Было в школе.⁠⁠

Я весь школьный курс осилила и еще сверху. Расширила, так сказать

Осилил ты школьный курс, просто не помнишь)

ага, я помню детство лето, деревня, радость, по вечерам фантастика вроде Стругацких или Лукьяненко, а потом надо было по школьной программе читать... Распутин, Валентин Григорьевич, писатель конечно хороший, но мне он до сих пор тяжело заходит, почитаешь так, потом неделю ходишь мрачнее тучи, думаешь что ты в своей жизни сделал не так. А школьником класе в 5 так вообще прозрел просто.

ну у Солженицина хотя бы рассказы не очень длинные, а вот Войну и мир я когда нибудь третий том дочитаю.

Немного баяна.

Я знал человека, который пoвесил ружьё в гостиной и лежал под ним десять лет в надежде, что оно выстрелит в него, а пoтoм, oтчаявшись, снял его и абсoлютнo случайно выстрелил в себя три раза (иногда событиям нужен толчок). Я знал челoвека, кoтoрый вырастил на балкoне сад, а в гoстиной пoстрoил голубятню, и каждое утро просыпался в Эдеме. Я знал человека, который читал наизусть всего Гомера, но не мог правильно написать слово «прелестный». Я знал человека, который нашёл книгу, обнял её, счастливо засмеялся и ушёл в запой на три с половиной месяца (это были «Листья травы»; странно, что все закончилось только запоем, а как же гомосексуальные контакты и вегетарианство?). Я знал десятки и сотни людей, тысячи людей, и никого из них книги не сделали счастливым.

Может, мы все читали не так; может, стоило обращать внимание только на каждое третье слово или каждый второй слог, может, нужно было читать по диагонали, читать только первую и последнюю строку на странице. Читать книги только в синих обложках. Не доверять вензелям на форзаце. Плевать через плечо три раза перед прочтением и сжигать после.

Более реальным мне кажется то, что книги в принципе никого не делают счастливым, и соблюдение ритуалов не спасло бы даже самых педантичных из нас.

Потому что счастливые люди не пишут книг. Счастливые люди путешествуют, ведут журнал с вклейками из полароид-фото, держатся за руки, много смотрят на небо, интересуются фильмами с хорошим финалом. Книги пишут только полные неудачники; это как перебрать все занятия: выгладить все вещи, вымыть все тарелки, вытереть всю пыль и, в конечном итоге, написать книгу. Книги — это вселенская история поражений в области социального.

Еще ни разу я не приходил домой после отличного вечера, не садился за стол и не думал: «Дай-ка напишу обличительную сатиру в двух томах, чтобы все знали, как прогнило наше общество». Еще никогда у меня не было ощущения, что мне надо излить душу на ста листах после того, как влюблённость оказалась взаимной и не пришлось искать удобного угла для рыданий. Я филантроп, но не до той степени, где бы я хотел делиться с людьми ощущением прекрасного. Никто не филантроп до такой степени.

Книги несут в себе спoсoбы грустить, механизмы тoгo, как быть несчастным и чувствовать тоску. Начинаются своего Газданова и рыдают по подъездам.

Мы пытаемся избавиться от одиночества с помощью книг: никто не понимает меня так, как понимает Баррико; никто мне не друг, кроме Хемингуэя; никто не пишет обо мне так, как Борхес; никто не знает мою жизнь лучше, чем Абэ; никто мне не нужен (тут без уточнений). Еще два сборника, еще три альманаха, пять журналов, четыре электронных переиздания с дополнениями — и вот здесь точно описана моя внутренняя пустота, здесь — моё разочарование, тут неплохо сказано о моей боли, а где сказано о том, как я чувствую радость? Я чувствую радость? Я умею чувствовать радость?..

Судя по всему, книги научили меня ярко ощущать несовпадение мира реального и мира идеального, но не объяснили, что и от этого несовпадения можно получать удовольствия. А я всё страдаю от этого.