Боевой медик. Часть1
Два года назад имел неосторожность оставить комментарий
Виноват, забыл, исправляюсь.
В 2009 году, учась на 4м курсе универа, преподавателем одной из непрофильных дисциплин было дано задание написать рассказ о ветеране Великой Отечественной войны. Делалось это для книги, которую хотела напечатать Академия исторических наук. Но диск с моим файлом так и не смогли открыть (как мне сказали). Да и по поводу книги мне ничего не известно.
Мне дали адрес и телефон Якова Даниловича, и, заранее с ним договорившись, я приехал в гости. За пару часов он поведал мне о своих боевых подвигах.
За достоверность рассказанных им событий не ручаюсь, в тексте могут встречаться неточности. Как говорится, за что "купил", за то и "продаю".
Родился в Донецкой области (бывшая Сталинская), Краснолиманский район, село Лозовая 5 сентября 1923 года. Состоял в комсомоле, в партию вступил уже после войны. До войны с отличием окончил Медицинское техническое училище в городе Изюме Харьковской области и должен был поступить в Харьковский Медицинский институт, но война все перечеркнула. О войне узнал в Харькове, когда поступал в институт. Там сказали, чтобы отправлялся домой, и я отправился в свое село. Через два дня пришла повестка в военкомат Краснолеманского района, где получил направление уже во Владимир. Во Владимире в то время формировались две пехотные дивизии, в одну из которых я и попал.
Сразу же по приезду нас вымыли, одели, мне прицепили три кубаря (старший фельдшер), дали револьвер, семь патронов. Кобуры не было, так что пришлось носить его в кармане. Примерно через неделю, нас всех погрузили в эшелон и…на Ельню, нестрелянных, как говорится, не нюханных. На какой-то станции нас всех выгрузили повезли на «ГАЗике». Но проехать было практически невозможно, немецкие мессершмитты летали и стреляли во всех, кого видели. И вот мы выехали, их сразу несколько появилось в небе. Но тут сразу кто-то крикнул «Воздух!», все повыскакивали из машины и в кювет. За время разъездов, я раз тридцать выпрыгивал и залазил обратно. И вот так, пока доехали, машин, на которых нас везли, осталось всего четыре из десяти. Остальные разбомбили, люди – кто погиб, кто пересел на другие машины. Так мы приехали в лес, где располагался штаб дивизии, выгрузили нас и разместили в каком-то сарае. Я проверил свои карманы и обнаружил, что револьвера нет…видать шнурок где-то оборвался и потерялся. А в то время действовал приказа Сталина – за утерю оружия или штрафная рота, или трибунал. Я подумал, что дело плохо – мне же еще только восемнадцать. А некоторые ребята, которые там были, попадали уже в бой и как раз привезли раненых с передовой. Я к одному подхожу: «Слушай, я револьвер потерял, «там» найти можно?» Он ответил: «Садись, поедем сейчас». Я сел на телегу, и мы поехали на передовую. Приезжаем, а там всюду лежат раненые и убитые, и вокруг много всякого оружия. Я выбрал револьвер, привязал его и положил в карман. Приехали мы обратно в дивизию, а там проходила разбивка людей на роты, батальоны. Тут приезжает комиссар батальона и говорит: «На фронте не хватает оружия, так что мы пока позади на два километра от линии фронта. В общем, сдать всем оружие». Я первый подхожу, сдаю, а мне говорят, мол, номер какой-то не такой. На что я им отвечаю, что сами разберетесь с номером. Вот так я начал воевать, без оружия.
Но в этой части я долго не был, через несколько дней меня вызывают и направляют в кавалерию, в кавалерийский корпус Доватора. Именно там я научился воевать и понял что такое война. Я попал в пятьдесят третью Кавалерийскую дивизию, сорок четвёртый Кавалерийский полк, первый эскадрон. Мне дали красивого жеребца, а я в седле-то почти не ездил. Что там в селе? Сел, быстро доехал и слез. А тут день поездил и уже ни сесть, ни встать. В дивизии-то донские казаки были, кадровые воины, и поначалу надо мной посмеивались, пока мы находились в расположении. Дали мне коновода, конечно, саблю, карабин и переметную сумку с медицинским снаряжением.
