Герои моего детства

Нас в детство переносят не только воспоминания, а еще и чувства - когда почувствуешь знакомый запах, услышишь особенный звук, по спине пробежит холодок ушедших ощущений, вспомнишь забытый вкус и раз, ты снова в детстве.

Кто помнит эту колючку, от которой дрожь шла по всему телу?

А накрахмаленные простыни - какой же был кайф от их хруста, запаха и ощущения блаженства.

Кто в нее не влетал, по попе не получал и прочувствовал это жжение - тот и в детстве не бывал

А вот и запахи. Пожалуй половина мужчин пахло эти одеколоном

И сразу это запах пистонов защекотал в ноздрях

И жженого дерева

А помните звук, с которым вам в стакан наливалась газировка. Шшшшшшш

И эта дилинькающая неваляшка

Зверский пылесос, который шумел как истребитель

И папа жужжит в ванной у зеркала

Вкусы подъехали. Кто не ел печеную картошку, тот и не жил вовсе

Сгрызть еще теплую корку идя из магазина - это ли не счастье

Печенье с маслом - лучшее лакомство

Честно скажу - запах детского сада неистребим, как и вкус той запеканки

И конечно бабушкины пирожки

А еще кисленький кисель, который мы грызли просто так. В случае, если перепадало такое лакомство

Лизнуть батарейку и почувствовать кислое - детство прошло не зря

А еще мое детство прошло у моря и летом мидии на железном листе - это был наш привычный завтрак, обед и ужин

Зрение - смотрели ли вы в бабушкин сервант ночью, где светилась такие вот фигурки

Изучали ли рисунок ковра, воображая себе всякие приключения

Захватывал ли у вас дух при полете на каруселях

Ждали ли вы с нетерпением похода в кино, или крика по улице "Мультики!" после которых вы летели стремглав к телевизору

источник

Начало тут: Воин с улицы Суворова часть-3.2

Колька очнулся, застонал и попытался открыть глаза. Не получилось. Глаза были чем-то залеплены. Он попытался ощупать лицо, но ему помешал ему это сделать, перехватив и отбросив в сторону руку.

— Терпи. Ещё несколько минут и мы снимем с тебя повязку, — сказали ему.

— Что со мной? Что произошло? — захныкал Колька, он очень боялся за свои глаза.

— У тебя лицо было разбито. Тебе подорожники налепили. Заживёт - как на собаке. Ты, только полежи спокойно... Ещё немножко, ага?

— Хорошо. А вы кто? Я видел тени...

— Да свои мы, не бойся. А тени эти...Кххмм… — голос стал серьёзным, — Чёрный на нас напал, вместе со своими детьми. Такой наглости мы не ожидали. Спасибо Конфетным королям, они успели вовремя и вместе мы отогнали гадину.

— Его победили? Я видел, как Лёха дрался с ним.

Голос насмешливо фыркнул:

— Ага, победили. Держи карман шире. Отбились и слава богу.

Колька замолчал. Некоторое время он лежал прислушиваясь к голосам вокруг. Он слышал как рядом ходят другие дети. Вздыхают. Охают. Хвалятся друг перед другом синяками и ссадинами. Кровь словно из порося текла… Кровь! Тут, он, вспомнил про Олега и снова попытался встать.

— Да что ты шебутной-то какой? — с досадой проговорил всё тот же голос и Кольку силой усадили на землю.

— Олег. Я видел! Ему надо помочь! — вырывался Колька.

— Его в больницу отправили... Да сиди ты! И его, и Верку.

— А как же?

— Паша? Он мне уже надоел. Давай, я ему повязку сниму и пусть он к воинам чешет. А то следишь тут за ним, охраняешь и даже никакого "спасиба". — обратился к кому-то другому недовольный голос.

— Сымай. Да и нам, самим, пора уходить. Обедать. Мамка пироги обещала испечь,— согласился невидимый Паша.

— Ух - ты, пироги! А с чем?

— Не скажу. Тебя велено не пускать.

— Так в подъезд вынеси. Не будь жмотом!

— Ты сам и есть — жмот. Незнайку - от лучшего друга утаил и в одиночку схомячил.

— Так я случайно. И потом, одна конфета на двоих плохо делится. Чё теперь, будешь мне, это всю жизнь вспоминать?

— Буду! Это была наша общая конфета. И рубль был общий. Забыл?

— Я тебе рубль другой дам, с Лениным. Хочешь?

— Конечно, а где вероятность, что снова выпадут Незнайки? Может, опять полосатые леденцы? А может ещё чего? Пока не добудешь Незнайку...Как говорил мой дедушка — “Москаль мни не брат”.

— Это кто тут Москаль?!! Щас, в ухо - как дам!

Рядом началась возня. Кольку толкнули и он взмолился.

— Ребят! Ну пожалуйста! Отпустите меня уже или дайте я сам повязку сниму.

Возня прекратилось и невидимки тяжело дыша обратили на него своё внимание. Колька почувствовал облегчение, когда в четыре руки его голову начали освобождать от плотной повязки. Он увидел свет и с непривычки у него сразу потекли слёзы. Дети помогавшие ему, поняли его слёзы по своему и принялись подбадривать.

— Сопля, ты чего расплакался? — спрашивал его конопатый русый мальчишка в красном дырявом свитере, чуть постарше самого Кольки.

— Он, наверное, из-за очков. Очки же разбились, — сочувственно прогудел другой мальчик повыше. Судя по голосу — Паша.

Колька, часто моргая, повернул к нему голову. Вблизи он более-менее различал лица, а вот если отойти на несколько метров, люди и предметы теряли чёткость и становились размытыми цветными пятнами. Сейчас он хорошо разглядел и Пашу, рыжего пухлого мальчика в лёгкой осенней ветровке.

Паша покопался в карманах и вручил Кольке очки:

— На. Я их нашёл и склеил, пока ты очухивался.

Колька коршуном выхватил у него из рук очки и пристально изучил. В порядке! Ни царапинки! Стёклышки целые! Чудеса да и только. Он же помнил как они разбились, хруст был такой...Непередаваемо жуткий.

— Спасибо! — выдохнул он. — Большое спасибо!

На лицах у ребят появились улыбки. Конопатый приятельски хлопнул Пашу по плечу и сообщил:

— Это чё. Видел бы ты как он телевизоры чинит. Мы, бывает, из космоса передачи ловим. А говорят - в космосе жизни нет. Ещё как есть. Волну, только поймать надо нужную.

Колька нацепил очки и огляделся. Детей на поляне стало поменьше. Вокруг все были чумазые, перепачканные. Да он и сам-то не лучше выглядел. Красивая девочка с косой, которая ему так понравилась, хлопотала над детьми получившими раны и ушибы во время схватки. Ей помогали ещё три девочки помладше и две пионерки. Кажется, она была прирожденным целителем. Колька вспомнил, что таких детей в Новопетровске особенно уважали. Их было очень мало и банды буквально дрались за право иметь собственного целителя, способного вылечить в одночасье ребёнка, сломавшего руку или ногу, всего лишь при помощи подорожников. Эта девочка подорожников не жалела. Она бегала от одного пострадавшего к другому, проверяла самочувствие, давала съесть какие-то разноцветные таблетки и все её слушались.

Паша и не представившийся конопатый мальчишка присели рядом с Колькой и принялись обсуждать каких-то конфетных королей. Ах-да, кто-то же им пришёл на помощь. Колька глянул в сторону города Ветряков и от удивления даже протёр глаза. Никакого города больше не было. За стеной из сараев поднималась и уходила ввысь серая клубящаяся пелена.

— Там же был город, — пробормотал недоумевающий Колька. — Неужели мне всё привиделось?

— Они нам больше не помогут. Короли испугались не меньше нашего, — философским тоном отозвался конопатый и почесал затылок.

— Точно. Сначала в драку ввязались, а опосля испугались и стену выставили, — подтвердил Паша сосредоточено ковыряя в носу.

— А я думаю, что они просто Лёху почуяли, когда в нём рыцарь манной каши проснулся. Наверно, решили, что их снова рыцари бить пришли. Выскочили. Ух-ты! А рыцарь-то, тут, не причём. Ну и пришлось, вместе с нами Чёрного колотить, за компанию, — захихикал конопатый.

— А точно. А где Лёха? — спохватился Колька и начал оглядываться.

— Так вон - он. С бывшими судьями разговаривает, — с готовностью указал пальцем конопатый и добавил:

— Пионеры сложили полномочия судей. И правильно. Не-ча, сразу троим, от пионеров быть. Улицы не должны идти на поводу у ситуации.

— Так ситуация из разряда неслыханных, — вздохнул Паша. Он наконец добыл козявку и щелчком отправил её в полёт.

— Ага, у нас каждый день что-нибудь случается. Так что теперь: давайте лишим права голоса детсадовцев и октябряшек? Так и до деспотии недалеко, — возразил конопатый.

“Деспотия”? — Колька удивился незнакомому слову. Где-то он вроде бы слышал такое или нет? Конопатый и Паша снова начали спорить.А он сидел и слушал как рядом двое пацанов обсуждают какие-то взрослые и непонятные темы и всё раздумывал: идти ему сейчас к Лёхе или не идти? Нужен ли он вообще кому-нибудь тут? Может-быть лучше пойти домой? Одежду всё равно в стирку. Что маме сказать — играл и свалился в лужу? Так как назло ни одной лужи вокруг. Шевелиться нисколько не хотелось. Тело сковала какая-то ленивая слабость. Он оглядывал ребят на поляне. Нашёл Аньку — она занималась своими братьями, чистила их комбинезоны и что-то выговаривала им. Потом к ним присоединился Пыня с забинтованными до локтей руками. Идти к ним? А надо-ли? Очки не сломаны и хорошо. Итак ясно - суд кончился. На поляне воцарилось спокойствие. Нет больше никаких склок и конфликтов, никому больше эти драки не нужны. Все должны сплотиться против одного общего врага. Жаль, Олега тут нет, он бы объяснил Кольке все непонятные вопросы.

— Так вы говорите Олег в больнице? — спросил он у конопатого пацана.

— Ага, — подтвердил тот и кивнул в сторону девочки- целительницы. — Танька, в суматохе, не смогла оказать ему вовремя первую помощь и он потерял много крови. Как, впрочем и судья совести. Их обоих унесли с поляны. Теперь, скорее всего, в больнице им будут делать переливание. А там…

— А там, может так случиться, что после переливания крови Олег станет НЕПом, — подсказал Паша.

— Да ладно? — не поверил Колька.

— Пффф. Запросто. Вероятность: 50 процентов. Вера старше его на пару лет, значит у неё шансов остаться одарённой ещё меньше, — фыркнул конопатый.

Кольке вдруг стало обидно. Олег только стал его другом и вот так запросто может пропасть? Превратится в НЕПа и войдёт во взрослую жизнь. Будет свысока и насмешливо смотреть на своих одарённых друзей, которые будут звать его посмотреть на говорящего голубя или почитать вместе книгу, текст которой видно только при свете луны. Он будет называть их дураками и разучится мечтать... Ведь мечтать и фантазировать это так здорово. Особенно когда все вместе...С друзьями...Что же приходит на смену дружбе? Приятельство? Кивать друг другу при встрече и говорить — привет? А потом идти дальше по своим делам? От одной только мысли об этом становилось тоскливо.

— Ребят, а вы из какого дома? — поинтересовался подошедший к ним сзади пионер.

— Из 10-го, — машинально ответил повернув голову Колька. А потом понял, что соврал и ему стало стыдно. Пацаны сидевшие рядом даже и не подумали оборачиваться.

— Тебя-то Открывашка, я уже знаю, а вот вы - кто? — махнул рукой пионер показывая, что обращается непосредственно к Паше и конопатому.

— Местные мы. Все, из одного города. Или ты, Стёпа, из другого будешь? — спиной отозвался конопатый.

— Простите, — подозрительный пионер обошёл их и принялся старательно рассматривать, — что-то я вас совершенно не помню.

Конопатый и Паша переглянулись, коварно ухмыльнулись и начали подавать руки. Здороваться.

— Привет Стёпа. Я Свистунов. А это — Пердунов. — показывал сначала на себя, а потом на товарища конопатый, — ты нас знаешь, просто забыл немного. Если хочешь, щас напомним. Мы же...

— Как гороху поедим

— Так на улице пердим.

— Слышишь стёкла дребезжат?

— Это, значит, наш парад…

Паша хихикая перехватил инициативу и продолжил:

— Стёпа — лучше сам уйди

— И на грех не наводи.

— А не то ведь наш отряд

— Накопил большой заряд.

— Ой-смешно. Ой-ха-ха, — скорчил недовольную мину пионер — издеваетесь, да?

— Да что ты, Стёпа. Разве мы смеем? Мы же с тобой по человечески, — ухмыльнулся Паша.

— Согласен! Все на Суворова знают: кого не спроси? Стёпа -друг человека! — подтвердил конопатый.

— Да, тьфу на вас! Щас я товарищей позову расскажите им при свидетелях, какие вы там, Свистуновы, — пообещал красный от обиды пионер Стёпан и быстрым шагом направился к другим пионерам.

— Бедняга, — вздохнул ему вслед Паша, — он снова про нас забудет. Как до товарищей своих дойдёт так и споткнётся на полуслове.

— Почему? У него с головой плохо? Память короткая? — не понял его Колька.

— Память, она штука избирательная. Сама за нас решает, чего запомнить, а чего нет. Вот и ты нас сейчас забудешь, — лениво сообщил конопатый.

— Разве?

— Ага. Иди уже к семейству Чекушиных, а нам с Павликом пора уходить. У нас и своих дел полно, — посоветовал Кольке конопатый мальчишка и поднялся на ноги. Следом за ним поднялся Паша и они не стесняясь других просто ушли с поляны. Колька смотрел как они уходят, а потом его позвала Анька:

— Коля, иди к нам! Чего ты там один? Прям как воробышек нахохлился...

