Добрый четверг: Золотце⁠⁠

Всем привет. Продолжаем рубрику добрый четверг. Хочу заранее извиниться. Я возьму перерыв на месяца полтора-два Есть другие творческие планы на это время. Хорошая новость заключается в том, что результаты этих планов вы несомненно увидите.

Золотце.

Забавно, как работает человеческая память. Некоторые моменты стираются из неё, будто их никогда и не было. Остается только удивляться в разговорах с друзьями, когда они рассказывают тебе истории из твоей же жизни. Другие помнятся смутно, будто смотришь на них через грязное стекло. Третьи расцветают у тебя в голове яркими красками. Четкие, насыщенные, настоящие картины твоего прошлого. Иногда кажется будто слишком настоящие.

Сколько нам было, когда мы встретили Алю? Десять лет? Нет, пожалуй, двенадцать. Толик уже пошел в седьмой класс, а мы с Антошкой еще только перешли в шестой. Точнее должны были перейти, поскольку тогда были летние каникулы. Заканчивался июнь, и мы с пацанами смотрели, как грузчики под присмотром высокого худого мужика таскали из газельки вещи. Рядом крутилась девчушка года на два-три младше нас в простеньком сарафанчике.

Помню я тогда восхитился какие у нее красивые волосы. Собранные в пучок на затылке они тяжелым золотым водопадом опускались ей на плечи. В лучах яркого летнего солнышка они будто светились изнутри.

Девочка бегала вокруг отца и что-то ему говорила. Мужчина встал на одно колено, ответил ей и потрепал по голове. Она улыбнулась, что-то взяла из пакета рядом и побежала к нам. Глядя на то, как она бежит, я почему-то подумал про солнце, которое умеет только излучать свет и не умеет его поглощать.

– Ня!

Девочка протянула нам четыре конфеты «Каракум». И где только взяла? Тысячу лет таких не видел. Мы переглянулись и даже пересчитали друг друга. Нас по-прежнему было трое. Антошка, как самый умный из нас, первый согласился принять подарок. Следом протянули руки и мы. Но на руке все еще оставалась одна конфета. Я решился озвучить тот вопрос, который вертелся у всех нас на языке:

– А эту кому?

Девочка радостно улыбнулась и ткнула себе в грудь большим пальцем. Жест выглядел слегка неестественно, будто она подсмотрела его в каком-то фильме. Видимо, поняв, что этого недостаточно она еще раз ткнула себя тем же пальцем в грудь и радостно сказала:

– Аля!

Она развернула конфету и стала откусывать от неё маленькими кусочками. Мы с Антоном тоже принялись за угощение. Мы с Антоном, потому что Толик давно уже жевал. Он как всегда не заморачивался.

Я похлопал по скамейке рядом с собой, и Аля тут же плюхнулась на это место. Её отец нахмурился, но пока никаких действий предпринимать не стал, а просто закурил сигарету. Она весело болтала ногами, нисколько не смущенная воцарившимся молчанием. А нам с ребятами явно стало неловко. Даже Толик перестал жевать. Нужно было что-то сказать, и я спросил первое, что пришло мне в голову:

– Это твой папа там?

Я указал на долговязого мужчину. Девчушка серьезно кивнула и сказала:

– Ня!

– А где твоя мама?

Девчушка безмятежно улыбнулась, показала куда-то под крышу дома и снова сказала:

– Ня!

Я больше не знал, что спросить у неё, но на помощь пришел Антошка:

– А откуда вы приехали?

Аля, не переставая улыбаться, махнула рукой куда-то за спину и сказала:

– Ня.

Но Антона такой ответ не обескуражил, и он задал следующий вопрос:

– А в школу ты ходишь?

– Ходит. В специальную коррекционную. Поэтому и переехали.

Увлекшись разговором, мы не заметили, как подошел её отец. Он не был сердит или зол, но смотрел на нас с подозрением. Протянул руку в сторону дочки и сказал ей:

– Аль, пойдем.

Та немедленно спрыгнула со скамейки и схватилась за папкину руку. Оглянувшись на нас, она улыбнулась своей замечательной улыбкой, помахала нам рукой и сказала:

– Ня!

Мы тоже помахали ей рукой.