Поначалу воевали так: прорывалась оборона (помогала пехота), мы проскакивали в брешь и делали бросок по лесам километров на пятьдесят-шестьдесят в тыл к немцам и там уже начинали хозяйничать по деревням и селам. В первый раз, когда я пошел в рейд, километрах в пятидесяти от передовой наткнулись мы на деревню, в которой находился штаб, то ли дивизии, то ли фронта. Ночью мы налетели на эту деревню, разгромили все и нашли сараи, доверху набитые продуктами – консервами, шоколадом, ромом, винами и всякой всячиной. Ну, мы и пошли запасаться продуктами, ведь того, что нам давали в пайках, не хватало. Но меня удивило вот что – ребята, которые уже не в первый раз ходили по тылам, набрали с захваченных машин и подвод флагов фашистских с крестами, свастикой. Наверно, сотню, и развесили по всей деревне. Ребята немного подвыпили, ходят по деревне, и вдруг появились самолеты, штук шестьдесят, сначала мессершмитты, а затем бомбардировщики. Мы не ожидали, сразу начали думать куда спрятаться, но самолеты пролетели и не тронули нас. А неподалеку в лесу, километрах в полутора, были спрятаны наши батареи «сорокапяток», и самолеты разворачиваются и начинают эти батареи «лупить». Все бомбы высыпали, и улетели. Мы спокойно ходим по деревне, растопили печки, греемся, а немецкие самолеты нас не тронули. Видимо, они приняли нас за своих. Следом за ними прилетела следующая партия самолетов, уже побольше, самолетов семьдесят. Ну, думаю, нас бомбить будут, но они дальше летят. Так мы пробыли в этой деревне дня два, и ни одна бомба на нас не упала.
Ребята, которые уже успели повоевать раньше меня, уже знали что делать, а мы, новички, неуверенными были. Ведь когда наши войска продвигались вперед, поначалу не находили ни немецких раненых, ни трупов. Мы думали сначала, что наши пули немцев не берут. И даже пожилые солдаты, тем более, молодые - никто не был уверен, что немцев можно бить. И только здесь, в захваченной деревне со штабом, я понял, что их можно бить так же, как и всех. Немцы, видишь ли, когда отступали, забирали всех с собой, и раненых и мертвых, и на этом много выигрывали.
А мы пошли дальше по тылам. Через лес пробирались, подходили к селу, обычно ночью и налетали. У немцев свет горит в окнах, сами пьяные сидят за столами - вот такими мы их и били. В процессе я научился и стрелять, и гранаты бросать в окна. В общем, более или менее сносно воевать.
Где-то после второго моего такого похода, примерно в ноябре, под Волоколамском, потеряли много людей, в том числе офицеров, раненым и убитыми. А командовать некому. У нас в эскадроне тоже офицера ранило, его отправили в госпиталь. И получилось так, что офицеров нет, ведь ранило опытных. Ну, а я-то с «кубарями», и меня командир полка вызывает: «Принимай эскадрон». Я говорю, что не знаю ничего, ни карты, ни в лесу как ориентироваться. Он в ответ: «Нет других офицеров, выбыли все и ночью выступаем. Будешь ты». Я принял командование, а сам не знаю что делать. Подхожу к коноводу, а он мне, мол, как-нибудь справимся. Нам поставили задачу: пройти двадцать километров через лес просекой, первому эскадрону выйти к южной окраине села к двенадцати часам, остальным эскадронам зайти с других сторон, и по сигналу зеленой ракеты – внимание, красной - идти в атаку. Пока ехали, я все разговаривал с пожилыми кавалеристами, что делать-то? А они мне – справимся. Тут подъезжает ко мне один, и говорит: «Я знаю карту, так что помогу тебе». По дороге захватили двух немцев, видимо это была их разведка, допросили, они сказали, что действительно впереди деревня, сказали какие силы в деревне. Ну, и тут же их расстреляли - не с собой же брать - и поехали дальше. Тот кавалерист вывел к селу. Уже стемнело. В окнах горит свет. Я его спрашиваю: «Как ты смог провести нас, ведь темно, ничего не видно?» А он мне: «Я не могу тебе сказать… Я капитан. С границы иду - нашу часть разбили, а заявить, о том, кто я, не могу, так как меня или расстреляют, или в лагерь отправят». И тут взлетела зеленая ракета, за ней красная, и мы пошли в атаку. Поставленную задачу выполнили и вернулись обратно.
