Интервью с Брюсом Уиллисом из Playboy 1988 года (часть 2)⁠⁠

>> Первая часть интервью

PLAYBOY: Просто чтобы разобраться со всеми слухами: у тебя якобы были жёсткие ссоры с твоей партнёршей в "Лунном свете", Сибилл Шеперд. Насколько плохо всё было?

УИЛЛИС: Хуже всего, в силу написанного сценария, стало, когда наши персонажи должны были драться. Так что мы в прямом смысле должны были набрасываться друг на друга. А у нас обоих своё глубокое видение того, как наши персонажи должны быть сыграны, так что мы спорили до хрипоты. Но я никогда по-настоящему не злился и не доходил до бешенства. Конечно, для тиражей было выгодно писать, что мы с Сибилл дерёмся, швыряем друг в друга вещи, бушуем на съёмках, и прочую чушь. Написав, что Брюс и Сибилл ладят друг с другом, ничего не продашь. Зато люди обязательно купят газету с заголовком "СИБИЛЛ НАЗВАЛА БРЮСА СВИНЬЁЙ".

PLAYBOY: Чтобы внести полную ясность - ты ни разу не ударил её?

УИЛЛИС: [Смеётся] Нет, я не бросал ей вызов. Никто никого не бил и никаких вещей ни в кого не швырял. И не думаю, что кто-то из нас был более вспыльчивым, чем другой. Я порой мог завестись в два счёта, и так же она. Но многое смягчилось. Позади нас теперь больше времени, чем впереди. Мы вместе проделали большой объём работы, которой гордимся. Это как брак, принудительный брак. Мы должны работать друг с другом, потому что у нас контракты, и не важно, как мы друг к другу относимся. Признаюсь, порой бывали дни, когда я приходил на работу и не хотел работать с ней. Не хотел говорить с ней. Но мы это делали. Уверен, были дни, когда я доставал её и она не хотела меня видеть и говорить со мной.

PLAYBOY: Она под запись говорила, что обращалась к психотерапевту, чтобы убедиться, что в её жизни больше не будет мужчин твоего типа. О каком типе она говорила?

УИЛЛИС: Актёры. Люди из шоу-бизнеса. Я читал статью, в которой она это сказала. Это отражение того, как она выбирает мужчин сейчас, и как она выбирала их в раньше.

PLAYBOY: В выпуске журнала Newsweek с вами двумя на обложке была статья, где говорилось, что между вами была химия, способная свернуть в спираль оргстекло. Ты хочешь сказать, что сексуальное влечение можно подделать?

УИЛЛИС: В точку.

PLAYBOY: Значит, любая химия между вами - на самом деле между вашими персонажами?

УИЛЛИС: Мне часто задают этот вопрос. У каждого свой взгляд на то, что такое химия. Но нельзя сесть и сказать: "Пусть между нами возникнет химия". Это то, что создаётся сочетанием наших двух личностей. Но я не Дэвид Эддисон. Во мне есть что-то общее с ним, но он лишь персонаж.

PLAYBOY: Кто такой Дэвид Эддисон, и что в нём от тебя?

УИЛЛИС: Порой он может быть Питером Пэном современного мира. В его голове, за его глазами постоянно идёт вечеринка. И если ты эту вечеринку понимаешь - ты принят. Если не понимаешь - ты всё равно принят, но он попытается завлечь тебя на эту вечеринку. А если ты понимаешь, но всё ещё не хочешь присоединяться, он найдёт способ заставить тебя прийти. Или приведёт вечеринку к тебе. У него есть свой кодекс, иногда непостижимый, иногда очевидный. Он прячется за юмором и использует его и как оружие, и как щит. И, в конечном счёте, он просто не хочет взрослеть. Дэвид Эддисон - тот парень, который хочет завести детей, чтобы сидеть вместе с ними и играть во все те игрушки, который он сам так и не бросил. Неотъемлемая часть меня, которой он является, это любящий веселье, не упускающий возможностей и рисковый парень, который перед лицом непреодолимых трудностей смеётся и находит выход.