Все думают, что для того чтобы измениться нужно какое-то потрясение. Что-то серьезное, что может перевернуть твою жизнь с ног на голову. Но это неправда. Достаточно нужных людей в твоем окружении. Другое дело, что люди не хотят меняться и ищут людей себе под стать.

Нельзя сказать, что Аля к нам прилипла. Хотя она, конечно, прилипла. Но мы совсем не были против. Было в ней что-то, что заставляло большинство людей о ней заботиться, как о собственной дочери или внучке. И мы тоже поддались её очарованию. Но если остальным людям она улыбалась, но к их присутствию относилась равнодушно, то за нами бегала хвостиком. Видимо все дело было в том, что мы были почти её возраста и не гнали прочь, не насмехались, а по сути предложили ей дружбу, когда приняли её конфеты и не погнали прочь.

Тогда мне казалось, что мы сделали самую естественную для ребенка вещь, когда поддались её очарованию. Но сейчас понимаю, что дети жестоки. Не так жестоки, как некоторые взрослые. Но все же, на них еще не наросли моральные запреты. Как легко посмеяться над умственно отсталой девчонкой, назвать её дебилкой и потом всю свою жизнь сожалеть об этом поступке. Сожалеть если у тебя есть совесть. Я безумно рад, что мы тогда поддались её очарованию. Она изменилась рядом с нами, но и мы не могли не измениться.

Оглядываясь сейчас на те времена, я понимаю, что мы стали её старшими братьями, которых у неё никогда не было и даже где-то любящими родителями. И этот опыт пригодился нам всем, когда мы обзавелись собственными семьями. Поэтому, например, мне до сих пор дико видеть, как некоторые мамаши орут на своих детей. Кроме того, она стала настоящим клеем, который не дал развалиться нашей дружбе. Тогда у каждого из нас начала появляться своя компания. Толик стал ходить в качалку, больше как развлечение, но регулярно. Тошка увлекся математическим клубом. А я стал тогда погружаться в мир компьютерных игр. Вряд ли бы мы разбежались этим летом, но потом жизнь все равно бы взяла свое. Аля привнесла в нашу разваливающуюся дружбу тепло, которое сплавило вместе человеческие судьбы.

Её отец сначала боялся отпускать Алю с нами одну. Он выпускал её только вечером, приходя с работы, и потом читал газету на балконе, иногда поглядывая в нашу сторону. Но до того, как отпустить её с нами, он провел тяжелый разговор. Детям всегда сложно говорить со взрослыми, ведь им кажется, что они все лучше знают. Но тот разговор слегка отличался. Потому что Роман Андреевич говорил с нами как взрослыми. Он рассказывал про Алю. Про её привычки и особенности. Выяснилось, что она почти не говорит. Только два слова «Аля» и «Ня». Последнее она услышала у их знакомого анимешника, и оно прилипло. Я горжусь двумя вещами в жизни: что смог вырастить сыновей хорошими людьми, и что к концу лета Аля начала говорить. Криво, косо, с кучей ошибок и не так много слов, но начала.

Жили мы тогда в новом, недавно построенном квартале. Дома похожие на огромные книжки стояли рядами друг напротив друга. Окна моей комнаты выходили на спальню Алиных родителей и иногда девочка прибегала туда специально, чтобы помахать мне. Я всегда махал ей в ответ. Между нашими домами был зеленый чистый газон, который один дедушка поливал из шланга прямо с балкона. Газон был необычный. Мой дом располагался выше чем Алин, поэтому газон представлял из себя недлинную горку, которую мы заливали зимой.

Этот момент я помню очень ярко. Я позвонил Але и сказал, что хочу ей сегодня кое-что показать. Она радостно някнула, соглашаясь, и положила трубку. Мы с Антошкой придумали отличную штуку. Я не зря вспомнил, как мы катались с этой горки зимой. Я очень хотел, чтобы Аля прокатилась с нами. Но до зимы так долго было ждать. И нас осенило. Мокрая трава же очень скользкая. Почти такая же как лёд. Поэтому Антошка взял свою ледянку, и мы пошли за Алей.

Та вышла в старом джинсовом комбинезоне. Волосы разделены на две золотые косы. Она что-то жевала и улыбалась своей безмятежной ангельской улыбкой. Она увидела ледянку в руках Антошки и глаза её округлились от удивления. Девчушка даже спросила:

– Ня?

