоит рассказать подробнее.
Но прежде сразу же оговоримся — мы далеки от желания идеализировать нынешний быт колымчан. Неважно, очень неважно обстоит дело, например, со снабжением фруктами и овощами. В магазинах мы их не видели, а на рынке — не только в Магадане, но и в Сусумане - сколько угодно, но по цене, бросающей москвичей в жар. И какую торговку ни спросишь: «Откуда привезли?» - ответ один: из поселка Палатка.
— Каждый раз, как еду мимо этого поселка, всё удивляюсь — вот живут! — рассказывал нам один из колымских шоферов.— Там у любого домика своя маленькая тепличка. Выращивают помидоры — и на рынок!
В снабжении Колымы фруктами и овощами чувствуется какая-то случайность, кустарщина. Очевидно и впрямь должны быть созданы в южной зоне Дальнего Востока крупные овощеводческие хозяйства, специализированные на поставках для Севера. Воздушный мост, караван судов — ничего не может быть дорого, когда речь идет о витаминах для золотодобытчиков. И потому, главное, что из-за этого мы теряем чистое золото. И потому, главное, что человек на Севере, право же, заслуживает гораздо большего внимания к нему всего нашего общества.
Последнее — недостаток внимания — относится и к жилью для северян.
Строят на Колыме в последние годы много больше, чем прежде, нет никакого сравнения, однако же, довольно долго надо ждать хорошей квартиры. Никитенко, директор прииска «Экспериментальный», говорит: «Вчера нужный человек взял расчет: жил в кабинете, надоело». В аккуратном зеленом районном поселке с вкусным названием Ягодное, примостившемся в ложбинке среди красивых сопок, в этом симпатичном поселке, где все так ладно и прибрано, а на светлых улицах из новых благоустроенных домов — широкие тротуары из бетонных плит, хорошие магазины, ресторан,— все-таки есть еще и целый район «Шанхая»—стареньких, в землю вросших домиков. И в самом Магадане таких еще немало, буквально по соседству с центральными кварталами. И на приисках, и на участках — везде еще встретите вы постройки давних времен. Все это наследие — бульдозером бы да под корень! Но нельзя — население растет быстро, много людей приезжает, много рождается детей, на всех новых квартир не хватает.
Некоторые проектные организации, а за ними и кое-кто в печати, в последнее время пламенно пропагандируют города с искусственным климатом, города под крышей. Что и говорить, привлекательно. Мы совсем не против таких городов. Но пока нужнее просто теплые, удобные и дешевые дома на улицах, открытых всем ветрам.
Если привлечь человека на Север еще можно высокой зарплатой, то удержать его там никакой зарплатой невозможно. Напротив, когда нет нормального жилья, то повышенная зарплата может даже служить причиной более быстрого выезда в другие районы, где реальная ценность сбереженных рублей существенно выше. Но именно по обеспеченности жильем Северо-Восток занимает одно из последних мест в стране.
Опять-таки все согласны, что проблему жилья па Колыме надо решать быстрее. Только вот как это сделать? Тут-то и начинаются разногласия. Серьезнейшие.
Истоки проблемы — в отсутствии современной строительной базы и многолюдности Колымы. Жилье обходится здесь в несколько раз дороже, чем в средних широтах. Строительные материалы завозятся издалека, часто самолетами. Это, пожалуй, правильно. Но порой завозятся совсем не современные строительные материалы, не блоки и панели, не элементы, из которых дом на месте только собирается, а как и при дедах — лес, цемент, даже кирпич. Сильнее всего это бьет по новым, только возникающим у будущих приисков поселкам. Особенно по поселкам у незначительных месторождений. Да и там, где прииску быть десятки лет, жилищное и коммунально-бытовое строительство тащится далеко в хвосте промышленного, и совсем нередки случаи, когда прииск работает уже на полную мощность, а план жилищного строительства не выполнен и наполовину.
