Чужой
Листаю дело. Много папок. Вглядываюсь, всматриваюсь, разбираю каракули, подписи. Чем больше, дольше читаю, тем грустнее и противнее. Доносы, кляузы, бред воспалённого ума, если здесь был ум. Просто беда. Ни одного доброго слова, грязь, подлость и ложь, ложь, ложь, бесконечная ложь, грязная ложь, подлая ложь. Задокументированная, прошитая, скрепленная печатью, пронумерованная ложь. Горы, терриконы, бесконечные дюны лжи. Уголовное дело. Я читаю уголовное дело на себя. Кошмар. Не очень люблю человечество, сейчас начинаю ненавидеть. Человеконенавистник. Моя страна, мои сограждане, мои коллеги, мои подчиненные. Они написали собственноручно весь этот бред. Узнаю стили изложения, почерки, подписи. Зачем? Для чего? Цель? Не понимаю. Совсем не понимаю.
Семнадцать лет назад принял разграбленное, разрушенное хозяйство. Большой завод, когда-то национальная гордость России. Всё как обычно в девяностых: приватизация, братки, банкротство, разграбили. Ничего нового. Моногород. Кроме завода ничего нет. Денег нет. Надежды нет. Жрать нечего. Забастовки, перекрытие дорог, слёзные письма Величайшему из Величайших. Величайший долго репу не чесал, позвонил Курфюрсту всея Неметчины: «Мы дружим? Дружим. Помогай. Национальная гордость загибается. Восстанови, сохрани, вдохни жизнь в эту самую гордость. Человечков пошли в наше Царство, производство наладить, людишек моих обучить. По рукам? По рукам. Спасибо. Ещё пригожусь.» Курфюрст призвал своих подданных: «Нужен идиот в Царство ехать, завод восстановить, самолюбие Величайшего потешить». Подданные на меня посмотрели и пальцем указали: «Есть идиот! Вот он!» Хватит по больницам шастать, болезных пользовать. Экономический диплом есть, язык родной, виза не нужна. Похлопали по плечу, дали пенделя. Езжай. Денег дадим, технологии тоже обновим. Езжай, не упирайся. Сопли и слёзы подотри. Ты ж мужик! Вот и мужайся. Восстановишь, возвращайся, полюбим ещё крепче. Так я стал властителем дум и карманов двенадцатитысячного городка в исконно русских землях и трепетной, корыстной надеждой трёх с половиной тысяч заводчан. Голодных, злых, ограбленных заводчан. Заводу более века от роду. Династии поневоле. Ничего больше нет и не было. Кроме завода только рыбалка, охота, грибы и ягодицы. Охота и собирательство. А какой строй – первобытно-общинный или уже феодальный надо было попытаться понять побыстрее. Тактика действий завит и от строя тоже. Знание-сила, а экономические знания — это сила и деньги. Экономический диплом Хайдельбергского университета сыграл со мной злую шутку.
Красивые, старинные здания завода, но холодные, тихие, мёртвые. Воздух чистый, прозрачный, густой. Птички поют, лягушки квакают, рыба в реке плещется. Идиллия. Пусть поживут, завод запустим, всё в округе передохнет и очень быстро передохнет. Очистных нет, надо их строить и быстро строить. Птичек жалко.
Развесил объявления: «Такого-то числа, такого-то месяца в десять часов состоится собрание сотрудников завода. Повестка: Возобновление работы завода. Явка желательна.» Прилепил на заводоуправление, проходную, на магазины. Не удержался, на последнем приписал: «Заезд состоится при любой погоде».
Рафинированный интеллигент SAAB, грустно покряхтывая на ямах и колдобинах, повёз меня в соседний городок, в гостиницу. Он уже знал, это его последнее место работы, тяжёлой работы. Прощай автобаны, прощай упругий ветер скорости, прощай вкусный бензин, прощай интеллигентность. Здравствуй ишак. Ползать медленно, почти на брюхе по слякотным, глинистым дорогам, колдобинам, лужам. Ползать днём и ночью, зимой и летом, до самой смерти в каком-нибудь вонючем болоте или приёмном пункте вторчермета. Знал, а мне сказать не мог. Жаль.