Я улыбнулся и ответил:

– Ня. В смысле ага.

Аля тут же как пропеллер закрутила головой, пытаясь найти горку. Сходства добавляли её косички, которые следовали за резкими поворотами головы. Не найдя горки, она спросила:

– Ня?

Я не стал отвечать. Просто показал ей на травяную горку. Аля кивнула, а дальше сделала то чего мы от нее никак не ожидали. Она скинула свои сандалики и легла в мокрую траву. Мы звали её с собой, но она будто не слышала. Лежала, закинув руки за голову, и не двигалась. Изрядно раздраженный я сказал Тошке, чтобы он скатился и показал ей, как это здорово. Тошка сначала нерешительно мялся, потом все-таки двинулся наверх. Но не успел он пристроиться на ледянку, как Аля вскочила как ужаленная, босиком пробежала по асфальту и легла точно на предполагаемом пути Антошки. И снова мы пытались уговорить её уйти, и снова она лишь молчала, улыбалась и смотрела в чистое небо над нашими головами.

Еще два раза Антошка пытался скатиться и каждый раз повторялась одна и та же история: Шорох травы, шлепанье босых ног по асфальту и вновь шорох травы. Парень разозлился и выполнил обманный трюк. Сделав вид, что садится на ледянку, он дождался пока Аля начнет ложиться и скакнул в сторону. Я в этот момент находился прямо под ним и, поняв, что на уме у девчонки, лег на траву.

Первым начал смеяться Толик. Глядя на нашу возню, которой для полной абсурдности не хватало только музыки из шоу Бенни Хилла, он не выдержал и начал откровенно ржать. За ним раздался тоненький и звонкий смех Али. Потом начал смеяться я. Антон некоторое время взирал на нас гневно, но надолго его не хватило. Он сначала прыснул, а потом, схватившись за живот начал беззвучно содрогаться всем телом. В какой-то момент он не выдержал и скатился вниз, едва не сломав мне шею. Это вызвало новый приступ хохота у всей компании.

Чуть позднее мы лежали на этом газоне все вчетвером. Аля водила своими маленькими ладошками по траве, будто гладя шерсть огромного животного. Именно этот момент мне ярче всего врезался в память. Девочка, лежащая на траве. В капельках влаги на её золотых волосах отражается солнце, клонящееся к закату. Запах земли, мокрой травы и остывающего асфальта.

В один момент руки Али наткнулись на какой-то предмет. Она подхватила его и поднесла к своему лицу. Это оказалась забытая всеми ледянка. Сейчас она вся блестела от покрывающих её капель. Аля начала водить по ней пальцем. И не просто так. Её движения были очень уверенными и четкими. Конечно, она не смогла нарисовать ничего путного на старой ледянке покрытой несколькими каплями, но и так было видно, что она рисует лицо. Худое лицо. И я догадывался кому оно принадлежит. Если вот тут пририсовать острый нос, тут додумать мешки под глазами, здесь несколькими штрихами наметить щетину, то получится Алин отец.

Этот момент я помню не так четко. Видимо сказалась ярость, которую я чувствовал в тот миг. В тот день мы всей компанией с матерями двинулись на рынок. Как и многие женщины наши матери любили ходить за продуктами вместе, а нас брали вместо носильщиков. Еще в тот вечер, когда мы все вчетвером лежали на траве, у меня возникла интересная идея. Я поделился ею с ребятами, и они горячо её поддержали. Поэтому я позвонил Але и сказал ей, чтобы ждала нас часам к четырем. Мол у нас для нее сюрприз.

Рядом с рынком находился магазинчик канцелярских принадлежностей. Мы купили альбом для рисования и набор цветных карандашей. Кроме того, продавщица посоветовала нам купить еще несколько простых черных карандашей, предназначенных специально для рисования. Мы в этом ничего не понимали, поэтому доверились ее совету. Сумма была небольшая, но для наших карманных денег значительная. И все же мы не жалели о покупке, представляя радость Али.

Возвращаясь домой, мы обратили внимание, что Аля не ждет нас как всегда на лавочке у своего подъезда. Видимо еще не вышла. Закинув продукты, мы решили еще заскочить в магазин купить конфет. К тому же, Антошка решил, что надо купить колы раз все хотят пить. За Алиным домом стоял огромный строительный мусорный контейнер и наша дорога шла мимо него. Но когда мы проходили мимо, то услышали тихий голос Петьки.