PLAYBOY: Есть ли кто-то, чьи черты ты позаимствовал для его образа?

УИЛЛИС: Я многое украл у Кэри Гранта. И у Боба Хоупа с Престоном Стёрджесом - из подобного рода комедий. Все мы крадём у всех. "Три балбеса" (прим. пер.: известное комедийное трио) - мне нравится то, что они делали.

PLAYBOY: Заключается ли секрет привлекательности Эддисона в том, что, как ты говорил в прошлом, он за гранью крутости? И что это значит?

УИЛЛИС: Есть крутость типа А - это люди, которые стараются быть крутыми и прекрасно осведомлены о своей крутости. И есть тип Б - это люди, которые круты сами по себе и не отдают себе в этом отчёта. Они даже не задумываются об этом, это просто их образ жизни. Вот, что я имел в виду, когда говорил, что Дэвид Эддисон за гранью крутости. Ему наплевать, считают его люди крутым или нет.

PLAYBOY: Дэвида Эддисона охарактеризовали, как постфеминистического героя - крутого, прожжёного, возвращающего ко временам Богарта, Кэгни и Уэйна, шовинистичного.

УИЛЛИС: Это верно для первого года. Тогда он был бо́льшим шовинистом, чем сейчас. Но я за последние три года повзрослел и как персонаж, и как человек. Не думаю, что шовинист мёртв в Дэвиде Эддисоне, но играть парня со стояком в течение трёх лет и близко не так интересно, как играть того, кто повзрослел против своей воли.

PLAYBOY: Одним из новаторских приёмов, который ты применил на шоу, было "сломать четвёртую стену" и обращаться напрямую к аудитории. Откуда это пошло?

УИЛЛИС: Мы сделали это разок, чтобы подурачиться, и это вызвало море смеха, так что мы периодически повторяем этот приём. Это стало отличительным знаком шоу. Если вы обратите внимание, Мэдди у нас никогда не ломает четвёртую стену, потому что она представляет другие элементы шоу. Но в большом манежике мира Дэвида Эддисона такая опция есть. Когда он обращается к публике и делится с ней своими маленькими секретами - это часть шоу. Видите, мы провернули то, о чём люди говорили, что это никогда не сработает. Мне не особо интересны гипотезы людей о том, что было бы, если бы Мэдди и Дэвид поженились, или люди, которые говорят, что, если бы Мэдди и Дэвид переспали, то шоу бы ушло на покой. Или если бы они жили вместе, или если бы они влюбились. Мы постоянно доказываем, что люди ошибаются. А порой мы их бесим, и меня это радует - радует, что мы не делаем шоу таким предсказуемым.

Когда мы делали эпизод, где Мэдди возвращается из Чикаго и говорит, что её ребёнок не от меня, и что она вышла замуж, у нас был сумасшедший поток писем и звонков. Одна из звонивших женщин сказала, что никогда больше не посмотрит шоу снова: её муж в гневе ворвался в спальню, и она целый час проплакала. Я хотел бы сказать ей: "Очнись, это всего лишь телевизионное шоу".

PLAYBOY: Ты сам много смотришь телевизор?

УИЛЛИС: Телевидение мне обычно надоедает до усрачки. Телевидение - это не столько качественная работа, сколько продажа всяких вещей. Я смотрю спортивные матчи и фильмы на моём видеомагнитофоне. Я люблю смотреть всякую религиозную ерунду, чтобы получить материал - это самый высокооплачиваемый цирк в этой стране. Но много я телевизор не смотрю. Однажды я переключался между каналами и увидел сцену между Линдой Эванс и Джоан Коллинз. Они были в, мать её, горящей комнате десять минут! Одна из них была в отключке, а вторая пыталась вытащить её, потом вломился какой-то парень... Любой здравомыслящий человек знает, что был бы мёртв секунд через десять, если бы он оказался в горящей комнате! Но они играли в центре бури. Это хорошо показывает, что из себя представляют мыльные оперы.

PLAYBOY: Ты утверждаешь, что перепалка Дэвида и Мэдди в больничной палате, где другая женщина рожает ребёнка, реалистичнее?