Специалисты давно говорят, что эффективный выход можно найти на пути развития сборного домостроения. Нужны транспортабельные дома, которые только собирались бы в поселках приисков. Причем такие благоустроенные дома можно было бы переносить с места на место, чем сразу решался бы вопрос застройки поселков у небольших месторождений. Пока в Магадане строятся обычные панельные дома. Такой дом малотранспортабелен.
За круглым столом «Литературной газеты» в Москве кандидат архитектуры К- Карташова сообщила, что разработаны новые типы транспортабельных зданий. Их можно изготовлять на базах, расположенных в южных районах. А затем самолетами, автомашинами или по рекам доставлять в любое место. Это могут быть, по ее словам, здания от одного до девяти этажей, с полным набором жилых и общественных помещений. Но... «Около двух лет мы об этом говорим, а пока буксуем па месте».
Камень преткновения, пожалуй, и в технике, и в технологии, и в организации. На совещании в Магадане приходилось слышать, что приморцы-де никогда не станут производить строительные детали для колымчан, поскольку они не могут обеспечить собственные потребности. Однако ведь для создания своей строительной базы на Колыме (или для Колымы, но в другом районе) нужны соответствующие вложения. Причем на юге их потребуется на те же мощности несравненно меньше, чем в Магаданской области. Задача, стало быть, состоит вовсе не в том, чтобы выпросить у южан «кусок от их пирога»,— целесообразно построить на юге базу специально для севера. В конечном счете вопрос упирается в отсутствие сильного, наделенного соответствующими правами органа, который мог бы организовать соответствующую базу на юге. Тут мы приходим к тому, что во вновь осваиваемом районе не обойтись без территориальной организации хозяйства в дополнение к ведомственной. Вопрос этот касается не только строительства. Опыт показывает, что там, где такая организация есть (пример — Норильский комбинат, где все хозяйство сосредоточено в одних руках), там дела идут несравненно лучше.
Мы бы сказали, что общий, главный недостаток всего того, что делается по освоению Северо-Востока (а делается много, и год от году больше),— это недостаточный учет, а порой и игнорирование местных особенностей, будь это особенности климата и вечной мерзлоты или особенности состава населения, «дисперсного», расселенного малыми группами, или оторванность от Большой земли. Господин Шаблон чувствует себя на колымской земле куда как уверенно. Здесь те же типы домов, что и в Новосибирске, и в Рязани, и в Средней Азии. Здесь то же деление производств по оплате труда на основные и вспомогательные. Здесь те же нормативы на 1000 средних безликих человек, что и везде. Столько-то посадочных мест в столовых, больничных коек, врачей, мест в яслях и детских садах. Здесь такая же норма жилой площади на человека. А правильно ли это?
Мы не говорим сейчас о том, что действительное положение сейчас во многих случаях далеко еще не достигло этих норм. Но представим себе, что эти нормы будут достигнуты. Разве не ясно, что жителю Колымы или Чукотки приходится находиться в своем жилище куда больше, чем жителю Украины? Что одна потребность в услугах общественного питания там, где живут преимущественно семейные люди, которые в столовой разве что обедают, да и то не всегда, и там, где живут преимущественно бессемейные молодые люди, которым в столовой надо не только обедать, но и завтракать и ужинать. И что толку, что на жителей такого-то района приходится больше, чем по норме мест в клубах и домах культуры, если до этих мест надо из иного поселка добираться за десятки, а то и сотни километров. Во многих мелких поселках «нет торговой точки, бани, парикмахерской: не положено по нормативам». Нормативам нет дела до того, как десять тысяч людей, на которые они рассчитываются, живут одним городом или в нескольких десятках мельчайших поселков, разбросанных на территории в 50—100 тысяч квадратных километров. Что же делать с этими нормативами, скажем, в Билибинском районе, где среднее расстояние от поселков до райцентра превышает 350 километров, а сам поселок Билибино находится от областного центра Магадана дальше, чем Симферополь от Москвы? И не случайно изучающие миграцию научные работники делают вывод, что отсутствие необходимого минимума услуг — весомая причина отъезда с Севера.