Петьку никто не любил. И не зря его за глаза и в лицо называли гнидой. У этого парня примерно нашего возраста были очень своеобразные взгляды на мир. Он почему-то считал, что уважение людей можно получить, только пресмыкаясь перед сильными и издеваясь над слабыми. Естественно, что первые его презирали, а вторые ненавидели. Но он все равно продолжал. Презрение он почему-то считал дружбой, а ненависть страхом. Нас он считал сильными и пробовал перед нами пресмыкаться, но мы всегда его гнали.

В этот раз мы бы тоже прошли мимо, но все-таки слишком хорошо знали эту скотину. Наверняка опять издевался над каким-нибудь пацаненком. Поэтому мы, не сговариваясь, зашли за контейнер. Картина, которая нам открылась ошеломила. Я помню, что будто обрел тогда сверхчеловеческое зрение. Мои глаза цепко хватали каждую деталь и бережно переносили её в мозг, где они укладывались на свои места.

Я видел Алю в том самом сарафане в котором мы увидели её в первый раз. Сейчас он был смят и испачкан. Сама Аля сидела на земле и держалась за левую щеку. Я видел сквозь её пальцы, что щека покраснела, как бывает после удара или пощечины. Она не плакала, а просто удивленно смотрела на Петьку. Даже наше появление ничего не изменило. Она все равно смотрела только на него. Сам Петька до этого момента пытался заглянуть ей под сарафан и что-то успокаивающе бубнил.

Наше появление испугало его, и он сам сел на задницу от неожиданности. Я помню, какие пустые были у Петьки глаза. И лицо. Лицо было странным, каким-то расслабленным и одновременно напряженным. Сложно описать его состояние в тот момент. Уверен, что в начале он хотел просто поиздеваться над ней как над остальными. Но это могло далеко зайти, если бы мы не подошли.

Только тут я вспомнил о ребятах и меня, как вспышка, пронзила мысль. Толик! Если его не остановить, то он может и пришибить засранца. Я резко обернулся и увидел картину, которая при других обстоятельствах обязательно вызвала бы смех. На Толике обвив его руками и ногами довольно цепко висел Антошка. Бугай пытался вырваться, но пока получалось плохо. Это заняло его достаточно, чтобы он успел прийти в себя.

Я присел рядом с Петькой и голосом, от которого у меня у самого мурашки по всему телу пошли, сказал ему:

– Если я тебя хоть раз увижу рядом с ней ближе чем на десять метров, то я тебя закопаю в землю. Буквально. Живым. Тебя даже не найдут. Исчез и исчез. С каждым может случиться.

Петька весь побелел, но с места не двигался. Он смотрел на меня, как змея на дудочку факира. Я дал ему сильную оплеуху и сказал, чтобы он убирался отсюда. Не уверен, что он меня услышал, но оплеуха привела его в чувство, и чесанул он знатно. Толик взревел, видя, что добыча уходит, но с висящим на нем Антошкой погнаться за Петькой не мог. Зато, почуяв опасность, гнида припустил еще быстрее.

Я подошел к Але и посмотрел ей в глаза. И то что я увидел мне не понравилось. Она будто ушла в себя. Превратилась в безвольную куклу. Я тогда подумал, что не нужно было бить Петьку при ней и тем более угрожать ему убийством. Но поделать уже ничего было нельзя. Я взял её за руку. Её маленькая ладошка была холодной и влажной. Должно быть от пота. Она не сопротивлялась, но и не взглянула на меня. Я обернулся на друзей и рявкнул на них:

– Заканчивайте дурака валять. Помогите мне её довести.

Мы привели её ко мне домой. Я знал, что мамка закончив раскладывать продукты убежит к матери Антошки. А это надолго. Я внимательно осмотрел платье. Слава богу, оно не было порвано, но было грязным. Но сначала сама Аля. Я взял её за плечи и слегка встряхнул. Толик дернулся было, но Антошка остановил его одним движением руки. Её голова мотнулась, но взгляд по-прежнему оставался пустым. Я тихонечко позвал её:

– Аля? Аля, золотце, ты как? Аля, мы волнуемся за тебя.

