Евгений⁠⁠

Хочу сразу предупредить. Те новеллы, что я публиковала ранее, и будут выкладывать сейчас, это мои эксперименты в области большой литературы. Попытка играть образами и чувствами. Все герои и события существуют лишь в моём воображении. Мысли и поступки героев не являются моим взглядом на события и обстоятельства, описанные в произведениях. Это просто художественная литература в жанрах неоготика и декаданс.

Кроваво-красное солнце садилось за ломаную линию гор, окрашивая закатные тучи в тревожные алые цвета, которые придавали всей округе немного странный и гротескный вид. Августовская жара спала, день догорал. Удлинившиеся тени от берёз, растущих вдоль дороги, прочертили весь огород, да и дом уже тонул в их тьме. На улице соседские подростки возились с мотоциклом, периодически заводили и тут же глушили. Иногда доносился звонкий девичий смех. Компании там собирались часто. Впрочем, никаких неудобств они не приносили. Обычные деревенские и дачные дети, с обычными развлечениями и занятиями. Да Евгений и сам был такой. Давным-давно. В другой жизни...

Он сидел на деревянной лавке у сарая, немолодой высокий мужчина, и курил, наблюдая, как дым разгоняет начавших слетаться комаров. Все дневные дела были сделаны, осталось время для еды и отдыха. Огород требовал много труда. Впрочем, Евгений сам не знал, зачем содержал этот старый деревенский дом, зачем ухаживал за растениями. Гораздо проще было всё купить в супермаркете, да и овощей столько им не требовалось. Дочь три года назад закончила школу и училась в другом городе. Сын давно жил отдельно. Жена сюда никогда не приезжала, у её матери был свой маленький участок. Вот так и повелось, что Евгений ездил на дачу всегда один. Сюда, где бессчётное количество лет назад прошли его детство и юность.

Мать умерла два года назад. Могилка на местном деревенском кладбище всё ещё выделялась новизной среди своего окружения. Евгений часто ездил туда, невзирая на плохую дорогу. Его мощный джип нырял в промоины, выбуривая грязную воду, а потом взбирался опять на глинистые бугры, рыская из стороны в сторону. Евгений приезжал, выдёргивал вокруг могилы выросший бурьян, заливал остатки сорняков гербицидом, и потом долго сидел, глядя на портрет матери, высеченный в чёрном камне памятника. До безумия хотелось выпить, залить пустое тоскующее сердце огненной водой беспамятства, вот она, бутылка коньяка, близко, в бардачке, но машина...

Евгений курил две сигареты подряд, прикуривая одну от другой дрожащими руками, потом оглядывался вокруг, отмечая красоту и величие пейзажа вокруг кладбища, смахивал невольную слезу и, горестно вздохнув, садился в машину и ехал домой. Эх, мама, мама...

Мать всегда была противницей всевозможных новшеств и улучшений. В сущности, её дом и быт остался такой же, как и двадцать, и тридцать, и сорок лет назад... Она противилась всем настойчивым попыткам детей сделать в доме ремонт, вставить пластиковые окна, направить котёл взамен старой кирпичной печки, перекрыть крышу железом вместо шифера, провести в дом водоснабжение и слив.

— Мне ничего не надо, вот помру, делайте что хотите, — властным голосом говорила она всегда.

Она умерла, но всё осталось по прежнему. Всё осталось так же. Евгений ничего не хотел менять. Что-то внутри него не позволяло это сделать.

Поэтому дом и участок казались чужеродными в окружении более-менее современных домов. Деревянная ограда, деревянные тротуары, резные окна с наборными стёклами, веранда, крашенная масляной краской, скрипучие полы, сделанные из огромных, шириной в полметра, старинных сосновых досок, белёные известью стены. Туалет на улице, вода в роднике, куда идти метров сто по проулку. Вода из скважины на участке была плохого качества и годилась только для полива и стирки.

Евгений докурил сигарету, встал, чувствуя ноющую боль в натруженной пояснице, не спеша закрыл стайку с инструментами, выключил магнитолу, оравшую весь день за домом, и занёс её внутрь. День закончен. На улице сгустились тени. Зачерпнув эмалированным ковшом из ведра, стоящего на столе веранды, родниковую воду, от которой ломило зубы, Евгений не спеша напился. На деревенской улице всё ещё кипела жизнь. Катались дети, подростки на велосипедах, торопились на последнюю электричку дачные бабульки, проезжали машины, светя уже включенными фарами, куда-то шли чуть пьяные компании дачников.

Ещё раз бросив взгляд на деревенскую улицу и слегка позавидовав гуляющим и веселящимся людям, Евгений зашёл в дом. Здесь уже с неделю, наверное, было не топлено, и чувствовался тот самый тухлый запах тлена и сырости, присущий старым деревенским домам.

Достав из холодильника тарелку с нарезанной колбасой и сыром, он поел, совершенно без аппетита, запив еду стаканом тёплой дешёвой газировки. Взгляд его упал на початую бутылку коньяка, молнией метнулось в голове желание выпить, но тут же угасло — завтра рано вставать и ехать на машине домой, в город...

Тишина давила, тёмный дом, казалось, разговаривал с ним... Евгений включил старый пузатый телевизор, который он покупал в далёкие девяностые годы на первую зарплату, и посидел, щёлкая каналами... Ничего не хотелось. Он не понимал, зачем он ездит сюда, в эту обитель темноты и печали, где каждый кирпич и тряпка напоминают об умерших родителях и его далёкой юности. Он не понимал, зачем он держит этот большой огород, постепенно всё равно приходящий в запустение. Он просто по инерции продолжал то, что делала его мать, но всё это было ему не нужно и не по нраву, разве что как память... Но эта память причиняла боль...

Евгений выключил телевизор и лёг в нерасправленную кровать. Завтра домой. Завтра он сорвёт никому не нужного лука, срежет кабачок, наберёт поздних огурцов, ещё кое-чего и поедет домой. Но и там от него не убегут его мысли и его тоска. А пока оставим его отдыхать. Ему нужны будут силы. Не двадцать лет уже...