Пожалуйста, будьте вежливы! В новостных и политических постах действует Особый порядок размещения постов и комментариев.

Герой Своей Эпохи Глава 33 часть 2

Они направились к столу с кувертными картами Комитета – небольшими табличками с именами приглашённых сотрудников. Громов ещё какое-то время думал о внезапно появившейся знакомой Льезгина. Потом решил выпить. Налив себе в рюмку, он осмотрелся в поисках Начальника. Тот маячил где-то на другом конце зала рядом с мужчиной, которого Громов не узнал.

– Это ещё кто? – Спросил он у Льезгина, кивая в сторону Начальника и незнакомца, впрочем, не ожидая ответа. Льезгин присмотрелся.


– Похож на Дмитрия Афанасьевича, – ответил Льезгин, показав неожиданную осведомлённость, он отодвинул стул и сел за стол.


– Что ещё за Дмитрий Афанасьевич? – Спросил Громов и тут же сам себя перебил. – Тот самый?


– Да, вроде.


Громов прищурился, рассматривая плохо знакомого ему Дмитрия Афанасьевича. Он был возраста Начальника или, может, даже на пару лет старше, хотя и выглядел моложе. Громов заметил, что в отличие от всех остальных присутствующих, Дмитрий Афанасьевич был весьма сдержан и даже немного напряжён. Он стоит прямо, сложив руки за спиной, и спокойно слушает, что говорит ему Начальник, только иногда кивая и слегка улыбаясь, отвечая односложно, но подчёркнуто уважительно.


– А что там с ним было-то? – Спросил Громов, наконец, усевшись за стол. Он потянулся к графину с водкой; налил себе и Льезгину.


– Да, нет, спасибо, – решил было отказаться Льезгин.


– Да, да, пожалуйста, – ответил в тон ему Громов.


– Ну, ладно, – согласился Льезгин. Он поднял рюмку, шумно выдохнул и залил в рот содержимое рюмки. Капля водки потекла по подбородку.


– Эх, ты, – укоризненно произнёс Громов и потянулся за закусками: мясными деликатесами и сырами; наполнил свою тарелку.


– У него в середине десятых, – сказал, откашлявшись Льезгин, – была какая-то лаборатория, фармацевтическая, вроде. Хотя точно, чем он там занимался, никто не знал. Но потом всё сгорело.


– Всё? – Уточнил Громов.


– Там у него, вроде, один над какими-то таблетками работал, по заказу кого-то сверху. А потом сам, то ли случайно принял, то ли перепутал что-то. И вроде как с ума сошёл. После этого всё полетело.


Громов хмыкнул и снова налил себе.


– Помнишь, когда Баруков в аварию попал? – Спросил Льезгин, подвигая свою рюмку к графину с водкой.


– Да, что-то помню. Он потом в кому, что ли, впал. Мне тогда вообще не до него было. Что там случилось-то?


– Да я сам толком не знаю. Этим как раз ФСБ занималось. Но когда Баруков разбился, тогда вся эта история с Дмитрием Афанасьевичем и началась. После этого он со многими людьми поссорился. Снова уехал из страны. У него был какой-то крупный бизнес за границей, ещё до этой фармацевтики. Он до этого тут лет двадцать не появлялся. Да и после неё он в России появляться почти перестал, его многие не любят. Не представляю, что он тут делает. Может, снова что-то начать хочет?


– О ком это вы? – Спросил Начальник басом. Он отодвинул стул и сел за стол.


– Да, так, Алексей Алексеевич, – ответил Громов.


– Ты, что, опять нажираешься? – Осуждающе спросил его Начальник.