Собрал главных специалистов, пошли по заводу. Транспортный цех, пусто: «Где транспорт?» Молчат, не смотрят друг на друга. Понятно. Механический цех: «Где инструмент, оснастка?» Молчат, смотрят в потолок. Понятно. Силовой цех: «Где компрессоры, генераторы, распределители?» Молчат, смотрят в пол. Понятно. Цех литья: «Где?» Молчат. Понятно. Девятнадцать цехов, везде: «Где?», везде молчат, смотрят куда угодно, только не на меня. Понятно. Вишенка на торте - золотая кладовая: «Открывайте, будем смотреть». Хором: «Нельзя! Открывать только в присутствии пробирной палаты!». «Там есть что?» «Нет, всё сдали.» «Где акт?» Золотая кладовая – это такой огромный сейф, размером с вагон, где хранятся драгметаллы, спец материалы, спец документы и оружие. «Где акт сдачи?» «У пробирщика.» «Где пробирщик?» «Уже ищем». Через час прибегает раскрасневшийся, запыхавшийся мужичок в полувоенном одеянии, в руках опечатанный сургучом парусиновый портфель, на ремне кобура. «Открывайте». «Акт вскрытия составим и вскроем». У меня со словом «вскрытие» совсем другие ассоциации. «Ладно, давай». «А почему ходите с оружием?» Косится на главных специалистов: «Так ежели ключи отнимут, разграбят». Понятно. В замечательное, однако место я попал. Оружие на месте, спец документы на месте, акты сдачи драгметаллов на месте. Уже хорошо.
Составляю докладную: проще новый завод построить, чем этот восстанавливать. Ответ через день: восстанавливай, очень надо. Ну надо, так надо. Восстановим. Деньги давай. Съездил к губернатору. «Мы очень рады. Очень надо. Повышать. Улучшать. Престиж. Ура.» Уже на выходе, вполголоса: «Главное, что б народ не бузил». Ну-ну. Они бузить не будут. Они вас в клочья порвут, на колья посадят. Дворцы ваши по кирпичикам разнесут. Жрать нечего станет – разорвут и разнесут. Это я конечно, не вслух.
Пока прикомандированные комарады лазили по заводу, готовили проекты модернизации, я учился, самообразовывался. Днём на заводе, вечером и ночью читал специальную литературу. Врач довольно универсальное существо, его прежде всего учат учиться. В медицинском институте есть и различные химии, и физика, и математика. Живая клетка не проще завода, то же самое производство. Так что, понимать завод стал довольно скоро.
Встречался с главой городской. Пожилая, уставшая женщина. Жизнь городка описывает коротко. Гниль, грязь, ворьё, жлобьё, зверьё. Тотальный негатив. Пытается что-то сделать, просит, уговаривает, клянчит. Денег нет. Тупик. Люди деградируют, звереют. Алкоголь, наркотики, драки, малолетние проститутки. Нет работы, нет денег, нет надежды. Всё плохо. Договариваемся: пускаем завод и сразу начинаем приводить городок в порядок. Веселеет. Глаза заблестели. Она любит свой городок. Родилась здесь, всю жизнь прожила здесь, работала учителем, была на пенсии, выбрали Главой администрации, старается, на свою пенсию и зарплату краску покупает скамейки к праздникам красить. Такая вот Глава. Ездим по городку, действительно, грязь, гниль, вонь. Всё облезлое, ободранное, засаленное. Ямы, колдобины, огромные лужи. Всё и вся исписано нецензурщиной. Освещения толком нет. Народ ходит, вернее шатается, сильно нетрезвый и мрачный. Смотрит исподлобья, напряжённо, агрессивно. Мда. Место невесёлое и наверно, опасное.