Я звал её наполнив голос всей нежностью, которую только испытывал к ней. Сначала она не реагировала. Но постепенно ее взгляд становился осмысленным. Наконец, она взглянула на меня и засмеялась. Я вздрогнул. Ничего нормального в этом смехе не было. Столько лет прошло, а я до сих пор в кошмарах слышу этот истеричный смех маленькой девочки. Я растерялся. Мы все растерялись и не знали, что делать. Наконец, этот жуткий смех прекратился, и Аля заплакала. Разрыдалась у меня на плече. Какое было облегчение увидеть слезы на её лице. Обычные слезы, а не этот ужасный смех.

Я гладил её по голове и шептал какие-то успокаивающие слова. Друзья тоже не стояли столбом. Толик метнулся на кухню и начал заваривать чай. А Антошка – умничка занялся стиральной машиной. Наконец, рыдания превратились в редкие всхлипы, и я спросил у Али:

– Чаю хочешь? С мармеладками.

Аля посмотрела на меня и кивнула:

– Ня.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла грустная. Я тем же голосом спросил её:

– Ты не против если мы постираем твое платье? Оно совсем грязное.

Она посмотрела на своё платье и безразлично кивнула. А дальше просто стянула свой сарафан через голову, протянула мне и утопала на кухню за обещанным чаем. Мы переглянулись с Антошкой, маячившим в дверях ванной и облегченно рассмеялись. Я кинул ему платье и пошел на кухню пить чай.

Сейчас я понимаю, что мы тогда представляли собой странное зрелище. Девчонка в одних трусиках и трое парней пьют чай на кухне. Но тогда в этом не было ничего странного. Мы не видели в ней романтический объект. Он была и остается нашей младшей сестренкой.

Как нам казалось тогда, Аля быстро отошла от шока и напившись чая с мармеладками стала радостной, как всегда. Она умудрялась нам что-то рассказывать, используя одно слово и помогая себе руками. И самое удивительное, что мы её понимали. Ну, почти все понимали.

Чуть позже мы подарили ей карандаши и альбом. Она не сразу поняла, что все эти сокровища ей одной. А когда подняла взвизгнула и бросилась мне на шею. Мы все трое офигели. Она поцеловала меня в губы. И снова в этом поцелуе не было ничего романтического. У меня в жизни было много поцелуев. Некоторые из них были очень хороши. Некоторые были такие от которых ты витаешь где-то в облаках. Но ни один из них не сравнится с этим поцелуем чистого света. Это даже не поцелуй, а просто легкое касание губ. Вот только дело было не в поцелуе, а в том, что он олицетворял: чистую радость, счастье, благодарность неземного существа. Каждому из нас досталось по такому подарку. Мы не имели слов, чтобы описать то что мы в тот момент чувствовали, поэтому ошалелые и безгласные просто наблюдали как Аля, высунув язык, что-то рисует на полу. Она нарисовала потом много рисунков и даже картин. Но тот рисунок я храню до сих пор. На нем нарисованы три подростка обнимающих маленькую девочку. Защищающие её от всего.

Если ты думаешь, что Петька легко отделался, то ты ошибаешься. Мы наказали его этим же вечером. Антошка предложил использовать мешки с песком. Били мы его долго и вдумчиво, не обращая внимания на плач. В один момент мы заметили, что Толик слишком увлекся. На этот раз угомонить его получилось только вдвоем. Пока мы не давали ему убить придурка, Петька даже не пытался убежать. Он просто лежал на земле и подвывал. Горжусь ли я этой местью? Наверное, нет, но совершенно точно знаю, что по-другому я поступить не мог и сейчас не могу. Тот, кто способен так относиться к беззащитному существу, должен быть наказан. Кто-то более умный скажет, что месть только увеличивает количество зла в мире. Может быть он и прав. Но я не могу оставлять жестокость безнаказанной.

Гниду редко били. Дело в том, что его отец считал, что его сына может бить только он сам и то под пьяную руку. А напивался он часто. И мы не сомневались, что Петька нажалуется на нас. В этом смысле идея Антошки насчет мешков с песком оказалось неоценима. Его отец примчался уже на следующий вечер. Взбешенный он позвонил в дверь. Обычно открывала мать, но тут поднялся мой отец, ужинавший после работы. Едва он открыл дверь, как полился поток мата перемежающийся угрозами. Отец человек спокойный, но тут не выдержал. Он взял Петькиного отца за грудки, не слишком напрягаясь, поднял его над землей, слегка встряхнул и поставил обратно.