Но Громов не успел ответить. Зазвучали фанфары. Все вскочили со своих мест и встали по обе стороны красного ковра, постеленного через весь зал. Пахан должен был вот-вот появиться и, пройдя зал насквозь, сесть за один из столов, стоящих недалеко от их стола. Фанфары смолкли, и из высоких широко раскрытых дверей появились двое. Высокая женщина лет тридцати пяти, в обтягивающей длинной чёрной юбке и белой блузке, вела под руку старого скрюченного мужичка. Громов прищурился, чтобы получше рассмотреть Пахана. Его трясущаяся голова была почти лысой, если не считать нескольких волосков, причёсанных по обеим сторонам черепа, за оттопыренными ушами. Когда-то голубые, а теперь бесцветные глаза улыбались и медленно скользили по присутствующим. Было непонятно, узнавали ли они кого-нибудь или просто безумно кружили с лица на лицо. Лоб его покрылся морщинами, ненатурально круглые, выступающие щеки всё ещё блестели, тонкие губы были растянуты в улыбке. Он медленно передвигался, шаркая по ковру. Чёрном костюм с ярко-красным галстуком висел на высохшем старом теле. На пиджаке брякали три медали – За заслуги перед Отечеством, За вклад в историю России первой степени и Героя России. Подняв трясущуюся руку, он сделал несколько движений, приглашая всех садиться. Все быстро разошлись по своим местам. Громов тоже сел. Его поразило, насколько сильно Пахан постарел за последние несколько месяцев. Женщина поднесла Пахану микрофон. Тот взял его в тонкую, подрагивающую руку.


– Дорогие мои, – проскрипел он, – хочу вас всех поздравить. Очень рад, что все вы тут собрались. – Зал взорвался овациями. Громов тоже несколько раз хлопнул в ладоши. – Этот год выдался очень сложным. Но мы преодолели почти все трудности. Но работать нужно ещё. Я надеюсь, что вы прекрасно справитесь с поставленными мною задачами. – Зал снова зааплодировал. Громову показалось, что Пахан перепутал свою сегодняшнюю речь с Новогодней, которую пару месяцев назад он так бодро произнёс с экранов телевизоров, где выглядел свежо и уверенно.


– Мы тут все старые, верные друзья. Давно друг друга знаем, не первый год вместе работаем. Берегите друг друга, заботьтесь друг о друге.


После этого предложения раздались неуверенные аплодисменты. Принятый алкоголь начал действовать, в голове у Громова поплыл туман. Он вдруг подумал, что Пахан на старости лет совсем не понимает, что происходит у него под носом и просто подписывает каждую бумажку, положенную ему на стол Начальником, надеясь на его благонадёжность. Но потом быстро откинул эту мысль: Пахан, всё-таки, всё знает, не может быть иначе.


– Но пока, можете отдохнуть. Разрешаю. – Он широко улыбнулся и рассмеялся.


Девушка, стоящая рядом и держащая Пахана под локоть, нежно улыбнулась, забрала у него микрофон и отдала одному из подбежавших охранников. В зале опять захлопали. Пахан вытянул губы и, выпучив глаза, потянулся к щеке женщины, чтобы прикоснуться в поцелуе. Она сначала этого не заметила, и Пахан провёл в таком положении несколько секунд. Потом, обернувшись на него и выдавив улыбку, она подставила щёку под его высохшие старческие губы. Эту женщину Начальник сам познакомил с Паханом. Зная его вкусы, Начальник был уверен, что новая знакомая прекрасно подойдёт Пахану. Так и получилось. В том, что Пахан подойдёт женщине, сомнений у Начальника не было. Глядя на эту странную пару, Громов пропустил момент, когда надо было хлопать, одобряя недолгую речь Пахана, и только, когда Начальник несильно ткнул его локтем в бок, Громов зааплодировал вместе со всеми в зале.


Все расселись по местам, начали разливать напитки, воодушевившись словами Пахана. Его речи всегда, что бы он не говорил, производили на слушателей такое впечатление. Наверное, потому, что каждый искал и находил в них что-то важное для себя.


Пахана подвели к одному из столов, Громов его хорошо видел. Вот к нему подошёл переводчик с португальского и шепнул что-то на ухо. «Наверное, денег попросил», – подумал Громов. Пахан широко улыбнулся и несколько раз утвердительно кивнул. Громов чуть ткнул Начальника локтем и показал на переводчика. Начальник махнул на него вилкой и вернулся к закускам. Громов дотянулся до графина с водкой, налил себе. Бокалы звенели, в зале стало шумно. Друзья Пахана пили, смеялись, ели, оставив все распри за высокими стенами из красного кирпича, стенами, которым они были стольким обязаны.


