Фашизм и крупный бизнес. Часть 4⁠⁠

У немецкого крупного бизнеса была еще одна причина финансировать эти вооруженные фашистские банды. Германский империализм, стремящийся к вооруженному переделу мира и сфер влияния во время Первой мировой войны, был весьма сильно ущемлен. Версальский договор лишил его сырья и жизненно важных промышленных регионов (Лотарингии, Силезии, Саара и т. Д.), а также его колониальной империи. Германия была вынуждена разоружиться и выплатить победителям под видом «репараций» астрономическую сумму в 132 миллиарда золотых марок. Магнаты тяжелой промышленности толкнули Германию на агрессивную и шовинистическую внешнюю политику 1) чтобы вернуть утраченные рынки, 2) чтобы избавиться от разоружения, отрезавшего их от основного источника прибыли, 3) чтобы сбросить бремя репараций, которое так тяжело давило на их производственные издержки. Действуя во главе правительства Рейха, они платили и вооружали банды ветеранов войны и авантюристов. В июне 1919 года, например, они послали 50-тысячный корпус “Балтикум” воевать в Литву против Советской Армии. В 1923 году их «добровольческий корпус» оказал сопротивление французской оккупации Рура. 25 сентября 1923 года все эти "боевые лиги" были объединены в единую организацию, во главе которой был поставлен Адольф Гитлер.

Против политики магнатов тяжелой промышленности, как и в Италии, выступали лидеры промышленности готовой продукции, в частности электротехнической и химической промышленности.

После войны антагонизм был особенно силен между двумя группами — Стиннесом и Тиссеном, магнатами тяжелой промышленности, и Ратенау, президентом могущественной ассоциации "Дженерал Электрик". Ратенау публично осудил диктатуру крупной металлургической и горнодобывающей промышленности: точно так же, как средневековая знать насмехалась над германским императором и делила Германию на великие герцогства, магнаты тяжелой промышленности делили Германию на экономические герцогства, «где они думают только об угле, железе и стали и пренебрегают или, скорее, поглощают другие отрасли промышленности».

Социальная политика представителей легкой промышленности стремилась, пусть лишь к формальному классовому сотрудничеству. Пока Стиннессы и Тиссены мечтали отобрать у пролетариата уступки и субсидировать фашистские банды, Ратенау разрабатывал планы “корпоративизма”, сотрудничества между работодателями и наемными работниками. В то время как первый неохотно принял Веймарскую республику и мечтал о диктатуре, Ратенау вошел в кабинет демократического правительства Рейха. Во внешней политике тяжелая промышленность, хотя и зависела от экспорта, имела в основном националистические и протекционистские тенденции. Легкая промышленность, ориентированная главным образом на экспортную, выступала за свободную торговлю и международное сотрудничество. Ратенау подписал Висбаденское соглашение с Францией, Рапалльский договор с СССР и принял принцип репарации германского капитализма.

С 1924 по 1929 год крупные деловые круги субсидировали фашистские банды ровно настолько, чтобы они не исчезли. На самом деле они не нуждались в них, а просто хотели держать их в резерве. Ибо в эти годы они занимались громадной промышленной реорганизацией с помощью иностранного капитала. Это предприятие требовало на время политики сотрудничества как с заграницей, так и сотрудничества внутри страны с рабочими организациями. Когда настроение в массах было определенно стабилизировано, и план Дауэса вступил в силу, американский капитал начал перетекать в Германию. До 1931 года проводилась «самая масштабная инвестиционная операция в финансовой истории». Общее вливание американскими капиталистами в немецкую экономику к этому времени составило 30 миллиардов золотых марок.

Но эта дерзкая операция завершилась экономической катастрофой. С долларами, взятыми в долг по очень высоким ставкам, немецкая промышленность расширила свою производственную технику на треть. Но не хватало одного: потребителя. В стране покупательная способность росла гораздо медленнее, чем производительность труда; с другой стороны, все большее число рабочих устранялось “рационализацией” и превращалось в безработных. Наконец, все более расширяющаяся система ограничений, позволявшая крупным монополиям произвольно повышать цены, подавляла потребителя и снижала его покупательную способность.

И вдруг, в тот момент, когда новые средства производства были введены в эксплуатацию, когда готовая продукция начала скапливаться на заводах, иностранный покупатель исчез; начался мировой кризис. В то время как индекс производства резко упал в Соединенных Штатах с 106,3 в 1929 году до 64 в конце 1931 года, было параллельное падение в Германии с 101,4 в 1929 году до 60 в конце 1931 года. К февралю 1930 года число безработных превысило четыре миллиона.

Промышленный кризис сопровождался финансовым кризисом. В то время как Америка предусмотрительно предоставляла большую часть своих кредитов на краткосрочных условиях, немецкие банки переоформляли их своим клиентам на длительных условиях. С ухудшением финансового кризиса иностранный капитал устремился из Рейха. А банки, которые сами давали долгосрочные кредиты промышленности, не могли продолжать свои платежи. Повышение учетной ставки до абсолютно запретных высот завершило паралич немецкой экономики. Накопление капитала было прервано. Корпорации больше не платили дивиденды, и некоторые из них были практически банкротами; норма прибыли стремилась к нулю.

