Что мне в Лос-Анджелесе заметно по беспорядкам в США

1. Они шаблонны. Люди шаблонно реагируют, ведомые шаблонными лозунгами, и в них сильно не вникают.


Некоторые:


- Чёрные жизни имеют значение [но часто очень отрицательно реагируют на "все жизни имеют значение"]

- Не выделяйте денег на полицию из бюджета [т.е., пусть у нас вообще не будет полиции]

- Все полицейские сволочи

- К чёрту полицейских по борьбе с наркотиками


2. В самих (+/- мирных) протестах большинство людей вообще не чернокожие а все остальные расы, причём самые их рьяные сторонники и защитники это белые, нередко фанатичнее самих чёрных.


3. В грабежах большинство чернокожие и латиносы, но немало белых.


4. Очень много расизма от цветных по отношению к белым, в разных видах. Иногда прямой: призывы в соцсетях громить белые районы и даже грабить дома. Иногда косвеный: некоторые магазины помечают себя как "магазины с небелыми владельцами" поэтому, мол, не грабьте нас. Их, кстати, обычно и не грабят.


5. В первый день, полиция как будто мало что делала для сдерживания грабителей и вандалов - вроде как где-то стояла, перекрывала улицы, уезжала, приезжала. Но уже на второй день и позже, всё резко изменилось. Ввели комендантский час, и толпы сильно уменьшились. Потом на РодЭо Драйв (смотри мой другой пост с видео), ввели комендантский час с 13.00 и до утра, то есть почти с полудня и весь день, вечер и ночь, там нельзя быть без риска ареста. То же самое ввели в другом дорогом месте, а в остальных городах возле Лос Анджелеса и в самом, ком. час с 16.00 или 17.00 или 18.00. То есть всё равно рано. В последние пару дней арестовывают порядка 400-500 человек в день.


6. По текстам и видео в соц. сетях, у людей - в частности сильно заметно у белых - очень какой-то избалованное отношение или чрезмерно завышенное самомнение, что ли. Например, люди (20-30 лет) часто негодуют, что они не могут безнаказанно неповиноваться комендантскому часу, что полиция их не слушает (а просто арестовывает или куда-то сдвигает), что ночью во время беспорядков, когда они стоят и снимают полицию с балконов, им приказывают оттуда уйти. В новостях, где ведущая снимала как работники магазина отстаивают его от мародёров и туда прибежала полиция, ведущая негодовала что полиция её не слушала, когда она им под руку диктовала, кто есть кто.


7. Мало кто понимает вроде бы простые абстракции. Например, многие люди изначально за грабежи и беспорядки, потому что "негров притесняют" и "бунт - голос неуслышанных") но как только громят их районы или особенно кварталы или магазины, они мгновенно переобуваются. Но будто не видят связи.


8. В дополнение к пунктам 1 и 7, все эти протесты как-то быстро отошли от убитого негра с которого всё началось, и стало про общий расизм и то, что нельзя переизбирать Президента Трампа на второй срок. Но эту подмену люди как будто не видят. В книге 1984 есть шикарный момент, который я процитирую ниже, но чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что вещи которые мне были очевидны в юношестве, на самом деле мало кому понятны вообще. И интересно наблюдать такие моменты из книг в жизни, хотя тогда они казались утрированными предостережениями, но нет - почти буквально.


Итак:


"На шестой день Недели ненависти, после шествий, речей, криков, пения, лозунгов, транспарантов, фильмов, восковых чучел, барабанной дроби, визга труб, маршевого топота, лязга танковых гусениц, рева эскадрилий и орудийной пальбы, при заключительных судорогах всеобщего оргазма, когда ненависть дошла до такого кипения, что попадись толпе те две тысячи евразийских военных преступников, которых предстояло публично повесить в последний день мероприятий, их непременно растерзали бы, -- в этот самый день было объявлено, что Океания с Евразией не воюет. Война идет с Остазией. Евразия -- союзник.


Ни о какой перемене, естественно, и речи не было. Просто стало известно -- вдруг и всюду разом, -- что враг -- Остазия, а не Евразия. Когда это произошло, Уинстон как раз участвовал в демонстрации на одной из центральных площадей Лондона. Был уже вечер, мертвенный свет прожекторов падал на белые лица и алые знамена. На площади стояло несколько тысяч человек, среди них -- примерно тысяча школьников, одной группой, в форме разведчиков. С затянутой кумачом трибуны выступал оратор из внутренней партии -- тощий человечек с необычайно длинными руками и большой лысой головой, на которой развевались отдельные мягкие прядки волос. Корчась от ненависти, карлик одной рукой душил за шейку микрофон, а другая, громадная на костлявом запястье, угрожающе загребала воздух над головой.


Металлический голос из репродукторов гремел о бесконечных зверствах, бойнях, выселениях целых народов, грабежах, насилиях, пытках военнопленных, бомбардировках мирного населения, пропагандистских вымыслах, наглых агрессиях, нарушенных договорах. Слушая его, через минуту не поверить, а через две не взбеситься было почти невозможно. То и дело ярость в толпе перекипала через край, и голос оратора тонул в зверском реве, вырывавшемся из тысячи глоток. Свирепее всех кричали школьники. Речь продолжалась уже минут двадцать, как вдруг на трибуну взбежал курьер и подсунул оратору бумажку. Тот развернул ее и прочел, не переставая говорить. Ничто не изменилось ни в голосе его, ни в повадке, ни в содержании речи, но имена вдруг стали иными. Без всяких слов по толпе прокатилась волна понимания. Воюем с Остазией!


В следующий миг возникла гигантская суматоха. Все плакаты и транспаранты на площади были неправильные! На половине из них совсем не те лица! Вредительство! Работа голдстейновских агентов! Была бурная интерлюдия: со стен сдирали плакаты, рвали в клочья и топтали транспаранты.


Разведчики показывали чудеса ловкости, карабкаясь по крышам и срезая лозунги, трепетавшие между дымоходами. Через две-три минуты все было кончено. Оратор, еще державший за горло микрофон, продолжал речь без заминки, сутулясь и загребая воздух. Еще минута -- и толпа вновь разразилась первобытными криками злобы. Ненависть продолжалась как ни в чем не бывало -- только предмет стал другим."


- Дж. Оруэлл, 1984.


Интересный феномен. Почему так? Хорошая книга для понимания: Истинноверующий, за авторством Эрика Хоффера.