Нет, что и говорить, мы далеки от того, чтобы идеализировать нынешний колымский быт. И все же, и все же...
Все же, согласитесь, приятно, когда в маленьком приисковом поселке, в тысяче километров от Магадана, по нашим-то «материковым» понятиям, у черта на куличках, вы можете прилично пообедать в просторной и светлой столовой с «вполне московским» современным прилавком самообслуживания. И при этом вам подадут не только традиционный гуляш с макаронами, но и, пожалуйста, кефир, свежее молоко.
Такие столовые мы видели повсюду — и в Сусуман-ском, и в соседнем с ним Ягоднинском районе. «Товарищи! Заезжайте к нам, лучше, чем у нас, вы нигде не пообедаете» — реклама столовой поселка Рыбный, обращенная к шоферам колымской трассы, говорит сама за себя. Не только в центральных поселках приисков, но и на многих участках (а их у каждого прииска по пять— шесть) есть клубы, школы, детские сады, повсюду строятся бытовые комбинаты, спортивные комплексы. Верно говорили рабочие за нашим «круглым столом»: на прииске «Пятилетка»— семь или, кажется, даже восемь участков, есть очень отдаленные, куда можно добраться только вертолетом, и лишь в одном из этих мелких поселков нельзя посмотреть широкоэкранный фильм.
Сделано гигантски много, но магаданцы не хотят на этом останавливаться. Они вполне самокритичны в оценке своих достижений и безудержны в планах.
Вот некоторые примеры того и другого, взятые нами из докладов на магаданском совещании.
Самокритика: «...Темпы культурного строительства в области отстают от роста населения и хозяйства. Даже в районных центрах, которые существуют по 20—30 лет, нет полного комплекса учреждений, призванных обеспечить духовный рост, населения... Наибольшее отставание в строительстве культурных учреждений наблюдается на новых горных предприятиях, на стройках, в колхозах и совхозах. Сюда, видимо, и должно быть обращено наше основное внимание...»
Планы: «...В 1971—76 гг. дополнительно построить новые клубы и Дома культуры общей вместимостью на 12 тысяч мест с таким расчетом, чтобы планировка каждого из этих современных клубов включала в себя массовую библиотеку на 25—50 тысяч томов... До 1976 года северяне получат еще 22 кинотеатра (5500 мест)... I В ближайшее семилетие удвоится число спортивных баз и залов. Будет всемерно развито строительство закрытых теннисных кортов, хоккейных катков, плавательных бассейнов...»
Итак, как видим, есть и трезвый взгляд на существующее положение вещей, и хорошая перспектива. Чтобы до конца стала понятна требовательность к себе ко-лымчан, раскроем некоторые скобки. Что означает эта вот уже цитировавшаяся нами фраза из «самокритики»: «Даже в районных центрах, которые существуют по 20—30 лет, нет полного комплекса учреждений, призванных обеспечить духовный рост населения»? Признаться, там, где нам довелось побывать, мы что-то не встречали райцентров без клубов или библиотек. В чем тут дело? Оказывается, слова «полный комплекс» подчеркнуты были на совещании не зря. Вот что понимается в Магаданской области под «полным комплексом»: «Сюда входят клуб или районный Дом культуры, кинотеатр, библиотека, музыкальная школа, парк культуры и отдыха, книжный магазин, народный театр или любительский коллектив, музей, спортивный комплекс, прокатная база культинвентаря...»
Все это обширное культурное строительство и уверенное, оптимистическое планирование имеют под собой твердую, если можно так выразиться — «философскую» основу. На научном совещании в Магадане она была сформулирована руководителями области таким образом: «Нельзя себе представить успешного развития производительных сил вне связи с человеком — этой главной производительной силой, так же как невозможно достигнуть высокого уровня всех духовных богатств советского человека без развития производительных сил».