Колька вздрогнул, увидел как Анька и Пыня машут ему и  сильно удивился. Действительно, а что это он тут, один-то сидит? И зачем? Вон же они, друзья - рядом. А ещё через секунду, он и вовсе напрочь забыл о своём разговоре с конопатым и Пашей.

———————————————————————————————

— Друзья! — вновь обратился к детям пионер Слава — мы, как пионерская организация, приносим вам свои глубочайшие извинения за организованный нами суд на воинами. Мы ошиблись! Мы все жестоко ошиблись! В такую трудную минуту для всех одарённых Суворова мы должны быть вместе и не ссориться по пустякам.

Дети одобрительно загалдели. Круга больше не было. Все сбились в одну большую кучу, а перед ними стояли вместе Слава, Виктор и Лёха - как равные и говорили по очереди. Слава кивнул Виктору и тот продолжил:

— Все обвинения с воинов сняты. Никакого давления со стороны пионерии на улицу больше не будет. Мы должны работать все вместе. От этого зависит наше дальнейшее существование. Чёрный человек уже не титло. Он постепенно обретает конкретную форму и сегодня он не побоялся напасть на всех нас в открытую. Это существо не принадлежит нашему миру, поэтому для нападения оно выбирает самые слабые участки нашей реальности. Мы считали, что тут, между двух миров, мы находимся в полной безопасности, но оказалось, что это не так. Отсюда он вполне может напасть и на наш мир и на мир где живут конфетные короли. Поэтому конфетные короли...Кха-кха-кха.

Виктор согнулся от навалившегося на него внезапного кашля. Чувствовалось, что в прошедшей битве ему изрядно досталось. Одна из девочек постарше, ойкнула и протянула ему белый носовой платочек. Тот с благодарностью принял его и стыдливо, быстрым движением вытер губы. Только даже от близорукого Кольки не укрылось, что Виктор закашлялся кровью.

— Тебе бы тоже надо в больницу, — сочувствующим голосом посоветовал пионеру Лёха.

— Я справлюсь! — Виктор скомкал платок и спрятал в кармане брюк.

— Может хватит пустой бравады? Иди — пусть Таня посмотрит тебя. Дальше, я сам скажу.

Виктор нехотя присоединился к толпе и им занялась девочка-целитель. Лёха погладил затёкшую шею, посмотрел на притихших детей. Ему было немного неудобно такое пристальное внимание. Сотни глаз блестели из толпы. Десятки детей смотрели на него с надеждой. Он был воином. Он должен был защищать их.

Лёха на всякий случай тоже откашлялся:

— В общем, я успел переговорить с Конфетными королями прежде чем они ушли. Они сильно напуганы и более не считают поляну переговоров надёжным местом для встреч. Со своей стороны, они, как вы можете сами видеть, поставили защиту. Больше они сюда не придут и мы тоже никак к ним попасть не сможем. И хотя защита не от нас, а от Чёрного...Ну, одним словом, поляна потеряла свою значимость. Суды тут больше проводить не имеет смысла. Призывать в свидетели Конфетных королей, как некоторые давно привыкли… Тоже смысла нет.

— А делать-то что, теперь будем? — крикнули из толпы.

— Хороший вопрос, — Лёха почесал засохшую на лбу ссадину — они предложили и нам отгородится стеной и закрыть сюда доступ. А про поляну забыть. Только, мы с пионерами считаем, что так от Чёрного не получится защититься. В общем мы предлагаем разыграть козырь, который очень редко использовался одарёнными нашего города, но он точно использовался и доказал свою эффективность. Короче, мы предлагаем освятить улицу.

На лицах детей появилось непонимание. Они начали перешептываться. Лёха поморщился и попросил бывшего судью ума:

— Слава, объясни -ты. Я всех деталей не знаю.

Слава с готовностью кивнул и принялся рассказывать.

— Друзья, ритуал очень старый. Есть информация, что в нашем городе его применяли дважды. Возможно ещё наши родители, но не при нас, это точно. В доме пионеров находится подробная инструкция по проведению ритуала. Мы добудем её в два счёта. Мы изначально хотели предложить этот ритуал улице, но опасались, что октябрята и детсадовцы выступят против. Поэтому, признаюсь, суд хотел ограничить в правах воинов, чтобы обеспечить себе все полномочия для него. Мы испугались. Да мы испугались, но не думайте - мы боялись не только за себя. Мы боялись за всех! Раньше, мы интуитивно знали как нам побеждать чудовищ, а то, что сейчас пытается прорваться на улицу, это вообще нечто иное. И этому чудовищу нужно дать самый суровый отпор. Если, сейчас, воины не возражают?

— Не возражают, — кивнул Лёха и добавил обращаясь к толпе детей — я, этой дряни, даже в состоянии рыцаря, не смог нанести значительный ущерб. Он хуже призраков из детского сада Ромашка. Он одновременно живой и неживой, обычное, наше оружие, ему не причиняет вреда. Заговоры не помогают. Ничего не помогает. Да вы и сами пробовали на нём свои приёмчики...Что уж, мне тут говорить...

— Да ладно Лёш, не накручивай себя. Королей — вон сколько было! И все они были воины, так и то, только совместными силами прогнали Чёрного. Без нас бы они тоже слажали, — задорным голосом крикнула со своего места Чекушина.

В толпе засмеялись. Послышались крики.

— Точно!

— Не такие уж Короли и сильные!

— На одного нашего, сразу 50 рыл набежало!

— Тоже мне — вояки! Брат рассказывал, раньше, каждую неделю с ними дрались. Улицы всегда были сильнее Конфетных королей!

— Суворова улица маленькая, но она никогда не сдастся: ни королям ни Чёрному! Верно пацаны?

— Лёха, мы в тебя верим!

— Говори, чего делать надо?

Дети с улицы Суворова разом воспрянули духом. В них закипела, забурлила жажда отмщения. Они были готовы драться. На их улицу пришёл неведомый враг. На их родную землю. Им плевать уже было на свои недавние страхи перед жуткими тенями выползавшими из сада. На ушибы, ссадины и синяки. На разорвавшуюся в недавнем бою одежду. Проблемы улицы решаются силами самой улицы и сейчас улица была готова на всё.

— Друзья -пожалуйста! — Слава предостерегающе поднял руки — дайте нам сказать...Пожалуйста! Нам потребуется участие каждого из вас, но ритуал будут проводить только воины и пионеры. Это для вашей же безопасности!

— А ещё нам для ритуала потребуются игрушки! — крикнул Лёха.

Дети разом затихли.

— Да. Игрушки. От каждого из вас по одной. Только вы должны будете отдать самую любимую свою игрушку и...Больше вы их никогда не увидите.

— Ой! — сказал в тишине кто-то.

— Согласен. Очень печально расставаться с любимой игрушкой. Той самой, которая была с вами с самого начала. — с печалью в голосе произнёс Слава, — но по другому никак.

— Я против! Вы не понимаете, что творите! Вы что, настолько их не цените? — возмущённо выкрикнул со своего места какой-то чернявый пухлый мальчишка.

— Ааа. Буржуй, — проворчал с досадою Лёха, — так и знал, что ты развоняешься.

— Лёша, это оскорбительно! Я не воняю, я говорю как есть: нельзя уничтожать любимые игрушки! Они часть нас! Часть нашей души! Они растут вместе с нами! Это всё равно что убить котёнка! Маленького щенка! Это изуверство!. — восклицал Буржуй.

— Ладно.Я тебя понял — покачал головою Лёха и предложил.

— Давайте проголосуем. Пусть улица сама решит что для неё лучше.

— Согласен. — кивнул Слава и объявил — Друзья! Кто за то, чтобы отдать свою любимую игрушку для проведения ритуала освящения?  Поднимите руки!

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

От автора: Поскольку главы большие их делю на две части. Вторая половина после озвучки на канале Некрофос. Скорее всего в субботу. https://www.youtube.com/hashtag/некрофос

Начало тут: Воин с улицы Суворова. часть -1

Воин с улицы Суворова часть -2.1

Воин с улицы Суворова часть -2.2

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Открывашек трудно удивить красивыми и необычными видами. Они часто открывают двери в интересных местах. Кольку тем более. Он и на Чёрном море успел побывать, и на Азовском да и вообще половину Крыма облазил. В Москве в зоопарк ходил и на Красную площадь. В Ленинграде с бабушкой посещал Эрмитаж. Но это место было ни с чем не сравнить. Оказавшись на поляне правосудия, он поначалу даже не заметил собравшихся там детей, а просто замер с открытым ртом. Он увидел такое! Такое скрытое от посторонних глаз место, какое не могло присниться и в самом волшебном сне. Тайное, особое место. Только Открывашка такое мог оценить и понять по настоящему: этот уголок городского сада находился между двух миров. Первый мир — привычный и родной, чадил дымом, звенел стеклом, сигналил автомобильными гудками и возвышался над садом тёмными гробами многоэтажек, а второй...Второй поднимался вверх по зелёному холму прячась за стеной из заборов и деревянных сараек. Там был другой город. Город аккуратных нарядных домиков из разноцветного кирпича и резного дерева. А на крышах, этих домиков крутили свои лопасти ветряные мельницы. И каждая мельница была оригинальной, особенной. Из этого нового незнакомого мира доносился тихий умиротворяющий шелест. От него пахло вкусной и свежей выпечкой. А ещё, там, кажется проехал старинный трамвай. Ему просто до чёртиков захотелось там побывать.

— Что это? — прошептал Колька — как такое может быть?

— Город Ветряков. Обычное дело. Там живут Конфетные короли.

Колька подумал, что это сказал Олег и повернулся на голос, но увидел лишь того лохматого малыша, выступавшего в роли привратника.

— Конфетные короли?

— Я пло это - мало цего снаю, — к детсадовцу снова вернулась его шепелявость — Было слазение. Кололи плоиглали. Эта поляна символ пелемилия. К ним не плойти.

Колька помотал головой. Корявые, шепелявые слова малыша-привратника, жужжали вокруг словно вредные мухи. Они сбивали его собственные мысли тянувшиеся туда к удивительному и прекрасному городу. Вот же он - рядом. Кажется, протяни руку и ты окажешься там. Колька зажмурил глаза и представил как протягивает руку в сторону прекрасного города как прогибается перед ним радужная стена отделяющая один мир от другого. Звуки доносившиеся с поляны совершенно пропали, он чувствовал эту стену, он уже почти коснулся её. И тут чей то насмешливый звонкий голос в его голове произнёс:

" Открывашка — решил стать Первооткрывашкой? Сначала, руки с мылом помой - бездарь"!

Кольку словно ударило электрическим током и он снова оказался на поляне. Да ещё и на четвереньках. Стало очень обидно и стыдно.

Он смущённо поднялся на ноги и начал отряхиваться.

— Так всегда, — сочувственно вздохнул за его спиной лохматый малыш, — ты не пелвый, кому бы хотелось отклыть туда двель. Иди луцце к остальным, суд нацинается. Иго-го!

Колька  вновь испуганно оглянулся. Он подумал, что детсадовец над ним издевается, но тот всего-лишь играл с игрушкой - красным конём на колесиках.

————————————————————

На поляне собралось много детей. Человек пятьдесят — не меньше. Они расселись на самодельных скамейках сделанных из досок и ящиков. Мальчики, девочки, пионеры, октябрята и дошколята. Колька неожиданно вспомнил, что октябрятами и дошколятами уже давно никого не называют. Не заставляют носить значки на школьной форме. По крайней мере в его родном Новопетровске слово “Октябрёнок”, сменили другие слова — шпынь, отросток, личинка, опарыш. И всякие -другие, ещё более обидные и унизительные. Он и подумать не мог что дети разного возраста, пусть даже и одарённые, вот так бы могли собраться, и вместе обсуждать общие дела. Особенно почти взрослые пионеры. Они выделялись ростом и возрастом. Для Кольки, некоторые из них вообще казались взрослыми дядьками и тётьками. Однако, вот они - сидят вместе с детсадовцами, играют. Лося не пробивают, деньги не вымогают, не заставляют кланяться перед ними и не спрашивают - “в понятии ты или нет”?

Колька аж вздрогнул, вспомнив как один пионер в Новопетровске докапывался до него, когда Колька явился в школу в новой заграничной рубашке —” Блатной что ли? Чо у тебя на рубахе за надпись такая? Ты петушара? “. Инцидент закончился тем, что тот здоровенный пацан, в наказание, оборвал все красивые медные пуговицы с его рубашки. Маме, потом пришлось врать, будто бы с дерева неудачно упал.

Эти пионеры вели себя иначе. Хотя трое выделялось из общей группы. Два парня и девушка. В строгих белых рубашках, галстуки ровные. На девушке синяя юбка. Они стояли поодаль и переговаривались между собой. Колька поискал взглядом Олега. Тот нашёлся в группе девочек сидевших в вперемешку с детсадовцами.

Лёхи и Пыни почему-то не наблюдалось. С другими детьми Колька был ещё незнаком, поэтому он поостерегся подходить ближе и робко встал в отдалении. Его заметила Чекушина и приветственно замахала рукой.

— Познакомился с моими братишками? — поинтересовалась она.

Колька молча кивнул.

— Орлы! Но подзатыльники получают регулярно. Я за их воспитанием строго слежу, — улыбаясь похвасталась она, но потом её улыбка погасла.

Она посмотрела куда-то мимо Коли и шепотом выругалась. Колька повернулся посмотреть и увидел воинов Суворова. Они пришли на поляну с каменными лицами. Лёха вообще шёл так словно пинал ногой невидимую консервную банку. Дети на поляне затихли. Все их взгляды были обращены к воинам. Больше никто не играл, не смеялся не отпускал шуток. Дети встретили воинов молчанием и не сговариваясь начали рассаживаться по кругу. Причем внутри круга образовался ещё один: пятеро мальчиков детсадовцев, двое из которых были уже знакомые Кольке братья-Чекушины, встали по периметру демонстративно поигрывая пластмассовыми совочками. Со стороны, это могло показаться немного смешно и наивно, но атмосфера была такая, что чувствовалось — собравшимся здесь, не до смеха.