После ещё нескольких рюмок Громов вышел покурить. Когда он вернулся, в зале уже воцарилась непринуждённая, свободная обстановка: многие вставали со своих мест, переходили от стола к столу, общаясь друг с другом. Подойдя к своему месту, он увидел Дмитрия Афанасьевича, сидевшего напротив Начальника.


– Саша, познакомься, – сказал Начальник, откашлявшись, – простите. Познакомься, Дмитрий Афанасьевич.


Дмитрий Афанасьевич поднялся и протянул руку. Был он широкоплечий, ростом чуть выше Громова. Лицо молодое, почти без морщин, белозубая улыбка, пышная шевелюра, живые глаза, озорная улыбка – на всём его облике сказывалась жизнь за границей. Он крепко пожал Громову руку.


– Надеюсь, вы не испортите свою репутацию знакомством со мной, – пошутил он по-доброму, но, в то же время, сдержано, без панибратства.


– Ну, это мы посмотрим, – сказал опьяневший Громов.


– Саша, сядь, – приказал Начальник, – что ты, как ребёнок...


– Ничего страшного, Алексей, – спокойно сказал Дмитрий Афанасьевич, тоже присаживаясь, – я не обижаюсь. В это, может быть, сложно поверить, Александр Сергеевич, но мы с Алексеем – старые друзья. – Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.


– И, правда, сложно, – буркнул Громов.


– Я рад, что ты приехал, – сказал Начальник, поднимая рюмку. Дмитрий Афанасьевич поднял бокал сухого белого вина.


– Я тоже рад, Алексей, – сказал он, улыбнувшись, и отпил из бокала. – Я бы хотел почаще возвращаться в эту страну. Несмотря на всё, это – дом моей семьи, моего рода.


– На «всё», это на что? – Недовольно спросил Громов.


– Ну, как же, – Дмитрий Афанасьевич вызывающе улыбнулся, – вы, Александр Сергеевич, могу представить, всем довольны. Но ведь есть и остальные, которым может что-то не нравиться, и их мнения тоже надо учитывать. Я боюсь, что…


– Это кому же тут что-то не нравится? – Перебил его Громов, нахмурившись, – только всяким интеллигентишкам и либералам этим сраным. Да они тут и не нужны никому. Им тут делать нечего.


– Тут, – Дмитрий Афанасьевич обвел взглядом Георгиевский зал, – им делать точно нечего.


– Ну, так и вот. Все они тунеядцы и шпионы, а многие, кстати, работают на Запад, – продолжал Громов. – Они – лжецы и воры. У них нет никаких принципов, морали. Они только жизнь всем портят. Люди, которые приглашены на подобные мероприятия, не должны испытывать никаких симпатий к этим пиздюкам, – опьяневший Громов и сам не понимал, зачем увёл разговор в это русло. Видимо, он посчитал, что Дмитрий Афанасьевич – чужой, человек не их круга. А со всеми чужими полагалось говорить именно так. К тому же Дмитрий Афанасьевич Громову совсем не нравился.


– Саша, успокойся, – наставительно сказал Начальник.


– Александр Сергеевич, страна же не делится на вас и либералов. Есть ведь и другие люди.


– Не рассказывайте мне про других людей, – огрызнулся Александр, – я их проблемами не первый год занимаюсь.


– Тогда вы, как никто другой, – Дмитрий Афанасьевич подвинулся к столу, – должны знать, – он посмотрел на него в упор, – как всё есть на самом деле. И что это «есть», оно далеко не лучшее «есть», которое может быть.


– Всегда может быть лучше, чем есть, – буркнул Громов, толком не зная, что ответить. Он налил себе ещё.


– Знаешь, Алексей, – продолжил Дмитрий Афанасьевич, – вы живете в удивительной стране. Такой другой нет. Поэтому я и продолжаю сюда возвращаться. Знаешь, что я замечаю?


– Что же? – Спросил Начальник.


– Что тут, – Дмитрий Афанасьевич смотрел куда-то перед собой, полностью погрузившись в рассуждения, – здесь место, где реальность играет второстепенную роль. Здесь стирается граница воображаемого и реального.