УИЛЛИС: Нет, но мы и не пытаемся выдать это за реальную жизнь. Это лишь шутка. Сейчас мы не всегда уходим в шутки, но всегда намекаем, что это не реальная ситуация. Природа нашего шоу такова, что мы вытворяем сумасбродные штуки, а вас просим приглушить скепсис и присоединиться к веселью. Мы же по сути не настоящие детективы. Если вы взглянете на "Я люблю Люси" в ТВ-программе, то увидите описание в одном предложении: "Люси хочет купить новое платье, но не хочет, чтобы Рики узнал об этом". И они делают целую получасовую серию об этом. Так же и у нас. Мы придумываем эмоциональный конфликт и делаем историю о нём. Единственная наша цель - развлечь зрителей.

PLAYBOY: Было много критики в адрес прошлого сезона - мол, он стал менее развлекательным. Стала ли реальная беременность Сибилл проблемой для шоу?

УИЛЛИС: Когда Сибилл забеременела, шоу пришлось пойти в направлении, к которому мы не были готовы, так неожиданно это произошло. Было много спешного переписывания сценария, в попытке сложить кусочки паззла в ту фигуру, в которую они изначально не должны были складываться. Глен (прим.: Глен Кэрон, создатель шоу) отстранился и снимал фильм, пока Сибилл была в положении. Так же поступил и я. Мы сместили фокус в других направлениях. Но мы вернулись к тому, что изначально привлекло зрителей: столкновение личностей, это сексуальное напряжение и взрывоопасные отношения между мной и ней.

PLAYBOY: Почему у "Лунного света" меньше эпизодов, чем у других часовых программ? И почему они стоят дороже, чем у любого другого шоу?

УИЛЛИС: Потому что мы тратим больше времени на то, чтобы сделать их хорошими. У нас же не мультики, которые, к примеру, выпускает Стефен Кэннел, где диалог, диалог, диалог, сцена погони, диалог, диалог, диалог, взрыв! Диалог, диалог, диалог, большая сцена погони. Они штампуют подобные вещи, как формы для выпечки, и делают на этом миллионы долларов в синдикации (прим. пер.: продажа права на показ сразу нескольким вещателям). Это процветающий бизнес, но он определённо не интересен мне. Мы нарушили многие из правил, потому что взяли на себя обязательство делать качественное шоу.

PLAYBOY: Что об этом думает ABC?

УИЛЛИС: ABC насрать на качество. Выбирая между качеством и постоянством, они скорее выберут постоянство. Брандон Стоддарт (прим.: президент ABC) ни разу за все три с половиной года, что мы снимаем шоу, не спустился и не поздоровался со мной или Сибилл. И я этого не понимаю. Просто в толк не возьму. "Лунный свет" - одно из немногих хороших шоу. У нас стабильно хорошие рейтинги, но для телевизионной сети, которая должна быть крайне заинтересована в своих рейтингах, она не оказала нам какой-либо значимой поддержки.

PLAYBOY: Похоже, у тебя появилось разочарование.

УИЛЛИС: Был период на пике популярности шоу, когда мы начали задумываться о том, на какой срок у нас контракты, и конца-края не было этому видно.

PLAYBOY: И на сколько твой?

УИЛЛИС: Пять лет. Осталось ещё два полных сезона. Вопрос, который сейчас встаёт перед нами - когда мы решим, что нам больше нечего сказать? Дик Ван Дайк, Мэри Тайлер Мур и Карл Райнер сделали около 50 эпизодов, а потом, наконец, однажды сказали: "Хватит. Мы сказали всё, что хотели сказать. Пора уходить". Я бы точно не хотел, чтобы шоу продолжалось так долго, что мы штамповали его, просто чтобы забить эфир. Думаю, должно прийти время, когда у нас закончатся ситуации, в которые попадают наши герои.

PLAYBOY: Планируешь сниматься на телевидении в будущем?