Колька занял своё место в задних рядах. В центр круга вышли пионеры в белых рубашках, а на против них встали воины Суворова.

— За что их будут судить? За то что девочка с балкона упала? — тихо спросил у Чекушиной Колька.

— За то, что беду профукали и не усилили бдительность, — громким шепотом отозвалась та, — Судьи представляют ум, честь и совесть. Высокий блондин в центре, это Слава Сикорский. Он представитель ума. Красавчик -брюнет справа — Витя Романенко. Он судья чести. Ну и...Улыбина Верка...Судья совести, блин.

— Аня -тихо! — шикнула на Чекушину высокая красивая девочка с голубыми глазами и длинной русой косой стоявшая в первом ряду. Колька только сейчас её заметил и обомлел, до чего же она была красивая.

Девочка заметила его взгляд и ласково улыбнувшись кивнула:

— Здравствуй Коля.

— Здра…

— Потом поговорим. Хорошо? А сейчас. Т-с-с-с-с…

У Кольки от её голоса так на душе хорошо стало, так приятно.

“Какая удивительная девочка”, — подумал он, но ревнивая Чекушина мигом опустила его с небес на землю. Она пребольно дёрнула его за ухо и прошептала:

— Слюни подбери кавалер, а то до пупка развесил.

Колька испугался что неподобающе выглядит и принялся оглядывать себя. Да нет, вроде бы всё в порядке. Только волосы на затылке надо пригладить. Хохолком стоят. Некрасиво. Надо на ладонь плюнуть — верное средство. Да чего он собственно? Кому может понравиться хилый очкарик, у которого вечно текут сопли из носа. Чего он навоображал? И Колька затих, тоскливо и в тоже время с надеждой поглядывая в сторону той симпатичной девочки. Не обернётся ли она ещё раз? Не улыбнётся ли ему? Интересно — как её зовут? Пока он переживал пионеры в белых рубашках начали вершить суд.

Первым держал слово блондин, судья ума, Слава Сикорский. Представительный и спокойный парень, ученик 7-В класса. В нём ощущались задатки лидера и управленца. Наверное, потому и выбрали.

— Как вы все знаете, наша улица и все одарённые подверглись нападению, — начал он.— Такого ещё не случалось, поэтому пионеры улицы Суворова призвали всех вас на товарищеский суд, сюда, на поляну переговоров где наши улицы решают сложные проблемы между собой и внутри улиц. Дело, воистину, неслыханное. Никто не знает причин появления титла, никто не знает что произойдёт дальше, кроме одного момента. Эта сила преследует всех одарённых с улицы Суворова — она снится и приходит на яву к каждому из нас. Мы видим её проявления и не можем ей правильно противостоять. Сегодняшняя ночь это подтвердила: воины Суворова в неполном составе не в состоянии быстро и эффективно справиться с нападениями Чёрного человека. Пострадала ученица, Вика Самойлова. Она учится в 7-г. Многие из вас её знают. Она с нашей улицы. Сегодня ночью она упала с балкона и вы все знаете, что причиной был Чёрный человек. Он напал на неё, а воины проявили бездействие. По правилам улицы, судьи должны спросить воинов охраняющих наш покой и порядок: признают ли они свою вину?

— Да. Признаём, — хором ответили Лёха и Пыня — Только не забывайте, что Вика недавно стала Н…

— Непомнящей — ты хотел сказать? — встряла девочка выступавшая в роли судьи совести. — Ты договаривай, договаривай?! Может-быть воины уже забыли, что мы презираем всякое разделение детей на два лагеря. На тех кто помнит и кто забыл? Может-быть, воины стали считать НЕПов - детьми второго сорта?

Лёха в ответ только скривился. Было ясно, что этот разговор был ему неприятен.

— Мы защищаем НЕПов по факту. Вы же знаете? Мы не могли опросить их на предмет видений и предчувствий. Нас бы просто подняли на смех. Они и так нас считают придурками, — неожиданно вступился за Лёшку Пыня.

Круг детей согласно загудел. Все знали, что спрашивать НЕпа - видел ли он что-то необычное и вписывающиеся в рамки привычного мира, бесполезно. Это как родителей спрашивать — не видели ли они под кроватью затаившегося бабайку? И даже если там бабайка действительно будет сидеть, родители его всё равно не увидят или не запомнят, что они его видели.

— Минуточку! — возмущённо подняла руку судья совести. — Они такие же дети как и мы! Мы всегда боролись за равные права и за то, чтобы одарённые не обижали и защищали НЕПов. Они ваши друзья и родственники, ни один из одарённых не знает, когда приходит его срок и он становится НЕПом! Мы теряем своих друзей с детского сада, нас повсеместно считают воображалами и фантазёрами. Да, они не относятся к нам серьёзно, но это не значит, что мы не должны защищать их! Вы же не бросите инвалида в беде? Разве вы не поможете слепому в трудную для него минуту? Я считаю, воины должны понести наказание. Это послужит им ценным уроком. Впредь, они будут больше думать о своём долге, а не лопать пирожные и не шляться по гостям!

Колька аж вздрогнул после её слов, кажется камень прилетел в его огород. Рядом дикой кошкой зашипела Чекушина, а судья совести продолжала:

— Я обращаюсь к судье чести и хочу спросить: была ли нарушена честь улицы?

Брюнет Виктор прежде чем ей ответить, покосился на Лёху, поправил свой галстук и только потом сказал:

— Воины восстановили честь улицы, после того как признали свою вину. Честь восстановлена. Я не вижу смысла бодаться в споре чести. Я бы хотел самоустраниться от дальнейших обвинений.

— Да я так и думала. Честь, как обычно, идёт на поводу у воинов. Похоже мы ошиблись с выбором судьи. Снова дружба и общие традиции встают на пути у совести. Только совесть беспристрастна! Судья чести похоже не видит очевидного в случившейся трагедии и поэтому совесть вызывает своего свидетеля. Выйди в круг Олег Бармин!

Дети зашумели и начали переглядываться. Раздавались голоса:

— При чём тут Бармин?

— Он же наблюдатель.

— Он ващета со Чкалова.

— Чкаловские не видят Чёрного…

— Тихо! — потребовал судья Слава и добавил:

— Олег, выйди -пожалуйста.

— Да я не прячусь, — Олег шагнул в круг и встал рядом с воинами.

— Олег. Это ты сказал воинам, что искать Чёрного человека бесполезно и надо ждать пока он не нанесёт первым свой удар? — спросила у него судья совести.

— Да.

— Значит ли это, что воины Суворова пошли на поводу у мальчика с улицы Чкалова и теперь служат не своей улице?

— Нет.

— Но это ты им такое сказал и они тебя послушались, — всплеснула руками судья. — Всё же очевидно! Воины пренебрегли своими обязанностями и вместо того чтобы охранять улицу ночью, просто дрыхли в своих постелях. С каких это пор воины слушаются наблюдателей? Может потому что всё это провокация с соседней улицы? Ты единственный с улицы Чкалова - кто видел проявления титла, ты единственный вместе со всеми рисовал рисунок, так ли чиста твоя совесть, ответь нам? Может быть...

— Это обвинение? — с равнодушным видом спросил Олег. — Судья совести пригласила меня свидетелем и бросает мне обвинение?

— Я хочу знать ответы на свои вопросы! — сверкнула глазами пионерка, — не играй со мной в демагогию.

Другие судьи переглянулись и нахмурились. Олег покачал головой.

— Вы напрасно собрались здесь. Вы, лишь тратите драгоценное время, мешая воинам выполнять их непосредственные обязанности. Они признали свою вину, больше им тут нечего делать как и всем вам.

— Ответь нам на вопросы, пожалуйста, — вежливо попросил пионер Слава Сикорский.

— Разумеется. С судьёй ума приятно вести диалог, — кивнул Олег, — только ответы вам не очень понравятся. Начнём с того почему я вижу проявления титла. Вы все знаете, что наблюдатели обладают фотографической памятью. Я, единственный наблюдатель в школе № 2; был ещё Адам Макаров, но в прошлом году он присоединился к НЕПам и по возрасту вступил в комсомол. Если нужно, я могу кинуть клич между всеми наблюдателями города. Они соберутся на Суворова и полностью подтвердят мои слова. Только это потребует времени, которого и так мало. Угроза становится всё реальнее с каждым часом, она приближается. Вы могли бы потратить время с куда большей пользой чем заниматься поисками врагов с других улиц.

Судья совести презрительно фыркнула.

— О, это в твоём стиле. Ты пытаешься потянуть время стремясь уйти от неудобных вопросов.

— Вовсе нет. Я признаю, что сказал Алексею и Пы..то есть Ивану Пантелееву о бесполезности поисков Чёрного человека и детей леса без каких либо улик. Титло, само по себе, не несёт вреда, оно лишь дурное предзнаменование. Никто не знал, что Чёрный человек присниться этой ночью каждому одарённому на Суворова. Ведь, вы об этом тоже не знали и не могли предполагать подобный исход. Приставлять по воину к каждому ребёнку на улице? Так, где бы, вы, в таком случае взяли столько воинов? У вас их всего трое и то один в отъезде. Что они бы могли сделать? Бегать по квартирам? Бить в набат? Кричать караул?

— Твоя совесть не чиста! Я чувствую как ты нам не договариваешь, — прошипела судья совести — Я ощущаю твою ложь. Почему ты скрываешь от нас правду? Как ты в этом замешан? Это открывашка? Вы покрываете новенького?

— Мы проверили комнаты в квартире у Коли. Там нет никаких следов потусторонних сил! — возмутился молчавший всё это время Лёха.

— Но вы прекрасно знаете, что он мог открыть подобную дверь. Мы все тут прекрасно знаем на что способны открывашки! — продолжала наступать судья совести.

— Так допросите его. Он тут. Заметите сразу если он вам соврал, — криво улыбнулся Олег.

— Хорошо. Судья совести вызывает Колю Сидорова! — объявила с негодованием пионерка.

Дети расступился перед Колькой и тот к своему ужасу почувствовал как его ноги, сами, против его воли затопали в центр круга. Он пытался сопротивляться, но ноги его не слушались. Тут он припомнил, о такой способности у пионеров — они могли заставить человека со слабой волей выполнить любой их приказ.

“Да как так-то”?! — хотел было возмутиться он. Это же форменное насилие! Или судьям разрешено детей контролировать?

— Коля Сидоров? Ученик 4-Б класса? Средняя школа № 2. Десять дней назад ты переехал в наш город и живёшь с родителями на улице Суворова в доме № 12? — приступила к допросу судья совести.

— Да.

— Сколько дверей ты открыл в нашем городе используя свою способность?

— Четыре. Две из них проверили воины вчера вечером. Одну я открыл в квартире у Лёши и прошёл её вместе с ним. Четвёртая ведёт в гараж на Осипенко. Гараж с железными воротами рыжего цвета, из кирпича, третий со стороны школы, — отчеканил Колька. Ему очень не хотелось. Эта пионерка нравилась ему всё меньше и меньше.

Судьи Слава и Виктор переглянулись.

— Свидетельствуем, он не врёт, — кивнули они. — У нас нет больше к нему вопросов.

Судью совести их слова явно не устроили.

— А ты когда-нибудь открывал двери где таились чудовища, Коля? — ядовито-сладким голосом спросила она.

— Протестую! — тут же вмешался Олег. — Это не имеет никакого отношения к нашему суду.

— Да - ну? А вот моё чувство совести говорит, что совесть у Коли Сидорова не очень чиста, — гаденько улыбнулась пионерка. — Мы должны идти до конца в таком случае и пресечь любые моменты связанные с затиранием памяти. Он мог и не знать, что открывал дверь, а мог и забыть с чьей-то помощью…

Олег побледнел словно его ударили.

— И такое я слышу от пионеров? Да как ты смеешь! — процедил он.

— Тихо. Спокойнее Олег, — призвал к порядку почуявший недоброе Слава ,— пусть, он ответит. Пусть успокоится совесть.

— Да. Ответь нам Коля, ты открывал двери за которыми таились чудовища? — почувствовав поддержку победоносно повторила судья совести.

Колька догадался, что отвечать нужно правильно. Очень правильно и он ответил.

— Да. Открывал. В Новопетровске. Только я вам клянусь своей жизнью, что я никогда не открывал двери с чудовищами в вашем, а теперь уже и в моём городе!

Круг одобрительно зашумел. Кольку проверили на честность и теперь дети не видели больше никаких причин, чтобы судья совести задавала ему неудобные вопросы. Судья это тоже поняла и хотя она пыталась ещё сопротивляться к ней уже не хотели прислушиваться. Из круга начали требовать чтобы допрос прекратился.

— Чего вы к нему привязались?

— Вы пионеры или инквизиторы?

— Хватит тиранить открывашку!

— Судья Дула!

Судьи смутились. Лёха и Пыня благодарно улыбались и подмигивали Кольке. Олег показал большой палец. Из толпы кто-то залихватски засвистел и пионеры были вынуждены сообщить, что более они Кольку не задерживают.

У того чуть слёзы из глаз не брызнули, когда вернувшись в круг он почувствовал на себе невероятное, доброе внимание со стороны детей улицы Суворова. Совершенно незнакомые ребята, жали ему руку, хлопали по плечу, звали в гости, поиграть и даже проверить пару соседних подвалов на предмет скрытых дверей. Колька, который настолько привык к тому, что в Новопетровске ему приходилось бороться за существование, не знал, что ему им отвечать и как себя вести. Он только улыбался, кивал в ответ и мечтал провалиться сквозь землю.

Судья совести пылала праведным гневом. Ей первой надоело смотреть как круг поздравляет и принимает Колю в коллектив. Она резко махнула рукой и детсадовцы стоявшие на карауле достали маленькие красные свисточки. По поляне пронёсся пронзительный тонкий свист от которого дети моментально притихли и вновь стали очень серьёзными.

