Февраль. Повесть. (ч. 5)
Было уже ближе к полуночи, когда Паша припарковался возле пятиэтажной хрущёвки. Возле подъезда кучковалась компания молодых людей. Двое сидели на спинке скамейки, один играл на гитаре и пел дворовую песню. Вокруг толпились еще несколько человек — парни и девушки шестнадцати — восемнадцати лет. Парень отчаянно бил по струнам и громко орал песню:
— Туманный вечер на город опустито,
Погасли свечи, и дело шито-крыто,
Укутав плечи, гуляют сеньориты,
С туманным взором и строго по тарифу.
В магнитофоне кассета Челентано,
А мы на съеме и снова пьяно, пьяно,
Давайте деньги – очищены карманы,
В кармане "Camel" и три пакета плана…
Паша закрыл машину и, когда проходил мимо компании, один из парней обратился к нему:
— Сигаретки не найдется?
Паша молча достал пачку и протянул пареньку.
— Можно две, не в падлу? — начал наглеть парень.
— Оставь себе, — ответил Паша и махнул рукой, заходя в подъезд.
— От души, — услышал он вслед, и сразу за этим послышались другие молодые голоса:
— О, покурим?
— Давай делись…
Паша поднялся на третий этаж по лестнице среди гор мусора — бычков, бутылок и битого стекла. Обшарпанные стены были исписаны похабными надписями и простыми граффити. Он остановился возле двери, обитой коричневым кожзаменителем, и нажал кнопку звонка. Внутри квартиры раздался дребезжащий звук. Никто не откликался. Паша позвонил ещё раз.
— Сейчас, — послышался женский голос.
Через минуту он услышал, как ключ поворачивается, и из-за приоткрытой двери показалось лицо девушки лет двадцати пяти с растрепанной прической и заспанными глазами, запахивающей на себе старый домашний халат.
— А, Паша, это ты? — произнесла девушка, и её лицо приняло спокойное выражение. — Что ты так поздно?
Паша вошёл в квартиру и прикрыл за собой дверь. Судя по обстановке, хозяева жили бедно: старая обшарпанная мебель, грязные обои и закопченные от времени потолки, по полу валялись детские игрушки, а в коридоре на импровизированных бельевых веревках сушилось детское бельё. В квартире стоял запах еды, детских пеленок и забитой канализации.
— Проходи, Паша. Чай будешь? — сказала девушка, заходя на кухню и закуривая сигарету. — А я детей укладывала и уснула сама. Потом сквозь сон слышу звонок, думаю, Ромка пришел, но у него ключи свои есть — кто это, думаю?
— Слушай, Света, где Рома? — спросил Паша, встав в дверном проеме и подперев плечом косяк двери.
Света вновь изменилась в лице — оно вдруг приняло испуганное выражение.
— А я тебя хотела спросить? — проговорила онА упавшим голосом. — Он три дня тому назад ушёл из квартиры и так и не появлялся. Сказал, что у него с тобой дело. Ты разве не видел его?
— Три дня назад? — Паша задумался. — А что он еще говорил?
— Сказал, что ты его берёшь с собой, — ответила Света. На её симпатичном, но усталом лице отразилась тревога. — Говорил, что с тобой работать будет. Что-то случилось, Паш?
Паша молчал, уставившись в невидимую точку в пространстве и думая о своём.
— Господи, только бы он опять не принялся за старое, — протянула Света, с сигаретой во рту ставя чайник на плиту и включая газ. — Поскорей бы уже Костя вышел из тюрьмы. Как думаешь, получится ему по УДО выйти?
Паша некоторое время молча думал, нахмурив брови. Наконец он очнулся:
— Ну а ты как, дети как? — спросил он, оглянувшись на жуткую атмосферу бедности. Костя был его другом, которого посадили четыре года назад, и теперь решался вопрос условно-досрочного освобождения. Света одна растила их двух детей и еще присматривала за своим младшим братом Ромой, которому было семнадцать лет и который постоянно ввязывался в неприятности.
— Да как, нормально. Вот дети заболели — у них в садике не топят, а на улице уже холодно. Взяла на работе отгул за свой счёт, Ахмед говорит, что еще раз не выйдешь на работу — уволю. Рома вон ПТУ бросил, там хоть какую-то стипендию получал, а сейчас, если он опять за старое возьмется – я не знаю, как быть тогда?
Говоря все это, Света выключила кипящий чайник и налила в кружку кипяток, бросив туда чайный пакетик.
— Сядь, Паш, — обратилась она к нему. — Попей чай, я шарлотку сделала. Что-то ты выглядишь уставшим. У тебя всё хорошо?
— Нет, спасибо, Свет — я поеду, — произнес Паша и подошёл к Свете, протянув руки, чтобы обнять.
— Ну ладно, смотри сам, — произнесла Света и, прижавшись к его груди, вдруг разрыдалась.
— Ну все, все, Света, успокойся, — Паша прижал её к себе. Света содрогалась всем телом — какая-то боль, давно сидевшая внутри, неожиданно вышла наружу, и она уже была не в силах её успокоить.