Как-то в районе города Белый, что стоит на речке Белая, нашей пятьдесят третьей кавалерийской дивизии была поставлена задача перекрыть большак, то есть поставить заслон немцам. А основные войска тем временем отходили ко Ржеву. Во Ржеве войска должны погрузиться в эшелоны и отправиться под Москву, а мы должны прикрыть их отход. Прибыли мы в Белый, там простояли дней пять. Я со своим эскадроном был в сарае рядом с дорогой. В сарае находились три пулеметные точки. Основные же силы с пушками «сорокапятками» находились чуть впереди и занимали оборону. Внезапно появился самолет «У-2» с яркими красными звездами. Мы обрадовались, так как наших самолетов еще не видели, только немецкие, махали ему руками, он нам в ответ. Самолет покружил немного над нами и улетел в сторону немцев, а спустя некоторое время возвращается уже с немецкими крестами на борту и с немецкими самолетами в сопровождении. Видимо, сделал разведку, узнал, что надо, доложил своим. Самолеты побомбили немного, и тут немцы бросают основные силы - танки и пехоту. Они выбивают нас с этой речки, части с трудом отходят. Сразу же появляются бомбардировщики, около восьмидесяти сначала, а потом я глянул на небо и не увидел свободного места. Там были и мессершмтты, и юнкерсы, и хенкели, и еще какие-то…Они бомбили без перерыва, бросали и бочки из-под бензина продырявленные, и рельсы. А выли они – страсть - как громко! Ударили они по нам очень сильно, выбросили десант у нас в тылу. Я быстро прыгнул на лошадь, выскочил из сарая, перескочил через какой-то кювет, и в лес. А немцы пошли по дороге, которую мы должны были прикрывать, а дальше на Москву.
Так наш корпус оказался в тылу у противника. Нам повезло, что командиром корпуса был Доватор. Смелый он был все-таки и толковый полководец. Нам запретили разводить костры, курить ночью, ничего не греть на огне, мол, что есть, то и грызи. Все это для того, чтобы нас не обнаружили. Самолеты ведь постоянно кружили в воздухе. Если надо было переходить дорогу, то надо все делать тихо, держать лошади морду, чтобы она не заржала. Переходили только ночью, так как на дорогах разъезжали патрули. А немцы по дороге двигались так: сначала бронетранспортер, за ним танк, а потом мотоциклист. Такой вот троицей они ездили. А минут через двадцать ехали обратно, и нам надо было успеть перебраться через дорогу. Так мы добрались до какого-то леса, и там я увидел, что лес был просто забит нашими солдатами. Я подхожу к сидящему там капитану и говорю: «Что же вы тут сидите? Немцы уже по дорогам ездят!» А он мне: «Так куда же я поведу? Никакой команды нет. Я поведу, а меня дезертиром или предателем назовут!» И как оказалось, там было около миллиона солдат, кто погиб, кто в плен попал. Они остались там, а мы дальше пробирались. Так добрались до Ржева. И какие там склады нашли! Огромные склады с продовольствием, обмундированием и с вооружением были. И ведь эти склады никем не охранялись, брошенные были! Мы, каждый себе по две четверти водки в переметные сумки положил, консервов, шоколада. Нашли лётное обмундирование, куртки кожаные. Мы свои сняли, одели кожаные. Я с собой захватил еще суп гороховый в брикетах. Какая же гадость! А ведь костры разводить не разрешалось, так что приходилось всухомятку грызть его. А он соленый, есть невозможно, но приходилось жевать его, потому что ничего больше не было.