Отработали ремонтно-восстановительные бригады. Установили, отладили импортированные производственные линии, откатали технологии. Купили транспорт, дорожную, строительную технику. Запустились. Технологические карты выполняются неукоснительно. Отдел технического контроля работает чётко. Качество отменное. Через год появилась прибыль, сначала небольшая, только-только на самоокупаемость. Прибыль росла в геометрической прогрессии. Превратилась в денежный водопад. Контракты с зарубежьем и внутри страны, ходоки клянчат продукцию вне очереди, итоговые склады пустые, зарплаты большие, в четыре раза больше, чем средняя по области. Народ повеселел, растолстел, улыбаться стал. Приоделись, приободрились, за границу стали ездить. Отремонтировали дом культуры. В библиотеку накупили книг. Восстановили больничку с поликлиникой. В школе грандиозный ремонт, компьютерные классы, огромный спортзал. Построили жильё для своих и для городских. Построили очистные, дороги заасфальтировали. Фонари повесили везде, высадили парк. Дома покрасили, отштукатурили. Выгребные ямы ликвидировали, протянули канализацию. Построили баню с саунами, парилками, буфетом. Много чего сделали для городка, очень много.
Приходили разные люди. Начали, как всегда, бандитьё. «Долю малую зашли и будет тебе счастье». Отвели в горячий цех. Огневоды-горновые, открыли разгонную печь и со словами: «Вы ребята следующие», бросили в жерло прихваченную в столовой свиную полутушу. Не долетела и до середины, испарилась, полыхнув в белом пламени оранжевой искоркой. Две тысячи градусов производят впечатление. Переглянулись ребята и озираясь удалились. Больше не появлялись.
Цыганский барон. «Хозяин, дорогой, беда. Нет в посёлке моём воды. Сделай доброе дело, дай водопровод». Протянули в цыганский посёлок и холодную воду и горячую, чего чего, а тепла в заводе более чем достаточно. Условие было одно: в городке народ не дурить и дурь не толкать, деньги не брать, лапшу на уши бабам не вешать. Договорённость соблюдалась свято.
Оборонщик. Полковник. «Надо сделать вот такую штуку. Сможете?» «Можем лучше». Разработали технологию, сделали. На полигоне получили ошеломляющий результат и соответственно гособоронзаказ.
Благотворители. «Нужны деньги, отправить ребятёнка прооперировать в Германию». Звоню коллегам: «Берётесь?» «Да, берёмся». Отправили. Полечили. Живёт. Потом наладили регулярные отправки ребятят, да и взрослых в клиники Германии.
Главный врач больнички. «Нет рентгена, нет лаборатории, нет УЗИ, нет нормального ИВЛ, да и койки дерьмо». Оснастили немецким оборудованием больничку городскую полностью.
Заведующая домом малютки. «Здание рушится, народ бежит, детишки страдают». Капитальный ремонт здания, новая профессиональная кухня, небольшая надбавка к зарплатам нянечек.
Начальник полиции. «Нет транспорта вообще, ходим по участкам пешком, задержанных волоком доставляем, да и здание совсем обветшало». Купили пару уазиков, здание отремонтировали.
Много, очень много приходило людей, все чего-то просили, даже требовали. Многим и отказывал. Что могли делали, помогали, входили в положение. Строили, ремонтировали, налаживали, оборудовали, делали всё что могли, что в наших силах. Строительный цех без дела не сидел, работал на пределе сил. Снабженцы с ног сбивались, разыскивая всякие штуковины для просителей, для городка. Прибыль позволяла, очень много позволяла, но денег никогда не давали. Сами оплачивали. Не было даже наличных денег, не было кассы, всё через безнал. Нет соблазнов, нет греха.
Можно подумать, что только и занимался, раздачей разных благ. Нет. Я жил в заводоуправлении. В шесть утра на заводе и до восьми вечера, а то и ночью, производство беспрерывное. Три смены, в горячем цеху четыре. Рабочие и техперсонал, конечно, старались, но не всё получалось. Были и начальники цехов, участков откровенные дебилы, приходилось менять, но никого не увольняли, подыскивали другое место. Отдел кадров стонал и плакал. Вот от пьянства и воровства избавились быстро. В проходных установили рамки, алкотестеры. Охрана не местные жители, а нанятые в другом регионе специалисты охраны, реальные специалисты. Обследовали завод, всю территорию, буквально по метру, поставили видеоконтроль, индукционные датчики. Сначала ловили очень много, потом почти не было ни пьяных, ни воров. Пришлось особо активных даже отдать под суд. Алкаши особо опасная категория. Накосячит пьяный придурок, а производство категории «А», опасное, рванет даже одна печь, от людей пепла не останется, а если уж пара печей, то и от городка ничего не останется. Печей десять. Нет у завода полосы отчуждения, давно строили, больше ста лет назад, так что, никакие аварии недопустимы. Не то что пьяных, просто в плохом самочувствии к работе не допускали. Пожалте в амбулаторию, получите освобождение на день. Алкоголиков не увольняли, ни к чему в городке безработный алкаш, отправляли на кодирование, лечение. Первое время сам возил автобусами на кодирование, помогало, не пили годами, потом сами просились. Трезвым оно лучше, и деньги есть, и жена любит.