Жаль, что такой здравый подход к делу не восторжествовал еще повсюду при освоении обширнейших наших северных пространств. А в том, что он пока не восторжествовал, мы имели случай убедиться лично.
Той же самой бригадой совершили мы путешествие к «феномену» — в Сургут, древний город, а сейчас центр западно-сибирской нефти. Тогда поразило на.с невнимание к человеку, и мы не могли не высказать публично свою тревогу. Сегодня, сравнивая, мы не можем не отдать должного колымчанам. Там нефть, здесь — золото, там мошка и здесь мошка, там мороз и здесь мороз, да еще «почище — под шестьдесят, там бескрайние болота, здесь бескрайние дикие горы, там—мощные строительные организации, здесь — малосильные, не имеющие нормальной базы стройучастки, и больше всего — хозспособ, «самострой». И все же, и все же! Уже сейчас на Колыме по семь квадратных метров та человека. Нет, здесь нет ни балков, ни землянок—всего того, без чего трудно было представить себе Сургут и Нефтеюганск.
Конечно, тут нельзя не учитывать разницу в сроках освоения: Обский нефтяной район с этой точки зрения совсем молод, несравним с Колымой. Но, побывав и там, и здесь, мы убедились, что дело не только в сроках, а и в методах, пожалуй, даже в принципах освоения.
Спор о принципах
Вспомним, с чего начинался нефтяной феномен на Оби, что ставили впереди — телегу или лошадь?
...23 марта 1964 года прибыли они в Сургут, первые тридцать нефтяников — инженеры, буровые мастера, геологи-эксплуатационники и один бывший уголовник, только что вышедший из тюрьмы и желающий «начать жить сначала».
— Без него была просто дюжина, а с «им стала чертова,— говорил нам Лев Дмитриевич Чурилов, начальник Нефтеюганского нефтепромыслового управления
(НПУ).— Но вскоре он ушел. Была дюжина, и нужно было сдюжить. А через неделю, 1 апреля — но не шутки ради! — к ним присоединился и я. Опять стала дюжина чертовой.
Лицо у Чурилова вытянутое, щеки привпалые, резко очерченный подвижный рот. Зачес отбрасывает назад прямые черные волосы. Зеленая шерстяная рубаха в обтяжку, полуспортивный костюм. Хороший постав головы на покатых плечах. Низкий хрипловатый баритон.
— Итак, мы пришли на голое место. Не было домов, бань, магазинов, и ни единого рубля на них еще не ассигновали: фонд заработной платы — и только! Зато
имелся план по нефти, и его надлежало выполнить немедленно. И еще засели в ушах, как рефрен, слова, с которыми нас сюда провожали: «Стране нужна нефть... Стране нужна нефть...»
Директор Сургутского совхоза отдал нам старую совхозную контору. В этой развалюхе все и разместились. Наняли четырнадцать рабочих, выпросили в совхозе пять топоров, бензопилу, начали рубить просеки, намечать улицы и дороги поселка. В долг обзавелись первой лошадиной силой: запрягли и гоняли на ней в банк за зарплатой.
Самому старшему из нас было около тридцати. Сейчас рассказываешь, как мы начинали, кое-кто сочувствует. А зря — жили мы здорово! Ни до, ни после не шутили и me хохотали столько, сколько в тот первый нефтяной сезон...
По другую от Сургута сторону Оби, вокруг будущего Нефтеюганска, к лету 1964 года успели заложить семь скважин. В стремительном темпе бурились новые. Спали в недостроенной — без окон и дверей — крошечной деревенской школе. К концу третьей смены в белесые весенние сумерки к буровым подкрадывались волки, поблескивали глазами из-за кустов, тревожно принюхивались. На смену порой ходили с оружием.