— Да! Прекрасно! К Коле у суда больше нет вопросов. Коля-молодец! Только давайте не будем превращать суд в фарс. Вы все тут забыли главное: произошла трагедия и виновны в этом воины Суворова, и подстрекавший их на это наблюдатель с соседней улицы! Неужели вы не понимаете, что произошло? Он предложил воинам пожертвовать жизнью одного ребёнка с нашей улицы для поиска улик. Для облегчения работы воинам. На месте Вики Самойловой, сегодня ночью, мог быть любой из вас. Им было наплевать кто из вас сегодня умрёт! Они сыграли с вами в лотерею где ставками были ваши жизни! Я требую для них самого сурового наказания!

Круг притих. Все взгляды устремились к бледным от ярости и обиды воинам. Лёха молчал, но рядом с ним начал плавиться воздух. Лёха был готов ради улицы понести любое наказание, но чтобы вот так его обвиняли? Так подло и несправедливо. Он уже начал прикидывать про себя как сейчас объявит товарищеский суд недействительным и раскидав пионеров поднимет на улице бунт. Да нет же, о чём он? Улица сама должна решить, что для неё лучше. Он должен следовать правилам.

— Вера уймись. Мы не можем наказывать представителя другой улицы без согласования с её представителями. Это против правил, — воззвал к судье совести Слава.

— Если судья совести проявит своеволие, её действие покроет наш суд позором. Как судья чести я требую чтобы ты забрала свои слова обратно, — холодно заявил Виктор.

— Я требую испытание совестью! — громко произнёс Олег.

Судьи, все разом повернулись к нему.

— Да. Требую! Слова судьи совести запятнали честь моей улицы и вы уже готовы судить меня без всяких на то прав. В случае, если я не пройду испытание, моё наказание будет и так достаточным.

— Согласна! — выкрикнула с готовностью судья совести.

— Ты с ума сошла?!! — накинулись на неё другие судьи,— а если он серьёзно пострадает? Как нам потом оправдываться перед Чкалова.

Дети зашумели. Они не хотели такого суда. Рядом с Колькой, Анька Чекушина всхлипнула и закричала.

— Олежек! Не надо! Ты можешь умереть!

— Что он задумал-то? — спросил ничего не понимающий Колька, но она в ответ только отмахнулась.

Лёха оценил решимость своего друга и покачал головой.

— Не надо Олежек. Не рискуй так. Ты захлебнешься кровью. Я проходил такой суд дважды и никому бы не пожелал. Вон и Пыня скажет.

— Это очень больно, — подтвердил бледный от испуга Пыня, — я выжил только потому что у меня защита хорошая, не всем так везёт.

Олег в ответ только усмехнулся и потребовал у совещавшихся судей.

— Ну же? Я готов пройти испытание. Тут, перед лицом собравшихся я заявляю, что это только между мной и судьёй совести Верой. Я защищаю интересы своей улицы и своих несправедливо обвинённых друзей. В случае моего проигрыша, это никак не должно сказаться на взаимоотношениях между Суворова и Чкалова. Пусть же все дети Суворова выступят свидетелями моих слов. Вы ни в чём не будете виноваты перед Чкалова. Если она боится, значит она плохая совесть и не ей меня больше судить.

— Я тебя не боюсь! — возмутившись кинулась на него с кулаками судья совести. — Пусть своё разрешение дадут другие судьи и мы начнём!

Колька видел такое впервые. В Новопетровске пионеры никогда не устраивали такие испытания. А тут… Судья Вера и Олег молча разошлись метров на пять и встали друг напротив друга. За спиной у Олега встали Лёха и Пыня выполнявшие роль секундантов, а за спиной Веры судьи Виктор и Слава. Начало испытания объявляли охранявшие круг детсадовцы. Они предупреждающе свистнули в красные свисточки и на поляне повисло тягостное молчание. Испытание началось. Вера и Олег начали играть в гляделки. Кто кого переглядит. Кто моргнул первый тот и проиграл. Только это были особенные гляделки. Зрители замерли затаив дыхание.

Ожидание, казалось длилось вечность, а потом Колька увидел как из носа судьи совести потекла тонкая струйка крови. Он перевёл взгляд на Олега и обомлел - тот тоже истекал кровью, причём намного сильнее. Кровь стекала с губ, из ножа и даже кажется из ушей. Прошло ещё несколько ужасных томительных минут тишины и вот уже всё лицо у Олега было в крови. На его клетчатой рубашке появилось тёмное пятно.

Судья совести выглядела немногим лучше. Её белоснежная рубашка с манжетами была безнадёжно испачкана кровью. Её начало покачивать. Судьи попытались подхватить её под руки, но она грубо оттолкнула их и выплюнув на траву сгусток крови торжествующе произнесла обращаясь к своему сопернику.

— Сдавайся, Олег. Тебе не выдержать это испытание.

Олега мотнуло в сторону и он с трудом удержался на ногах. Закашлялся.

— Ты жалкий слабак. Ты зазря угробишь себя. Твои мучения только оттягиваешь неизбежное наказание совестью. Я чувствую как она гложет тебя, как крутит твои нервы, ты виноват в преступлении, так сдайся уже, — продолжала издеваться судья.

Олег выплюнул скопившуюся во рту кровь. Стоящая рядом с Колькой Анька испуганно ахнула.

— Я готов на всё ради своих друзей, — усталым голосом ответил он, — а вот на что была готова ты ради своей подруги? Ведь вы дружили. Вы живёте с ней на одном этаже. Ты так горевала, когда она стала НЕПой. Ведь так?

— Ты ничего не знаешь! — прошипела судья совести.

— Я всё помню, забыла? Я помню как вы дружили, как она была твоей лучшей подругой. И как она стала НЕПой, тоже знаю.

— Ты дурак! Идиот! Тупица!

— Я всё помню Вера, — не отводя взгляда от неё проговорил Олег, — Ты знала, что у неё был солдатик. Так ли чиста твоя совесть, судья? Я в отличии от тебя не предавал своих друзей.

— Какой ещё солдатик? Чего ты несёшь?

— Всем одарённым на Суворова, воины раздавали солдатиков для защиты. Одарённые становятся НЕПами, но солдатики всё равно охраняют их сон. Только ты приревновала свою подругу к присутствующему тут судье Виктору... Она же ушла из детства... Стала взрослой...Начала пользоваться косметикой и кокетничать с ним. Ты боялась, что он выберет её...

— Нет! Ты врёшь! — простонала Вера.

— Не вру и ты это знаешь. Ты, посмеялась вместе с ней, над старой детской традицией- хранить дома подаренных солдатиков и предложила избавиться от него. Она выбросила его в помойку. Братья-Чекушины нашли его. У меня есть подтверждение. А ты знала, что она останется без защиты. Чёрный человек пришёл к ней, потому что она была самой слабой и уязвимой на тот момент. На ней ещё оставался налёт детства и он выбрал её, а ты спала рядом, за стенкой в соседней квартире и даже не подумала ей помочь.

— Я не знала…— прошептала Вера.

— Ты знала достаточно, чтобы воспользоваться моментом и избавиться от конкурентки в битве за сердце Виктора. Неужели тебя совсем не мучает совесть? Ведь одно дело судить слабого мальчика младшего возраста и убивать его на суде и совсем другое дать отпор Чёрному человеку. Он ведь приходил к каждому одарённому на Суворова, но в результате напал на самого слабого из всех нас. Моя смерть не добавит вам силы и мудрости. Ты желаешь идти до конца, чтобы оправдать свой страх перед Чёрным и я тоже пойду до конца. Я не позволю тебе наказать и отстранить воинов. Лучше них, никто не справиться с потусторонними силами. Ты там что-то лепетала о жертвах? О том что я предложил пожертвовать одним из детей Суворова? Так вот она- моя жертва. Я принесу в жертву себя!

То что случилось потом - Колька помнил очень смутно. Отрывками. Небо над головой потемнело и буквально через пару секунд вся поляна погрузилась в тягучий противный сумрак. Освещался только маленький участок над кругом. А потом случилось то чего никто и представить себе не мог — Чёрный человек появился на поляне, а следом за ним маленькие, похожие на детей тени. Их было очень много. Раздался гром и темнота стала озаряться ослепительными вспышками света. Остальное он запомнил только когда происходили эти вспышки. Метавшиеся в панике дети. Олег, лежавший на траве в луже крови. Детсадовцы, окружённые тенями, хором декламировали какие-то стишки. Лёха, превратившийся в огромного могучего рыцаря в серебристых доспехах наступавший на Чёрного человека. Пыня, выставивший свои руки так, словно упирался в невидимую стену, а перед ним целая армия маленьких злых теней. Судья Виктор вооружённый серебристой шпагой спешивший ему на помощь и лежавшие повсюду дети бьющиеся в судорогах и припадках. В очередной слепящей глаза вспышке, кто-то больно ударил Кольку по лицу, да так, что он отчётливо почувствовал хруст своих любимых очков. И он упал. Последнее что он слышал прежде чем потерять сознание это пение далёких труб и чьи-то истошные радостные крики:

— Короли! Конфетные короли уже близко! Держитесь! Они идут к нам на выручку!

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Рассказ делается специально для канала Necrophos. В первую очередь он появляется там.

Начало тут:Воин с улицы Суворова. часть -1

Воин с улицы Суворова часть -2.1

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Ему всё стало понятно, когда вечером они дружной весёлой толпой пришли к новенькому в гости. Колькина мама, увидев сколько пришло гостей, буквально рассыпалась в благодарностях и всё хвалила, хвалила их засмущав просто до глубины души.

— Ах, сколько друзей пришло! Я так рада, так рада! — восклицала она прижимая руки к груди, — да ещё и с девочкой!

Позади неё прятался красный как рак Колька и умолял маму уйти.

Олег, Лёха, Пыня и Анька, не ожидав такого приёма, мялись в дверях и переглядывались. Причём, Анька первая взглядом предлагала дать дёру пока не поздно.

“Мама его, явно ку-ку! Спасайтесь! Бежим!"— яростно подмигивала она другим.

“Как бежать то? Пыня дверь закрывал. Она на замок захлопнулась!” — в панике моргал глазами Олег.

“Ах Пыня? Я закопаю тебя в песочнице подлый трус! Вытолкните его вперёд! Пожертвуем Пыней!"

Пыня даже не успел сказать — “здрасьте”, как вдруг внезапно сплотившийся за его спиной коллектив взял и отправил его на съедение в пасть чудовища. Кто-то так наподдал ему под зад коленом, что он по инерции сделал несколько шагов вперёд и даже умудрился вежливо поклонится. Колькина мама восторженно ахнула.

— Мы щас.Я мячик забыла! Мы отойдём на минуточку! — сыграла отвлекающий манёвр Чекушина, а Олег навалился на ручку двери и попытался её открыть.

— Дети, а вы будете пирожные с чаем? Я эклеров купила. Коля сказал, что друзья придут и я купила вам целую коробку! — сообщила Колькина мама.

Паника разом стихла. При слове эклеры, школьники из 4-Б провели экстренное перемигивание и согласились на мирные переговоры.

———————————————————

В Колькиной комнате было устроено чаепитие. На расписанном под хохлому столике, в центре стояла открытая картонка полная вкусных пирожных, а вокруг неё пять белоснежных чашек с горячим чаем.

— Коля - предложи друзьям стульчики! Анечка тебе нужна салфетка? Я сейчас повидло яблочное принесу, печенье, или вы конфеты будете? Да, это Колин дедушка! Борода и усы у него настоящие. Честно — честно!

Колина Мама носилась вокруг них словно вихрь. Её было не унять.

4 -Б, с независимым видом изучал обстановку в комнате бросая жадные, голодные взгляды в сторону эклеров. Они тосковали и не решались начать чаепитие без официального разрешения.

Лёха помог Коле принести стульчики. Они были тоже расписаны под хохлому и оказались для четвероклассников низковаты. Пока они за ними ходили Олег с любопытством осмотрел Колькину личную библиотеку. Нашёл несколько интересных книжек и полностью дистанцировался от внешнего мира. Анька и Пыня, тем временем, разглядывали фотографии в рамочке висевшие на стене.

На фотографиях были пляж и пальмы, белоснежный красавец-пароход, а с самой крупной строго смотрел на ребят седой пожилой мужчина с пышными закрученными вверх усами и бородой.

— Мам, ну уйди уже! Ко мне друзья пришли, не к тебе! — стонал Коля. Ему было крайне неудобно перед гостями излишнее внимание матери.

— Ну я вам только, ещё варенья “крыжовова” положу и всё. Оно с грецкими орешками. Вы такое пробовали? — упиралась Мама.

Лёха почесал затылок, посмотрел на ломившийся от сладостей стол и пришёл к выводу, что пора применить приём специально для надоедливых взрослых. Он подошёл к Колиной маме сзади и достав из кармана коробочку с игрой пятнашки начал играть тихо приговаривая:

20-й магазин — выбросили крепдешин,

15-й магазин — только кофе один.

10-й магазин — выбросили сатин

5-й магазин — в очереди постоим.

Заговор был верный и очень древний. Им, наверное, ещё Лёшкины родители пользовались. На Колькину маму подействовало моментально. Она на несколько секунд оцепенела, потом пришла в себя, с удивлением оглядела ребят и сообщила, что ей срочно нужно в магазин. Колька вытаращил глаза — такого способа усмирить маму без помощи папы, он ещё и не видывал. Мама испарилась за пять минут. Фантастика! Да что ещё эти местные умеют?

— Между прочим, без согласования с пионерами, применение пятнашек строго запрещено, —  заявила Чекушина.

— Наябедничаешь? — спросил Лёха и угрожающе шмыгнул носом.

— Договоримся, — Анька состроила ему рожицу.

— Ребята, пожалуйста, не ссорьтесь! Лучше ешьте пирожные! — испугался намечающегося конфликта Коля.

———————

За чаем с пирожными разговор пошёл веселее. Олега отогнали от книжного шкафа и заставили сидеть вместе со всеми.

— Я, наверное первый начну? — предложил Лёха.

— Угу... Мням-ням... — согласились с ним.