Поток ругательств, как ножом отрезало. Некоторое время оба молчали. Потом отец интеллигентно поинтересовался:

– Так что случилось с твоим сыном?

– Твой сын со своими уголовниками зажали его и избили.

– Вот как? Новые синяки появились?

– Нет они его мешками с песком били.

Отец удивленно спросил:

– Да ладно? Мешки с песком? А роботов они не использовали? А почему киллера не наняли. Вот что я тебе скажу, Петрович, что ты там со своим сыном делаешь дело твое. Семья твоя и я не лезу. Но если ты вдруг денег срубить с меня решил, используя фантазии своего сына, то не на того напал. Какие к черту мешки с песком? Им по двенадцать лет. Ты сам то себя слышишь?

– Он еле ходит!

– Слушай сюда! Твой сын тусуется со всякими ушлепками. Вот и нарвался. Ты его синяки пересчитываешь, чтобы точно утверждать, что новых не появилось? Не гневи бога. Вали отсюда пока я в органы опеки не позвонил. Им будет очень интересно знать кто его бьет. И списать на моего не получится. Тут полквартала правду им расскажет.

Петькин отец дернулся было врезать моему по роже, но видимо вспомнил с какой легкостью его поднимали и сердито затопал вниз. Я, по правде говоря, тоже струхнул. Отец у меня суровый и дураком никогда не был. Думал, сейчас развернется и начнет доставать ремень. Но отец спокойно прошел на кухню, бросив мне по пути: «Молодец». Я тогда ошалел знатно. Получается раз отец одобряет, значит я все сделал правильно.

Лишь спустя лет пять я узнал в чем было дело. Конечно, мать Али сразу догадалась, что платье стирали. Она даже спрашивать Алю не стала, а сразу подумала худшее. Отец Алин приходил домой поздно. Когда жена ему все рассказала, он рванул к моим родителям ругаться. Но на полпути его перехватила соседская бабка, которая видела и как Петька юбку задирал Альке, и как я ему затрещину дал, и даже по секрету рассказала слух о том, что мы Петьку убили. Это отрезвило Алькиного отца. А не собирался ли он сам идти убивать? Он порасспрашивал бабку, убедился, что Петька жив, но ходит с трудом и наведался к нашим отцам, где по-тихому все рассказал на случай если избиение Петьки выплывет наружу.

Теперь он не косился на нас с подозрением и спокойно отпускал свою дочь с нами куда угодно. Случилось и еще одно изменение. Аля теперь всегда выходила на улицу с кем-то. Петька однажды пытался отомстить. Но не нам, а Але, кинув в неё грязью. Не попал. А вечером пришел домой грязный с ног до головы отчего словил леща от отца. И еще три леща, когда стал утверждать, что это мы вываляли его в ближайшей луже.

Время шло. Мы закончили школу и поступили в универ. Легко предположить, что кто-то из нас начал встречаться с Алей. Но несмотря на то, что мы все трое любили её, романтического интереса не было. Аля по-настоящему увлеклась рисованием. Родители даже наняли ей репетитора. Эта женщина была так восхищена её работами, что отправила несколько самых интересных на выставку юных дарований. Аля поехала и сама в сопровождении матери. Именно там она и познакомилась с Олегом.

Знаете, у некоторых отцов есть чувство, что не существует достойного парня для его дочери? Не знаю насчет ребят, но я никогда не испытывал этого чувства по отношения к Олегу. Конечно, Аля была ангелом, но и этот парень ей соответствовал. Его нельзя было назвать смазливым. В нем была какая-то особенная красота. Слегка кривая улыбка, морщины вокруг глаз, небольшой шрам над правой бровью, добрые серые глаза. Его лицо при этом находилось в постоянном движении, хмурилось, смеялось, иногда грустило.

Он не был богат, но у него определенно водились деньги. Вроде бы я слышал, что он помогает отцу с бизнесом. И не просто занимает какую-то должность и получает на ней бабки, а работает так, что едва не проедрил из-за этого универ. А самое главное он был серьезный и ответственный. Как раз такой и нужен Але.