Стране нужна нефть... До приезда Чурилов еще надеялся, что им, как в Поволжье, дадут время на обустройство. Здесь он понял: не успеть. Шестьдесят тысяч тонн нефти, записанных Нефтеюганску в план 1964 года, надо было выдать с лету, с ходу, почти без техники, транспорта.
А Обь меж тем вздувалась, расползалась коричневой холодной волной, словно северный Нил, на все лето заполняя своим подвижным телом десятки тысяч квадратных километров вокруг. С юга от Тюмени и Омска рванулись сюда подкопленные за зиму караваны пароходов, танкеров, барж.
5 апреля появился Чурилов в Нефтеюганске, а 26 мая первая баржа с нефтью уже ушла в Омск. На десятки километров оба берега Оби заваливались миллионами тонн грузов. Тысячи людей копошились среди стройматериалов, стальных конструкций, автомашин, вездеходов, электромоторов, контейнеров с углем и мукой. Людям требовалось хоть где-то, хоть под каким-то укрытием спать. Технику следовало сейчас же собрать и пустить в ход: привести в движение курганы кирпичей, холмы гравия и песка, мощности дизелей и электродвигателей. А самое главное («Стране нужна нефть...») — план, план, план!
Это был труд, неоценимый в рублях и несоизмеримый ни с какой шкалой коэффициентов доплаты. Разношерстные отряды строителей, в большинстве не знакомые с нефтяным строительством, учась на ходу, (выжи-мали из не приспособленных для местных условий механизмов куда больше, чем ожидалось. Нефтяники, поодиночке и группами пробирающиеся из Баку, с Поволжья, с ходу включались в клокочущий ритм штурма. Словно сгустившийся вихрь энергии повис над Обью, обжигая и завораживая души.
По всем нормальным технологическим и физическим нормативам они не могли из-под ржавых болот дать от нуля за сезон сразу шестьдесят тысяч тонн нефти, но они («Стране нужна нефть...») дали вдвое больше, отправили в Омск к октябрю 1964 года 117 000 тонн!
И только после отправки последней предледной баржи в Нефтеюганске заложили первый восьмиквартирный дом... (Мы это особо подчеркиваем — первый дом после каравана барж с нефтью, — чтобы ясней стал смысл разговора о принципах освоения).
Сибирская нефть была обнаружена в местах малолюдных ,и совсем безлюдных. Поэтому новосел здесь — главная фигура. Население бывшего райцентра Сургута за первые же три года после открытия нефти утроилось: на обский Север хлынул громадный поток приезжих. Причем резко преобладала молодежь. Даже в древнем Сургуте две трети взрослых имели возраст 20—34 года. Странно, что эта возрастная особенность населения нефтяной Сибири никак не учитывалась в планировании. Молодежи нужны клубы, библиотеки, спортивные сооружения — средства на них вообще не отпускали. (Единственный спортзал в Сургуте вынуждены были строить под псевдонимом теплого склада.) Но что уж об этом говорить, если даже не брали в расчет динамику половой структуры населения.
В Сургуте на 100 молодых мужчин приходилось примерно 40 их сверстниц. Но женщины приедут — это было ясно. Легко можно было предвидеть, что возникнет проблема их трудоустройства,— об этом, увы, никто не думал.
Ученые предупреждали: «Потребуются квартиры для семей. Через 2—3 года появится множество детей. Судя по другим районам нового освоения, доля дошкольников в недалеком будущем окажется здесь в несколько раз большей, чем в старых городах. А яслей и детсадов пока почти нет. И даже в проекты закладываются усредненные нормативы потребности в детских учреждениях — на тысячу жителей, что заранее обрекает население новых городов на трудности». Ученые предупреждали обо всем этом, но планирующие и финансирующие ведомства будто не слышали.
Неустроенность господствовала тут в самом широком смысле слова: было плохо и с медициной, и с торговлей, и с культурным обслуживанием, и с элементарным бытовым.