— Итак! — объявил Лёха. — Я и Пыня, обошли пионеров и заглянули к воинам с улицы Спортивной. Пообщались. Как и предполагал Олег, — другие улицы не видели титло, а если и видели то совершенно не помнят об этом. Пионеры передают пламенный привет. Они тоже, все уроки икали от страха и отгоняли титло как могли. Пионеры очень рады, что у нас появился свой Открывашка, но при этом просили проверить нашего новичка.

— Как это - проверить? — испугался Колька.

— Да не бойся ты, — успокаивающе махнул рукой Бармин, — они всё правильно говорят. Надо убедится в твоей невиновности. Ты на улице новенький и титло появилось в одно время с тобой. Плюс ты двери открываешь — значит случайно мог открыть такую где пряталось чудовище. Случаи бывали.

— Я? Я всего четыре открыл. Я толком и не пытался. Переезжали ведь... Суматоха. Мне было не до дверей.

— Да никто тебя ни в чём не обвиняет, — сообщил Лёха.

— Пока что ! — многозначительно добавил Бармин.

Колька после этих слов задумался и почесал затылок.

— У меня всё. — Лёха развёл руками.

— Ага. Спасибо. В свою очередь я пообщался с умными людьми на Чкалова, кинул весточку на Пионерскую и Заводскую. В других школах всё хорошо. Значит искать нужно на Суворова. — поведал Олег и передал слово Чекушиной. Она вздохнула нехотя отложила недоеденный эклер и начала рассказывать.

— В нашем детском саду Сказка тихий час был испорчен. Дети ревели и не хотели спать. На занятиях лепки лепили деревья, домик, и множество чёрных фигурок. Воспитательнице они говорили хором — это дети леса, а в домике их отец. Ясно дело, воспитательница ничего не помнит как и дети не с нашей улицы, а вот мои маленькие братишки обо всём мне рассказали и всё спрашивали: когда мы пойдём на праздник?

— Таааак. Фигура чёрного человека в окне начинает потихоньку обретать ясность — загадочно протянул Олег и спросил:

— А девочек опросила?

— А как же, — Анька пожала плечами, — девочки с Суворова, очень недовольны воинами охраняющими покой улицы. Все они, во главе с Танькой Рогожиной так и говорят: Пыня -лопух, Лёха -тупой и если бы тут сейчас был Драгун такого бы позора никогда не случилось.

— Так и сказали? Кажется, ты преувеличиваешь, — надулся Лёха — Таня бы так, никогда не сказала.

— Сам у неё спроси! Беее! — дерзко показала язык Чекушина.

— Вот и спрошу. Врунья. Врунья -на горшке колдунья!

— Чё сказал? Ты мне тут свои приёмчики детсадовские брось! Орден манной каши давно в унитаз слили! Кончилось ваше время! — в один миг психанула Чекушина.

Они оба повскакивали со своих мест едва не уронив столик. Столовые приборы жалобно зазвенели. Колька и Олег не удержались, их стульчики опрокинуло неведомой силой, и они кубарем покатились по полу. Не растерялся только один Пыня, он грудью навалился на стол пытаясь спасти пирожные.

— Никогда оно не кончится! Никогда! Ты не была в нашем детском саду. Ты ничего не знаешь!

— Ой, куда уж нам, “дярявенским” супротив городских -то! Мы ж, “дяревня” неумытая, нас папы с мамами не обхаживали, сопельки не вытирали, игрушечками не ублажали.

— Забери свои слова обратно! — требовал красный от гнева воин.

— Сначала свои забери!

Лёха и Анька кружили вокруг стола словно дуэлянты перед решающей схваткой. У Кольки сами собой на голове зашевелились волосы. Слышались электрический треск и щелчки. В воздухе запахло озоном.

— Хватит! Хватит! — взвыл Олег держась за голову. Во время падения он ушибся о край письменного стола. — Вы всю квартиру сейчас разнесёте. Хватит ссориться по пустякам. Заклинаю вас именем…

Дуэлянты мгновенно опомнились и тут же прекратили испепелять друг друга гневными взглядами. Напряжение спало. Пыня облегчённо выдохнул и прекратил защищать столик. Вздохнув с видом монашки Анька первая протянула Лёхе мизинчик.

— Мирись-мирись — никогда не дерись?

— Если будешь драться я буду кусаться, — пообещал Лёха протягивая свой и они помирились на мизинчиках.

— Ну вот и хорошо, — примирительным тоном подвёл итоги Олег, — Давайте съедим по эклерчику и продолжим.

Некоторое время снова царило молчание. Дети сосредоточенно ели. Нельзя было покидать дом не доев всё вкусное, хозяева могут обидеться.

— А сколько моей мамы не будет дома? — посмотрев на настенные часы вспомнил Колька — Разве магазины ещё работают?

— Пятнашки дают гарантию где-то на час. Она побегает по городу вспоминая зачем ей нужно в магазин, а потом решит, что просто ошиблась. Средство верное, — чавкая отозвался Лёха.

— Так уже скоро час будет.

— Значит скоро придёт.

— Хмм. Пока её нет...Где находятся двери которые ты открыл, Коля? — спросил Олег.

— Две тут. В моей квартире. Одна в гараже, когда от вас убегал, и одна в Лёшиной, — перечислил с готовностью тот.

— Показывай! — потребовала Чекушина.

Первая дверь оказалась в комнате родителей Коли. Она спряталась за платяным шкафом. Лёха первый сунул туда свой нос, и тут же чихая выскочил.

— Мдя, — посмотрев следующей разочарованно произнесла Анька, — а я думала там интересненько.

Комната была очень пыльной. Там не было окон. Только старые матрасы на полу. Серые от скопившегося на них толстого слоя пыли.

Олег заглянул последним. Пощупал рукой матрас, перепачкался и недовольно покачав головой предложил идти к следующей двери.

Следующая оказалась в ванной. Колька раздвинул настенную плитку руками и сообщил:

— Эта поинтереснее будет. Тут старые вещи есть.

Дети зашли в комнату. Она тоже не имела другого выхода, но тут на стенах были обои. Стояли две заправленные кровати и несколько ящиков с игрушками в самом углу.

Анька присела возле игрушек, покопалась в хламе и выудив пачку фотографий удивлённо захлопала глазами:

— Дети. На фотографиях школьники. Только всё старое. Как странно.

— Я слышал о таких комнатах. Это храм забытых вещей. Сюда уходят умирать старые игрушки и брошенные вещи, когда про них все забывают, — припомнил Лёха.

— Это кладбище, — задумчиво произнёс Олег.

— Угу, — грустно подтвердил Пыня и предложил, — может возьмём какую игрушку на память?

— Нельзя. Нам нельзя нарушать их покой, — тихим голосом отозвался Лёха.

В полном смущении они вышли из ванной комнаты. Колька провёл рукой по стене запирая дверь. Анька тихо вздохнула и сказала, что ей уже пора. Следом за ней домой засобирались и остальные.

— Ну куда вы. Может ещё чаю? — предлагал Коля.

— Неее. Щас Мама твоя придёт, не хотим чтобы нас как котят затискали — отказался Олег — Хотя, может Пыня?

Пыня не стал отвечать и только отрицательно покачал головой.

Лёха уходил самым последним. На прощание он протянул Кольке маленького железного солдатика.

— Дарю.

— Ого. Спасибо. — улыбнулся принимая подарок Колька.

— Воины улиц дарят их всем одарённым как символ защиты. Они действительно защищают, только этот особенный. Он у меня с детского сада. С тех времён, когда все уважали наш орден. Рыцари манной каши менялись ими в знак особого расположения. И пусть Анька говорит что хочет… — Лёха замялся и добавил — Я решил подарить его тебе в знак дружбы...Ну или как? Друзья?

— Конечно друзья! — обрадовался Колька и ещё раз поблагодарил — Спасибо!

Лёха махнул ему рукой на прощанье и выбежал на лестничную площадку. Спускаясь по лестнице он едва не столкнулся нос к носу с Колькиной мамой, но вовремя среагировал и слился с тенями возле почтовых ящиков. Прячась в тенях он неожиданно вспомнил, какое счастливое лицо было у Кольки, когда они пришли в гости. Он был им так рад и с какою тоскою смотрел им вслед, когда они уходили. Выходит, у Коли совсем не было друзей. В каком же ужасном городе он родился?

—————————————————————————————

Колька впервые за долгие годы уснул счастливым праведным сном. Перед тем как лечь, он долго играл с железным солдатиком. Солдатик был простой, советский, в руках у него был автомат, Колька чувствовал, что от солдатика исходит некая сила, словно далёкий троюродный брат приехал в гости и они играют. Такой брат, который намного старше и сильнее, но при этом очень добрый и снисходительный. Колька не мог с ним расстаться. Он поставил возле своей кровати на стульчик, выключил свет и в темноте ему казалось будто бы солдатик светиться. И свет от него такой мягкий, тёплый, убаюкивающий…

Кольке приснился странный сон. Он увидел себя со стороны, спящим в кровати и что из его школьного портфеля выбралась чёрная когтистая рука. Рука когтями заскребла по линолеуму и поползла в сторону кровати, а потом из портфеля вылез тот самый чёрный человек, которого он нарисовал в своём альбоме. В другой раз Колька испугался бы такого сновидения, закричал бы, заплакал, но в этот раз ему было не страшно. Он с любопытством наблюдал как чёрный человек склоняется над ним спящим, как пытается до него дотянуться. И Кольке вдруг стало смешно. Он догадался: почему у чёрного ничего не получается. Сон мальчика охранял солдатик.

Чёрный человек ничего не мог ему сделать. Солдатик сиял во тьме и Чёрный человек бесился в бессильной ярости. Свет не подпускал его близко, не давал причинить вред мальчику. Колька не выдержал и засмеялся. Кто бы ты не был — ты дурак! Обвели тебя, Чёрный, вокруг пальца!

Чёрный неожиданно оглянулся. Казалось, он услышал как Колька смеётся над ним. Он оставил бесплодные попытки прикоснуться к спящему мальчику и шагнув к окну резко раздвинул шторы. Тут уже Кольке стало не до смеха. Чёрный человек протянул свои руки в сторону окон соседнего дома и исчез, а через секунду его силуэт мелькнул — там, среди окон. Колька хотел помешать ему, он рванул следом, но только больно ударился лбом об оконное стекло. В ушах у него зазвенело, тело закрутило и он почувствовал что куда то летит.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Продолжение после выхода озвучки на канале Necrophos.

Лёшку Иванова, прямо с утра, кольнуло в сердце нехорошее предчувствие. Что то не так. Да ещё встал не с той ноги.

За завтраком он умудрился пропустить утренний ритуал размазывания манной каши и съел её машинально. После чего сам помыл за собой посуду вызвав неподдельный испуг у Мамы.

— Лёшенька, ты не заболел? Давай пощупаю лобик.

Лёшка уставился на чистую тарелку, которую только что лично протёр кухонным полотенцем и побледнел. Такой оплошности с ним давно не случалось.

— Домашнее задание задали сложное...Всю ночь не спал...Думал... — в страхе промямлил он и побежал собираться в школу.

Его мама задумчиво слушала как он гремит и носится в своей комнате — там словно начался ураган. А потом вдруг опомнилась:

— В субботу? У тебя же сегодня, только чтение и рисование? С тобой точно всё в порядке?

Он не услышал её. Хлопнула входная дверь и Лёшка побежал вниз по лестнице размахивая портфелем. Он жил на третьем этаже. Во втором подъезде. Выскочив на улицу он глубоко вздохнул и огляделся. Светило яркое сентябрьское солнышко. Деревья во дворе уже подёрнулись жёлтой листвой. Мимо него пробежал блеснув стёклами очков какой-то незнакомый вихрастый парнишка,.

Лёха нахмурился. Новичок. Как его там? Колька? Даже не поздоровался...Он же вроде нормальный, а правила улицы не соблюдает, да ещё и учится с ним в одном классе. В 4-м “Б”.

Лёха посмотрел как новенький бежит, как торопится не опоздать на урок и дал себе зарок растолковать новому соседу по улице Суворова, местные правила. Нельзя так нагло пробегать мимо воинов улицы и не здороваться с ними. На улице все должны друг друга знать.

Он по привычке сел новичку на хвост и пошёл за ним след в след. Если бы это был НЕП, то уже бы сейчас, мальчишка ударился в панику, начал бы оглядываться, сбавил бы шаг, но новичок словно не чувствовал под собой ног. Всё бежал и бежал. Лёху это позабавило. Смотри - ка, и не боится? Интересно, какая у него способность?

Они пересекли улицу. Школа была всё ближе и ближе. Вон оно трехэтажное здание — рукой подать.

Увлекшись охотой, Лёха сначала и не заметил этого опасного рисунка на асфальтовой дорожке ведущей в школу. Зато рисунок очень даже заметил его и Лёха споткнувшись на ровном месте больно ударился головой о железную ограду школьного сада.

— Ааааах, ты ж!!!!

Лёха вскочил на ноги потирая ушибленный лоб и застыл как вкопанный увидев под ногами рисунок.

Чья то детская рука нарисовала желтым мелом контуры домика, крыльцо и трубу от которой волнистой линией шёл дымок. Но не это так напугало его. Окно! Окно в домике было заштриховано оставив внутри только небольшую асфальтовую черноту из которой на него смотрел чёрный человек.

Лёха, не отводя взгляда, осторожно обошёл рисунок и попятился пока рисунок не исчез с его глаз. Намёк на асфальте был яснее некуда — беда пришла. Вот только какая? Чего ждать и от кого?

Тут он вспомнил, что до начала уроков оставалось всего пять минут и заторопился в школу.

————————————————————————

По классу разносился зловещий шепот. Учительница, Валентина Леонидовна вызвала к доске Таньку Артемьеву и та читала вслух отрывок из книги. Лёха вертел головой и всё не мог понять: что происходит? Кто то ещё, из воинов улицы Суворова заметил надвигающуюся угрозу? Вон — Пыня сидит. Вдавил голову в плечи и только глаза из школьной курточки сверкают. Боится, что его тоже к доске вызовут? Других воинов Суворова в классе нет. Он перевёл взгляд на сидевшего во втором ряду Олега Бармина. Тот усмехался и был занят своим кубик-рубиком. Он всегда его крутит, на любом уроке и перемене. Учительница давно смирилась, потому что Олег гений математики и учится на одни пятёрки. Что ему этот урок чтения? — если он его дословно повторить может. Память у него фотографическая.