УИЛЛИС: Если всё сложится, как я хочу, то "Лунный свет" надолго станет моей последней работой на телевидении. Я исследовал эту среду в той мере, в которой хотел, и сейчас чувствую себя в ней скованным. Для меня здесь больше не осталось сюрпризов.

PLAYBOY: Ты говоришь в довольно искренней манере. Ты пользовался услугами психолога?

УИЛЛИС: Да. В последние восемь месяцев я бросал себе вызов, заставлял себя смотреть на те вещи, на которые долгое, очень долгое время отказывался смотреть. Из детства, например. Очень просто игнорировать такие вещи, но нужна отвага, чтобы взглянуть на них. Я потратил огромную часть своей жизни со стенами, которые построил вокруг себя, чтобы защитить себя от себя самого. Я набрался достаточно храбрости, чтобы начать сносить их, но не все они ещё разрушены, отнюдь не все.

PLAYBOY: Чего тебе не хватало в детстве?

УИЛЛИС: Не помню, чтобы в моей семьей было много близости. Была лишь изоляция, разделение. Обнимания были не в почёте.

PLAYBOY: Как встретились твои родители?

УИЛЛИС: Отец встретил мать в Германии, он там дислоцировался в начале 50-х. Они встречались, дурачились, потом мать забеременела мной. Отец поступил правильно, привёз свою невесту в эту страну, в Нью-Джерси.

PLAYBOY: Твои родители были строгими?

УИЛЛИС: Не строже, чем чьи-либо ещё. Я вырос в то время, когда длинные волосы только входили в моду - это был 1969 год и я был в восьмом классе. Мой отец был против длинных волос, до такой степени, что отвёл меня обратно к парикмахеру, чтобы убедиться, что их состригут.

PLAYBOY: Ещё ты рос с заиканием, правильно?

УИЛЛИС: У меня было ужасное заикание в то время, когда я был в средних и старших классах, с десяти и до семнадцати лет. Оно основывалось на психологии - на страхах, самооценке, на том, как я себя видел. Оно происходило из страха не быть достаточно хорошим, боязни, что со мной что-то не так. Просто боязнь мира, моего места в нём.

PLAYBOY: Как ты от него избавился?

УИЛЛИС: По мере того, как я стал брать больше ответственности и крепче стоять на своих двоих, оно стало исчезать. Немного мне помог логопед в мой первый год в колледже.

PLAYBOY: Как именно помог?

УИЛЛИС: Просто упражнения на релаксацию. Он заставлял меня расслаблять каждый сустав и каждую мышцу в моем теле, начиная с пальцев ног, а затем говорить. Было невозможно заикаться. Что интересно, когда я играю роль - я не заикаюсь.

PLAYBOY: Потому что в это время ты - это не ты?

УИЛЛИС: Думаю, дело в этом... Я знаю, что дело в этом. Притворяться, что я - это не я. Значительная часть моего чувства юмора происходит из моего заикания, в попытке преодолеть его и проявить немного достоинства. Я говорю: Да, я заикаюсь, но я могу заставить вас смеяться".

PLAYBOY: Какой у тебя был самый смешной момент в детстве?

УИЛЛИС: Стрикинг (прим. пер.: появление обнажённым в общественных местах). Я был единственным стрикером в своём городе. Наверное, ни над чем в своей жизни я не буду так смеяться, как над этим. У меня был сообщник, который высадил меня и ждал потом на углу улицы. Это было на перекрёстке Мейн-стрит и Брод-стрит, в самом центре. И там был фотограф из газеты, которого кто-то проинформировал. А на мне были только кроссовки и солнцезащитные очки.

PLAYBOY: С тех пор ты хоть раз делал что-то подобное?

УИЛЛИС: Мы порой светим задницы. В первый год даже специальную премию делали - надо было показать задницу режиссёрам. У Сибилл было отличное чувство юмора. Она просто сказала: "Предупредите, когда дойдёт до дела".

PLAYBOY: Возвращаясь обратно к детству: как ты и твои братья с сестрой справлялись с разводом родителей? Тебе было 16 лет.

УИЛЛИС: Каждый справлялся по-своему. Это раздирает, разрывает на части. Я предпочёл жить с отцом и по большому счёту начал сам о себе заботиться.