Этот разговор с ним случился, когда я был уже на пятом курсе. После тяжелого дня я сидел на лавочке и пил пиво. В свете заходящего солнца блеснуло золото, и я увидел Алю, которая заворачивала в наш двор с Олегом. Она радостно, словно маленькая девочка, помахала мне рукой, и я поднял руку в ответ. Нет, я всегда рад Але, но тогда разговаривать не хотелось ни с кем. Они видимо, прочитав мои мысли, двинулись прямиком к её подъезду. Некоторое время они целовались. Затем раскрасневшаяся Аля ускакала в свой подъезд, а Олег двинулся ко мне. Я тогда знатно удивился. Все-таки мы были шапочно знакомы.

Он сел рядом, и некоторое время мы молчали. Солнце слепило глаза, и я уже начал подумывать уходить, как парень разродился.

– Аля – золото.

Я посмотрел на него. И кивнул:

– Золото.

Мы вновь замолчали. На этот раз не выдержал я:

– Почему ты с ней встречаешься? Она не модель, и не Эйнштейн. Развлекаешься?

Я знал, что не прав. Что эти слова недостойны ни его, ни меня, но я боялся за Алю и это, наверное, единственное, что меня искупает. Но парень не поддался на провокацию. Он не стал оправдываться, а спросил меня в ответ:

– А ты почему стал ей за брата? Почему заступался за неё? Да потому что не мог иначе. Вот и со мной та же история. Ты не представляешь, как сложно найти человека, который бы тебя полюбил…

Я не дал ему договорить. Рассмеялся на середине фразы и добавив сарказма в голос сказал:

– Ну да. Конечно! Как сложно найти любовь богатому и красивому парню.

Он повернулся ко мне и сказал серьезно:

– Значит, не понимаешь. Найти себе девушку не проблема. Сложнее найти того, кто полюбит меня. Девушки, с которыми я встречался, любили все что угодно только не меня. Кто-то любил мою внешность, кто-то деньги, кто-то секс со мной, а одна даже имела непродолжительный роман с моей машиной. И только Аля любит именно меня. Я для нее весь мир. Я её альфа и омега. Как можно не полюбить в ответ. Как можно предать такое абсолютное доверие. Я верю, что это и есть любовь. Когда вы прорастаете друг в друга, становитесь единым целым, а не стремление хорошо потрахаться.

Я смотрел на него и понимал, что завидую. Завидую ему. Что тоже хотел бы такую любовь. Я тогда ничего не ответил ему. Выкинул недопитое пиво в урну и ушел домой. Это было невежливо, это было грубо, но меня душили ревность и зависть, и я не хотел, не имел права давать им хода. Но Олег нормальный парень – он все понял и так.

А дальше ты все и так знаешь. Твои родители тебе все рассказали. Они поженились и у них родился ты. Аля продолжила рисовать. Она не стала суперзнаменитой, потому что никогда к этому не стремилась, однако почему-то на все её картины находились покупатели. И все они были совершенны за исключением какой-нибудь одной маленькой детали. Я думаю это небольшое несовершенство делало их идеальными.

Мы тоже нашли своё счастье, нарожали детишек, нашли занятие по душе. Толик профессионально занимался боксом, а сейчас тренирует молодых бойцов. Антошка подался было в науку, но ему там не понравилось, и он организовал частный лицей. Впрочем, про Антошку ты все знаешь лучше меня.

Вот так мы познакомились с твоей мамой. А теперь, извини, не оставишь нас наедине?

Я смотрел как идет парень с золотыми волосами, которые он унаследовал от матери и серыми глазами, которые он унаследовал от отца. Хороший парень. Куда лучше, чем я. Куда лучше, чем я когда-то был. Вы постарались на славу, воспитывая его.

Я погладил черный камень, на котором было выбито два имени и четыре даты. Даты рождения были разные, а вот дата смерти одна на двоих. С одной фотографии на меня весело смотрел Олег, а с другой мне безмятежно улыбалась Аля.

Я не скрывал слез. Столько лет прошло, а я по ним скучаю. Особенно по ней. Я достал платок, вытер слезы и сказал:

– Вы живы. Пока вы в наших сердцах, вы живы. Аля – золотце, ты всегда со мной.