Громов что-то буркнул себе под нос. Но на это никто не обратил внимания.


– Это сложно заметить, когда постоянно тут живешь. – Продолжал Дмитрий Афанасьевич. – Но стоит уехать, посмотреть со стороны. И ты начинаешь замечать, что в России, местами, реальность в общем, словарном понимании, пропадает. Она отключается, как плохая мобильная связь, что ли. – Он улыбнулся неуместному сравнению. – И это удивительно. Но это и страшно, поскольку там, где не работают законы логики, реальности, ничего не может работать. Не говоря уже о конституционных законах. И эти дыры, как порталы, открываются и закрываются ежедневно во многих местах по всей стране. И когда я узнаю, что происходит, когда эта реальность на время пропадает, мне становится по-настоящему страшно и очень-очень обидно. – Он усмехнулся.


– Да? – Начальник поднял глаза от тарелки. Всё это время он ел, но внимательно слушал, что говорит его друг. – У нас для этого даже название есть.


– Да-да, – подхватил Дмитрий Афанасьевич, – я тут краем уха слышал слова некоторых спецов, – он произнес слово «спецы» с явным пренебрежением, – так вот, они в дискуссиях о нашей великой стране, – он точно так же выделил слово «великой», – упоминали о каком-то там особом пути. Контекст не вспомню, но что-то о том, что у страны особый, священный путь.


– Ну-у-у, – Начальник разрезал только что принесенный второй кусок горячего, истекающего кровью мяса, и жадно жевал.


– Так вот, в чём-то они правы. – Продолжал рассуждать Дмитрий Афанасьевич. – Россия, и правда, движется по особенному пути. Только особенность эта не в каком-то героизме или величии. Особенность русского пути в том, что он цикличен. Страна наша ходит по кругу. Из столетия в столетие. И любая другая на её месте, просто бы самоуничтожилась. Вот в чём особый путь: Россия находится в постоянном процессе самоуничтожения и никак не умрёт. Чтобы прекратить эти мучения, нужно прервать этот путь, а значит, нужны не просто реформы в правительстве, в экономике и где там ещё? Нужна реформация в умах. В умах простых русских людей. А это займёт десятки лет.


– Вы так думаете? – Спросил Громов тоном человека, нарывающегося на драку. – А я вот с вами не согласен!


– Очень интересная мысль, Дмитрий, – спокойно ответил ему Начальник, пережёвывая мясо, – но давай подобные разговоры оставим на потом. Не сегодня.


– Я считаю, – с фарсом начал Громов, – что мы – великая страна и народ наш – великий. Она прошла, – он икнул, – совершила столько подвигов! И все мы – герои. А вот такие люди как вы, только и можете, что причитать, как у нас тут всё плохо. Особенно из-за границы. Оттуда ведь это намного проще? Никто пинка под зад не даст. Вы поливаете нас дерьмом там, а потом приезжаете сюда, и поливаете нас дерьмом тут.


Дмитрий Афанасьевич смотрел на Громова с холодной улыбкой, не отводя от него взгляда. Он не принимал всерьёз абсолютно ничего из только что услышанного.


– Особенно ты, Саша, – сказал Начальник, вытирая рот салфеткой. – Ты у нас тут – главный герой. Кстати, – Начальник, чуть понизив голос, обратился к Дмитрию Афанасьевичу, – Александр Сергеевич без пяти минут глава Администрации Пахана.


– Не может быть! – Дмитрий Афанасьевич поднял брови и сверкнул глазами, – ну, я вас поздравляю.


– Спасибо, – процедил Громов сквозь зубы.


– Прости нас, Дмитрий, – сказал Начальник, – мы пойдём с Паханом поздороваемся.


– Да, конечно, – сказал Дмитрий Афанасьевич, вставая. – Я, наверное, уже надоел вам своими монологами.


– Мы ещё обязательно поговорим, – сказал Начальник.


– Конечно-конечно, – Дмитрий Афанасьевич слегка наклонил голову.


Начальник повернулся к Громову, который разливал водку по всей скатерти, пытаясь попасть в рюмку.


– Саша, – сказал Начальник, – перестань пить, пошли, с Паханом поздороваемся.