PLAYBOY: Ты чувствовал себя ближе к отцу? Ты чувствовал, что он вытащил короткую соломинку в той ситуации?

УИЛЛИС: Я бы не хотел об этом говорить.

PLAYBOY: Когда ты начал играть на сцене, твои родители приходили посмотреть на тебя?

УИЛЛИС: Изредка. Они никогда по-настоящему не понимали, зачем всё это нужно. Я вышел из семьи, где все многими поколениями были "синими воротничками". Мой дед, мой отец и мои дяди владели автомастерской, возле которой я рос. В тринадцать я начал там подрабатывать летом. Я научился чинить небольшие двигатели. Когда мне было четырнадцать, я уже знал, как заниматься сваркой. Так что, пожалуй, мне есть куда падать.

PLAYBOY: Каково было расти в Карнис Пойнте?

УИЛЛИС: Это было классно. Полчаса езды в одну сторону - и ты в городской среде, полчаса езды в другую сторону - и ты посреди фермерских полей. Так что я рос сразу в двух этих мирах. Все работали на химических заводах вдоль Делавэра - "Дюпон", "Монсанто", "Доу". Но там нет никакого роста. Карнис Пойнт сейчас - унылый маленький городок, отставший от жизни и умирающий.

PLAYBOY: Ты какое-то время работал на заводе "Дюпон", не так ли?

УИЛЛИС: Да, и стал свидетелем ужасного несчастного случая, после чего решил уйти. Парень подорвался. Я был в миле оттуда и видел взрыв. Он произошёл в большом, размером с дом, барабане, где смешивали химикаты. Парень просто ехал на грузовике мимо здания, где и я проезжал по десять раз на день.

На зиму я устроился охранником на стройплощадку атомной электростанции, работал с полуночи до восьми за два доллара восемьдесят центов в час. Делал обход по снегу с ключами, смотрел всё ли спокойно. Обстановка была та ещё. Мне приходилось спускаться на 300 футов (прим. пер.: около 90 метров) под землю к контейнеру с ядерным материалом, чтобы с помощью ключей отметить время. Было очень жутко.

PLAYBOY: Что тебе дала школа?

УИЛЛИС: В старших классах я развил актёрские навыки, так как научился лгать с каменным лицом. Я мог прогулять урок, потом вернуться, оказаться пойманным заместителем директора, и, глядя ему прямо в глаза, сказать: "Просто ходил к машине забрать книгу". Школа научила меня, как одолеть систему. Чему она меня не научила, так это здравому смыслу. Не научила навыкам общения. Как решать конфликты. Как вести учёт с чековой книжкой. Она не научила меня ничему о жизни. Никто в моей школе не говорил о расизме - а мы страдали от расовых волнений каждый год, что я ходил в неё. Когда я был в выпускном классе, меня исключили на два месяца вместе с другими 50 студентами за подстрекательство к беспорядкам. Это было больше необходимостью 17- и 18-летним парням подраться, чем какими-то расовыми отношениями. Мой отец нанял адвоката, и я вернулся в школу.

PLAYBOY: Ты часто ввязывался в драки?

УИЛЛИС: Я надрал пару задниц. Пару раз надрали задницу мне. В девятом классе меня побила банда ребят, которые были очень, очень плохими парнями. Белые ребята. Все они были пьяны, им нужно было надрать чью-то задницу, и им попался я. Помнится, я даже плакал. Мой отец в это не вмешивался. Его философия была проста - не начинай драку, но, если ты в неё встрял - борись до победы.

PLAYBOY: Значит, ты научился драться на улице. Что насчёт секса?

УИЛЛИС: Учился сам, методом проб и ошибок. Я впервые поцеловал девочку во втором классе, застал её врасплох. Был смелым, да. Мы целовались в шестом классе, когда мне было 12 лет. Девушки у меня появились сразу, как я достиг возраста, когда парням положено заводить девушек.

PLAYBOY: Что случилось, когда ты первый раз потрогал женскую грудь?