— ...Маленький домик под красной черепичной крышей, — прочитала вслух Артемьева. Лёха помотал головой. Что? Он прослушал?

— ...Мы пришли к нему, в его домик и улеглись на столе. Он взял самый длинный и острый нож. Мы видели как блестит лезвие в свете яркой полной луны. Мы были почти готовы, — продолжала читать вслух его одноклассница.

“Что? — ужаснулся Лёха. — Про что она там читает? Её вообще слушают?"

Он посмотрел на Валентину Леонидовну. Учительница, казалось не замечала ничего подозрительного в словах девочки. Проверяла у себя за столом классный журнал и рассеянно кивала в такт Танькиному голосу.

— Пир для детей леса! — восклицала Артемьева. — Пир, для тех кто смотрит в окна голодными глазами! Сладкое кушанье из наших сердец и печени!

— Пир! — хором произнес весь класс. — Пир для детей из леса!

У Лёхи наступил приступ паники. Его одноклассники хором начали повторять за Танькой слова из книги. Только на лице у Олега появилась горькая улыбка. Лёха заметил как его руки всё быстрее и быстрее крутят кубик-рубика.

“Пыня, помоги”! — Иванов кинул полный надежды взгляд на своего соседа в среднем ряду, но тот не откликался. Пыня ушёл в себя. Спрятался, словно улитка в раковине.

Предатель! Трус! Хотя о чём он? Пыня всего лишь числился воином. В драке от него никакого толку нет. Так, вместо щита использовать. Пока его какая-нибудь тварь ест и давится - нанести вовремя смертельный удар. Вот и всё на что он годится.

Эх, знать бы ещё кто это? Кто осмелился напасть на основу основ их родную Вторую школу и так нагло морочить одарённым головы.

Непы то, что? Они и не вспомнят, но одарённые — они тоже попали под удар и ничего не соображают?

Лёха взглядом искал поддержки пока не заметил трясущегося от страха новичка. Как его? Коля? Точно!

Коля потел и постоянно снимал свои очки, нервно протирая их мягкой тряпочкой.

Голос Таньки тем временем стал совершенно зловещим. В классе, несмотря на утро, понемногу темнело. От классной доски, вверх, к потолку поднималась высокая тень и ползла по стенам намереваясь опутать всё. Лёха сам не заметил как задрал голову и начал смотреть как она движется там, огибая круглые плафоны светильники.

Нужно было что то срочно предпринимать. Но что? Как разбудить впавших в транс одноклассников.

— ...Мы накормим всех голодных плотью своей! Наши жизни и их жизни будут навсегда сплетены вместе! Пир для детей леса!!!

— Пир для детей леса!!! — хором повторил класс.

Таня! Заткнись! — не выдержал и уже хотел заорать во весь голос Лёха, но тут раздался громкий хлопок и все словно очнулись.

— Коля Сидоров! Прекрати хулиганить! — ожила и встрепенулась учительница.\

— Я случайно. Я хотел муху пеналом убить...Большая такая... — пролепетал новенький.

В классе все грохнули от смеха. И мальчики и девочки. Танька Артемьева стояла красная до корней волос.

У Лёхи моментально отлегло от сердца. Гнусное наваждение спало. Класс развеселился. Начали отпускать шуточки про муху и Таньку, и кто из них громче жужжит.

Олег повернулся к Лехе и кивнул в сторону новенького — мол, во даёт!

Лёха в ответ показал ему большой палец, а смущённый очкарик под хихиканье одноклассников начал собирать разлетевшиеся по полу писчие принадлежности. Учительница поставила Артемьевой — пять и её сменил Хлебников с каким-то рассказом про охоту.

Остаток урока Лёха провёл как на иголках, но больше ничего не произошло.

——————————————————————————————

На перемене Лёха первым делом сбегал в туалет, а когда вернулся у класса его поджидал Бармин. Он заставил Иванова отойти с ним в сторону.

— Я вообще то, тороплюсь, — недовольно заметил Лёха.

— Можешь не торопиться уже, — спокойным голосом отозвался Олег щёлкая кубиком-рубика.

— Олег, мне другим воинам сказать надо. Это же нападение средь бела дня!

— Ты ещё не понял? Это видят только те, кто с улицы Суворова. Для остальных всё прошло фоном. Никто не заметил беды.

— Олежа, блин! А ты тогда как запомнил?

— Я помню всё и никому не позволю стирать себе память. Это вы живёте во власти ложных воспоминаний, а я каждый момент сохраняю в памяти. Поэтому такие штуки я тоже не забываю. Ты лучше подумай: от кого может исходить такая угроза?

— Не знаю, — Лёха надул губы и задумался — У нас на Суворова, воинов всего трое. Надо бы…

— Про Пыню забудь. Он от страха ушёл в защиту, и из него, теперь, слова не вытащишь. Кроме него и новичка угрозу видела Анька Чекушина, но она зеркалит.

— Да она — девчонка. Чего с неё взять, — вздохнул Лёха.

— А Драгун, уехал на неделю, — подсказал Олег, — поэтому, ты один, за всю улицу отвечаешь.

— Я такое, один не потяну. Ты мне поможешь?

— Я? — удивился Олег, — я всего лишь жалкий статист и наблюдатель. Это вы защитники. Сам знаешь, в драках с потусторонними силами от меня толку нет. Кроме того, я живу на Чкалова.

— Эх ты, а ещё друг называется…

— Ну знаешь. Правила улицы забыл? — обиделся Олег и процитировал:

“Проблемы внутри улицы - решаются силами самой улицы”.

— Блин! Ну не такие же!

— Такие, такие, — ехидно закивал Олег, — неважно какие. Я могу только свидетельствовать, что они порождены внутри улицы Суворова. Заметь, не на Спортивной, не на Чкалова и вовсе не на Заводской.

— Тоже мне математика. Заводские в третьей учатся, а Чкаловские в первой. Так то и я догадался.

— Вот и я про то. Вздумаешь визжать на Спортивной - “спасите-помогите!” — привлечёшь нездоровое внимание к улице. Я же знаю, что ты к Свисту собрался бежать в соседний класс. А ему только повод дай: Драгуну нос утереть и вашу улицу должниками сделать. Забыл, кто такие должники?

— Умеешь ты Олег поддержать в трудную минуту. Спасибо, — настроение у Лёхи окончательно испортилось, а хитрый статист углядев болтавшегося в школьном коридоре новичка не терял времени даром и рукой подзывал к себе.

Очкарик Коля робко моргая подошёл к ним. Лёха первый протянул ему руку, поздоровался и поблагодарил.

— Да я то чё, ничё, — скромно потупился новенький.

— Ты видел? — поинтересовался у него Олег.

Очкарик испуганно поднял голову и снова заморгал.

— Чего?

— Как себя класс вёл? — продолжал допрашивать Олег.

— Ребят, я только муху хотел прибить...Муху…

— Нам то не ври. Мы же знаем, ты нормальный,— вмешался Лёха. Его голос утонул в громком школьном звонке. Очкарик трусливо оглянулся и побежал в класс.

— Ладно, после рисования с ним побеседуем. Ох чувствую, непростой урок будет, — протянул Олег.

——————————————————————————

Олежкины слова оказались пророческими. Урок рисования начался нормально, все ходили набирать воду в баночки, мочили кисточки. Учительница пользуясь тем, что рисование любили все задала рисунок на свободную тему. И тут началось. Лёха к своему ужасу нарисовал в альбоме тот самый домик, который увидел утром на асфальте. И судя потому, что он увидел у других — они все рисовали один и тот же рисунок. Домик, а в окне чёрный человек. Он в раздражении выдрал из альбома лист и скомкав его начал новый: хотел нарисовать космонавта, планету Марс и инопланетян, и ведь нарисовал, но когда снова взглянул на рисунок — там был всё тот же самый проклятый домик и человек в окне показался ему намного реалистичнее.

Снова по классу пополз зловещий неясный шепот. Лёха закрыл уши руками, но не тут то было. Его начали закидывать бумажками. Он развернул одну, потом вторую — одно и то же. Домик.

— Дети! Посмотрите какой прекрасный рисунок нарисовал Петя! — звонко воскликнула Валентина Леонидовна— посмотрите какие он использовал яркие краски! А кто у тебя, там в окне, Петенька?

Лёха бросил косой взгляд на рисунок тупого Непы, Петьки Зелинского и горестно скривился. Петя приволок большой альбомный лист, на таком впору было целый чертёж нарисовать и сейчас гордый стоял рядом с учительницей сияя как начищенный пятак.

“Эх, я бы тебе харю, кирпичом то почистил, гадский Петя”!

Лёха еле сдерживался от негодования. Петя нарисовал очень большой дом и оттуда, сейчас, сквозь лист бумаги пытался прорваться в класс страшный чёрный человек. Ну конечно. Смотрите на него. Зовите. Пусть он запомнит каждого из вас. Он ждёт вас на пир. Он накормит вами своих детей леса. Что же это за дети такие? С какой вы улицы?

Умом Лёха понимал, что пока он не выяснит причину появления этих загадочных явлений, пырять складным ножом чёрного человека бесполезно. Нож вообще не вариант. Сюда бы рыцарей из детского сада. Орден манной каши, в своё время, мог разобраться с любой страхолюдиной или чудовищем. Всё пошло бы в дело: кубики. игрушки, даже обыкновенный карандаш, а если бы враг проник в спальню...Ого-го бы что с ним тогда сделали. А тут какая-то гадина приползла в класс и ничего с ней нельзя поделать. Наводит морок на всех, даже на одарённых. Скорее бы урок кончился.

Валентина Леонидовна, тем временем, при помощи всё того же Пети, прикрепила на классную доску его рисунок, чтобы все могли им полюбоваться.

Лёха увидел как ему предупреждающе машет Олег. До этого его друг вёл себя очень спокойно, но как только рисунок начали разворачивать занервничал не на шутку.

“Диверсия, — знаками показывал Олег, — уничтожь рисунок, пока не поздно”.

Чем? — молча развёл руками Лёха.

“Рогаткой! Пустая ты голова! Рогаткой”! — жесты Олега были весьма красноречивы.

Лёху два раза просить не надо. Он прищурился и мстительно улыбнувшись запустил руку в карман портфеля. Когда сидишь один, на последней парте, да ещё в третьем ряду, никто не помешает совершить возмездие. Тем более сейчас, когда весь класс пребывал в трансе и дети смотрели только на учительницу заканчивающую возиться с картиной. В качестве снаряда он выбрал самую жирную масляную краску. Красную. А уж запустить её из рогатки так, чтобы она никого не забрызгала по дороге Лёха умел как никто другой. Злые языки, правда, хвалили Батона из 4 - В. Якобы Батон считался самым остроглазым и ловким на улице Чкалова. Но то Чкалова — она улица большая. А на Суворова - Лёха лучший стрелок. Если надо кто угодно, даже на Спортивной подтвердить может.

Он выждал момент. Тут главное, не подставить под удар любимую учительницу, а вот Петей пожертвовать можно. Давно у Лёхи на Петю кулаки чесались, а в открытую наказывать было нельзя. Ещё, не дай бог, пионеры узнают. Начнётся преследование. Среди улиц, бить и унижать НЕПов считалось плохим поступком, но сейчас то, чего? Дело благородное. Он детей защищает. Вот он — момент! И Лёха выстрелил.

Валентина Леонидовна отступила от рисунка в сторону, взмахнула рукой собираясь ещё раз при всех похвалить рисунок и тут, в самом центре, на месте где у домика было окошко, появилось сочное красное пятно.

Учительница ахнула. Дети ожили и засмеялись. Басом заревел Петя лицо которого забрызгало красной краской.

— Абстракционизм! — закричал кто-то, — Лови Пикассо!

— Кто это сделал? Хулиганы! Я требую, чтобы тот кто совершил этот хулиганский поступок немедленно признался! — пылала праведным гневом учительница.

“Вот сейчас меня и сдадут. Или что портфель заставят выворачивать”, — обречённо подумал Лёха. Все в классе знали, что у него есть рогатка. Да и сама Валентина Леонидовна… Знала. Вон как зыркает. Указку в руку взяла…

— Я в последний раз спрашиваю! Иначе пеняйте на себя! Я…

— Это Пыня...То есть...Валентина Леонидовна это Ванька Пантелеев из рогатки стрелял. Проверьте сами, у него в портфеле рогатка! — неожиданно для всех, и даже Лёхи, выкрикнул со своего места Олежек.

В классе повисла гробовая тишина. Все ученики повернулись, к побледневшему от такой клеветы и ужаса Пыне. Все знали, какой он был тихий и добрый мальчик.

— Ванечка, это правда? Это действительно ты испортил рисунок? — не поверила своим ушам Валентина Леонидовна.

— Он. Я сама видела! — крикнула подняв руку Чекушина — Да все видели, ведь правильно?

Класс загудел. Школьники спорили и ссорились между собой выясняя кто же из них видел, а кто не видел.

— Тихо! Тихо! Тишина!!! — потребовала Валентина Леонидовна и когда класс успокоился, она обратилась к Пантелееву — Ваня, встань пожалуйста!

Пыня поднялся со своего места. Бледный, оскорблённый до глубины души предательством своих товарищей. Он не знал как ему поступить и что дальше делать. Он хотел было открыть рот и вставить слово в свою защиту, но Лёха и Олег показали ему кулаки, а Анька демонстративно провела пальцем по шее. Пыня испугался ещё сильнее и только выдавил из себя тихое: “извините”.

— Нет, так не пойдёт. Ты сейчас же извинишься перед Петей, и перед всем классом за свой поступок, а потом возьмёшь тряпку и смоешь всю краску, — потребовала суровая Валентина Леонидовна.