— Как я устала, Паша, от всего этого, ты бы знал, — дети, Ромка, эта работа проклятая, за квартиру нужно платить, дети растут — не успеваю им одежду покупать, сама откладывала деньги на сапоги новые, старые уже три раза в ремонт носила, а тут квитанция пришла — “не оплатите задолженность, свет выключим”, я думаю: вот Костя там отдыхает, а я одна уже четвертый год, и сил нет, брошу его и выйду замуж, а потом понимаю, что и ему там тоже несладко живется, если сейчас Ромку еще посадят, одному передачки ношу, второму начну носить, что за жизнь такая?
Наконец она успокоилась и, вытирая слезы, закурив новую сигарету, села за стол.
— Ладно, Паша, извини — ты и так нам много помогаешь, я тут еще со своим нытьем, — сказала она, не глядя на него. Паша вспомнил, какой она была красавицей четыре года назад. Они с Костей тогда хорошо наварились на ограблении магазина, но все деньги потом ушли на адвокатов и на взятки. Светка за четыре года быстро сдала — начала курить, появились синяки под глазами, этот драный халат еще…
— Ладно, Свет, не переживай — все хорошо будет, — попытался успокоить он её. — Ромку я найду.
— Да, Паша, найди его, пожалуйста, — она умоляюще посмотрела на него. — Он же во всём тебе хочет подражать, но он же молодой и дурной еще.
— Ладно, я на днях деньги завезу, — Паша подошёл и поцеловал её в лоб. — Закрой дверь — я поехал.
Паша приехал домой поздно. Войдя в квартиру, он включил свет в прихожей, но тут же выключил и, при свете уличных фонарей, которые частично освещали квартиру, Паша скинул куртку, ботинки и, пройдя в комнату, не включая свет, сел на диван.
“Надо принять душ”, — подумал он и начал представлять, что будет делать завтра. Нужно найти Ромку, а потом начать пробивать через ментов по поводу убийства. У него осталось два дня. Потом найдут, посадят в подвал и будут пытать до последнего. Кто же его подставил? Мурад прав — всё указывает на Степаныча. Он через своих людей деньги не стал передавать Роберту — воспользовался посредником. Если деньги, исполнители и заказчики не найдутся, то следом за Пашей полетит голова Степаныча и много ещё кого. Будет война. Степаныч хоть и вор в законе, но ему не потягаться с Кавказским землячеством — в последние годы они взяли под крышу крупные предприятия и вот подбираются к заводу. И кто-то им мешает. Возможно, менты — они тоже в последнее время активизировались: игорный бизнес, подпольные казино, проституция и теперь вот хотят выйти на крупную рыбу.
Паша достал сигареты из куртки и закурил. Он попытался вспомнить события четырехдневной давности. Накануне Артем передал ему от Степаныча, что для него есть работа — передать кейс с деньгами. Обычное дело — он это делал регулярно: передавал кейс, перегонял машину и никогда не спрашивал о содержимом. За это и платили хорошо — риск был огромный, но для таких случаев нужен человек, который не знает, что внутри, и не задает вопросов. В тот же вечер он встретился с Ромкой и сказал ему адрес, где должна была состояться передача. Он хотел показать пацану, как делаются такие дела. Место встречи было выбрано странное, и непонятно, кто его выбирал — заброшенные деревянные бараки на окраине города, где живут одни бомжи и наркоманы. Но Ромка к условному времени не явился, и Паша, взяв кейс, вошёл в барак. Возле входа уже стоял Крузак Роберта. Он сказал Роберту код замка, и тот, открыв кейс, пересчитал деньги. Паша запомнил, что люди Роберта не спускали с него глаз — они не были похожи на бандитов, скорее всего бывшие военные.
Паша докурил сигарету и потушил её в пепельнице, стоящей рядом на журнальном столике. Затем лег на диван и уставился в потолок, продолжая проматывать в голове тот злополучный день.
После того как деньги пересчитали, Паша попрощался, сел в машину и поехал перекусить в ресторан. И как раз на выходе из ресторана его и повязал ОМОН. На первичном допросе следак, которого Паша хорошо знал, рассказал, что случилось. Патруль ППС делал облаву на наркопритоны в том районе, и их внимание привлекла машина, стоявшая возле старого барака. Понаблюдав за ней какое-то время, они решили войти в барак и обнаружили четыре трупа. Был с ними кейс или нет — Паше не сообщили. Его машину видели в том районе и, пробив по базе, выяснили, кому принадлежит тачка, и поэтому вызвали ОМОН. Так он оказался в СИЗО. Промариновав три дня, его отпустили за отсутствием улик.
Паша не заметил, как уснул, и ему снилось нечто странное: серые стены камеры, окно с решеткой, Полковник в белом халате, игла шприца, входящая в его предплечье, и руки, прикованные наручниками к металлической кровати. Потом смена лиц: Артём, Степаныч, Мурад, Света и какая-то девушка с прической каре и красном плаще спиной к нему, затем лица Роберта и его телохранителей, пистолет, к которому он прикручивает глушитель, затем снова камера и аквариум с золотыми рыбками и жирный директор Климов в кальсонах и грязной майке, и Артём, хохочущий над ним, он сидит на стуле, и девушка в красном плаще поворачивает голову, и он видит её профиль…
Паша проснулся на диване в одежде, весь в поту. В комнате было светло. Он вспомнил вчерашний вечер и, поднявшись с дивана, снял с себя одежду и направился в душ.