Особенно сильно пострадали крупные промышленники: их огромный основной капитал отягощал их чрезвычайно высокими постоянными издержками, которые им приходилось нести даже тогда, когда их заводы бездействовали. Они дошли до того, что только государственная помощь могла искусственно оживить их прибыль. Государство должно было помочь им снизить заработную плату рабочих, поднятую во время обманчивого процветания «рационализации». Но для того, чтобы понизить заработную плату, им сначала пришлось разрушить систему профсоюзных контрактов, которая в 1931 году применялась к десяти миллионам рабочих и почти двум миллионам служащих. Поэтому они должны были свести к бессилию не только профсоюзную организацию, но и ее проекцию на заводе, «цеховой комитет». Кризис в сельском хозяйстве был не менее тяжел, и крупные землевладельцы требовали одну государственную «чрезвычайную субсидию» за другой.

Но государство не было вполне послушным орудием в руках магнатов и юнкеров. Такие люди, как канцлер Брюнинг и канцлер фон Шлейхер, представляли интересы скорее легкой промышленности (в частности, химической промышленности, которая в значительной степени зависит от экспорта), чем тяжелой. Брюнинг все еще рекомендовал "сотрудничество" с организованным пролетариатом. Шлейхер потакал реформистским профсоюзным лидерам и, вопреки интересам тяжелой промышленности, выступал за планы “государственного социализма”, более или менее вдохновленные Ратенау. Шлейхер отказался предоставить представителям земельной аристократии квоты на импорт, которые они требовали и которые правительство фон Папена (июнь-ноябрь 1932 г.) обещало. Но электротехническая и химическая промышленность, опасаясь репрессий, которые могли бы поставить под угрозу их внешние рынки, восстали против планов фон Папена, лишив его власти.

Конечно, Брюнинг издал ряд декретов - законов, снижающих заработную плату и ограничивающих “социальные расходы". Но этих мер оказалось недостаточно. Папен пытался оживить деятельность путем субсидий и налоговых льгот для промышленности. И все же этого было недостаточно. Более того, лидеры социал-демократии и союзов, “проглотившие” декреты, достигли крайнего предела уступок. Они рисковали быть раздавленными массами, если-бы продолжали уступать.

Оставалось одно решение: крупные промышленники и землевладельцы должны полностью подчинить себе государство и передать его управление полностью подчиненным политикам. Вот почему они вывели национал-социализм из мрака, в котором он прозябал несколько лет, и направили его к завоеванию власти. Фриц Тиссен, который никогда не «подводил» своего друга Гитлера; старый Эмиль Кирдорф, мастер влиятельного сталелитейного треста в Гельзенкирхене, который был «поклонником» Гитлера с 1927 года; и другие увеличили свои субсидии.

Позже, 1 мая 1936 года, Эмиль Кирдорф сделал следующее заявление: «когда я вспоминаю свою жизнь, я не могу не благодарить Бога за то, что он дал мне долгую жизнь… и таким образом я смог прийти на помощь в подходящий момент нашему любимому фюреру». 8 апреля 1937 года Гитлер посетил Кирдорфа в Дуйсбурге в день его девяностолетия и наградил его орденом Германского орла, высшей наградой Рейха. Наконец, 16 июля 1938 года фюрер лично присутствовал на похоронах Кирдорфа в Гельзенкирхене и возложил венок на гроб.

К лету 1930 года большинство крупных промышленников и банкиров, связанных с ними, были гарантами Национал-Социалистической партии. Они предоставили ей огромные материальные ресурсы, позволившие одержать победу на выборах в сентябре 1930 года и получить 107 мест в Рейхстаге. В 1931 и 1932 годах субсидии крупных промышленников продолжали сыпаться в казну НСДАП все обильнее.

Лидеры легкой промышленности не желали торжества национал-социализма. Она по-прежнему больше всего боялась гегемонии тяжелой промышленности. Канцлер Брюнинг полагал, что, укротив социалистов, он сможет укротить и национал-социализм. Последняя, после "парламентаризации", послужит полезным противовесом пролетарским силам. Весной 1930 года он распустил Рейхстаг. Но он лишь только оказал Гитлеру услугу, предоставив ему возможность добиться большого успеха на выборах. Он льстил себя надеждой, что поймает Гитлера в свои сети, сделает его послушной собачонкой в своих руках. Но его план провалился.

4 января 1933 года решение о приходе Гитлера к власти было принято во время беседы Папена с Гитлером в доме крупного Кельнского банкира фон Шредера, имевшего связи с Рейнско-Вестфальской тяжелой промышленностью.

-------------------------------------------

Другие мои работы:

Разговор в старой Испании.

Однажды в Дакии. Часть 1.

Однажды в Дакии. Часть 2.