— Изв…Петя. Изв.. — пробормотал Пыня — Я больше так не...

— Молодец какой! Дневник на стол! Останешься после уроков! Да, и рогатку неси.

Пыня покачнулся от горя. Ему не жаль было рогатки, которой он и пользоваться толком то не умел, но сам факт того, что скоро в дневнике появится жуткая, леденящая кровь надпись о вызове родителей в школу...Первая за год. На его глазах сами собой появились слёзы.

Он нёс рогатку и дневник, словно на казнь под ободряющие выкрики одноклассников и злобное шипение Петьки Зелинского обещающего скорую месть после школы.

Лёха призадумался. Петька Ваньке не соперник, хотя от этого тупого НЕПа можно любой каверзы ждать: подножки или плевка на спину, но драться с Ванькой… Петька просто разобьёт кулаки и вывихнет себе кисти рук, плюс вмешаются пионеры. Сотрут Петьке лишнюю память и возьмут на заметку всех свидетелей. Ну, это если Петя совсем будет дурак и заявит о драке официально. Хотя, тоже неплохо. Если Петька месяц проваляется в больнице, Ваньке за такое, только спасибо скажут.

Тут прозвенел звонок. На сегодня уроки закончились. Школьники зашумели, начали собираться, относили к Валентине Леонидовне альбомы и она всем ставила только хорошие оценки. Кроме Пыни, стоявшего опустив голову у доски, которому мстительный Петя уже успел дать тычка, но великий защитник этого даже не заметил. Больно было только самому Пете убежавшему в школьный туалет умываться.

Олег отстоял очередь к учительнице попутно заглядывая в альбомы одноклассников. Лёха замыкал очередь.

“Чего он там высматривает? — думал он стараясь при этом не смотреть на Пыню, — и так понятно, что всё это был морок. Стоило мороку пасть и рисунки у всех стали другие. Цветочки, ёлочки, зайчики всякие. Мама на фоне радуги. Нету там больше страшного домика”.

Олег получил свою пятёрку в альбом и встал за спиной у Лёхи. Тот досадливо показал ему свой рисунок. Космическую ракету на фоне Марса. Олег одобрительно кивнул.

— Молодец Лёша, я ведь признаться, на тебя сначала подумала, — вздохнула грустная Валентина Леонидовна — Спасибо. Честная пятёрка.\

От этих её слов Лёхе стало невыносимо стыдно. Он слышал как сопит носом его бесчестно опозоренный товарищ, но ничего не мог с этим поделать. Улица решила — Пыня прости. Сознаться сейчас в преступлении было ещё опаснее.

— Лёха! Олег! Не стойте столбом! Новенький - дёру дал! - закричала от дверей Чекушина.

Олег первым бросился на её крик. Лёха замешкался, запихивая непослушный альбом в в портфель и случайно выронил свою рогатку прямо под ноги Пыне. Лёха замер, поднял глаза на своего товарища ища поддержки, но натолкнулся лишь на ледяное презрение. Все же Пыня был воином, а воины своих не сдают и он ногой подтолкнул рогатку обратно к хозяину.

Лёха судорожно затолкал рогатку обратно. Ф-фу. Никто не заметил и припустил догонять Олега. Разогнавшись в коридоре он случайно толкнул Зелинского выходившего из туалета и тот кубарем полетел обратно.

— А ну стой! — закричал ему вслед, случившийся рядом бдительный пионер Славка, но воина преследующего свою цель было не остановить. Славке достался только ветер.

Лёха выскочил из дверей школы Анька и Олег стояли возле забора и крутили головами выискивая новичка.

— Убежал? — крикнул им подбегая Лёха, — может он домой чешет?

— Нет. растворился на ровном месте. Представляешь? — задумчиво ответил Олег.

— Да ну?

— Эх мальчишки. Обдурил он вас, а вы и рты по раскрывали. Ну, щас, я его найду. От меня не спрячешься, — хихикнула Анька доставая из карманчика черного фартука маленькую пластмассовую пудреницу с зеркальцем.

Олег с Лёхой только переглянулись и согласно вздохнули. Если чего или кого искать, то тут девчонки всегда первые. Только их редко просят, за их не хочу да не буду. Фанты за помощь требуют вечно, услуги всякие. Хорошо что Анька на их стороне. Безвозмездная помощь от девочки дорогого стоит.

Анька поколдовала с зеркальцем и решительно указала пальцем на угол Пионерской улицы.

— Не знаю как он так быстро бегает, но там он. Вниз по улице, у гаражей.

— Гаражи на Осипенко? — уточнил Олег.

— Ага.

И они побежали. Добежали до гаражей, обыскали их и нашли только кучу строительного мусора, старую автомобильную шину и ящик пустых бутылок.

— М-да, — изрёк своё мнение Олег косясь при этом на Аньку.

Она заметила его взгляд и вспыхнула.

— Вы что думаете, я вру? Зырьте!

Она подошла к гаражу находившемуся в середине и постучала в дверь.

— Коляя. Выходи. Мы знаем, ты в гараже сидишь.

Из гаража донёсся отчётливый шум. Там что-то упало и звякнуло.

— Да ладно? Он что из Скользящих? — удивился Лёха.

— Нееее. Не Скользящий. Но я вам так скажу: нашей улице счастье привалило, — бодро ответила Анька. Она приложила ухо к двери и прислушалась. — Он затих. Ждёт, пока мы уйдём.

— Так мы же ему не враги? — удивился Лёха — на улице все дружат. Чего он нас боится -то?

— Вот выманим его и узнаем: почему? Меня этот очкарик, уже порядочно раздражать начал, — пробурчал недовольный Олег.

— Меня тоже, — согласно кивнула Анька,— пусть он и с нашей улицы, но новенькому надо показать - чего мы стоим. Мне так-то домой надо, братишек кормить. Я не могу с ним долго возиться.

— Я могу бомбу-вонючку применить. У меня есть, — предложил Лёха.

Анька оглянулась и убедившись, что на улице поблизости никого нет решила:

— Нет. По другому поступим. Обведите пока, гараж мелом, и оставьте на правой стене свободное место. Он к вам сам в руки и выскочит.

— А ты чего задумала? — с подозрением спросил Лёха.

—Женские хитрости. Мальчишкам не понять. Я за гаражами спрячусь, а вы, не вздумайте подглядывать...Если жить хотите.

— Точно! — поддержал её идею Олег. — Действуй Аня! Лёха, мелки есть?

Лёха вспомнил, что мелок у него оставался только синий, а для ритуала нужен был обязательно белый. Неясно почему, но белый обязательно. От синего эффект был слабее. Он не помнил: взял он с собой мелки или нет и начал сосредоточенно копаться в портфеле.

Олег посмотрел на его возню, вздохнул, достал из своего целую коробочку и молча протянул свежий белый мелок.

— Ого. Богатство! — оценил мелок Иванов.

— Не облизывайся. Порисуешь и отдашь.

— Я поменяться могу.

— Фигу. Свои надо иметь.

Переругиваясь, они за пять минут обвели мелом гараж, причём лезть в росший позади репейник пришлось именно Лёхе и он выбрался оттуда весь в колючках.

— Готовы? — крикнула им Чекушина.

— Да!

Лёха и Олег заняли свой пост у пустого участка стены и принялись ждать. До них донеслось Анькино бормотание:

— Ищу...Ищу...Ищу...Найду!

— Ищу...Ищу...Ищу...Найду!

В гараже опять послышались шум и возня. Потом загремело упавшее железо.

— Фирменный приёмчик Чекушиной, — захихикал Олег — бегай не бегай, а сам себя в ловушку загнал.

— Да. Не завидую я ему, — согласился Лёха, — помнишь, как она своих младших братьев тогда напугала? Пожарные с лестницей приезжали, чтобы их с дерева снять.

— Я всё помню. Она раскрашивает лицо помадой и корчит страшные рожи в зеркало и через любое другое зеркало проецирует на своих врагов. Не дай бог мне увидеть!

— Брр, — поёжился Лёха после чего спросил,— а новенького как она прихватила?

— Он же в очках. Забыл?

— Найду...Найду...Найду...Убью!!! — завыла на всю улицу Анька.

— Аааа, — догадался Лёха.

— Ааааааа!!!! — закричал новичок появляясь прямо из стены. Он ломанулся напролом, но Лёха не зевал, сшиб и повалил прямо на землю.

— Отпустите!!! Я вам ничего не сделал!!! На помощь!!! — визжал обезумевший от страха очкарик пытаясь вырваться.

— Ты чего? Дурило? Ты нас испугался? Мы же соседи твои...Просто поговорить хотели…— взывал к нему Лёха.

— Да он умом тронулся. Анька нагнала страху, — качал головой Олег.

— Эй хулиганы, прекратите бить мальчика! — возмущённо закричала какая-то проходившая мимо женщина с полной сумкой продуктов.

— Да это одноклассник наш. Мы играем. Извините нас, тётя — Анька появилась как нельзя вовремя. Она на ходу вытирала лицо платочком.

— Не знаю я их!!! Не знаю - пустите гады!!! — продолжал вырываться Коля.

— Быстро за шкирку его и валим. Улица то не наша! — прошипела Чекушина не забывая улыбаться подозрительной женщине.

— Пошли, до дома тебя проводим. Да не ори ты, — Лёха и Олег подхватили очкарика под руки и потащили на Суворова. Они совсем забыли про свои портфели. Анька нагнала их через пару сотен метров и устроила выговор.

— Впервые в жизни я за пацанами их сумки ношу! — возмутилась она — девчонки увидят и позор мне на всю оставшуюся жизнь!

Друзья ойкнули и начали извиняться. Они ослабили хватку и очкарик решил снова воспользоваться моментом.

— Пома… — начал было он, и тут Анька, на глазах у всех отвесила ему звонкую пощёчину.

— Заткнись! Что ты за мужик то такой! Ведёшь себя как сопля!

Повисло молчание. Поднялся небольшой ветер и где то высоко в небе загрохотало. Все поняли какое тайное волшебство случилось сейчас. Беда ли, счастье ли или ещё какой знак судьбы, но это дошло даже до новенького. Он обрёл прозвище и оно прилипло к нему навеки.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Почитать можно и тут:https://vk.com/public194241644

Обещанная история о самолете с бычьими ногами (по просьбам желающих из этого поста Как октябрята на кладбище ходили).

Ребят, история, которую я обещал вам рассказать – несколько коротковата, поэтому, для начала я вам выдам фантазию на данную тему в некоторых традициях те самые страшилки, а уж в финале дам саму страшилку.

Поехали!

Жил рядом с аэропортом, буквально в двух шагах, от него, мальчик Витя. Законопослушный пионер, отличник, да и вообще – мальчишка верный идеалам коммунизма, вечно жалеющий о том, что родился он не в героические времена революции, или же еще более героические времена Великой Отечественной войны. Аэропорт, маленький, уездный, с парой лишь взлетных полос был от него лишь через дорогу, за высоким сетчатым забором с колючей проволокой поверх него, забора, намотанной.

Витя, каждое утро, как только просыпался, смотрел в окно, и видел тот самый забор сетки рабицы, а за ним бетонку взлетно-посадочной полосы, после которой на высоком шесте чулок матерчатый белый в красную полоску, что в ветреные дни надувался, и торчал в сторону колом, указуя силу ветра, а еще дальше, через широкую бетонку, на которой разворачивались самолеты, высоким, корябающим небо шпилем, торчала башня то ли диспетчерской, то ли наблюдения.

Он наскоро делал зарядку, чистил зубы, завтракал, одевался и бежал в школу, а после, на обратном уже пути, после уроков, всегда неспешно брел вдоль забора, и все думал – как бы ему пробраться на сам аэропорт. Даже как то перелезть пробовал через забор, да только порвал свою темно-синюю школьную форму об острые шипы колючки, да едва шелковый красный галстук на той самой колючке не оставил – зацепился неудобно, едва-едва его с шипа снял, чтобы не разорвать.

Пацаны одноклассники ему завидовали. Как никак каждый день видит он самолеты, из окна на них смотрит, даже вместе с ним к забору ходили, хоть и крюк потом делать приходилось немалый, и тоже вздыхали, и тоже хотели пробраться на летное поле, чтобы самолеты поближе разглядеть. Те хоть и небольшие были, не Ту какие, а все больше кукурузники, но все же интересно. Вот только не знали пацаны одноклассники, что Вите хочется перемахнуть через забор с колючкой не по этой причине, а всего лишь из-за одного самолета, который он никогда днем не видел, да и по ночам не мог разглядеть – ночью только один фонарь у башни и светился, до взлетной полосы недосвечивая.

В особенно темные, безлунные ночи, раздавался далекий стрекот и гул самолета. Витя прижимался к темному окну носом, вглядывался, но едва-едва мог различить темный силуэт на фоне черного неба, и вдруг, резко, мимо света фонаря вышки проносилась черная крылатая тень, и потом, вместо визга колес о бетон полосы, через открытую форточку окна, слышался… цокот быстро несущихся копыт.

И ближе к утру снова звук – громкий, чихающий, нарастающий рокот раскручивающегося винта, звонкий цокот копыт, и та же тень, то первых проблесков рассвета, уносилась ввысь. Витя вглядывался в нее до рези в глазах, но не мог разглядеть. И только стоило ей скрытся, как тут же красились несмелым багрянцем облака, показывался в далеком-далеке вниз по склону край светло желтого, восходящего солнца.

Именно для того, чтобы хоть одним глазком глянуть на этот самолет, Витя и хотел попасть на аэродором.

Однажды, когда он несся домой со школы особенно быстро, спешил, чтобы влететь в дом и с порога закричать: «я пятерку по контрольной получил!» - он споткнулся об незаметный в траве камень, и растянулся вдоль забора аэродрома. Тут же и мысль: «мать заругает за пузо грязное», но эта мысль лишь промелькнула, потому как узрел он прямо под носом нечто.

Это нечто – была небольшая ложбинка, неглубокая, уходящая прямо под забор аэродрома, и если просто идти, проходить мимо, то ничего не различить из-за травы, но теперь.

