Чужой in da house
Детский сад для меня был намного страшнее школы. Отдали меня туда только в 4 года; до этого со мной сидела прабабушка, которая бдела надо мной аки коршун 24/7, в связи с чем я росла тревожным домашним ребёнком без малейших навыков общения со сверстниками.
Почти все в группе шли вместе с яслей, соответственно знали друг друга и подчинялись довольно жёсткой иерархии.
Шансов вписаться в коллектив с моим уровнем социализации не было; меня не то чтобы шпыняли, но и в игры принимали крайне неохотно, если вообще принимали.
Каждый день я шла в сад, как на каторгу. Утро практически всегда начиналось с моего нытья и попыток избежать похода в садик: я напрашивалась на работу с дедушкой или бабушкой, умоляла отвести меня к прабабушке.
Не истерила я только в том случае, если точно знала, что сегодня работает воспитательница тётя Оля.
Она была молодой, красивой и очень доброй. Тётя Оля, как мне казалось, была ооочень похожа на мою маму (она училась в другом городе и мне её не хватало), хотя всё сходство заключалось в толстенных очках. Она действительно охотно с нами возилась, много читала детям, учила стишки, разыгрывала сценки; с ней можно было просто поговорить, рассказать что-то животрепещущее для себя. Если меня не брали в игры - всегда можно было прибиться к тёте Оле и упросить её почитать или придумать какую-то сценку. Это позволяло как-то протянуть до того, как меня заберут домой.
Была ещё парочка воспитательниц, ни лиц, ни имён которых я не помню. Они не особо лезли в детскую возню, и при них я обычно сидела где-то в углу с книжкой - так я и дома могла, и книжек дома было больше.
А была Галина Батьковна. Она была этакой богемной тётенькой: музработник, художница, поклонница Рериха и Блаватской, эзотерик и медиум. С ней мы часто рисовали, «выражайте себя! выражайте!», при этом самой частой оценкой с её стороны было «плохо, очень плохо». Она читала нам труды Рериха и Блаватской, потом требовала их пересказывать; пересказывалось хреново, потому что 90 процентов информации из них мы просто не понимали. Нам открывали третий глаз: мы смотрели на нарисованный зелёный кружок подолгу, после чего видели ауры (в основном круглые зелёные, у предметов в том числе). Про хилеров я впервые узнала от неё, а не от Гурченко...
И самое чудесное: она пересказывала нам содержание тех фильмов, которые посмотрела в видеосалоне; смотрела в основном что-то эротически-мелодраматическое и ужастики.
Изложение Эмманюэль и Дикой орхидеи меня никак не задевали: ну любовь, ну поцелуи, ну всякое такое. Это где-то там далеко, у взрослых, и меня не касается.
А потом был вольный пересказ Чужого, после которого мой мир изменился...
Был тёплый зимний день, мы пошли на прогулку. Накануне выпал свежий снег, на площадке ещё не было никаких следов. Воспитательница что-то задумчиво рисовала палочкой на чистом снегу. Зимой гулять было немного скучновато, поэтому кто-то из детей спросил:
- А что вы рисуете?
- Да так, - ответила воспитательница, - смотрела фильм на днях, про инопланетян; вот там такой инопланетянин был...
И начался рассказ: как летели, как высадились на планету, как пошли искать приключений на заднее место.
- И вот, они начали спускаться по веревке во что-то белое, такой туман... - вещала наша чудесная воспитательница, - и тут из этого белого выскочило ЭТО! - трагически рявкнула она и ткнула палочкой в снег.
На снегу поразительно похоже был нарисован лицехват - это я поняла лет через 10, наконец посмотрев сам фильм. А на тот момент это была просто до дрожи страшная хрень, из-за которой дальше произошла совершено жуткая история с кровь-кишки-распидорасило (кто смотрел - тот понимает), о чем далее Галина Батьковна нам и поведала.
Обратно в группу я вернулась другим человеком. Я увидела (точнее, услышала) кое-какое дерьмо. До самого вечера я молчала, переваривая полученную информацию. А вечером, когда меня стали укладывать спать, детские неокрепшие мозги выдали результат: гуки (ну то есть Чужой) спрятались в потолке! Потолок белый, как тот туман; почему бы оттуда не упасть хрени мне на лицо и не устроить кровь-кишки-распидорасило?
На спине я не сплю до сих пор. Чужого, конечно, я не боюсь, но привычка за 3-4 года кошмаров осталась. Это удобно: я не храплю)