Одних товаров завозили много больше потребности, других не завозили вовсе. Доставка малыми партиями обходилась дорого. Содержать собственный хороший транспорт карликовые ОРСы были не в силах. Плохая организация торговли тяжело отражалась на населении еще и потому, что рынок в этих местах отсутствует. Совсем. Если чего-то нет в магазине, то нет вообще.
Следствием всех этих несуразностей, неустроенности быта стала громадная текучесть кадров. Кривая текучести— тревожный симптом! — ползла не вниз, а круто вверх. В 1965 году уволилось 50 процентов работавших в системе Главтюменьнефтегаза, в 1966 году — уже 72 процента! Казалось бы, при таких темпах строительства, которые мы наблюдали в Сургуте и Нефтеюганске, условия жизни должны улучшаться. Почему же текучесть росла?
Размышляя над этим, мы пришли к выводу, что она и не могла не расти. Ничего странного в этом несколько парадоксальном заключении нет: уже в самом планировании без труда обнаруживаются противоречия, прямехонько ведущие к росту текучести. Если в 1964 году на жилье и быт ассигновали сумму, составляющую примерно пятую часть от производственных расходов, то в 1966-м только десятую часть! Но это еще не все. Фактические вложения в жилищное, культурное и бытовое строительство оказались почти на четверть ниже плановых, в то время как производственные расходы намного превысили плановые.
Вот они, пресловутые ножницы, отрезавшие для многих возможность остаться в новых районах Сибири!
Текучесть по-своему формировала контингент работающих. Особенно это заметно было у строителей, где на смену опытным кадрам нередко приезжали люди без специальности. Многие из них, едва освоив какую-то профессию, уже спешили в отдел кадров с заявлением об уходе. Отсюда - убытки, убытки и острая нехватка квалифицированных рук.
Нам хотелось нащупать логическую нить ,в этом клубке ведомственных противоречий. Должна же быть хоть какая-то логика!
Нефтяники загрязняют Обь. Чем это кончится для рыбы, известно, но об этом молчат. Зато другая строка плана требует в полтора раза увеличить улов обской рыбы. Как, за счет чего? Есть ли тут логика? Тюменские рыбники предлагают: давайте, пока не поздно, «переселяться» на озера, а то совсем останемся без ценных пород. Им сочувствуют: да, да. А денег на озерное рыбоводство, на рыбзаводы не дают. Дадут, когда уже некому будет переселяться. Есть ли тут логика?
На все нужды денег не хватает – всегда в первую очередь выдвигают именно этот аргумент. Но тогда зачем терять миллионы на «перемалывание» непригодной для здешних мест техники, а не создать специальную технику, как, например, в Канаде? Зачем нести фантастические потери из-за текучести рабочей силы, а не построить все, что требуется для жизни людей? Зачем терпеть бешеные убытки на перевозке за тысячу верст материалов, а не построить прежде заводы стройиндустрии? Есть ли тут логика?
Может, нет понимания того, что без толкового, истинно научного комплексного плана, рассчитанного на длительную перспективу, в наше время выходить на освоение таких территорий, как Западно-Сибирская низменность, по меньшей мере легкомысленно? Но тогда почему же все, куда ни придешь, - и в Сургуте, и в Тюмени, и в Москве, - первым делом говорят о комплексе? Мы не встречали ни одного противника комплекса. Министерства – за! СОПС – за! Академия наук, конечно же, - за! Госплан говорит, что он тоже за! А важнейшие партийные и правительственные документы просто требуют научного, комплексного подхода. И все же комплексного плана нет. Где же тут логика?
Может, так напряжен наш нефтяной и газовый баланс, что решили форсировать добычу, не считаясь ни с какими затратами и потерями? Взять нефть сегодня же, немедленно, а там будет видно!
С этим последним вопросом мы и пришли в Министерство нефтедобывающей промышленности СССР. Нам казалось, что именно в дефиците нефти прячется какое-то оправдание столь расточительной торопливости, с которой рвемся мы к подземным кладовым Приобья. Но руководители министерства разъяснили: нет, дело не в этом. Нефть, разумеется, нужна, однако происходящее в Сургуте объясняется иными причинами. Какими? Технологией добычи нефти, услышали мы, едва веря своим ушам.