Витя скинул портфель, и, как был, в школьной форме, при галстуке, пополз в ложбинку. Спина, конечно же, уперлась в трубу, но он все упирался, отталкивался ногами, тянулся, цеплялся руками. Послышался треск материи, и вот уже он, Витя, по ту сторону извечного препятствия. Оглянулся, сквозь сетку рабицу увидел и портфель свой, валяющийся в траве, и дальше, в отдалении, дом свой – вот он и внутри.

Скинул пиджачок школьной формы, глянул на его спину – шов разошелся. Ничего – это быстро подлатается, вот только синюю рубаху не стоит травяным соком пачкать. Снова пиждак многострадальный накинул, застегнулся, пополз обратно.

Ночи он ждал с нетерпением. Луну он не отслеживал, но верилось ему, раз нашел он лазейку, значит и шанс у него появится сразу, и значит ночь будет темная, безлунная, черная-пречерная, такая, что хоть глаз коли.

Стемнело, Витя припал к окну, вглядывался в ночной небосвод. Темно – ни звезд, ни луны не видать. Как был, в одних трусах да майке, подошел к двери детской, приложил ухо к крашеной ее ровной поверхности, затаил дыхание, прислушался. Ни звука не доносилось из-за двери. Тишина. Может быть мама с папой спят уже?

Не торопился, стоял так долго, что уже замерз, но так ничего и не расслышал. Тогда, как мог тихо, оделся в повседневную уличную одежду: штаны вельветовые штопанные перештопанные, футболку старую, и тихо приоткрыл дверь. Темно, шел по памяти, выставив руки вперед, пробирался к выходу. Нащупал дверь, ботинки, тихонько, чтоб не скрипнула, открыл ее и выскользнул в сени, а после и на улицу, где и обулся.

Уже через пять минут он брел вдоль забора, ногой прощупывая траву, чтобы найти ту самую ложбинку. Нога провалилась в шелестящую траву почти по колено – вот оно!

Он улегся на землю и пополз под забор. На этот раз не зацепился, не порвал ничего, и вот уже перебрался на ту сторону. Вдруг стало ему немного страшно. Он на запретной территории. А вдруг сторож, а вдруг заловят, а вдруг…

Но что теперь думать. Он пошел на свет единственного фонаря, а вокруг шепталась трава, изредка подвывал ветер и в окружающей темноте чудилось ему какое-то движение, будто следуют за ним, на грани слуха, на грани видимости некие некто. Он и сам не заметил, как сначала пошел быстрее, а после и вовсе – побежал, да так, что ветер в ушах свистел. Добежал почти до границы света, туда, где на летном поле стоял одинокий дощатый кукурузник, остановился, переводя дух. Огляделся. Все было спокойно. На фоне темно синего небо бултыхался и хлопал чулок ветроуказателя, едва слышно шелестела высокая трава. Ночь, глухая, темная ночь.

Он залез под крыло кукурузника, уселся прямо на бетонку, обхватил озябшие плечи руками и стал ждать. Время тянулось долго, и снова стало все вокруг таинственным, пугающим, да еще и кукурузник этот древний то крылом скрипнет, то струнным низким голосом понесет от его растяжек меж крыльями, то особенно громко и заполошно хлопнет трепыхающийся ветроуказатель, да так, что Витя вздрогнет, да по сторонам заозирается испуганно.

Он уже едва ли не зубами стучал от ночной прохлады, а может быть и стучал бы, если бы страх его не сдерживал, под стук зубовный особо и не расслышишь ничего, вот и держался. И снова гул низкий и тихий, на грани слуха, наверное по растяжке кукурузника пришелся особо хороший порыв ветра, но… нет – гул нарастал, приближался, и вот он уже разбился на скорый перестук-стрекот, и на холсте темного неба появилась сплетенная из мрака тень.

Гул нарастал, Витя соскочил с места, перебежал за невысокий бетонный блок, что стоял чуть в отдалении, присел за ним на корточки, выглянул.

Самолет уже было видно: широкий размах черных крыл, длинное, акулье тело его вырисовывалось чернильным мраком на темно-синем фоне, и вот он уже закладывает вираж, заходит на посадку, вот сейчас коснется взлетной полосы и… стук копыт, быстрый, скорый, дробный, далеко разносящийся в ночной тиши.

Самолет пробежал скоро пробежал по полосе, и замер в отдалении. Всего то метров пятнадцать отделяло его от спрятавшегося, замершего Вити. Видно было плохо, что там у него за шасси такие стучащие, но вот то как он стоял, вздымая то одно крыло, то другое, было похоже на то, будто с ноги на ногу переминается.

Витя даже забыл, как дышать. Только сердце его бухало в ушах, да похлопывал чулок ветроуказателя за спиной. Что же это? Что? Он и хотел, и боялся, выползти из своего укрытия, и в обход, по траве, подползти поближе, когда…

В ночи громко фыркнуло, как лошади фыркают, - Витя ойкнул громко. Заскрипело что-то, и он увидел как от самолета потянулись тени, как фигуры – черные, бесшумные, на поводках столь же черных нитей за ними, что как пуповины тянулись от них к самолету.

Тени шли на его «ой», он еще думал, что может просто в его сторону, но нет – к нему, явно к нему, и тогда он соскочил, и помчался со всех ног прочь – к свету, под фонарный столб у вышки.

Позади не раздавалось ни звука, тишина, но он знал, что тени следуют – летят по-над бетоном летного поля, прямо за ним, а может его уже и догоняют, и еще чуть-чуть – схватят, сцапают!

Влетел в круг желтого света на всем ходу, прямо на столб, обхватил его руками на бегу, и ноги вылетели из под него вперед и он бухнулся на землю, мгновенно перевернулся на четвереньки и уставился назад.

Вот они – тени за кругом очерченным светом, встали, замерли, и то ли это трава шелестит, то ли сердце бухает, но будто шепот от них исходит, шуршание, зовущее, негромкое, тянущееся.

- …витя…витя…витя… - слышал он едва-едва, и меж именем его, как шорохом присыпанные паузы, будто и тогда говорят что-то, да только не разобрать ничего. Да и то как звали его – может и в голове, от страха, у него рождалось, а может и…

Теней все больше и больше было на краю круга света, они как водой растекались вокруг, обступали, заслоняя от него далекие огоньки города, и наползала с ними тишина ватная и непроницаемая. Вот уже и едва слышно как хлопает ветроуказатель, а вот и вовсе неслышно, а вот и пропал отдаленный гул дороги, что далеко-далеко отсюда, и чей звук был так привычен, что Витя его даже и не замечал, а заметил лишь теперь, когда он стих. И шепот зовущий был все громче, и вот он уже в коконе темноты, что и вокруг света, и над фонарем нависла – замурован во мраке.

А после мрак, будто туман, вдруг развеялся, пропал и все снова стало как и было, и даже силуэта самолета того странного, что должен быть на летном поле – не видно. А видно забор вдалеке, видно горящее окно их дома, и у забора стоит кто-то, а после:

- Витя, - голос явственный, знакомый, злой и зовущий издали – мамин голос, - А ну сюда! Тоже, надумал ночью из дома сбегать! Витька! Я тебе ремня всыплю! Быстро домой!

Витя вздрогнул, соскочил было, шаг сделал, и замер. Показалось ему, что проплывают за светом какие то струйки туманные, черные, как дымок легкий, курящийся.

- Что замер! Я тебя вижу, паскудник, а ну – марш домой! – мама кричала громко, а Витя стоял недвижно. Боялся.

- ИДИ СЮДА! – рявкнуло так, что у него уши заложило, зазвенело в мозгах, - Мелкий паскудник! ИДИ СЮДА!

И он сделал шаг назад, почувствовал, как прикоснулся спиной к столбу и медленно сполз на землю, выпростал из под себя ноги, уселся. И снова мрак окружил его, закупорил все звуки, огоньки свата города вдалеке, снова тишина, снова мрак за светом повсюду.

Сколько он так просидел, он не знал. Может час, а может и все пять, но все это время он слышал тихий призывный шепот, видел как тьма кружит вокруг света, сидел и ждал. И вдруг, резко, с шипением сотен тысяч змей мрак стал плавиться, выгорать красными искристыми точками, и он увидал сквозь эту пелену распадающейся тьмы свет рассвета. Вставало солнце там, в отдалении, за горизонтом, увидел он облака на небе подсвеченные красным рассветным заревом, соскочил с места радостно, улыбаясь.

Мрак распадался, рвался, не хотел уходить – истлевал, но вот от него уже и ничего не осталось. И Витя смело шагнул вперед, и еще шаг, и еще… черный хлыст тьмы рванулся к нему, Витя резко отпрянул, повалился на спину, и хлыст, как об щит, ударился об яркий фонарный свет, зашипело, завыло в ушах, полыхнуло ярко пламенем и снова тьма. Кругом тьма – нет рассвета, чернота кругом и мрак – ночь непроглядная.

Тьма…

Он сидел у столба, обхватив руками колени, сидел и плакал. Уже и папа его звал, и злой сторож наставлял на него черные жерла двустволки, и собака злая, сторожевая, огромная, как медведь, мчалась на него из темноты – он не двигался, все эти мороки разбивались о желтый фонарный свет. Лишь бы только он, фонарь, не погас, лишь бы…

И он погас. Погас и тьма, торжествуя, ринулась к Вите, ринулась, обняла его со всех сторон, присосалась к нему холодом своим колючим, зашептала прямо внутри головы непонятное, и вдруг распалась – завизжала резко, страшно, так что все пропало – мысли, страх, воспоминания – такой был это визг.

И свет зари хлынул, пролился на летное поле. Витя увидел, как черные тени на огромной скорости впитывались, втягивались обратно в самолет, что в рассветном свете был хорошо видим. Огромный, тоже черный, на крупных – бычьих ногах, и будто живой, играющий мышцами, сплетенными из темноты. И даже не дожидаясь, когда последние тени втянутся в него, он, цокая черными копытами, об бетон, развернулся, поскакал по полосе прочь, затарахтел заводящийся на бегу двигатель, и он взмыл ввысь, закладывая свечку – прочь от солнца!

Но то разгоралось ярче и ярче, и уже не скрыться, не убежать, и Витя видел, как заполыхал самолет на бычьих ногах огнем, полыхнул ярким, белым светом, как сварка, и растворился в рассветном небе, истлел легким темным, едва заметным, дымком.

- Все, - тихо сказал он сам себе, но с места не двинулся, а все так же сидел, обхватив колени руками, и ждал. Чего он ждал – не знал и сам. Просто сидел и сидел, никому и ничему больше не веря.

Его нашел диспетчер, когда утром шел на работу. Мальчуган, холодный как лед, замерзший, но недвижимый, сидел под давно погасшим фонарем. Сидел обхватив колени, смотрящий в одну точку.

- Мальчик, ты кто? – спросил диспетчер, но тот не ответил, не шелохнулся.

- Мальчик, - он подошел ближе, присел напротив него на корточки, - мальчик. Ты меня слышишь?

Тот молчал. Диспетчер протянул руку, потряс мальчугана за плечо, никакой реакции. Разве что почувствовал диспетчер, какой этот мальчуган холодный, будто мертвец, да и только сейчас он понял, что это не белобрысые выгоревшие на солнце волосы у мальчугана, а то что он сед – сед как лунь, как древний старец.

- Малыш, - вкрадчиво спросил он, - ты откуда?

Мальчик посмотрел на него, и у диспетчера захолонуло сердце, взгляд мальчишки был пустой и прозрачный, как у размороженной рыбы.

- Самолет, - тихо прошептал он, - самолет на бычьих ногах.

Диспетчер накинул на него свой пиджак, обхватил, взял на руки, и понес его в диспетчерскую. Там быстренько заварил чай для малыша, позвонил в милицию. Участковый приехал быстро, соскочил с мотоцикла, скорым шагом вошел в диспетчерскую. Витя сидел за столом в накинутом пиджаке диспетчера, перед ним остывал нетронутый чай.

Вскоре и шум поднялся там – за забором, это мама с папой искали его, на шум выскочил милиционер – позвал родителей. Те тормошили Витю, звали по имени, ругались, умоляли. Но он их будто не видел.

В себя он пришел только ближе к ночи, когда его укладывали спать. И не очнулся, не пришел в себя по нормальному, а дико завизжал, когда папа выключил свет в его комнате.

- Свет! Свет! Включите свет! – орал он не своим голосом, и папа щелкнул выключателем. А после успокаивал сына, который будто только-только очнулся от жуткого кошмара.

Теперь уже Витя стал большим, вырос, стал уважаемым человеком на хорошей должности, все же хорошо учился. Обращаются к нему не иначе, как Виктор Николаевич. Виктор Николаевич женат, у него двое детей, но и по сей день он никогда не выключает свет, и по сей день ему вдруг кажется, что он все так же сидит у столба, все так же охватывает руками свои тощие, мальчишеские коленки, и ждет рассвета.

А теперь и история в том формате, в каком она звучала в пионерском лагере:

Диспетчер устроился работа на аэродром. Ему сказали, чтобы, если он вдруг задержится до темна, никогда не выходил встречать самолет, который прилетит ночью. И вот он задержался на работе, уже стемнело и слышит – летит самолет. Он к окошку – и правда, подлетает. Садится. Не вышел тогда диспетчер его встречать, только удивился.

В следующий раз задержался, и снова прилетел самолет, и видит тогда диспетчер, что самолет то не простой, а как то садится странно – цокает, а не скрипит шасси. Но и во второй раз он не вышел его встречать.

И задержался он в третий раз, и снова прилетел самолет, и не удержался тогда он, вышел посмотреть, что это за странность такая, и видит что самолет полностью черный, а стоит он не на шасси, а на бычьих ногах. Побежал он от него, а самолет за ним…

Пришли другие работники утром, а диспетчера и нет – пропал. И с милицией его искали, и у родственников спрашивали – так и не нашли его. И если ты видишь ночью самолет летящий, то знай – это самолет на бычьих ногах летит, чтобы забрать кого-то.