Первый звоночек прозвенел, через три года, когда вызвали к губернатору. Сам не принял, отправили к заму по экономике. Пузатый, солидный мужчина. Гордая осанка, торчащие усы. На таракана похож. Долго не рассусоливает, некогда ему. Ну да, а у меня времени вагон. «Всё у вас прилично. Завод работает, прибыль солидную получает, городку помогаете. Надо и нам помогать». «У нас задолженностей по налогам нет, платим вовремя, даже немного переплачиваем. Чем можем своим помогаем. Тут у вас в центре полно серьёзных заводов, сверхмощные, почти все работают. Может они вам будут помогать, а мы у себя?» «Ты не понял. Нам надо помогать, нам». От тыканья коробит. «Нам, это кому?» «Есть фонд. Туда и надо помогать, возьми у секретаря реквизиты, перечислишь сумму какую указано». Начинаю подозревать, что губернатор меня не вызывал. «Да я уже собрался дела сдавать. Нового директора, из местных, уже почти подготовил, через пару месяцев домой поеду, отдыхать, устал, работы много». «Перечислять необходимо ежемесячно. Ты меня понял?» Тон угрожающий. Так, братки уже приходили. Может и ему показать, как испаряется туша в печи? Смотрю в реквизиты и на сумму. Круто, очень круто. Семизначная цифирь. Половина от заработанных заводом денег. Начинаю заводиться. «Вы председатель комиссии по экономике. Дайте письменное распоряжение. На основании чего надо отдавать эти деньги в фонд». Глаза собеседника наливаются кровью. «Завтра перечислишь, без уверток. Понял?» «Нет. Только по письменному распоряжению. Подпись ваша и членов комиссии желательна, ну и протокол заседания комиссии с обоснованием». Разворачиваюсь и выхожу, даже дверью не хлопнул. Сила воли, однако.
Первой прискакала налоговая. Оказалось, недоимки по налогам гигантские. «Ещё вчера всё было в порядке. Вот ваше уведомление.» «Мы ошиблись. Сотрудник новый, неопытный, ошибся». Будем опротестовывать.
Потом Рыбнадзор. Штраф за потраву рыбы. «Вы что, рехнулись? Это технологический пруд, охлаждение градирен, печей. В нем температура круглогодично девяносто градусов, иногда и кипит. Бактерии даже не живут, вода стерильная. Какая рыба?» «Штраф!» Будем опротестовывать.
Потом Технадзор. «Где паспорт на дымовую трубу?» «Это не наша труба, городская, завод к ней никакого отношения не имеет». «Штраф!» Будем опротестовывать.
Потом Экологи. «Выбросы в атмосферу зашкаливают! Всё живое погубите!» «Выхлоп печей через фильтры, стандарт ЕВРО-5. Таких ещё и в стране нет. Самые мощные, что существуют. Замеры, причём, ваши же, вот в вашем акте. Контрольные приборы опломбированы. Смотрите сами.» «Штраф!» Будем опротестовывать.
Межрегионгаз. «У вас перерасход газа, очень значительный. Перекрываем задвижку». «Печи последнего поколения, экономичные, не может быть перерасхода, недобор может быть, а перерасход невозможен». «Нет, перерасход! У нас приборы учета точные». «И у нас ваши же приборы стоят. Недобор!» «Перекрываем подачу!» «Хрен с вами. Покупаем внелимитный». «Внелимитного для вас нет!» Будем опротестовывать.
Энергетики. «У вас перерасход электроэнергии. Отключаем!» «Ну и пошли в задницу. У нас свои генераторы». Не прокатило.