Так вот, из Ржева мы двинулись прямиком до Москвы. По пути нам попался город Клин. Ну, думаем, тут наши войска стоят. Нет! Никого! Все брошено! Мы прошли Клин. Немного пройдя, увидели противотанковый ров, глубокий весь перепутанный «ежами» и колючей проволокой. А через ров перекинуты были пара дощечек, и на другой стороне стоял солдатик со старой берданкой. Мы у него спрашиваем: «Где войска? Немцы уже близко!» А он: «Никого больше нет, я один. Мне приказали охранять этот мостик, вот я и стою». Переправились мы через этот мостик. До Москвы оставалось примерно восемнадцать километров. Раздалась команда «спешиться и занять оборону». Линия обороны была уже подготовлена, вырыты траншеи, построены пулеметные дзоты. Ждать немцев пришлось недолго, уже через день они появились. Сразу же нас начали обстреливать, мы в ответ стреляли из всего, что было. Это было примерно в ноябре-декабре 1941 года.
Вдруг приходит пехота. Сибиряки приехали и сменили нас. А на нас вшей было…мы же по тылам долго ходили, не мылись. Гимнастерку снимешь, а она вся белая. Так вот, сибиряки сменили нас, заняли оборону, а нас отвели километра на три в сторону, в какую-то деревню. Устроили там баню. Приказали помыть всех. Меня командир полка назначил дежурным по бане. Поставили две бочки из-под бензина, под них подложили бетонные подставки, внутри бочек подложили что-то, а сверху сложили все обмундирование. И жарили одежду. Так избавлялись от вшей. В общем, помыл я всех, сам помылся, привезли нам американские гимнастерки шерстяные и такие же брюки. Офицерам, конечно же.
Долго отдохнуть нам не дали, через день поставили задачу: взять «языка». Мы выдвинулись. Я держался рядом с командиром эскадрона. Неподалеку от деревни в ложбинке спешились, оставили коновода с лошадьми, а сами пошли в деревню пешком. Пришли. Немцы спокойно сидели по домам и то ли пили, то ли ели. Подошли мы вплотную, и начали забрасывать гранатами, стрелять. Вдруг нам в спину начал стрелять пулемет – или «проспал» нас, или пропустил вперед. Начал он стрелять, когда мы начали в деревне хозяйничать, и мне в руку – раз! и зацепило. Пуля попала в локоть, прямо в сустав. Я сказал командиру, что меня ранило. Он отправил меня к коноводу, мол, сам доберешься. Я ползком стал пробираться к коноводам. Когда практически добрался до них, пулеметчика уже убрали.
А 17 декабря 1941года мороз стоял крепкий. Мне налили целый стакан водки, и я его залпом выпил. Никогда не пил столько. Закутался в плащ-палатку и в шинель, в снег свалился и уснул. Наш эскадрон возвратился из деревни, и мы стали пробираться к своим. А ведь снова в тыл к немцам зашли километров на двадцать. Снова надо было пробираться через лес. По дороге раза три нас обстреляли, наверное, немцы. Вышли мы на нашу передовую, мне предложили обратиться в полковой медпункт пехоты, но командир сказал, что отправит меня в Москву. Госпиталь в Москве находился в институте имени Обухова. Там мне сделали операцию, удалили пулю из сустава, побыл я там неделю. После меня снарядили и оставили эшелоном в Павлодар, Казахстан. И там я долечивался уже.
К сожалению в один пост не поместилось. Продолжение https://pikabu.ru/story/boevoy_medik_chast_2_6162677