УИЛЛИС: На тот момент всё остальное в моей жизни потеряло значение. Это было невероятно. Мне было 13 лет.

PLAYBOY: Как ты научился мастурбировать?

УИЛЛИС: Как рыба узнаёт, каким образом плыть против течения? Я пристрастился к мастурбации, как утка к воде. Любой парень, который говорит, что он этого не делает - врёт. Блин, это было - вжух! Делаешь то? Даёт тебе это? Йоу! Провёл немало времени в душе в те годы.

PLAYBOY: А когда ты сложил все части воедино?

УИЛЛИС: Мне было лет 14, и я подрабатывал коридорным в Holiday Inn (прим. пер.: сеть отелей). Там был парень, работавший ночным клерком по выходным, старшеклассник. Он приводил всех своих друзей и устраивал вечеринки. Я заглянул на одну, и там я попался одной цыпочке - она подцепила меня. У меня был ключ от всех комнат, так что мы спустились в прачечную, и она, можно сказать, провела меня через весь процесс. Я был поражён тем, что это происходит на самом деле. Это было как - бум! "Ты вошёл? О, хорошо". Я вышел из прачечной, напевая мелодию из "Крёстного отца". Это был огромный шаг для меня. Я выследил эту девушку неделю спустя - мне просто нужно было сделать это снова, потому что это был самый невероятный опыт в моей жизни. Но самым сложным после этого было, что я не спал ни с кем месяцев где-то шесть, так что я загибался.

PLAYBOY: Парни говорят, что в какой-то момент в своей жизни они готовы сделать или сказать что угодно, чтобы затащить кого-то в постель. У тебя было такое?

УИЛЛИС: Большую часть жизни молодых парней необходимость переспать с кем-нибудь - самая важная вещь. В этом нет ничего странного. У многих парней нет регулярного секса до 17-18 лет, а у некоторых ещё дольше. Но с тех самых пор, как тебе исполняется 18, и пока не пропадёт новизна, секс - это всё. И что бы для него не требовалось - ты это делаешь. Да, я порой лгал, и мне лгали. И хотя сейчас я предпочитаю не лгать, я помню, что я это делал.

PLAYBOY: Ты когда-нибудь боялся женщин?

УИЛЛИС: Была одна женщина, которую я боялся - она владела рестораном, где я подрабатывал помощником официанта, когда учился в колледже. Невероятное воплощение плоти и утягивающего корсета, а также прочей этой хрени. Она была просто неимоверно крутой стервой, жёсткая баба, гестаповка. А я был из того типа людей, что вечно досаждают ей. Бывало, она стояла, распекала меня, а я мог улыбнуться ей в лицо, доведя до исступления. Она была жёсткой. Мне кажется, у неё просто был недотрах. Звучит, конечно, очень по-сексистски. Но этой женщине реально не хватало, чтобы кто-то её трахнул. Я не считаю, что это то, что нужно всем женщинам, но этой женщине явно нужно было, чтобы её трахнули.

PLAYBOY: Какие у тебя были самые лучшие пикаперские фразы?

УИЛЛИС: Первая - даже не фраза, а просто полное игнорирование женщины. Этот метод мне не раз помогал. Даже самые худшие фразы для пикапа могут сработать, если их весело подать. Я говорил: "Привет, могу я купить тебе "Кадиллак"? Или: "Окей, ты, я, прямо сейчас, мы поженимся, собирай вещи".

PLAYBOY: Правда ли, что ты однажды жил сразу с двумя женщинами в Нью-Йорке?

УИЛЛИС: Да, две сестры. Они были моими друзьями. Пришли как-то ночью в бар, где я работал, сказали, что их выгнали из их жилья. А у меня на тот момент было не густо с деньгами, так что я сказал: "Давайте жить вместе". И они согласились. Перевезли все свои вещи и оставались у меня девять месяцев. Спали мы все вместе в одной кровати. Без всяких шалостей.

PLAYBOY: Ты должно быть шутишь.

УИЛЛИС: Они были хорошими друзьями. Мы этот момент заранее обсудили.

Продолжение следует (осталась одна часть).