Каждый день комиссии, надзоры. Появилась прокуратура – невыплата зарплаты. «У нас средняя по заводу выше, чем областная, почти в четыре раза. Какая невыплата? Платим точно в срок, два раза в месяц!» «У нас заявление!» «От кого?» «Секретно!»
Полный, полнейший бред. Чиновничья свора. Прекрасно понимают, всё прекрасно понимают. Встанет завод - хана городку. Завод даёт работу, даёт тепло, воду, всю коммуналку тащит на себе, всё жизнеобеспечение на заводе. Школа, больница, дом культуры, дороги, ну всё на заводе. Нет завода – нет жизни. Понимают, но делают гадость, стараются изо всех сил. Похвалят их бандиты от областной власти. Похлопают ласково по мордасам, почешут за ушком, может крошки с барского стола перепадут. Вытянутся во фрунт, хрюкнут от усердия. Патриоты своей земли, радетели за народ.
Только один начальник ОБЭП оказался приличным человеком. Отвел в сторону и шепнул: «Беги. Посадят. У меня приказ – нарыть и возбудить дело. Что угодно. Как угодно. Убрать. Обеспечить доступ к счетам. Грабить будут через банкротство. Это уже было. Беги».
Бился с этой плесенью почти год. Год нервотрёпки, криков, угроз. Не сдавался. Терпел. Завод работал, пыхтел, давал продукцию. Давал жизнь городку. Успели построить детский садик. Хороший, сказочно красивый садик, на пятьдесят мест. Глава администрации тоже понимала, что уничтожат завод и никто, и ничто не поможет. Она точно знала. Она давно работала с этой сворой. Придумают что угодно. Цель одна - деньги. Они достигнут этой цели, любыми путями достигнут. Она знала, и я знал. Вколачивали деньги в городок, энергетика независимая от завода, мощная котельная, вода, усиление дорог, докупили оборудования в школу, больничку, купили ещё книги в библиотеку, снесли руины оставшиеся от войны, перекрыли все слабые крыши многоэтажек, раздали ссуды под смешной процент нуждающимся, увеличили зарплаты, давали премии –обнуляли счета. Вернули немцам затраченные деньги на восстановление. Когда приехал ОМОН меня арестовывать, на счетах оставались гроши. Поехал в тюрьму с чистой совестью.
Следак оказался нормальным малым. Подобрал самую лёгкую статью. Получил два года условно. После суда уехал домой, а потом работать в Германию, врачом работать, навсегда врачом.
Недавно был в тех краях. Завёз хороший коньяк следаку, уже бывшему, и он добыл из архива моё дело. Читаю. Удивляюсь. Не понимаю. Зачем? Что ими двигало? Какие мотивы писать, говорить этот бред. «… украл у меня из сумочки мою зарплату. Сама видела …». «… принудил меня отдать всю выручку …» «… нецензурно выражался, унижал моё человеческое достоинство …» «… содержал трёх любовниц и меня совращал …» «… ругал руководство нашей любимой Родины, обзывал непечатно …» «… хватал за перед, пока не повернулась задом …» Много, много страниц. Надоело читать глупости, бросил эту затею. Заехал в городок. Вонь, грязь, запустенье. На заводе пустота, никого нет. Разграблен полностью. Дорогущие линии сдали на металл. Печи развалены, холодные. Станки без оснастки, инструментов нет. В транспортном пусто. Руины. На территории встретил заведующего золотой кладовой, пробирщика, уже совсем пожилого. Так же, в военном френче, с парусиновым портфелем, опечатанным сургучной печатью с кобурой на ремне. Разговор ни о чём, так всё понятно. Пожали руки и разошлись. Развернулся, догнал. «Скажите, не понимаю, зачем, для чего они писали заявления, врали на допросах, зачем? Что бы вволю пограбить свой завод?»
«Вы не понимаете. Чужой Вы здесь. Чужой».
Как-то наблюдал, как в Дрездене запускали завод, который стоял почти десять лет. Всё на месте, всё в сохранности. Рабочие создали бригады сохранения. Каждый день обходили свой завод, смазывали, проворачивали механизмы, проверяли целостность трубопроводов, сетей. Бесплатно, не получали за это деньги, вознаграждение. Неважно кому принадлежит. Это их завод, их жизнь.
Странных людей взрастила моя держава.
Наверное, я здесь чужой.