Громов глубоко вздохнул и осторожно поставил графин на стол. Встав со стула, он понял, что сильно опьянел. Изо всех сил он старался собраться, держаться ровно, идти, не качаясь. Кажется, получилось. Пахан сидел, медленно осматривая гостей, многих не узнавая. Он улыбался. Начать расспрашивать, кто есть кто, значит признаться в том, что уже впал в старческий маразм. Но он ведь ещё кое-что помнит! Хотя память о людях и событиях постепенно стиралась, он впадал в безмятежное детство, напоминая тех старичков, которые, выйдя во двор погулять, тут же забывают, где они и как тут оказались. Начальник подошёл к Пахану, и, нагнувшись, положил руку ему на плечо.


– Ах, Алёша, – узнав его, обрадовался Пахан и поднял подрагивающую голову. У него был сиплый голос и широкая старческая улыбка. – Как ты? Как тебе мой приём? Где же ты был? Я думал, ты не смог приехать...


– Всё просто замечательно. – Начальник говорил не громко, добрым заботливым тоном. – Простите, что не подошёл раньше. Нужно было кое с кем переговорить. Работа никогда не заканчивается. Я хочу вам кое-кого представить.


Начальник слегка отодвинулся, чтобы Пахан смог разглядеть Громова. Александр, не зная, как себя вести, учтиво склонил голову и вытянул прямую руку.


– Это будущий глава вашей Администрации, один из лучших работников Комитета по Надзору, – представил Громова Начальник.


– О-о-о, – слабо протянул Пахан, – очень приятно. – Он дотронулся своей сухой, ледяной, мелко дрожащей ладошкой до руки Громова.


– Я считаю, – гордо сказал Начальник, – что он – лучшая кандидатура.


Громов ещё раз неуклюже поклонился.


– Я видел, – Начальник снова нагнул голову, – что к вам подходил Иван Игоревич, – Начальник спрашивал про переводчика с португальского. – Он что-то хотел у вас узнать?


– Ох, да, – сказал Пахан, – я давно Ваню не видел. Он здоровья подходил пожелать.


– И всё? – С натянутой доброжелательностью спросил Начальник.


Пахан сложил руки на коленях и задумался.


– Ещё поблагодарил за обед, – заметив тень неудовольствия на лице Начальника, Пахан смутился, – ой, Алёша, ну... забыл я, что он ещё хотел. – На его лице появилась искренняя обида на то, что он забыл произошедшее всего час назад. – Он мне что-то так быстро протараторил, про свои дела какие-то, про предложения. Я ничего не понял. – Пахан покрутил головой.


– Ну, ничего страшного, – улыбнулся Начальник. – Но в следующий раз посылайте его лучше ко мне. Я во всём разберусь.


– Ох, Алёша, что бы я без тебя делал? – Всплеснул руками Пахан и с детской доброй улыбкой взглянул на него. – Спасибо тебе большое.


– Да не за что, – Начальник слегка поклонился.


– Алёша, мы ведь поедем? Ты не забыл? – Пахан слабой дрожащей рукой вцепился в рукав Начальника.


– Конечно же поедем. Но только после парада. До парада никак нельзя.


– Хорошо, хорошо, – Пахан отпустил рукав Начальника. – Ну, идите, отдыхайте.


Всё время беседы Громов сильно нервничал. Его немного огорчило, что Пахан его не узнал. Но под общим впечатлением от встречи, он не придал этому факту особого значения, он ведь общался с самим Паханом! С отцом страны и всего народа, её населяющего. Огорчило его и состояние Пахана, но лишь чуть-чуть, проскользнув тенью по подсознанию.


– А куда он хочет поехать? – Спросил Громов Начальника, когда они вернулись за свой стол.


– Да всё туда же, время подходит.– Нервно ответил Начальник. – Только о поездке и талдычит, уже не первый раз. Не может вспомнить, что ему час назад говорили, но про поездку будет тебе каждый раз говорить.


Алкоголь плыл по венам, согревая тело. Свет от роскошных люстр казался ярче, играл бликами на беломраморных стенах. Громову стало спокойно, он перестал злиться и расслабился.