Нам терпеливо внушали: в нефтедобывающей промышленности геологическая разведка не дает окончательного представления о запасах, первые промышленные скважины, в сущности, являются экспериментальными. Лишь добыча в сравнительно крупных масштабах покажет истинную ценность месторождений. Как же можно вначале построить поселки, дороги, а вдруг там нефти окажется мало? Нет, сначала начни добычу, доразведай как следует, а потом уж не спеша обустраивайся.
Итак, все дело в технологии добычи нефти? Допустим. Но почему тогда месторождение в Елабуге сначала полностью обустроили, приготовили все необходимое – и для людей, и для промыслов, - а лишь потом начали эксплуатировать? Об этом нам рассказали сами руководители министерства. Правда, нельзя сравнивать, оговорились они: то было возможно потому, что рядом находились другие крупные месторождения, откуда во время обустройства Елабуги качали нефть.
Иначе говоря, было чем компенсировать временный «простой» Елабуги. Пусть так. Но, позвольте, какое это имеет отношение к ТЕХНОЛОГИИ добычи? Значит, принципиально можно начинать с обустройства, а не с добычи? И разве не о том же самом говорит зарубежный опыт? Да и вообще: как же может само министерство вкладывать в тюменскую нефть такие длинные миллионы, если ему неведомы запасы?
Хотя руководители министерства с нами и не согласились, но мы твердо убеждены в несостоятельности ссылок на нефтяную технологию, заставляющую бухать в болота зря миллионы рублей, работать без подходящего оборудования, транспорта, без хорошей связи, при нехватке энергии, жить даже в землянках и балкaх.
Все это попахивает бесхозяйственностью, нерасчетливостью, небрежением законами экономики. Не раз нам уже такое небрежение мстило, мстит и сейчас.
Однако как поступить теперь? Нефть уже добывают вовсю. Прошло время, когда еще не поздно было законсервировать до поры месторождения и начать нормальное обустройство их. Но
мы уверены: разговор этот очень полезен. Урок Сургута, надеемся, поможет избежать тех же ошибок при освоении других богатейших месторождений Западной Сибири, да и не одной лишь
Западной Сибири! А потом ведь и в самом Сургуте, как мы только что убедились, тысяча и одна проблема ждет решения.
Коллективное общественное обсуждение, к которому зовет наша рубрика «ЛГ» на берегах Оби», - это тоже путь к выработке правильных решений. Мы не считаем свое слово окончательным. Дверь остается открытой. Пусть выскажутся все, кого волнует судьба Западно-Сибирского феномена. Довольно уже рассказывали в прессе о богатейших кладовых Приобья, об «экономической сенсации века». Теперь недостаточно восхищаться богатствами – надо по-
деловому обсуждать, как разумнее взять их.
Суть нашего спора с руководителями нефтяной промышленности— в разном подходе к одним и тем же явлениям.
«Нужно писать не об этих временных неурядицах, а о героизме людей»,— советовали они нам. Согласны — писать о сургутском нефтяном «буме» (как и вообще о Севере) можно по-разному. Можно — и это будет правдой — преклоняться перед стойкостью и мужеством тех, кто в таких же почти условиях, как их отцы и деды, герои первых пятилеток, творят здесь, среди болот, в тайге, в бездорожье, новое русское чудо. Но можно — и это тоже будет правдой! — прямо посмотреть происходящему в глаза и понять, что не на голом энтузиазме, а лишь при помощи энтузиазма должно в наши дни строить, что никакому энтузиазму не помеха применение современной техники, забота о человеке, разумная очередность —все то, чего здесь так мало, так скупо отпущено энтузиастам.
И поскольку можно писать по-разному — по-разному и пишут.